Утро следующего дня было непозволительно ярким. Лучи света просачивались сквозь тонкие больничные занавески, слепя забинтованному мужчине в глаза, от чего тот щурился, натягивая бесполезно тонкую простынь на лицо, не имея желания просыпаться. По сравнению с его кроватью, жёсткая и неудобная больничная койка кажется мягким облачком, а дед у окна временами смешно бухтит или напевает что-то, что создаёт приятную атмосферу благополучия. Когда через час в палату зашла медсестра и сказала, что тот может уже собираться и быть свободным, и Осаму грустно вздохнул, не желая возвращаться в окровавленные стены своей квартиры, но кивнул, интересуясь местонахождением своей одежды. Девушка на секунду замялась, а потом, будто вспомнив что-то, закопошилась в рядом стоящем шкафу. Вынув оттуда небольшую стопку сложенных, смутно знакомых вещей, медсестра вручила их шатену. На недоумение мужчины девушка поспешила объяснить, что вещи сюда принёс приходивший вчера парень, когда кареглазый уже спал. Улыбнувшись, Осаму поблагодарил медсестру, которая поспешила удалиться из помещения. Одевшись, кареглазый глянул на часы, понимая, что первая пара по времени уже почти закончилась. Как бы Осаму не любил свою работу, смысла на неё идти сейчас не было. Декан все равно знает о том, что он «болен», так что пары вести не сможет. Дазай, если честно, подзабыл о том, что происходило на прошлых парах; какая группа какой материал изучает; кто что должен; кто что не должен. Хорошо бы зайти за папкой с программами обучения для разных групп, влиться в курс дела, так сказать, но это можно сделать чуть позже, ну или завтра утром. Сейчас же надо бы сходить домой, хоть в порядок себя привести. Интересно: раны на голове сильно видны? Можно ли спокойно снять эти бинты? А что с кистями делать? Побитые все. Может их тоже перемотать? Хорошо, однако, что наличие лишних бинтов не будет сильно в глаза бросаться на фоне старых. Дазай прощается с ничего не понимающим стариком, направляясь на выход из больницы, всё ещё не до конца уверовав, что его так просто выпустят.
Рюноске никогда не был одарён бесконечно огромным мозгом. В школе он учился почти всегда на высший балл, почему и смог поступить на бюджетное в один из самых престижных университетов Йокогамы. Но учёба не давалась ему легко. Он, сколько себя помнил, тащил на себе не только угрозу за своё будущее, но и за будущее сестры, поэтому считал, что у него нет другого выбора, кроме как проводить за уроками часов по пять каждый день, пока материал не начинает разговаривать с тобой похлеще любых детей во дворе, предлагающих погулять.
В университете было так же сложно, но это было привычно для Акутагавы. Сложно получать блестящие отметки, когда мозгами не блистаешь, и единственное твоё преимущество — усидчивость. Он старался ради сохранения бюджетного места, ради сестры и возможности иметь высокооплачиваемую работу в будущем, а теперь… Что ж, может он старался и ради Дазая, самую малость.
Так что у него не было прогулов или долгов, и, конечно, это определённо давало ему возможность пропустить два дня из университетской жизни, но… Чувствовал Акутагава себя скованно. Он провёл полночи за штудированием материала по лекциям, на которых не был из-за того, что весь день проторчал в больнице. Вечером того дня он сгонял за чистой одеждой для Осаму, совсем слегка убравшись в чужой квартире… Он надеялся, что этого вообще не заметят, это всего лишь помытые стены и пол в ванной и стёртая пыль в других комнатах, которая лежала везде трёхслойным уровнем.
А с утра он знал, что Дазая выпишут, но решил не докучать лишний раз, хотя сильно переживал, как бы тот не свернул в кусты искать закладки. Но вот он всматривался в улицу, которую видно из окна, и по ней шёл Дазай, заворачивая к своему подъезду. Захватив плащ и только что разогретый в микроволновке полноценный завтрак, Акутагава запрыгал по лестнице к улице, желая навестить Дазая, хоть он вместе с тем и пропускал второй учебный день подряд.
Он вскочил по лестнице чужого подъезда, когда почти перед его носом захлопнулась дверь Дазая-сана, и Рюноске, сделав выдох и надеясь, что сенсей не прячет больше нигде пакетиков с кокаином или чем-то ещё более страшным, спокойно постучал в дверь, ожидая приглашения.
Неуспевший пройти дальше коридора шатен, слыша стук в дверь, оборачивается на сто восемьдесят и открывает ещё не закрытую ключем дверь. Мужчина пару секунд смотрит на стоящего в проходе друга, пропуская затем внутрь.
— Акутагава-кун, я думал, что ты на парах.
Парень смущённо здоровается, и, как бы объясняя своё отсутствие в университете, протягивает контейнер с тёплой едой. Рюноске никогда не занимался готовкой серьёзно и профессионально, но из-за того, что вынужден был кормить себя и сестру, научился готовить так, чтобы это было съедобно. Не более того. Он тянет руку с завтраком к шатену, при том случайно оголяя запястье, на котором явные следы от человеческих зубов, и, осознав ошибку, быстро одёргивает руку назад, еле успев передать еду.
Дазай хмурится, держа одной рукой контейнер, а второй хватает отдёрнутую руку за ладонь, притягивает ближе, чуть приподнимая, заставляя рукав немного спуститься. Глубокий темно-фиолетовый след от собственного укуса ярко выделялся на бледной коже. Шатен крепче сжал ладонь, ставя контейнер на тумбочку, перевёл печальный взгляд на черноволосого.
— Прости, Аку… — сожалеюще прохрипел мужчина, вновь переводя взгляд на рану, аккуратно проводя по ней большим пальцем. Осаму закатал парню рукав до локтя, взял за другую руку, проводя до дивана усаживая и прося немного подождать. Дазай возвращается с бинтами и дезинфицирующими салфетками в руках, садясь рядом. –Давай руку.
— Да не стоит того, — сухо отвечает Рю, сильнее прижимая ладонь к себе. Вечные морщинки на переносице разглаживаются и выдают смущение, когда он теребит пальцами подол футболки, не решаясь взглянуть в глаза Дазаю и смотря на рулон бинтов у него в руках.
— Акутагава, дай руку. — Дазай произнёс строже, ожидая, пока его просьбу выполнят.
Парень, который теперь нашёл в себе силы посмотреть в строгие, но не злые глаза Дазая, протянул руку, наблюдая за тем, как мужчина распаковывает пачку салфеток и начинает протирать запястье.
— После того, как ты вызвал скорую, врачи, логично предположить, зашли в ванную. Они видели кровь, разбитое зеркало, валяющийся шприц и пакет с наркотиками. Они видели, в каком я состоянии, и в каком состоянии помещение, и даже если не было драки, следы борьбы были. И после всего этого они тебя даже не осмотрели? — Дазай заканчивает с дезинфекцией, приступая к бинтам.
Акутагава совсем слегка морщится от жжения спирта; хоть рана уже и закрылась, но не была до этого момента нормально обработана.
— Я убрал шприц и пакет до того, как они пришли, — пожимает плечами парень. — Они позже спросили меня, что произошло, и не нужна ли помощь мне, но я сказал, что со мной все в порядке, а вас… я нашёл, — Акутагава старается чательно подбирать слова, но сказанное все равно звучит странно для него; — нашёл в ванной, когда уже было все разбросано.
Акутагава вертит забинтованное запястье перед глазами, пожирая взглядом это зрелище.
— Они спрашивали, как я попал в квартиру, и я сказал, что у меня есть ключи. Больше ничего не спрашивали. — Акутагава благодарно смотрит на Дазая.
— Ну конечно, тратить тридцать секунд на осмотр? Да, кому это нужно?
Бедные медики, заработались совсем, ай-ай-ай! Времени добросовестно выполнять свою работу не хватает. — Шатен любуется своей работой, откладывая салфетки с бинтами в сторону. — Ну, зато ты теперь почти как я. Кстати, спасибо за еду. — Дазай трепет парня по голове, улыбаясь.
После этого они не проговорили ещё и пяти минут, прежде чем Осаму опомнился и напомнил про то, что у Рюноске пары, а тот и не стал спорить, быстро попрощавшись и выскочив из чужой квартиры. Если быстро зайти домой за тетрадями и побежать в универ, то можно успеть к третьей паре — математике.
Акутагаве сегодня везло, и добраться до учебного заведения особого труда не составило. Было пять минут до третьей пары и Рюноске заскочил в аудиторию, где уже все расстелись и ждали, пока лектор начнёт. Рю один из немногих, кто выбирает сидеть как можно ближе, так что сел на первый ряд, быстро разложив вокруг себя ручки и тетрадки с конспектами.
Чуя привычно сидел в самой жопе аудитории, не сильно даже стараясь высунуть ободранные и помотанные жизнью тетради из рюкзака. У него были предметы — любимчики, на которых он вёл себя совершенно иначе, нежели на математике; по истории у него всегда были ухоженные тетради с красивым почерком, правда там же было много глупых рисуночков на полях, но это не самое худшее. По физике тетради были чаще всего девственно чистыми, по японскому — в пятнышках кофе, потому что если он и брался за это несложное дело, то только ночью. По литературе тетрадей вообще не было… ну, до недавнего времени. В любом случае, это были те перемены, на которые даже сейчас Чуя предпочитал фыркать так, будто разочарован сам в себе.
Если он мог позволить себе содержать свои тетради в беспорядке, то себя самого — никогда. Он мог одеваться стильно и со вкусом, он не ограничивал себя в этом. Да, он одевался стильно не совсем в том смысле, в котором это касалось парней в частности. Его волосы всегда были собранны в хвост на макушке и перевязаны красной лентой; он любил красный цвет и почти всегда у него были детали в одежде именно в этой расцветке. Тонкие красные кофточки или длинные, не по размеру /но так и было запланировано/ футболки — красные или чёрные, реже белые. Все всегда было выглажено и чисто. От него вкусно, но по-женскому сладко пахло цветами и ягодами; он очень тщательно ухаживал за ногтями, но умудрялся делать это так, что никто бы и никогда не обратил внимание на то, в насколько идеальном состоянии Чуины пальцы. В ванной парня всегда стояло много тюбиков для ухода за волосами, лицом, руками; бальзамы, скрабы и гели. На нем почти всегда были головные уборы — шляпы или беретики. Он часто надевал чёрный чокер, когда не было жарко, потому что без такой детали его шея казалась по-лебединому длинной, да и контраст светлой кожи с тёмной лентой кожи очень привлекала. Казалось, что его образ строго продуман опытным дизайнером, и его одежда всегда была дорогой, тех марок, о которых вы слышите из журналов, реклам по специальным каналам, от моделей. Он страдал от переизбытка внимания к своей персоне, но девушки к нему подходили редко: увидя такое в университете, ты либо подумаешь, что у него по-любому уже есть девушка, ведь он
очень красивый и
стильный, либо есть парень, потому что он
очень красивый и стильный.
— Накахара-кун, лекция уже началась.
— Угу-у… — промычал Чуя, не отрывая взгляда от телефона, где пытался побить рекорд в игре.
— Уберите телефон.
— … — Палец Чуи дрогнул и бегущий человечек врезался в машину, что вызвало прилив пассивной агрессий и лёгкой ненависти к внешнему миру у юноши, когда он поднял взгляд на стоящую где-то вдалеке, в начале аудитории, лекторшу. — Нет.
В группе раздались недовольные переглядывания, а кто-то сбоку проворчал что-то типа «опять выебывается». Вообще, за первые две пары однокурсники сделали вывод, что им показалось, будто бы Накахара начал спокойнее себя вести. Снова пошли сплетни о том, что его скоро выпинают, а Чуя, видимо подталкиваемый теме же слухами, только раздражал всех вокруг сильнее.
Дальше следовали небольшие пререкания, отнявшие время от пары у тех, кто в ней был заинтересован, как, например, Рюноске. Телефон чуть ли не силой отобрали, тетрадь пролистали и обратили внимание, что последние записи сделаны не так уж и давно, что говорит о том, что парень вроде взялся за ум, а сейчас опять на попятную.
— Садитесь-ка на первый ряд, Накахара-кун. Вон ближе к Акутагаве-куну, да. — Раньше бы лектор просто оставила его с телефоном и забила, но видя, что парень вроде старался улучшить своё положение в группе, решила, что обязана ему помочь. А Акутагава отличник, может поттянет его, мало ли.
Чуя нехотя выполнил «просьбу» и, подхватив рюкзак, протащился с конца аудитории в начало и плюхнулся рядом с Аку, вываливая сразу все тетради на стол и показушно начиная в них рыться, как бы желая найти нужные.
Рюноске кинул на него секундный презрительный взгляд, молясь всем богам, чтобы это животное не раскрывало рта. Преподаватель начала лекцию, вещая новый материал, на что черноволосый взял ручку, готовясь фиксировать важные моменты. В груди Акутагавы теплилась надежда на то, что у рыжего есть более интересные дела, и что на него не будут обращать внимания.
К моменту, когда Чуя осознал, что нужной тетради все же нет, ведь эта сучка требовала разные тетради по разному материалу, прошло минут семь лекции. Он потратил ещё пару минут, чтобы перебрать тетради и подумать, где можно записать, и в итоге сошёлся на том, что тетрадь по литературе выглядит очень подходяще для математики.
Когда он нашёл ручку, минуту после этого расписывая её, пришлось принять факт, что он пропустил самое начало лекции, без которого уж точно ничего не поймёт.
Решение нашлось очень быстро, ведь сосед, какое бы отвращение не вызывал, сейчас очень активно и разборчиво корябал в точь за лектором, и Чуя, даже не стараясь скрывать своих намерений, начал списывать первые пару абзацев, надеясь догнать группу.
— Эй, туберкулёзник, — зашептал Накахара, — что это за слово, а? — он тычет в что-то неразборчивое, даже не поднимая взгляда на Акутагаву, чтобы установить контакт.
Да ну твою ж налево. Теперь его грязный отпечаток пальца остался на его тетради. Главное бешенством не заразиться.
Акутагава молча продолжает записывать, не желая отвлекаться от лекции и уж тем более контактировать с рыжим. Наглость зашкаливает. Списывает, так ещё и слово разъяснить ему надо. Отвратительно.
Чуя вздохнул и отвернулся к себе в тетрадь, потеряв окончательно желание что-либо писать или даже слушать.
Он начал привычно рисовать на полях, погибая от скуки. Телефон лежал на столе у преподавателя, из лекции он ничего не понимал, по материалу не спрашивали, а зачёт не скоро.
Чуя водил глазами по одногруппникам, которые все уткнулись в свои записи, и только одна девчонка, через несколько парт от Накахары, не писала, а смотрела… ну… эм… на него? Она откровенно пялилась, видимо настолько забывшись, что даже когда Чуя приподнял бровь в немом вопросе «хули надо?», она этого не заметила. Она вообще была странная. Ходила вечно выкрашенная в розовый, к парням липла, пищала громче всех. Короче, мысли о ней уже через минуту вымотали юношу, и он развернулся к новоиспечённому соседу, который теперь казался и не таким противным зрелищем.
Он рассматривал его с ног до головы, пытаясь понять, как можно было умудриться так осветлить чёрные волосы, почему у него морщины между бровями такие, будто он старый злой дед, почему он все же покашливает и не заразно ли это. Чуя просто оперся щекой о руку и изучал детали, в том числе и аккуратные руки с длинными пальцами, которые всегда привлекали рыжего, и… о, бинт, прикольно. На запястье левой руки был бинт в два-три оборота, и это было забавным совпадением с тем, что носил на себе их препод по литре. А ещё с учётом того, что они тут часы недавно друг другу передавали… они явно знакомы. Чуя кусал губы и размышлял на тему того, насколько это странно — иметь личные отношения с своим учителем, и да: сейчас он игнорировал факт, как недавно сидел на коленях у этого учителя и позволял себя кормить.
Пару раз лектор попробовала привлечь его внимание, но Чуя игнорировал это, и женщина забила. Так что теперь юноша мог успешно продолжать пялить на Акутагаву, особенно часто всматриваясь в глаза, так как вычитал в психологии, что это может разозлить, и собирался проверить на практике.
У Акутагавы, казалось, начался нервный тик. Он старается не обращать внимания на вылупившегося на него соседа, не терять сосредоточенности, но это уже казалось невыносимым. Рюноске сжал в руках ручку, в раздражении прикрывая глаза. Затем резко развернулся, встречаясь с внимательным взглядом голубых глаз, сверля их обладателя глазами, во взгляде которых кипело желание убивать.
— Что?
Чуя старательно думал секунд десять, что бы такое спросить.
— А ты знаком с Ацуши-куном, да? Я видел тебя в кафе.
— Да. — Рюноске отвернулся, принимаясь перечерчивать формулу с доски. И как понять: ему правда интересно или же просто настолько скучно? Место для рисунков в тетради уже кончилось?
Акутагава явно не нацелен на дальнейшее общение, но у Чуи уже свой план, которого он намерен добиться.
— А Ацуши-кун в этом универе учится? Он на первом курсе же? Вы давно знакомы?
— Тебе заняться нечем? — Акутагава уже порядком разозлился. Когда человек поймёт, что ему здесь не рады?
— А вот если бы ты мне сказал, что там накалякал, то я бы тебя и не трогал! Наверное… — Чуя обернулся на лектора, слыша, как она остановилась и косится в их сторону, но через пару секунду продолжила чертить на доске и объяснять, что именно чертит. А значит и Накахара может продолжить. — Ты не ответил на мои вопросы. Давай поговорим, э-э-эй, как тебя там по имени… Рю…что-то с
носком связанное?
Акутагава мученически вздыхает. Ручка в его руке оказывается сломанной вместе со стержнем, отчего чернила проливаются черноволосому на руку и тетрадь. Черт!
— У меня нет ни малейшего желания отвечать на твои вопросы, поэтому не мог бы ты оставить меня в покое и заняться своими делами? — шипит парень, окидывая ручку на чистый разворот тетради. Сероглазый пытается вспомнить, есть ли у него салфетки или что-то, чем можно было вытереть это. Вскоре понимая что ничего подобного с собой у него нет, Рюноске вздыхает, вытирая испачканную руку другой, забинтованной, наблюдая как впитывается темно-фиолетовое пятно.
Чуя сначала прыснул в кулак, когда сломалась ручка в руке Акутагавы, но увидев, как тот мучается, пытаясь все это оттереть, порылся в рюкзаке и достал пачку влажных салфеток, протягивая их Рюноске. Когда тот зашипел, не видя предела своей ненависти к рыжему созданию рядом, у преподавателя кончилось терпение.
В портфеле Чуи, на самом деле, тоже можно было найти много необычных вещей. Редко парни носят с собой салфетки, тем более влажные; подобное стоит у них под кроватью или на прикроватной тумбочке, и используется не для того, чтобы вытереть руки перед приёмом пищи. Так же в внутреннем кармане всегда карандаш для век и бальзам для губ. Губы часто сохнут, что не может не доставлять дискомфорт, а карандаш… Что ж, когда у Чуи есть желание и время, он может провести пару еле заметных линий в уголках глаза, подчёркивая их форму и делая голубой более заметным в контрасте с черным. Расчёска тоже всегда была в рюкзаке. Если Накахара-кун приходит на вашу пару без тетради, то значит, что её вытеснила маленькая, размером с ладонь, игрушка в виде овечки, которую Чуя любил с детства.
— Акутагава-кун, Накахара-кун, поднимитесь-ка. — Парни один за другим встали, а Чуя при том опёрся руками о парту. Математичка продолжила. — Тут кто не хочет, тот не учится. Но мешать другим я не позволю. Вон из аудитории, а я поговорю на счёт вас с деканом.
Чуя пожал плечами, и, собрав вещи, специально не тронув свою же пачку салфеток и оставляя её на столе, удалился с пары, скучающе зевая.
При резком поднятии с места черноволосый машинально опускает руку вниз, о чем сразу же жалеет. Не успевшие впитаться капли чернил полились на его брюки и пол. Рюноске приподнял руку и быстро вытащил салфетку из пачки под возмущённый взгляд преподавателя, предотвращая дальнейшие загрязнения. «Прекрасно, теперь меня выгоняют с пары. А все из-за этого приставучего. Нет, ну что за тупая женщина: сама же этого ко мне пересадила, вот же… Дел у меня других нет, кроме как самому разбирать новую тему дома».
Парень выходит за дверь, лицезрея ещё не ушедшего почему-то одногруппника. Смотрит выжигающим взглядом, стараясь чётче донести красноречивый посыл на три буквы, и оставляет парня у дверей в аудиторию, направляясь в туалет на этаже, надеясь просидеть оставшуюся пару без происшествий.
Настроения учиться у Чуи сегодня не наблюдалось.
Да, он учился не на бюджете, потому что никогда сильными стараниями в учёбе не отличался, хотя потенциала было предостаточно. Так однажды ему сказала мать, и с тех пор Чуя забил на учёбу окончательно, ведь его родители могли позволить себе обеспечивать сына.
Чуя был одним из тех детей, которые часто страдали от завистливых взглядов одноклассников. Ему под ноги плевали и говорили, что он «разбалованный богатей», и долгое время Чуя искренне сокрушался из-за подобных доебов. Он старался не носить в школу дорогие шмотки, не светил самыми крутыми телефонами и иногда специально забывал душиться /что было поводом для усмешек, но не из-за денежного статуса, определённо/. Но позже ему доходчиво объяснил классный руководитель, который проникся глубокой симпатией к рыжему мальчику, что нет вины ребёнка в том, что его родители умеют зарабатывать деньги. Учитель говорил, что Накахара может не ограничивать себя и пользоваться привилегиями, ведь то, как и во что он одевается, не может повлиять на обучение и социальный статус.
Но даже при том, что мать оплачивала место в престижном университете, Накахара рисковал вылететь отсюда из-за того, что настроения учиться безумно не хватало. Да, многие преподаватели похвалили его за старания в последнюю неделю, но сам Чуя считал, что просто так отводил от себя излишнее внимание и понижал процент попусков. Так что, как он теперь думал, он вполне может позволить себе спокойно посидеть на последней паре, даже не вынимания тетрадок, и вообще… Что там за предмет-то? Он тетрадку брал?
Когда Чуя глянул в расписание, то планы изменились. Впереди литература, а группе сегодня сообщил куратор, что у них замена, ведь Дазай-сенсей болен. А раз чёртов Дазай-сенсей болен, то никаких доебов на лекции, и вообще… Скучно, да и только. Если последнюю неделю Накахара ходил, подталкиваемый ногой, которая прижала недавно между открытым окном и кабинетом декана, и может быть немного оттаял к преподавателю из-за круассана, ведь это, несомненно, был необычный поступок для занудливой палки… Сейчас акция закончилась, и удивительный товар под названием «Накахара Чуя» пропал с полок магазинов, а точнее — с рядов аудитории.
Так что Накахара потянулся, мечтая скорее вернуться домой и почитать что-нибудь, в кои-то веки, в своё удовольствие, и направился к выходу из универа, одновременно с тем обновляя ленту инсты.
***
Прибывать в четырёх стенах собственного дома так долго получалось только в выходные. И то, в эти дни он либо шёл в бар, либо проверял работы студентов. А что делать сейчас было не понятно. Ему наверняка нашли замену, а значит нужно подойти к заместителю и спросить, что они разбирали, и что он им задал. Если, конечно, тот не указал эту информацию в его папке с программой.
Вариант лежать и смотреть в потолок отметается. Может обои в конце-то концов поклеить? Смотря на Чичу, мужчина понял, что ни клей для обоев, ни грунтовку он не купил. Мда. Переведя взгляд на стены, что покрылись слоями паутины и грязи, шатен решил все же их помыть, предполагая, что на это никакие обои не лягут. Занятие было найдено и почти сразу же приведено в исполнение. После этого решено было выбросить все-таки валяющееся на полу разбитое зеркало и хоть как-то навести порядок. Крови в ванной почти не было, не считая самой старой и засохшей. Кареглазый сперва удивился, но затем улыбнулся. Кому не будет приятно, когда за него со стен вытирают кровь?
Закончив с видимыми проблемами, Осаму нашёл ещё одну. Разбитый телефон. Поднятый гаджет не выглядел работоспособным. Да бля, теперь ещё и новый покупать, а для этого от платной еды придётся совсем отказаться. Куда, казалось бы, ещё сильнее отказываться, да?
Телефон разбит, а это значит, что коммуникация с другими людьми потерянна. Деканат наверняка звонил ему. Эх, придётся всё-таки переться сегодня в универ.
На улице было прохладно и ясно. До работы шатену оставалось идти ещё недолго, и вот на горизонте уже показались стены огромного здания университета. Куда мы идём? к деканше! Куда мы идём? К деканше!
Подойдя ко входу в здание, мужчина чуть не врезался в знакомую рыжую макушку.
— О, Чуя-кун! — окликнул Осаму залипающего в телефон юношу. — Давно не виделись. Ты домой уже?
Чуя посмотрел перед собой, в непонятках водя головой из стороны в сторону, прежде чем понял, почему голос кажется таким знакомым. Накахара задрал голову вверх, где в добрых двадцати сантиметрах над ним стоял Дазай. Чуя не торопился отвечать, прищурившись и начав рассматривать шатена. У него были ужасно огромные синяки под глазами, скулы стали выделяться ещё сильнее, а глаза были немного покрасневшие.
— Ага… — загадочно ответил рыжий, проходясь взглядом уже по всему остальному Дазаю, но там, как обычно, все тело было закрыто либо одеждой, либо бинтами, за исключением пальцев, которые, казалось, слегка тряслись. Чуя надеялся, прислушавшись к интонации, с которой говорил Дазай, что тот не в курсе того, что у них сейчас общая пара.
— Скучал по мне? Ну ничего, завтра я уже вернусь. — Дазай замечает на себе пристальный взгляд голубых глаз, немного паникуя, понимая, что после всего этого дерьма, ни разу в зеркало на себя не посмотрев, он выперся со спокойной душой на работу говорить начальству о его прекрасном самочувствии, выглядя при том, наверняка, как труп — Вам нашли зама? Как он тебе? Понятно объясняет?
— К-хм… — Чуя, наклонив голову к левому плечу и продолжая загадочно поглядывать на Дазая, слегка двинул уголком губ. — Нашли. Прекрасный педагог.
— О, у вас же сейчас как раз-таки литература, если не ошибаюсь. Педагог настолько прекрасный, что объясняет вам материал на телепатическом уровне? Как удобно, однако, даже пары посещать не надо. Право слово, замечательный преподаватель!
Чуя засмеялся.
Просто залился смехом на весь холл университета, и впервые он смеялся не над Дазаем, а просто с его слов.
— Ну, вы тоже прогуливаете, Дазай-сенсей. — Чуя на всякий случай оглядывается по сторонам, прежде чем перейти на неформальное обращение. — Завтра уже вернёшься, говоришь? Жаль, с телепатами мне нравится учиться больше, чем с вампирами.
— Ах, Чуя, я не прогуливаю, у меня была уважительная причина. Последние мои запасы крови кончились прежде, чем я заметил, и я чувствовал себя крайне истощённым. Понадобилось немного времени, чтобы найти жертву с подходящей вкусной кровью; пополнить запасы и вернуться в привычное русло жизни. Все ради того, чтобы вы сильно не привыкали к этому прекрасному телепату, посягающему на моё место. Как хорошо, что скоро я снова вернусь с новыми силами для ваших мучений!
— Тогда я не понимаю, почему ты вечно ешь так, будто голодал неделями. Вампиры же не любят человеческую еду. Ты пиздец неправильный. — Чуя удержал паузу в несколько секунд, но видя, как Дазай все ещё улыбается, в то время как Накахара все ещё не в самом лучшем расположении духа, решил добавить. — А это ты в запястье туберкулёзника укусил? Или че он тоже бинтами перемотан?
Вот угадал так угадал. Настроение испортилось, но кареглазый не подал виду, никак не изменившись в лице. Его всё ещё терзала вина перед Рюноске, и этот веснушчатый мальчик не смог не надавить на больное. Пусть и неосознанно. И кто из них, спрашивается, кровопийца?
— А это обряд у нас такой. «Мумизация» называется. Всех достойных мы обматываем бинтами. Говорят, так тело сохраняется лучше для дальнейших реинкарнаций.
— Достойных? У вас странные понятия о достойности… Но тогда вы оба ещё долго мозги ебать будете. — Накахара все ждал, пока в холле появятся люди, потому что даже во время пар все равно находились те, кто мечтал подслушать разговор препода и студента, и вот уже парочка старшекурсников проходят мимо и заинтересованно шевелят ушами. Ну конечно, редко можно так нагло сматериться не то что в присутствии учителя, но и в его адрес.
Чуя посмотрел на шатена, ожидая от него решений. Конечно, тот запросто может сейчас отправить на пару, причём даже довести до дверей аудитории, и что ж… Возможно, Накахара это переживёт. Побубнит, отшутится про то, что этот новый препод-телепат выпьет из Чуи всю кровь, и Дазаю ничего не достанется, но достойно отсидит полтора часа.
— Так и быть, иди домой. Но учти, по тому материалу, что задал телепат, буду спрашивать особенно строго.
Чуя что-то пробубнил себе под нос, пожал плечами и выскочил из универа, довольный тем, что хотя бы завтра литературы нет, а значит есть время на то, чтобы нихуя не делать.
А что на счёт готовки… Они так и не обсудили этот момент с Дазаем, типа-а… Те два дня, что Чуя его не кормил, они же в счёт? Ну, то есть это вроде как проблемы шпалы, что его не было, не? Чуя думает даже, что может это и вовсе было не желание, а тупой прикол со стороны Дазая, и ему вообще не надо больше ничего носить, но… Он такой худой и немощный, а Чуе жалко что-ли? На данный момент никто не восхищается его готовкой, а тут аж преподаватель… Ох уж это чувство власти над истощёнными учителями. Все равно на эту палку почти каждый день по полтора часа смотреть. Может он не такой занудливый, когда поест.
В общем, Накахара рассудил, что завтра уже решит, надо ли носиться с этой едой в универ или нет, а вот к себе домой теперь точно не пригласит. Это было дебилизмом: вообще думать, что это — адекватное решение.
***
Из кабинета деканши Дазай выходит, чертыхаясь. Как же эта женщина раздражает всё-таки. Справка? Пожалуйста. Вот. Бери и до свидания. Но нет же! Надо было всю плешь проесть, докапываясь: «как же студент оказался свидетелем плохого самочувствия своего преподавателя?». Да так, студентов насилую, домой их к себе заманиваю. А тут… вот ведь незадача! От стыда поплохело. Акутагава не знал, куда деть труп, по сему предоставил моё тело больнице. Благо на и так мизерную зарплату эти два дня не сильно повлияли.
Посмотрев на часы в холле университета, Осаму понял, что до конца четвёртой пары оставался ещё час. Не хотелось отвлекать телепата от замещения его же пары, вламываясь в середину процесса. А значит час надо где-то торчать. Преподаватель сел на лавочку у стены с какой-то картиной и погрузился в тяжёлые думы. На новый телефон или ремонт старого денег у него сейчас не было. За грунтом и клеем для обоев лучше всего пойти по дороге домой. Ну или же совсем не идти, а сначала накопить на телефон. Эх, зачем он вообще эти обои покупал, раз они только пылятся в рулоне, а их хозяину не хватает ни сил, ни времени, ни денег на их поклейку. Кошмар, обои геморно поклеить. Ужас.
Когда перед ним на выход зашагала его группа, Осаму опомнился, поприветствовал машущих ему девушек и поспешил к телепату. Мужчина в бордовом свитере с приятными чертами лица радушно встретил его, передавая папку с заметками и домашнем заданием, нахваливая начитанную группу, отметив так же способность нескольких отдельных студентов, в число которых входил и Акутагава. Дазай поблагодарил мужчину, и, после небольшого диалога, забрав все необходимое для подготовки к завтрашним парам, побрёл домой.
Голод не отвлекал его весь вечер, позволив доделать все быстрее и лечь раньше, за что он был безмерно благодарен черноволосому юноше. Как жалко он наверное выглядит, неспособный себя прокормить. Вечно с контейнерами от кого-то, вечно со взглядом побирающегося. Ну серьёзно, если задуматься, от кого он ещё не получал еды? От левши Майка, что сидит на заднем ряду у окна, разве что. Даже постоянные клиенты кафешки Ацуши подкармливают его со своей тарелки. Боже правый, ну что за ничтожество.
