Питомник Дазая Осаму

Чуя потратился на контейнер для еды, хотя для него всё равно было унизительно приносить свои шедевры холодными, но он старался не зацикливаться — этому и такое пойдет. Домашки было немного, ведь он не был на парах. Так он всегда и избавлялся от проблем — не услышал, значит не заданно. Он позвонил и обрадывал мать, которая чуть не поперхнулась /было бы очень прискорбно/, ведь он ну буквально за день нашёл работу, что означало: «Я мог сделать это и раньше, но мне нужно особое приглашения, а после него ещё и пинок под зад».

***

Литературы не было в расписании, и Чуя, который вынужден был прийти за пол часа до своих пар, сейчас ворчал под нос всякие нелитературные словечки. Юноша бегал по этажам, агрессивно ища аудиторию, в которой могла бы находиться эта занудливая палка. Беспардонно открыв очередную дверь, увидев, как Осаму ведёт лекцию, он уж думал зайти и просто оставить контейнер с карри, но решил, что во-первых: Дазай опять что-нибудь выебнет в ответ; во-вторых: хихикать над ними начнут ещё больше, и в-третьих: он хочет узнать, что там по сочинениям /нет, явно нет, где-то он себя наёбывает/. Он закрыл дверь и облокотился о ближайшую стену. Где-то сбоку раздался кашель. Чуя перевёл взгляд на парня, у которого имя похоже на карканье вороны, на крик диких людей из племён каменного века, на ритм барабанов и тарелок, а его прическа… ахахах. Что за поебота? Рыжий ухмыльнулся и без каких-либо приветствий отшутился: «Стареешь. Кашляешь как припадочный, вот седеть начал. Что каркаешь тут?» Акутагава удивленно посмотрел на Чую. — О, ты, кажется, мой одногруппник. — Подошёл к рыжему ближе и приветливо протянул руку. — «Я кар кар кар!» — Именно так всё это слышал Чуя, а его собственное рычание наверное тоже можно было расценивать как описание тотемного животного юноши. — А ты? — Чё? — Накахара немного удивился, что на его шутку никак не отреагировали. — Чуя Нака… да вали ты, что надо вообще? — Рыжий немного оттолкнул всё ещё не понимающего такой агрессии парня. Акутагава начинал слегка закипать, но сдерживался, находясь слишком близко к кабинету, в котором Осаму Дазай. — Слушай, я не знаю, с чего ты такой злой, но я не уйду, хотя бы потому, что мне надо зайти к Дазаю — сенсею. Какого дьявола ты здесь шумишь? Они оба стояли как два быка, смотрящие на новые ворота, дышали почти что пламенем, видя друг в друге мишень. Дверь кабинета открылась, выпуская второкурсников, и Акутагава быстро проскочил внутрь. — Э-э-э, куда, блять? — Чуя расстроенно смотрел на то, как его опередили, и во взгляде пробежавшего мимо него Рюноске читалось что-то типа «Семпа-ай!», когда тот увидел открытую дверь. Высшая степень игнора, тц. «Какая же даунская группа сейчас выходит из дверей. Ни любимчиков, ни отличников. Хорошистов тоже очень мало. Как можно было выебнуть, что Пушкин родился в СССР?..» — думает разочарованный Осаму. От негодования и пренебрежения его отвлёк вбегающий в аудиторию Акутагава. — Дазай-сан, вы вчера у меня свои часы забыли. — Осветлившийся парниша протягивает наручные часы лектору. — О, спасибо, Акутагава. — Берёт он из рук студента потерю. — Тебе идёт. — Осаму кивает на передние осветлённые прядки, обрамляющие зардевшееся личико. — Ах да, зайди к Ацуши сегодня, уверен, что он уже так соскучился по тебе! — Хорошо. — кивает Рюноске. Чуя, стоящий в дверях и ну очень громко скрипящий зубами, не слышал разговора, да и слышать не хотел. Уткнулся в телефон, но завидев, как Рюноске передаёт часы хозяину (часов), один глаз немного задёргался. Вот Аку разворачивается к выходу из кабинета и рыжий юноша, распрямив спину, гордым шагом направляется к Осаму, не дождавшись приглашения. Принципиально задевает чужое плечо темноволосого, что было довольно больно для обоих, но Накахара даже бровью не повёл. — Доброе утро, Чуя. — Улыбается лектор, видя юношу с контейнером для еды. — Как дела? — Хуёво. Спроси в следующий раз о моих делах, когда я не должен буду таскать тебе свои шедевры кулинарии, так ещё и не в разогретом виде. Так ещё и утром. Так ещё и сталкиваясь с твоей шавкой. — Чуя поставил контейнер на стол, и, судя по манере речи, он должен бы развернуться и уйти в закат, но он всё-таки облокотился о учительский стол, продолжая ворчать. — Хотя не, лучше не спрашивай о моих делах. Лучше вообще не спрашивай меня /особенно на своих лекциях/. Ты проверил мои работы? Я мечтаю снова не появляться на твоих парах, ты бы знал, как сильно. Не смотря на интонацию, количество переигранной ненависти и целый шквал злобных взглядов, Чуя был разговорчивее обычного, так что его изречения напоминали сцену из фильма: «Я гналась за вами три дня, чтобы сказать, как вы мне безразличны!» — Ох-ох, похоже, кто-то в плохом настроении. Ворчание как комплимент от шеф-повара? — Открывая контейнер, говорит Дазай.— Спасибо за еду, выглядит съедобно. Чего просто так топчешься, присаживайся давай, вместе поедим. Может добрее станешь. В прошлый раз же сработало. Выглядит съедобно, пхах. Дегустатор нашёлся. — Тут только одни столовые приборы. — Живот, конечно, заурчал, когда Чуя носом уловил запах еды. Впрочем, ничего нового. Накахара уже ждал от препода какого-нибудь решения проблемы, присматривая себе стул. На секунду в голове всплыли воспоминания с позавчерашнего дня, и юношу пугала ассоциация «стул = Осаму». Кажется, загоны по типу «педофилия — это плохо» отошли на второй план, и Осаму готов уже снова усадить парня себе на колени, но есть так, к сожалению, было бы не удобно. Придвинув к своему стулу напольную большую звуковую колонку, стоящую рядом, напоминающую полуметровую коробку, кареглазый резко потянул студента вниз за талию, усаживая на предмет. — Раз малыш Чу взял только одни столовые приборы, придётся мне его кормить. Открывай ротик, лети самолетик. — Шатен накалывает кусочек мяса на вилку и подносит к губам Чуи. — Давай, скажи: «А-а-а-а». Ну ёбнулся Осаму, что с того? Может это материнские инстинкты проснулись или ещё чего похуже? Но почему-то все его агрессивные выпады в последнее время казались такими милыми. Такой шипящий злой котёночек, но чуть испугаешь — жалостливо замявкает. Чуя уже не в силах сопротивляться ни перед поведением Дазая /в конце концов, он за этим и пришёл сюда/, ни перед собственной едой. Рыжик приоткрывает рот и тянется навстречу руке с наколотым на вилку мясом, слишком элегантно обхватив губами и принявшись жевать. Смущение он предварительно оставил сегодня дома, потому что оно конкретно заебало. Выжидающе посмотрел на Осаму, облизываясь и ожидая добавки. — Вкусно? — Улыбнулся Осаму. — И даже яда нет? Поразительно. — Дазай наконец пробует еду, кладя её уже в собственный рот. — Ммм, и вправду вкусно. — Бинтованный накалывает и кладет в ротик рыжика очередной кусочек еды, немного заляпав ему губы соусом. — Голодной твоя будущая жёнушка точно не останется, — хихикает шатен, вытирая большим пальцем Чуины губы. — И да, Чуя-чи, если тебе так сложно рано вставать, мог бы и позже занести, я же не просил именно утром. Чуя инстинктивно потянулся навстречу руке, протянутой, чтобы вытереть соус с его губ. И не понятно: то ли он слишком голодный, то ли просто податливый. Так или иначе, Накахара не уделяет много внимания своему действию, сразу скорчившись от мысли о «жёнушке». Читая те женские романы, спрятавшись под одеялом в детской комнате, ему и правда было страшно представлять себя вместо мужчин, что дарят цветы, идут на подвиги ради дам, садятся на колено, делая предложение… не, ну садиться на колени ещё ладно. — Чё?! Какая жёнушка? Аппетит не порть, а. — Чуя проглатывает очередной кусочек мяса, всё ещё забывая смущаться тому, что его буквально кормят с рук. Приручённым чувствуешь себя ни когда готовишься к урокам, а когда позволяешь пихать себе мясо в рот. — Еще бы я задержался здесь после пар, и вообще, ты хочешь, чтобы я таскал еду, которая сделана почти сутки назад?! — Ну если лень в универ таскать, и еда портится, могу к тебе вечерочками наведываться на званный ужин. Еда будет тёплая, да и потребитель придёт к тебе сам. — Дазай счастливо уничтожает принесённое юношей, не забывая периодически и его кормить тоже.— М-м-м… и да, сочинения в плохом состоянии и малоразборчивы, перепиши, пожалуйста, — завершая трапезу, вечно голодающий передаёт листочки с сочинениями их автору. От всего, что говорил Дазай, хотелось поперхнуться, и каждый раз, когда говорил Дазай, у Чуи был набит рот. — Что, блять?! Ты серьёз…– Чуя многое хотел сказать на счёт сочинений, но понимая, что во-первых правда не помнит, что там вообще написано, во-вторых написано оно наверняка неразборчиво, всё-таки тянется за листочками. — Ладно, давай посмотрим. Чуя демонстративно плюхается на стол прямо перед стоящим Осаму, надеясь ткнуть в него записями и сказать «а вот мне лично всё понятно!», и бегло пролистывает первую страницу. — Ч…что?.. — И вот, наконец, опаздывающее всё это время смущение находит своего хозяина, сразу же проявляется в виде покрасневших щёк и сжатых пальцев. Чуя ошарашенно смотрит на имя своего преподавателя, написанное на полях, так ещё и настолько аккуратно, что Накахаре пришлось заставить себя принять, что это его почерк. Он почти вопросительно смотрит на Осаму, слишком сильно задирая голову, потому что тот правда близко. — Что? — Склонив голову вбок, очевидно наигранно удивляясь, издевается лектор. — Это твои сочинения, не узнаёшь? Шатен нагибается к собеседнику, дабы тот не ломал шею, и шепчет на ухо, усмехаясь: «И знаешь, я тут заметил кое-что: работы, обычно, подписывают своим именем, а не именем преподавателя.» — Дазай лукаво смотрит в голубые глазки напротив, наслаждаясь реакцией. — А вообще, такие милые веточки мне ещё никто не рисовал. — Чмокнув рыжика в висок, Осаму глянул на часы. — Кажись, у нас с тобой уже следующая пара началась. — Отстранившись, собрав свои вещи, Дазай направился на выход, и со словами: «Жду приглашения на ужин!» — Чуя остался в помещении один.