Питомник Дазая Осаму

Акутагава так и не смог уснуть. Слушал, как мирно посапывает в гостинной друг, как глубокой ночью на улице пошёл ливень и таранил в окна квартиры. Чувство тревоги не покидало тело первокурсника. Он думал о том, что из-за возни с Ацуши не подготовился к завтрашним лекциям, в том числе и лекции по литературе. Но на первый план выступало предчувствие, что что-то не так, так что оставалось только ждать утра. Часам к трём ночи проснулся Ацуши. Рюноске и Накаджима не были друзьями того уровня, чтобы знать друг о друге всякие мелочи, но теперь можно было сказать наверняка — Ацу безумно боится грозы. Казалось, он трясся сильнее, чем крыша от ударов молний. Так что Акутагава позвал его в комнату и они сидели вместе. Рюноске пожертвовал своё одеяло Накаджиме, под которым тот и прятался от шума с улицы, боясь даже нос высунуть. А когда гроза стихла, светловолосый так и уснул, свернувшись в клубочек, на кровати Аку. Утро началось с того, что Рюноске задремал, а когда проснулся, первым делом его взгляд упал на парня, у которого чёрная футболка, презентованная Акутагавой, сползла с одного плеча, оголяя красивые ключицы и светлую кожу. Рю почти позволил себе залюбоваться этим, но всё же разбудил Ацуши, напоил того чаем и выпроводил из квартиры. Первой пары не было, так что решено было все же зайти к Дазаю, дабы убедиться, что все его наихудшие подозрения не оправдались. Оставив на столе завтрак для Гин, которая по субботам не учится, Рюноске отправился в соседний дом. От холода плитки в ванной, на которой мужчина пролежал всю ночь, по телу проходила дрожь. Голова раскалывалась от вчерашних ударов о стену. Осаму разлепил глаза, проводя по измазанному в собственной крови кафелю, разодранной, пульсирующий от боли рукой, чувствуя сухость в горле и сильную тошноту. Кости ломило, а перед глазами плыло. Дазай поднимается на дрожащих руках, не сдерживая рвотные позывы; выблёвывает когда-то съеденное карри на пол. Локти подкашиваются, и он падает лицом в собственные отходы. Всё тело зудит, и Дазай не в силах перестать чесаться, расцарапывая краснеющую кожу. Шатен отвык от этих ужасных ощущений, и если честно, привыкать снова не хотел. Он думал лишь о том, что ему просто необходимо снова погрузиться в то ощущение радости и спокойствия. О том, что нужна ещё одна доза. Дазай, игнорируя реальность и боль во всем теле, ползёт к оказавшемуся в другом конце ванной комнаты спасительному пакету, садясь с ним рядом. Слабо работающими руками Осаму раздражённо теребит упаковку от шприца, пытаясь открыть. Через несколько минут он находит всё необходимое; вводит новую дозу в шприц, перевязывая шнурок на руке потуже. Мужчина облокачивается спиной о стену, приставляет иглу к вене, отказываясь возвращаться в реальный мир, предпочитая теряться в чувстве эйфории. Акутагава быстро выскочил из дома, ощутив утреннюю прохладу и слегка поёжившись. Он редко сам заявлялся домой к Дазай-сану, чаще тот ходил к ним. Но Рюноске был уверен, что никто его поступок не воспримет негативно и не выкинет за шкирку, хотя, по сути, аргументов, которые могли бы привести в рань своего ученика в гости к учителю, не находилось. Рю потоптался перед дверью, а потом неуверенно постучал в неё, не находя по близости дверного звонка. Но ответа не последовало. На часах пол восьмого, и в это время Осаму ещё не отправляется на работу, даже если у него первые пары. Это заставляет Аку нервничать сильнее, и он смелее, настойчивее стучит в дверь. Даже думает крикнуть что-нибудь, но это кажется глупостью. Пара минут войны с собой заканчиваются тем, что он думает попробовать открыть дверь. Это ведь ничего такого? Она всё равно скорее всего закрыта и на этом его полномочия как бы всё. Он тянет руку к дверной ручке, жмёт на неё, слегка отталкивая от себя, и скрипучая дверь поддаётся. Акутагава шагает в смутно знакомую, будто бы заброшенную квартиру, и сразу замечает, что здесь что-то не так. На полу в коридоре лежит большой рулон оранжевой бумаги — видимо обоев — что заставляет Рю думать, что он «ошибся номером». Он ступает дальше и видит на полу между коридором и комнатой разбитый телефон. И тут Акутагава нервно вдыхает поток застоявшегося воздуха, в котором несёт потом и чем-то ещё, и забегает в комнату. Там никого нет, но там валяется плащ Дазая, всё странно разбросанно и… Аку слышит какое-то копошение в ванной, быстро вбегая туда. На полу, в самом дальнем углу ванной сидит Дазай, приставляя шприц к вене. Там же разбитое зеркало и лужа крови в перемешку с рвотой. На самом деле, Рю не первый раз видит такую картину, так что бросается к Дазаю и трясущимися руками выдёргивает шприц, который уже протолкнули в вену, но ещё не начали вводить наркотик. Шприц отлетает к соседней стене, пока Рюноске продолжает оглядывать Дазая. Весь грязный, с перепачканным лицом и рубашкой, на бинтах на шее справа видна кровь, и если проследить дорожку, то становится понятно, что у него была сильно поранена голова, где волосы слипшиеся и окровавленные. Осаму понадобилось несколько секунд на то, чтобы понять, что шприца в его руках больше нет, зато есть чьи-то ноги напротив. Мужчина поднимает полный злобы взгляд на присевшего перед ним. — Убирайся. — Дазай-сан… — Рюноске громко сглатывает, когда его губы слегка дрожат от волнения и лёгкого страха из-за того, каким голосом говорит шатен. — Я вызову скорую, пожалуйста, — мямлит парень, вытягивая из заднего кармана джинсов телефон и мгновенно поворачиваясь полубоком, крепче сжимая гаджет. Он осторожен, но знает, что Осаму может и выбить телефон из рук, так, что тот полетит вслед за шприцем. И если шприцем потом можно будет ещё воспользоваться, то телефоном… — они сделают всё возможное, и вам станет легче… Рю набирает номер скорой и прикладывает к уху. «Блять. Как не кстати. Какого чёрта он сюда припёрся именно сейчас? Мне бы хватило ещё одной секунды, а теперь мальчишка вызывает скорую, что совсем не хорошо. Ёбаные больницы с ёбаными врачами! Ещё и пакет с запасами порошка на видном месте, не положат же они его любезно на место. Чёрт! Это была его последняя нычка. Блять, вот же дерьмо, » — шипит про себя Осаму. Дазай понимал, что в таком состоянии он вряд-ли как-то помешает звонящему. Видя, как студент полностью сконцентрировался на защите своего телефона и вызове в скорую, Осаму приступает к осмотру ванной комнаты, находя глазами отброшенный шприц примерно в метре от него. Мужчина быстро приподнимается, ползёт, перебирая кое-как конечностями, резко вытягивает руку и хватая шприц. Он не целясь втыкает его в руку. В другой бы жизни из Рюноске вышел прекрасный боец или типа того, который и переговоры может вести, и физическую силу применять. Причём одновременно. Но это в другой жизни. Здесь же он называет адрес дома диспетчеру, оборачиваясь, чтобы проверить Дазая, но того на прежнем месте нет. Кое-как умудряясь завершить диалог, после того, как уточнил, что мужчина, возможно, принял очень много, Акутагава уже сам отбрасывает телефон и, подскакивая на ноги, бежит к Дазаю. Пока тот сосредоточен на том, чтобы медленно нажимать на рукоятку поршня шприца, Рюноске одну руку выставляет перед собой, целясь в грудь шатена и толкая его на пол, вместе с тем опять выбивая шприц. Видимо, Осаму оказался настолько слабым, что даже во второй раз это получилось без проблем. — Скорая сейчас приедет, — более невозмутимым голосом, чем следовало ожидать, говорит Акутагава, придерживая Дазая за плечи и перекидывая одну ногу через живот мужчины, по сути усаживаясь на него верхом, стараясь удержать уже всем своим весом. — Слезь с меня, Акутагава. Дазай с отвращением и злобой смотрит на парня; впивается зубами в его запястье, пытаясь вырвать плоть. — Дазай-сан… — Голос парня стал хриплым и почти рычащим от боли, но глаза он не зажмурил, не желая ни на секунду выпускать шатена из поля зрения. — Если я слезу, я в любом случае первым делом подберу шприц и пакетик, а наркотик — это сейчас единственное, что движет вами, так что в не зависимости от того, на вас я или нет — я передам вас лично в больницу. — «Дазай-сан», «Дазай-сан», — передразнил мужчина, закатывая глаза. — Распизделся тут! Повторяю, слезь с меня! Проваливай отсюда! — Дазай попытался скинуть с себя юношу, но тот оказался слишком тяжёлым. — Лезешь, блять, когда не надо! Который год ты не даёшь мне просто сдохнуть, думая, что ты в праве решать жить мне или нет. Кто тебе дал право? Кто тебе дал право заставлять меня мучиться все эти годы?! Парень закусил губу. Его и правда никто не просил, но сейчас Акутагава мог только вспоминать, как они совсем недавно разговаривали с Дазаем; как он улыбался и трепал по голове. Возможно, конечно, Осаму никогда не нуждался в том, что для него делал Рю; может он использовал парня только чтобы есть периодически или мыться в чистой ванне, но он всегда вёл себя с Аку… «Учтиво»? «Вежливо»? Не важно. Рюноске понимает, что Дазай не в себе ровно настолько, насколько это может быть. И он бы никогда не подумал, что сделает это, но он замахивается и отвешивает пощёчину, которая с громким звуком рассекает воздух, вместе с чем голова Дазая заваливается к полу и он медленно закатывает глаза, выходя из сознания. Убедившись, что Дазай лежит, не шевелясь, Аку поднимается на ноги. Осматривает ванную. Подбирает шприц и наркотик, после чего отправляется на поиски каких-нибудь пакетов. Слоями целлофана он обмотал эти всё ещё опасные штуки, стараясь не касаться иголки, и выкинул в мусорку. Потом вернулся в ванную, наблюдая там лежащего Дазая. Выудил какое-то полотенце с полки, где их видимо вообще почти не трогали, и, намочив тёплой водой, стал аккуратно протирать лицо Дазая и рану на голове. И тут уже раздался стук в дверь. Акутагава побежал открывать, впуская двух врачей с носилками и указывая им в сторону ванной. Пропустил их вперёд, а на вопрос одного из них ответил, что да, он тоже поедет в больницу с этим мужчиной. Он остался в квартире ещё на пару секунд, позволив себе наконец слегка шмыгнуть носом после всей нервотрёпки, а потом схватил мусорный пакет, выкидывая его в мусорку у подъезда, и побежал к машине скорой помощи.

***

Тело всё ещё болело, но уже не так сильно, а под собой чувствовалось что-то мягкое. Мужчина открыл глаза, видя почти по-домашнему белые стены, отличающиеся от тех, что в его квартире, лишь меньшим количеством разводов; и почти такой же неестественно яркий свет, что вечерами встречает его после работы. Не сложно было догадаться, где он сейчас находится. Белые стены, простыни, шторы. Не дурка, к сожалению, но похоже. Дазай оглядывается, понимая, что в помещении он один, не считая спящего старика на койке у окна. Смотря на свою руку с воткнутой иглой, идущей к капельнице, Осаму понял, что всё проебал. С тех пор, как шатен устроился в университет, он понимал, что если продолжит колоться, совмещая нечастые приёмы с преподавательством, то в один момент просто позволит себе увлечься, не проконтролирует ситуацию и заботливый Акутагава ни придумает ничего лучше, чем предпринять самое худшее. А именно: вызвать скорую наркоману, тем самым ставя крест на его карьере лектора. Не то чтобы Осаму слишком нужна его работа, не то чтобы он не сможет работать дворником, не то чтобы он слишком беспокоился о том, что теперь ему ничего не помешает спиться в каком нибудь пабе, но за год работы в высшем учебном заведении Осаму слишком привык к парам по литературе, к увлекательным беседам с коллегами и к прыгающим рыжим комкам раздражения. Стоило признать, что последний год прошёл не так уж и плохо по сравнению с предыдущими, и теперь, сбившись с пути «нормальной жизни», Осаму не знает, как не скатиться на дно снова. Казалось, сама судьба мужчины наигралась в «счастливую жизнь» и накладывает на грудь тонущего всё больше камней, не давая и шанса на сопротивления. Мысли об изначальной причине нахождения его в больнице мужчина старательно отгонял, не в силах срываться снова. Было ощущение, что в жизни кареглазого не осталось ничего позитивного. Что делать дальше не вырисовывалось в голове. А появившаяся проблема нависает над ним страхом и срывами, перечёркнутым будущем и принудительными бессмысленными встречами, способными доломать окончательно. Осаму погряз в своём гнилом сознании, уже выбирая, в какой реке утонуть лучше, как дверь палаты скрипнула, открываясь. В палату просочилась молодая медсестра, стараясь как можно быстрее закрыть за собой дверь, будто бы не впускала кого-то следом. Хлопок дерева о косяк выдался громким, и девушка резко повернулась передом к койке, где лежал молодой мужчина. Медсестру отправили проследить за его состоянием и сменить капельницу, а практикантка видимо уже успела облажаться, потому что спящий до этого мужчина явно проснулся, и виной всему, конечно же, громкие звуки. — Я в-вас разбудила, простите… — Она, извиняясь, подошла к шатену и начала возиться с капельницей. Она знала, что этот человек — наркоман, но, в отличии от многих в этой больнице, ей было всё равно. Она не испытывала отвращения ни к суицидникам, ни к пьяницам, ни даже к тем, кто засунул себе в жопу освежитель воздуха и теперь не может достать назад. Она жалела всех, кто оказывался в палатах этого заведения, и старалась обращаться с больными как можно более аккуратно. — Мне сказали сменить вам капельницу и использовать те препараты, которые быстрее выведут… наркотик из организма… Может вам что-то нужно? — Воды, если можно, — натянуто улыбнулся шатен, смотря на девушку. — К-конечно, — девушка заторопилась к кулеру в углу комнаты, набирая в пластиковый стаканчик холодной воды, — мне сказали, чтобы я помогла вам, если что-то потребуется, так что я буду поблизости. Девушка оббежала кровать, подходя к шатену с той стороны, где была рука, в которой нет капельницы. Аккуратно помогла ему приподняться, быстро поправляя подушку так, чтобы мужчина мог сесть, и протянула стакан. Опустошив стаканчик, мужчина вернул его девушке. — Извините, вы не знаете, сколько мне здесь ещё находиться? — Ну… Обычно кокаин выводится за два-три дня, но вам назначили особое лечение, так что к завтрашнему утру, думаю, вы можете быть свободны. — Девушка говорила чётко, будто бы заучила речь, или будто бы кто-то умный и опытный рассказал ей, прежде чем отправить сюда. — Особое лечение? — Хах, вот уж интересно какое это такое «особое» лечение ему назначили, что аж наркотик сделал одолжение вывестись чуть ли не мгновенно? А что, если они подкупили кровь?! О нет, всё в его теле испорченное и продажное! Осаму стало непозволительно смешно, и он честно не хотел смеяться в голос. Но… Пхах, может это истерика?.. А если серьёзно. Особое лечение? Чего это он такой особенный что-ли? Очень интересно. Но как бы это ни было смешно и странно, это было удобно. Уже завтра утром? Ну супер. Может у них работает акция «подарок тысячному посетителю», кто ж знает. Медсестра вопросительно смотрела на видимо ещё не до конца протрезвевшего мужчину. Если не считать болезненной худобы и синяков под глазами, у него была очень красивая улыбка и почти заразительный смех. Она всматривалась в него с какой-то особенной нежностью, а потом будто бы опомнилась. — О! К вам, вроде, посетитель… Парень такой молодой, м-м… Агуя… Агурага… — Она раздражённо помотала головой, доставая блокнотик и читая имя по слогам. — Акутагава. Так он представился. Осаму хихикнул, кивая, мол, да, есть такой, впускайте. Девушка развеселила шатена, но стоило завидеть чёрную макушку в дверях, как события, произошедшие в ванной, чётко всплыли перед глазами; весёлая улыбка сошла с лица мужчины, сменяясь сочувствующим грустным взглядом. Дазай кучу раз вёл себя с юношей как полнейший мудак, коим и является, а тот всё также продолжает покорно помогать ему, впускать в свой дом, и даже сейчас пришёл, после всех его поливаний помоями. Перед парнем было стыдно, но он надеялся, что его слова не сильно задели привыкшего к подобному дерьму Аку, и он всё ещё может извиниться. Акутагава прошмыгнул в дверь, благодарно кивнув медсестре, и остановился, облокачиваясь о ближайшую стену, через ресницы поглядывая на Дазая и не решаясь подойти. Дазай проводил взглядом выходящую из палаты медсестру, дожидаясь, пока та закроет за собой дверь. Взглянув на скромно подпирающего стену парня, Осаму виновато улыбнулся, подзывая того к себе жестом руки. Акутагава ещё сильнее вжал шею в свои плечи, и, покашляв, вскользь изучая старика в самом конце палаты, быстрым шагом подошёл к койке Дазая, продолжая молчать. — Привет. — Здравствуйте… — Акутагава громко выдыхает, видимо набравшись сил, и на одном вдохе тараторит. — Простите, что я ударил вас, я не хотел, чтобы так вышло, но я боялся, что может стать хуже, и… — Акутагава. — Осаму перерывает юношу, выдыхая. — Это ты меня прости, ты сделал всё правильно. — Осаму щурится. — Ну почти. — Дазай мрачнеет, смотря в серые глаза. — Так ты у меня толком и не поучился. Придётся вашей группе замену искать. Да уж, сложно учиться, когда преподаватели сменяются, — вздыхает кареглазый. — Ну ничего, вы и без меня справитесь. — Мужчина фальшиво улыбается. — Может ещё и с Чуей подружитесь. — Н-но… Полицию никто не вызывал… — Акутагава сводит брови к переносице при упоминании Чуи, осознавая, что даже в такой ситуации, как эта, Дазай не забывает о той собачонке. — И та медсестра сказала, что и не собираются. Акутагава молчит секунд десять, не решаясь сказать, потому что боится, что это примут за своеволие, но все же добавляет, тихо и быстро. — Я звонил ректору и сказал, что «Дазай-сан… Дазай-сенсей просил передать, что заболел»… Простите. — Вот как… — Дазай переводит взгляд с Рюноске на пустоту перед собой, не в силах сложить эту странную картину. То есть сначала его раньше положенного выписывают, затем его вообще отпускают, минуя уголовную ответственность, закрывая глаза на преподающего литературу наркомана. Ага, ну да, норма жизни. Дазай, как ни странно, никогда не отличался везучестью, и то, что ему так просто что-то сходит с рук, не лезет в голову. Он переводит взгляд обратно на черноволосого с недоверием. — Значит завтра я просто смогу пойти на работу? — Получается… да. — А вот… Может этот вопрос покажется неуместным, но… Может ты не знаешь, конечно, но интересно узнать твоё мнение. Не задавался ли ты вопросом, что как бы… Почему? Акутагава молча думал секунд десять, хмуря брови и стараясь выдать аргументированную теорию, но ничего кроме «потому что вы хороший» в голову не приходило. — Я не знаю, — ссутулился Рюноске.

***

После первой смены на новой работе в кафе, где Чуя уже успел подраться /что определённо рано или поздно бы случилось, но уж как-то очень рано/, он пришёл домой не живой, не мёртвый. Одна из основных причин ненавидеть литературу: по ней надо было читать больше всего материала. Да, казалось бы, это проще запомнить, чем все химические, физические и математические штуки, но это одно дело, когда просто читаешь. А когда знаешь, что тебя заставят рыться в мотивах выдуманных человечков, в их характерах и поступках — жесть как голова кипит. Вот и сейчас, быстро пролистав конспекты, кое-как накарябанные, с других предметов и скатав с семнадцатого и двадцать второго сайтов реферат по истории, стоило приняться за литературу. Описание того, как был накрыт стол на одном из балов у знати несколько веков назад живот предательски заурчал, напоминая, что существует чувство голода. Так что теперь мозг рыжего смог провести связь между голодом и литературой, что заставило вспомнить о о-господи-блять споре и обещании готовить преподу всю неделю. Первый такой день ада был не таким уж и адским, так что теперь можно было наложить больше еды и добавить ко всему вторую вилку /и пусть шпала только попробует возмутиться/, чтобы не приходилось есть с рук, но… что там было про «потребитель на дом»? Это конечно бред и всё такое, да-да-да, но может ли извлечь Чуя какую-то пользу для себя из того случая, если Дазай придёт к нему сам, чтобы поесть? В первую очередь: не надо таскать еду в универ. Во вторых: уж очень у длинного довольная мина, когда он ест, так чего же можно ожидать, если Накахара будет готовить при нем? Ему почему-то казалось, что он очень сексуально выглядит у плиты и… стоп. Так, нет, аргументы зашли явно не в то русло. Короче, Накахаре было слишком лень тратить столько сил на литературу, когда это начинает перекидываться с вынужденного чтения книг ещё и на готовку не для себя, так что проще наверное просто сказать адрес и назвать время. М-м-м… График работы, ага.

***

Накахара проснулся точь в точь по будильнику, как и всегда. Проигнорировать такой звон он мог только после алкоголя, но, пусть даже могло показаться, что он тратит большую часть времени в обнимку с вином, он не был малолетним алкоголиком. Эстетом, ценителем прекрасного. Даже с дешёвым пивом в руке он не переставал напоминать это редким друзьям, на что те только кивали, хихикая. Но это было раньше, а сейчас взрослая жизнь, работа, все дела… Он лениво топал по коридорам универа, стараясь найти одногруппников и слиться с толпой. На самом деле, последнее время, когда он начал вести себя тише, а скорее уж не так буйно, на него даже поглядывали без прежней опаски и отвращения. Первой парой была история, а препод, к всеобщему (только не её собственному) счастью, была тупой в плане новых технологий, так что спиздить с интернета — запросто, лишь бы у всех по-разному и не похоже. Пару человек спалили, но видимо сочетание тех сайтов, что использовал Чуя, было неповторимо и уникально. П-ф, ну прям как и он сам, однозначно. Второй парой была физра, на которую Чую вообще редко хотели пускать, потому что как сказала тренер по физической культуре: «да он, блять, дикий», но Накахара не был против. И вот к третьей, всё ещё полный сил, которые копились на новые издевательства над бинтованным /хотя кто над кем издевается в итоге/, Чуя пошёл на литературу. Теперь уже ему требовалось больше уверенности и решимости, чтобы сказать свой адрес. Наверняка Дазай пошутил. А Чуя тут придёт без еды, ещё будет выслушивать занудство или подъёбы потом… Но было решено, что Чуя первый заговорит о домашнем адресе, и даже если это был тупой прикол, Чуя выйдет из этого чистым и просто больше ничего не принесёт. Да. Замётано. Но у входа в кабинет он врезался в толпу одногруппников, которые ждали, пока им откроют. Минут пять прошло от пары, а такого пунктуального (и красивого, по мнению всех девчонок группы) преподавателя не было. Через пятнадцать минут все парни дружно покинули пределы аудитории, а девочки продолжили стоять. Чуе бы, конечно, тоже для приличия уйти, потому что только за счёт длинных волос его не примут за девчонку, а вот за более, чем нужно, заинтересованного — запросто. Но Накахара дождался, пока придёт деканша, сама убедившись в отсутствии такого ценного сотрудника, пожмёт плечами, и, не найдя замены, просто отпустит детей погулять по первому этажу, как можно более бесшумно и без последствий. «Ну и ладно, — разочарованно повёл плечами Чуя, размышляя про себя, — глупая идея с адресом. Глупый Дазай. И я тоже глупый. Не надо было вообще так сюда нестись, теперь ещё смеяться будут.» И над ним правда смеялись парни за универом, где Чуя буквально никого не трогал и молча курил, за что мгновенно лишились по паре зубов. Сразу все сомнения на счёт того, что Накахара изменился, отпали. И у самого Накахары больше не было сомнений на этот счёт. «Всё на своих местах, » — думал он, пиная одного из одногруппников в бок, вырывая из чужой груди слабый хрип.