***
Январь 2003 года. Магическая Британия. Норд-Райдинг. Лестрейндж-холл. Сознание постепенно прояснялось, и по мере этого появлялась тянущая боль в животе, которая усиливалась с каждым мгновением и не давала покоя. Очень скоро Луна уже чувствовала себя так, словно ее живот пронзают кинжалом. Хотелось мучительно кричать от боли в чреве, но даже шелест не сорвался с ее пересохших губ. Она приоткрыла глаза и первое, что увидела — это резной столбик кровати. Перед глазами возникали темные пятна, от которых взгляд все никак не хотел фокусироваться. — О, госпожа, вы пришли в себя! — обрадованно проговорила Мадлена, вскакивая с кресла, стоящего у кровати. Полумна посмотрела на нее и поморщилась от новой вспышки боли. Служанка, что-то щебеча, встала и направилась куда-то прочь, очевидно, в кабинет Рудольфуса. Полумна же облизала пересохшие губы и на мгновение прикрыла глаза. Она попыталась вспомнить, что же с ней приключилось, но воспоминания были покрыты каким-то белесым туманом. Она никак не могла сосредоточиться от слабости и боли в голове и в желудке. Последнее, что она помнила — был разговор с Рудольфусом, и, кажется, она попросила вина… Дальше воспоминания обрывались. Когда Луна вновь открыла глаза, в опочивальню уже вошел мрачный Рудольфус. Он казался таким же, как всегда, равнодушным и отчужденным, только его глаза сейчас выдавали волнение. Он обеспокоенно оглядел жену и решительно приблизился к ее постели. Следом за старшим братом в покои бесшумно скользнул Рабастан, который предпочел держаться на расстоянии. Луна посмотрела на мужа, после чего перевела взор на деверя. Рабастан Лестрейндж часто посещал Лестрейндж-холл, но Луна во время его визитов предпочитала отсиживаться в мастерской или в библиотеке. Впрочем, Рабастан едва ли обращал на нее внимание, он постоянно что-то обсуждал с братом в кабинете. Полумна даже не пыталась подслушать, поскольку оба Лестрейнджа — слизеринцы, и они всегда заботились, чтобы не произошла утечка информации. — Как ты? — спросил Рудольфус, садясь на кровать рядом с женой. Луна вжалась в постель, опасливо покосившись на мужа. Тот же вглядывался в ее лицо и словно искал в нем ответ на поставленный вопрос. — Все… в порядке, — пробормотала хрипло и тихо Луна и тут же зашлась в кашле. Глотку пронзила мерзкая боль, от которой к горлу подступала мучительная тошнота. — Я бы так не сказал, — с сомнением промолвил Рудольфус. Он взглянул на брата и сказал: — Рабастан, будь добр, вызови доктора Фоули. Дважды повторять не пришлось, и Луна даже не удивилась тому, как беспрекословно Лестрейнджи слушают Рудольфуса. Рабастан вышел в кабинет, и супруги на несколько минут остались одни. Полумна, усилием воли задвинув боль подальше, попыталась привстать в постели, но неожиданно Рудольфус положил руку ей на плечо и мягко толкнул обратно на подушки. — Не стоит торопиться, Полумна, ты провела в беспамятстве несколько дней, — вроде как спокойно и даже равнодушно промолвил Рудольфус. Луна с удивлением на него посмотрела. Она-то думала, что отключилась максимум на день. Кажется, ее отравили… — Вино… Яд, — несвязно пробормотала Луна, чувствуя, как ее снова накрывает дурнота. Она прикрыла глаза и натужно проглотила вставший в горле ком. — Тише, тише, — успокаивающе прошептал Рудольфус, и Полумна ощутила, как Лестрейндж вполне бережно погладил ее по растрепавшимся волосам и поправил одеяло. Луна открыла глаза и взглянула на мужа. Тот словно представал перед ней в новом свете. Было все же в нем нечто хорошее, однако Полумне было настолько плохо, что она не стала дальше развивать эту мысль. А по прошествии дней стала думать, что ей показалось, и Рудольфус вел себя как всегда. То есть равнодушно и сухо. В опочивальню вернулся Рабастан, но на этот раз он был не один. Следом за ним семенил мужчина преклонных лет в халате лимонного цвета больницы Святого Мунго. В руках он держал неизменный чемоданчик. Поприветствовав сэра Лестрейнджа, доктор Фоули поставил чемоданчик на прикроватную тумбочку, после чего вытащил волшебную палочку и быстро начал накладывать на пациентку диагностические чары. — Организм почти оправился, — промолвил он мгновение спустя. — Вам повезло, леди Лестрейндж, что ваш муж знал, как оказать первую помощь, иначе мы бы с вами не разговаривали, — подбодрил Луну Фоули. Полумна обессиленно наблюдала за врачом, а от упоминания мужа ее сознание на мгновение прояснилось, и она метнула смущенный взгляд на Рудольфуса, который продолжал сидеть рядом с ней и держал ее за руку. Пальцы у Рудольфуса были холодными и сухими, а сама рука какой-то слишком худой и изящной для мужчины. Кто бы мог подумать, что Рудольфус этими руками убил множество людей. Фоули тем временем начал копаться в чемоданчике. Полумна хотела спросить, кто ее отравил, как вдруг с новой силой накалила дурнота. Она закрыла рот рукой, согнувшись от рвотного позыва. К счастью, сэр Лестрейндж успел вскочить и отойти, когда Полумну начало рвать желчью с примесями крови. Слезы текли по щекам, живот нещадно ныл, а ноги сводили судороги, пока Полумну выворачивало наизнанку. За все время, проведенное в беспамятстве, она ничего не ела, и от этого было только хуже. Ее рвало желчью, во рту появился мерзкий горький привкус, от которого хотелось поскорее избавиться. Когда рвотные позывы прошли, Рудольфус взмахом палочки очистил ковер у кровати и помог Луне получше устроиться в постели. У нее голова шла кругом от слабости, она даже не обратила внимания на заботу мужа. Целитель тем временем налил в небольшой стаканчик микстуру и хотел дать ее Полумне. Она, уловив тошнотворный запах лекарства, снова почувствовала дурноту, но, к счастью, смогла ее перебороть. — Мадам, вам нужно выпить лекарство, — увещевал сосредоточенный Фоули, но Луна только покачала головой. Ну уж нет, лучше она будет ощущать слабость и недомогание, чем ее снова начнет тошнить. — Дайте мне, — потребовал Рудольфус, обойдя кровать, чтобы забрать стаканчик из рук врача. После этого он молча взобрался на кровать, чтобы быть поближе к жене, одной рукой взял ее за голову, а вторую, в которой сжимал стаканчик, поднес к губам Луны. Та отвернулась, отчего на лице Лестрейнджа проступило негодование. — Полумна, тебя отравили, яд еще не полностью вывелся из организма, если тебе не дорога жизнь — можешь дальше упрямиться, — отчитал ее он, словно маленькую девочку. Полумна краем воспаленного сознания поняла, что жизнь ей все же дорога, поэтому приоткрыла рот, позволяя мужу влить в нее противное лекарство. Едва он это сделал, как нутро сжалось от отвращения. У микстуры был просто ужасный вкус и запах. Луна задержала дыхание и проглотила лекарство, ощущая себя крайне мерзко. — Умница, — прошептал Рудольфус, отдавая стаканчик молчаливому Фоули, который наблюдал за развернувшейся картиной. Лестрейндж взглянул на жену и вполне нежно погладил ее пальцами по впалой и бледной щеке. В иных обстоятельствах Полумна смутилась бы. Все-таки Лестрейндж крайне редко проявлял какие-либо чувства в присутствии зрителей. После приема лекарства Полумна провалилась в чуткий сон, видимо, она была слишком слаба. Рудольфус проводил доктора Фоули, заплатив ему за работу. Затем, игнорируя взгляд брата, вернулся в спальню, где поправил подушку и получше укрыл одеялом супругу и после этого направился в свой кабинет, смежный со спальней, жестом велев Рабастану следовать за ним. — Не ожидал, что ты так заботишься о ней, — заметил младший Лестрейндж, переступив порог кабинета. Рудольфус взмахом палочки запер двери. — Я тоже, — пробормотал он, подойдя к своему столу. — Но она моя жена, часть моей семьи, я должен ее оберегать. — Это больше похоже на любовь, — усмехнулся Рабастан, но тут же осекся, когда Рудольфус резко обернулся и пристально посмотрел на него. Кажется, сам он не осознавал, что чувствует к жене. — Хватит с меня любви, она мне не очень-то нужна, — процедил раздраженно Рудольфус, чем вызвал удивление Рабастана, но, к счастью, не стал развивать тему. Младший Лестрейндж смотрел на брата, и в его взгляде промелькнула жалость, которую он тут же подавил. Жалость — это худшее чувство, что можно вызвать в человеке. Рудольфус точно достоин лучшего, чем жалость. Он столько лет был вынужден наблюдать за отношениями Беллатрикс, которую любил до помешательства, и Темного Лорда, что в конечном итоге убил в своем сердце любовь и теперь не хотел даже слышать о ней. Он внушил себе, что не может чувствовать любви. И в этом была, пожалуй, его главная проблема. — Что там с расследованием? — поспешил перевести тему Рудольфус, открыв черную папку, в которой хранились отчеты по налогам. Рабастан приблизился к брату, у него появилось ощущение, что Рудольфус пытается хоть чем-то себя занять, сделать вид, что занят, чтобы не продолжать разговор о чувствах. — Никаких зацепок, — ответил Рабастан, встав рядом с братом, который слишком резко захлопнул папку и потер переносицу. Рудольфус обошел стол и сел в свое кресло. Взгляд его сделался холодным и жестоким, словно он готов был пойти на любые, даже крайние меры, если бы они помогли достигнуть желаемого. — Прислугу мы допросили, обыски провели, но никаких улик, — промолвил Рабастан, садясь в соседнее кресло. Он продолжал наблюдать за братом, прекрасно видя его взвинченное и крайне встревоженное состояние. Братья всегда были близки и чувствовали эмоции друг друга. — Было глупо полагать, что исполнитель останется в замке, — заметил негромко Рудольфус. — Никто из слуг не увольнялся, значит, яд в вино добавили не в замке, а еще в магазине. — Я допросил продавца под сывороткой правды, он утверждал, что никто кроме него не имеет доступа к бочкам с вином, — проговорил Рабастан. Рудольфус устало вздохнул, понимая, что расследование зашло в тупик и у них нет никаких зацепок. — Может, мы не с той стороны ищем? — предположил младший Лестрейндж. Рудольфус лишь хмыкнул. — Ну, конечно, у каждой двадцатидвухлетней девушки есть уйма врагов, готовых подсунуть ей яд, — с сарказмом проговорил Рудольфус. — Убить пытались меня, я тоже едва не испил отравленное вино. — Ты подозреваешь Пиритса. — Это был не вопрос, а утверждение. Рудольфус медленно кивнул. — Да, у него есть повод, — вспомнив про последние выборы, промолвил Рабастан. — Но у нас нет доказательств. Темный Лорд не поверит нашим словам. Если с Пиритсом сейчас что-то случится, Повелитель сразу же подумает на меня, — мрачно заключил Рудольфус. — Придется ждать, пока все не утихнет. — Ты будешь сидеть сложа руки и ждать нападения? — ужаснулся Рабастан, глядя во все глаза на брата. Рудольфус кивнул, хотя происходящее ему до одури не нравилось. — Возможно, отравитель еще выдаст себя, — проговорил Рудольфус, тщательно скрывая волнение. — Ладно, Басти, уже поздно, а мне еще отчет делать за минувший месяц, — с намеком заметил сэр Лестрейндж. К счастью, Рабастан все быстро понял и, попрощавшись с братом, отбыл в Лондонский дом. Рудольфус запоздало пожалел, что не спросил, как там Асентус. Мальчишка близко к сердцу воспринял гибель любовницы и ребенка, и теперь Рудольфус осознавал, что тот был сильно привязан к грязнокровке. Асентус ударился в разврат и больше не пытался скрыть свои похождения, доводя до помешательства жену и мать. Рудольфуса раздражал этот мальчишка, который никогда не думал о последствиях и только пользовался щедрыми дарами рода. Нужно бы вовлечь его во что-нибудь, пока он окончательно не угробил репутацию. После ухода брата Рудольфус попытался работать. Просматривал документацию, присланную отделом международного сотрудничества, который хотел организовать в следующем году в Хогвартсе Турнир Трех Волшебников. Задумка была неплохой, но все помнили, какой трагедией обернулся предыдущий турнир в Магической Британии. Не то чтобы Рудольфусу было сильно жалко Диггори, но репутация школы сильно пострадала, и вряд ли кто-то согласится принять участие в Турнире. Через полчаса сэр Лестрейндж понял, что не может сосредоточиться. Состояние его оставляло желать лучшего. Он уже несколько дней нормально не спал и не ел, от нервов болела голова, и тело наливалось мучительной слабостью, однако Рудольфус с присущим ему упрямством задвигал слабость на второй план и занимался делами. Он сильно перенервничал за последние дни. Отравление Полумны стало совершенно неожиданным. Он даже не подозревал, что кто-то рискнет отравить его в стенах его же дома. Однако реальность доказывала обратное. Перед глазами Рудольфуса до сих пор стояли картины того вечера. К счастью, он, поняв, что Луна испила яд, взмахом палочки вызвал у нее рвоту, чтобы очистить желудок, после чего банальным акцио призвал аптечку, в которой нашел безоар. Чего ему стоило растолочь камень и запихать его в рот умирающей жене. Лестрейндж действовал быстро и точно, не позволяя чувствам взять верх над разумом. И только хладнокровие мужа спасло Полумну от мучительной гибели. Вызванный целитель оказал ей помощь, промыл желудок и провел прочие мероприятия. Только когда угроза жизни отступила, Рудольфуса захлестнуло сильно волнение. Теперь он с позором вспомнил, как дрожали его руки. Какой ужас, он, Пожиратель Смерти, был на грани срыва, когда лекарь кружил вокруг постели леди Лестрейндж. Рудольфус долго не хотел признавать, что привязан к жене, но теперь, когда он едва не потерял ее, понял, что отрицать очевидное бесполезно. Лестрейндж женился только ради законнорожденного наследника и не планировал впускать жену в свое сердце, поэтому был сух и сдержан, но потом, по прошествии лет, стал понимать, что Полумна нравится ему… Рудольфус, решив отложить до времени дела, встал из-за стола и направился в спальню, чтобы убедиться, что все в порядке. В опочивальне ничего не изменилось. Полумна спала, лоб ее был покрыт испариной, видимо, лихорадка никак не отступала, но, вроде бы, после приема лекарства ей должно стать полегче. Служанка, сидящая в кресле рядом с кроватью, встала, увидев хозяина. Она опасливо косилась на него, почему-то положив руку на живот. Рудольфус даже не удостоил ее взглядом, иначе заметил бы, что фигура девушки незначительно округлилась. Лестрейндж смотрел в бледное лицо жены и мысленно корил себя. Он не ожидал удара в стенах своего замка. И к чему это привело? Нет, нужно, пожалуй, усилить охрану и нанять дегустаторов. Не хотелось испытывать судьбу еще раз. Второй раз может не повезти. — Сообщи, когда мадам Лестрейндж придет в себя, — приказал Рудольфус, чувствуя сильную усталость. — Я буду в смежных покоях. Рудольфус удалился. Усталость давала о себе знать и теперь, когда в крови почти не осталось адреналина, он как никогда ощущал ее. Несколько дней подряд он нормально не отдыхал, что сказалось на его самочувствии. Не хватало и ему заболеть для полного счастья. Войдя в смежную спальню, Лестрейндж вызвал домового эльфа и велел ему принести пижаму. Пока домовик исполнял приказ, Рудольфус снял черный жилет, расшитый золотой нитью, снял запонки и положил их на прикроватную тумбочку. Вернулся домовой эльф, положил пижаму на кровать. Переодевшись ко сну, Лестрейндж лег в постель. Щелчком пальцев он затушил свечи в опочивальне и, закрыв глаза, провалился в сон. Шарлотта Слизерин никак не могла уснуть. Она ворочалась в постели и не могла найти подходящее положение для сна. Едва она закрывала глаза, как ей казалось, что плачет кто-то из детей. Помимо этого, дурные мысли лезли в голову. Что может быть хуже измены, предательства? Она часто задавала себе этот вопрос и всегда была уверена в том, что будет верна мужу и принципам до гробовой доски. Превыше всего — верность — так говорил ей отец, и Шарлотта была с ним согласна. Но что делать, если твоя половинка не разделяет твои взгляды? Шарлотта не была уверена в своих подозрениях, не могла точно знать, правдивы ли ее опасения. И от этого было только хуже. У реальности есть границы, у фантазии — нет. Подозрения отравляли душу Шарлотты день за днем. Она не знала наверняка, но чувствовала, что что-то не так. Она давно замечала отчужденность мужа и его равнодушие, но не придавала этому значения, в конце концов, они столько прожили под одной крышей, что поведение Сигнуса стало для Шарлотты привычным, и она не сразу заметила отклонения. Однако командировка в Италию что-то изменила в их отношениях. Отчужденность и холодность мужа больно ранили Шарлотту, и она никак не могла найти причину. Размышляя над поведением Сигнуса, Шарлотта стала понимать, что он давно уже вел себя странно, но изменения эти были незначительны, чтобы бить тревогу. Шарлотта изнывала от этих подозрений, не могла спокойно спать ночами, плохо ела и от переживаний немного похудела и стала похожа на тень прежней себя. Все чаще она ходила мрачная и хмурая, появилась раздражительность. И, что хуже всего, она боялась спросить мужа прямо обо всем. Предпочитала при Сигнусе делать вид, что все в порядке. Но на самом деле в душе все начинало полыхать от ярости, когда она представляла в объятьях мужа другую. «Я не Розье, меня не так-то просто выбросить из своей жизни!», — высокомерно думала Шарлотта, пытаясь уснуть. Но в комнате внезапно стало невыносимо душно, отчего Шарлотта откинула в сторону одеяло и поднялась с постели, понимая, что уснуть не получится. Она тоскливо посмотрела на пустующую вторую половину кровати. Сигнус куда-то отправился на ночь глядя. Неужели — это не доказательство его измены? Но он сказал, что ему дал задание Повелитель. Шарлотта сделала вид, что поверила. Ей хотелось бы действительно верить словам мужа. Тем более, что Темный Лорд тоже исчез в неизвестном направлении. Либо они отправились куда-то вместе, либо отец и сын нашли общее развлечение, но в таком случае под их ногами давно пылала бы земля. Шарлотта сомневалась, что Беллатрикс стала бы терпеть измены Повелителя, и разлучница была бы жива. Накинув поверх сорочки халат, Шарлотта надела домашние туфли и решила сходить в библиотеку. Конечно, можно было отправить за книгой домовика, но ей хотелось проветрить мозги. Тем более, что Темный Лорд отсутствовал, что делало обстановку более дружелюбной. Шарлотта покинула опочивальню и зажгла на кончике палочки крошечный огонек, чтобы осветить путь. Она быстро прошла по петляющим коридорам и вошла в библиотеку, занимавшую всю северную башню. Шарлотта потушила огонек. Потому что в библиотеке, несмотря на поздний час, горели факелы и свечи, видимо, не спалось в эту ночь не только ей. Она прошла вглубь помещения, оглядываясь по сторонам, и заметила миледи Беллатрикс, которая стояла у большого камина и равнодушно смотрела на огонь. Шарлотта в очередной раз поразилась неувядающей красоте этой женщины. В полумраке кожа Беллатрикс сияла белизной, ее иссиня-черные волосы были распущены и каскадом спадали до самой талии. Бледное лицо, еще не утратившее приятных черт, было по-своему прекрасно. Даже подступающая старость не могла вытравить всей красоты леди Беллатрикс. Она, наоборот, придавала ей очарования. Шарлотта едва слышно вздохнула. Она надеялась, что в годы мадам будет выглядеть так же привлекательно. Беллатрикс не сразу заметила вторжения, или сделала вид, что не заметила. Она продолжала смотреть на огонь в камине и мыслями была, кажется, очень далеко. Шарлотта неловко замялась за ее спиной. Они никогда особо не ладили. Миледи, хоть и не проявляла к невестке враждебности, держала ее на расстоянии, что весьма печалило Шарлотту, которая с детства ею восхищалась. Хотела бы она, чтобы ее мать была такой же хотя бы наполовину, но увы. Элизабет Баркер была полной противоположностью Беллатрикс. — Так и будешь стоять на сквозняке? — спросила с усмешкой миледи, повернув голову. — Не думала же ты, что я не услышу тебя? — поинтересовалась она, глядя немигающим взглядом на невестку. Шарлотта, вздохнув, приблизилась к Беллатрикс и заняла свободное кресло, сжавшись. В библиотеке было действительно прохладно, но огонь в камине согревал. Шарлотта посмотрела в спину Беллатрикс, которая что-то отпила из золоченого кубка. Наверное, вино. Она обожала этот напиток. — Бессонница? — чуть хрипло спросила миледи, повернувшись к Шарлотте лицом. Та кивнула, быстро облизав пересохшие губы. Беллатрикс усмехнулась и заняла соседнее кресло. — Сигнус еще не вернулся? — спросила она немного погодя, когда Шарлотта начала сосредоточенно рассматривать резьбу на большом камине. — Нет, — удрученно вздохнула она и тут же взяла себя в руки. Нельзя, чтобы кто-то видел ее подавленное состояние. Шарлотта терпеть не могла жалость, как и ее отец. Беллатрикс задумчиво глядела на невестку, словно сканировала ее. От этого взгляда хотелось убежать. Шарлотта чувствовала себя крайне неуютно, словно свекровь видела ее насквозь. — Не беспокойся, — проронила Беллатрикс, верно истолковав затравленный взгляд невестки. Та поджала губы, продолжая терзаться мрачными мыслями. Где Сигнус, когда он так нужен ей? Неужели она что-то сделала не так, раз он ищет утешение на стороне? Шарлотта не знала ответов на свои вопросы, и от этого становилось только хуже. Как она ни размышляла над причинами возможной измены, но ответов не находила. Шарлотта была покорной и тихой, занималась детьми и заботилась о муже, как и должна делать чистокровная волшебница. Она даже забыла о мечте вступить в Ближний Круг, перестала носить мужскую одежду и заниматься боевой магией. Можно сказать, ради него пересилила и до неузнаваемости изменила себя. — Повелитель куда-то отправился? — осторожно спросила Шарлотта, боясь навлечь на себя гнев госпожи. Она все еще надеялась, что Сигнус отбыл вместе с отцом по важному заданию, будь то нападение на грязнокровок или поиск ценного артефакта. Шарлотта цеплялась за эту мысль, как утопающий за спасительную соломинку, и только она придавала ей сил. — Да, и это личное дело Милорда, — гордо вскинув подбородок, заметила Беллатрикс. Шарлотта, посмотрев ей в глаза, поджала губы, ощущая крайнюю неловкость. Взгляд миледи словно говорил «я, в отличие от некоторых, прекрасно знаю, где мой муж». — Пойду посмотрю, как там дети, — глухо промолвила Шарлотта, поднимаясь с кресла. Она еще раз кивнула миледи и покинула библиотеку, начисто забыв про желание почитать. Беллатрикс и Шарлотта не ладили, хотя могли стать лучшими подругами. Шарлотта понимала, что она пришлась не по вкусу мадам, все-таки во многом из-за нее ухудшились отношения Сигнуса с отцом. Если бы на месте Шарлотты была другая девушка, быть может, Беллатрикс приняла самые крайние меры, однако она — дочь Рудольфуса Лестрейнджа, что связывало Беллатрикс руки. Шарлотта вошла в детскую двойняшек, которые спокойно спали, не ведая, какие тревоги одолевают их мать, поочередно поцеловала детей, получше укрыла их, после чего взмахом палочки убрала разбросанные по полу игрушки. Шарлотта села на небольшой пуфик и потерла переносицу, взглянув в окно, за которым царила непроглядная тьма. Настроение ее было хуже некуда, хотя она всеми силами загоняла тревогу в глубины души. Мадам Беллатрикс в это время допила вино и, отдав кубок эльфу, направилась в спальню. Как бы она ни пыталась казаться спокойной, сути это не меняло. Ее снедали почти те же тревоги, что и невестку. Темный Лорд отлучился после обеда, сказал, что хочет осмотреть найденный где-то в лесах Ирландии старинный алтарь для жертвоприношений. Конечно, возможно, он сказал правду, но кое-что смущало Беллатрикс. Она знала, что вокруг Милорда уже который месяц вьется вдовушка Боула, Эмма. И как назло эта особа имела тот тип внешности, который всегда нравился Повелителю: брюнетка с бледной кожей и темными глазами. Беллатрикс не знала наверняка, стала ли Боул любовницей Повелителя, и только это сдерживало ее. Если бы она была уверена на все сто процентов, то останки Эммы Боул давно бы обгладывали крысы в какой-нибудь канаве. Что-что, а соперницам Беллатрикс не оставляла ни малейшего шанса на спасение и всегда палочкой отстаивала свое счастье. Этим она и отличалась от мягкой и юной Шарлотты, пошедшей в отца, хотя мало ли к чему может привести ревность. Как бы Беллатрикс ни пыталась выяснить, попала ли Эмма в постель Повелителя, все ее попытки заканчивались крахом. Для начала в поместье Боулов почти невозможно проникнуть, даже домовикам. Миледи пыталась накладывать на Милорда следящие чары, но бесполезно. Он, величайший темный маг тысячелетия, запросто мог распознать их и снять. Беллатрикс подключила Рудольфуса к расследованию, но очень не вовремя произошла трагедия с леди Полумной. Девушку кто-то отравил. Понимая, что бывший муж занят расследованием и уходом за женой, Беллатрикс решила немного подождать, может, и ситуация прояснится, но нет… И от ожидания начинало трясти. Беллатрикс не относилась к тем, кто умеет ждать. Она всегда действовала, повинуясь какому-то темному импульсу в душе, жила чувствами и эмоциями, которые зачастую застилали ей взор, поэтому безделье и ожидание сводили с ума. «Скоро все прояснится, я узнаю правду, и если мои подозрения оправдались, то вдовушка Боул отправится к мужу», — мрачно думала Беллатрикс, войдя в супружеские покои, оформленные в темных тонах. Шарлотта же сидела на пуфике в детской и смотрела на спящих детей, но видела сейчас она кое-что другое. Два дня назад. Пользуясь тем, что муж ушел на аудиенцию с отцом, а дети отправились на дневной сон, Шарлотта облачилась в теплые одежды и вышла в сад, укрытый снежным покрывалом. Она, кутаясь в теплую мантию, двинулась по обледенелой дорожке в сторону засыпанной снегом беседки, в которой должен был ее ждать Иван Долохов. Шарлотта еще перед отъездом Сигнуса в Италию поговорила с Долоховым и заручилась его поддержкой. Он должен был писать ей обо всем, что происходило с Сигнусом во время командировки, и писал, но Шарлотта все же решила кое-что уточнить, поэтому и назначила эту встречу. Долохов стоял у беседки и задумчиво смотрел на светло-серое небо, с которого сыпался снег. Он казался задумчивым и будто бы мрачным, что не вязалось с его открытым и веселым характером. Увидев приближающуюся к нему Шарлотту, он сдержанно улыбнулся и поклонился ей. — Здравствуй, Иван, — произнесла Шарлотта, поравнявшись с мужчиной. — День добрый, мадам, — сухо ответил Долохов, все же сумев скрыть радость в голосе. Он старался не смотреть на Шарлотту и делал вид, что его больше интересуют верхушки деревьев. — Вы желали меня видеть? — спросил он. — Да, — кивнула Шарлотта. — У меня есть к тебе пара вопросов, — проговорила она, внимательно глядя на Долохова. Тот напрягся, скользнув по ней взором голубых глаз. — Я весь внимание, — все тем же ровным голосом отозвался Иван. Шарлотта поджала губы. Если он что-то знал, то блестяще это скрывал. Все же Иван хорошо владел собой. — Темный Принц не заводил в Италии сомнительных знакомств? — тщательно подбирая слова, спросила Шарлотта, кусая губы. Она молилась, чтобы услышать отрицательный ответ. — Не заводил, он занимался только переговорами, — ответил Долохов уверенно. Шарлотта впилась в него внимательным взглядом, пытаясь понять, врет ли он. Но по всему выходило, что Иван говорил правду. — Хорошо, — сдалась она. — В таком случае, ответь, пожалуйста, еще на один вопрос… Все, о чем ты писал в письмах — правда? Ты ничего не скрывал? — Взгляд зеленых глаз стал буквально умоляющим, и Долохов, переборов себя, ответил: — Да, я ничего не утаивал и обо всем писал вам в письмах. Шарлотта с трудом подавила вздох облегчения. Она чувствовала себя так, словно у нее камень с души упал. Улыбнувшись, Шарлотта отвела взгляд и на мгновение прикрыла глаза, радуясь, что ее подозрения не подтвердились. Она настолько была увлечена собственными мыслями, что не заметила, как взгляд Долохова, обращенный на нее, стал жалостливым. — Спасибо за помощь, Иван, — улыбнулась Шарлотта, обратив взор на Долохова. Тот скупо улыбнулся и тут же помрачнел от чего-то. — Что случилось? — поинтересовалась участливо Шарлотта, заметив его мрачное расположение духа. — Да так… разногласия в семье, — буркнул Иван, не любящий, когда кто-то лез ему в душу. Но из уст Шарлотты он готов был стерпеть все что угодно, жаль, она этого не осознавала. — Что-то с твоим отцом? — спросила Шарлотта, проявляя интерес. Иван глубоко вздохнул и ответил: — Можно и так сказать, мадам. — Шарлотта посмотрела в его голубые глаза и напряглась, видя в них большое чувство. Только она не понимала, что оно предназначено для нее. Была слишком слепа от тревог и переживаний. — Отец хочет, чтобы я поскорее женился… — Ну, наверное, сэр Долохов желает внуков, — проговорила Шарлотта. — На свете много чистокровных девушек, достойных любви, Иван. Долохов на ее замечание лишь кивнул, помрачнев. — Скорее всего, моей женой станет Флора Кэрроу, ей еще нет и двадцати, — зачем-то сказал он. Шарлотта улыбнулась, вспомнив названную девушку. Она не выделялась особенной красотой, но была мила и скромна. — Мисс Кэрроу достойна стать леди Долоховой, — улыбнулась Шарлотта. — Желаю вам счастья. Она еще раз поблагодарила Ивана Долохова за помощь и, сославшись на то, что ее могут хватиться, поспешила в замок, не замечая, каким мучительным взглядом ее провожает Иван. Теперь, вспоминая этот момент, Шарлотта ощущала себя двояко. С одной стороны, она хотела бы верить словам Ивана, но с другой — ей не давали покоя подозрения, от которых она никак не могла отделаться. Сигнус вел себя слишком странно. Эти его отлучки напрягали, а отчужденность — пугала. Что же он скрывает от нее?***
В это время Сигнус вышел на террасу небольшого домика, относящегося к имуществу Блэков. Так как род прервался, а Беллатрикс была старшей дочерью сэра Сигнуса, то почти все имущество теперь принадлежало ему, как единственному живому наследнику Блэков. Малфои отказались от своей доли, что весьма радовало. С неба падали крупные хлопья снега, застилая окрестности охотничьего домика белоснежным пушистым покрывалом. Деревья в небольшом саду, прилегавшем к особняку, были покрыты снегом от верхушек до самых корней. Мороз приятно покалывал разгоряченную кожу, словно остужал горячую молодую кровь наследника, вскипавшую в жилах. — Мой принц. — На террасу выглянула красивая молодая девушка с золотисто-русыми волосами и светло-карими глазами. — Вам лучше зайти в покои. На улице слишком холодно, вы можете заболеть, — на французском протараторила девушка, с беспокойством глядя на принца. На ее бледном лице ясно проступило волнение, она выжидательно глядела на Сигнуса, накручивая на тонкий пальчик золотой локон. — Не беспокойся, Лукреция. Я точно не заболею, — ответил на французском Сигнус, скупо улыбнувшись, но его слова не убедили девушку. Она приблизилась к нему, зябко кутаясь в теплый халат, взяла его за руку и настойчиво увлекла в опочивальню. Сигнус поддался, думая, что она может выкинуть, чтобы увлечь его. Наверное, это привлекло его в Лукреции. С ней никогда не было скучно, она раз за разом привлекала к себе внимание безумными выходками, и, стоит заметить, ее уловки работали безотказно. Лукреция имела ангельскую внешность и изящные манеры, но, когда они оставались одни, вытворяла такое, что никогда не пришло бы в голову Шарлотте. Конечно, Сигнус любил жену, ну или думал, что любит. Но с Шарлоттой за несколько лет брака стало невыносимо скучно. Она была покорна, выполняла каждую его прихоть и чуть ли не молилась на мужа. Сигнус иногда смотрел на Шарлотту и думал, куда же исчез дьявольский огонь, когда-то бушевавший в ней. Раньше Шарлотта была совсем другой, не тихой и домашней, а свирепой и безудержной, из нее ключом била жизнь. Теперь же она напоминала тень прежней себя. Сигнус ловил себя на мысли, что с Шарлоттой ему скучно, ее кругозор сужен только до него и детей, что очень угнетало. Он и сам ощущал себя не лучшим образом рядом с ней, словно кто-то хотел ограничить его свободу. Темный Принц любил свободу и ненавидел любые рамки. Рядом с женой он ощущал себя так, словно его заключили в золотую клетку, перекрыли воздух. Однообразие убивало. Отправившись по приказу Темного Лорда в Италию, Сигнус вырвался на свободу, которая начисто лишила его рассудка. Роман с Лукрецией был подобен глотку свежего воздуха. Он чувствовал, как от страсти вскипает кровь, адреналин бьет в голову, а порок и разврат, которые всегда были его неизменной частью, следуют за ним по пятам. Сигнус не хотел упускать свободу, которую почувствовал рядом с Лукрецией. Поэтому позаботился, чтобы она приехала вслед за ним в Магическую Британию и поселил в один из особняков, чтобы иногда навещать. Он не беспокоился, что Шарлотта узнает. Что она сделает? У чистокровных принято закрывать глаза на измены мужей. Кроме того, Сигнус позаботился, чтобы жена ни о чем не догадалась. Что изменится от того, что он станет навещать любовницу раз в неделю? Сигнус вошел в опочивальню и улыбнулся, увидев любовницу, сидящую на постели. Она была прекрасна, ее кожа светилась белизной, в глазах сияли звезды. Лукреция была моложе Шарлотты, в ней играли краски жизни, а когда она смеялась, солнце меркло на ее фоне. Девушка лукаво улыбнулась принцу, держа на коленях его подарок — большую белоснежную пушистую кошку с цветными глазами: карим и голубым. — Понравился подарок? — почему-то спросил Сигнус, садясь рядом с девушкой на кровать. Он не очень-то любил кошек, но эта ему нравилась необычностью. Ее цветные глаза казались очень умными. — Да, ничего лучше мне не дарили, — проворковала на французском Лукреция, белозубо улыбаясь. — Как ты ее назвала? — спросил без интереса Сигнус, чтобы только хоть что-то сказать. — Астрея, — не задумываясь, проговорила Лукреция, продолжая тискать урчащую кошку. Сигнус удивленно приподнял брови, не понимая, почему она выбрала именно это имя. — В греческой мифологии богиня справедливости, дочь Зевса и Фемиды, — задумчиво глядя на Лукрецию, промолвил Сигнус. Он явно не ожидал такой клички для животного. — Необычное имя. — Как и эта кошечка, — улыбнулась девушка, глядя в разноцветные глаза питомицы. Сигнус натянуто улыбнулся. Да, фантазия у Лукреции выдающаяся. Но это его только привлекало. Несколько дней спустя. Лестрейндж-холл. Братья Лестрейндж рыскали по стране в поисках отравителя, но все было бесполезно. Рудольфус, как догадалась Полумна, подозревал в покушении Пиритса, своего давнего врага, но, к сожалению, у него не было доказательств, кроме мотива. Роберт Пиритс оказался довольно хитрым и осторожным противником, раз смог скрыть все улики. Оставалось только догадываться, как яд попал в вино. Рабастан и Рудольфус проработали все версии, но расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Осталось только ждать, что весьма нервировало сэра Лестрейнджа. Он мысленно корил себя, что так не вовремя расслабился, и только то, что Полумна шла на поправку, его успокаивало. Лаура Лестрейндж вышла из большого камина в главной гостиной Лестрейндж-холла. Девушка вытащила волшебную палочку и быстро очистила с одежды следы летучего пороха. После этого она огляделась. Пусть у нее уже пять лет была фамилия Лестрейндж, но Лаура все еще чувствовала себя чужой среди членов семьи. В гостиную вошел сэр Рудольфус Лестрейндж, облаченный в неизменные черные одежды, словно был какой-то траур. Лаура давно заметила, что среди всех цветов Рудольфус предпочитает именно черный, что в общем-то вязалось с его мрачным образом и характером. — Здравствуйте, сэр Лестрейндж, — жалко пролепетала Лаура. Страх начинал властвовать у нее в душе и охватывал все сознание. Находиться рядом с Рудольфусом было жутко. Интересно, как Полумна выносит его присутствие? — День добрый, — ответил Лестрейндж. — Полумна ожидает тебя с самого утра, — так же спокойно промолвил Рудольфус, не изменившись в лице. Лаура бросила быстрый взгляд на него и подавила дрожь в теле. Взгляд у Рудольфуса был холодный и словно неживой, а на лице застыла маска равнодушия. — Как она? — обеспокоенно спросила Лаура. Она знала, что ее подруга стала жертвой отравления, хотела ее навестить, но болезнь сына и разлад в семье внесли коррективы в планы девушки. Миссис Лестрейндж только сейчас смогла посетить Лестрейндж-холл. Она оставила уже выздоровевшего сына с леди Амелией. — Уже лучше, — лаконично заметил Рудольфус. — Идемте, — приказал он, направляясь к выходу. Лаура последовала за ним, с трудом поспевая за размашистым шагом Лестрейнджа. Лаура, идя по коридорам древнего замка, рассматривала интерьер и малодушно думала, что ей больше по душе Лондонский дом, оформленный согласно вкусу Амелии, а не родовое гнездо. В Лестрейндж-холле преобладали темные тона, что создавало поистине жуткую обстановку. Они тем временем поднялись по лестнице и приблизились к главным покоям замка, которые уже много лет принадлежали только главе рода и его жене. Рудольфус отворил дубовую дверь с железной ручкой в виде головы дракона и пропустил Лауру в помещение. Лаура вошла в просторный кабинет сэра Лестрейнджа, оформленный в неизменных темно-зеленых тонах. Рудольфус вошел следом и запер дверь. Лаура оглядела кабинет. У большого незашторенного окна стоял массивный письменный стол с креслом, в камине из белого камня потрескивали, объятые пламенем, поленья, напротив него стоял диван, пара кресел и журнальный столик. На полу лежал дорогой ковер с узором. — Прошу. — Рудольфус подошел к двери, ведущей в супружескую спальню. Лаура, мельком взглянув на него, подавила страх и вошла в опочивальню, которая мало отличалась интерьером от кабинета. Только вместо зеленых оттенков преобладали синие. Лаура знала, что Луна любит этот цвет, видимо, она смогла убедить мужа обставить все согласно ее вкусу. Лаура ни разу не была в спальне четы Лестрейндж, поэтому ощутила тень смущения, пройдя вглубь опочивальни. На кровати исполинских размеров возлежала бледная Полумна, которая, увидев единственную подругу, слабо улыбнулась и попыталась приподняться, но тут же закусила губу, зажмурившись. Похоже, она еще не оправилась от отравления. К Полумне тут же поспешил Рудольфус, который помог жене сесть и подложил ей за спину одну из больших подушек, чтобы Луна могла сидеть. Лаура молчаливо наблюдала за этим действием и внезапно ощутила укол зависти. Даже сэр Лестрейндж, если не любил жену, то, по меньшей мере, был к ней привязан. В противном случае, стал бы он о ней заботиться? Вряд ли. О Лауре же никто не заботился, не говоря уже об элементарной ласке. Асентус был совершенно равнодушен к жене, как бы она ни пыталась привлечь его внимание, а после той ночи Лаура стала избегать супруга, боясь повторения ночного кошмара. Она, чтобы не ощущать боль от разбитых надежд, ушла в воспитание сына. Рудольфус-младший стал для Лауры спасением в такие трудные времена. — Здравствуй, — давя в душе взметнувшуюся зависть, проговорила Лаура, приблизившись к кровати. Она оглядела Полумну, и сердце ее сжалось от жалости. Выглядела Полумна неважно. Она и так была бледной, а теперь лицо ее отдавало каким-то пепельным оттенком, серые глаза ввалились, черты лица заострились, а волосы пришли в полный беспорядок и потускнели. Губы потрескались. Луна нашла в себе силы лишь кивнуть и вымученно улыбнулась. Рудольфус бесшумно покинул опочивальню. Лаура проводила его задумчивым взглядом и присела на край кровати. — Как ты? — спросила Лаура и тут же обругала себя за глупый вопрос. — Бывало и лучше, — усмехнулась Полумна и закашляла, приложив руку к губам. Она кашляла и едва ли не задыхалась, что вызвало у Лауры тревогу. Конечно, она знала, что последствия от отравления могут быть тяжелыми, но самой все видеть было невыносимо трудно. Ох, не хотела бы она побывать на месте Полумны. Когда Луна отняла от рта руку, Лаура с содроганием увидела кровь на ее ладони. — Я позову сэра Лестрейнджа, — поспешила она сказать, вставая с кровати, но вдруг Луна схватила ее за руку. Девушка посмотрела на подругу и увидела, как та качает головой. — Не стоит его тревожить, — промолвила она. — Рудольфус и так чуть ли не круглыми сутками дежурит у моей постели. Я хочу побыть одна. Взгляд у Полумны, несмотря на ее общее состояние, был твердым и цепким, что говорило — она не отступит от своего решения. Лаура не понимала Луну, которая специально, сколько она знала ее, создавала вокруг себя прочные стены, которые трудно было преодолеть. Зачем она это делала? Они с сэром Лестрейнджем могли быть счастливы. Все же он так заботился о жене, но той это почему-то было совсем не нужно. Лаура не понимала, что Полумна стала заложницей своих принципов. С одной стороны, она помнила, что Рудольфус убийца и Пожиратель Смерти, а с другой видела в нем обычного человека с обычными страхами и желаниями. — Как скажешь, — пролепетала Лаура, сдавшись. Луна вытерла руку о полотенце, лежавшее на тумбочке, заставленной различными склянками. — Ты не представляешь, сколько я за эти дни лекарств выпила. Одно противнее другого, — поморщилась Луна. — Но радует, что мне стало чуть легче. Я хотя бы не плачу от боли, разъедающей нутро, — уже мрачнее дополнила она, взглянув на Лауру. Та побледнела, и взгляд ее наполнился жалостью. — Известно, кто тебя отравил? — спросила девушка встревоженно. Луна покачала головой, отчего прядь светлых волос упала на ее лицо. Полумна поспешила убрать ее от лица и вздохнула. — Скорее всего, Рудольфус кого-то подозревает, но не спешит делиться информацией со мной, — промолвила Полумна. — Уверена, он найдет того, кто это сделал, — натянуто улыбнулась Лаура, желая хоть немного подбодрить подругу. Та лишь мрачно на нее взглянула, не сомневаясь, если Рудольфус выйдет на след отравителя, дни его будут сочтены. — Как у тебя дела? — не желая дальше развивать тему покушения, спросила Полумна. Лаура поджала губы и помрачнела. Луна все мгновенно поняла, она знала, что у подруги трудные отношения с мужем, но не понимала, насколько. — Все хорошо, — бесцветным голосом отозвалась Лаура, найдя в себе силы улыбнуться. Но улыбка у нее была натянутой и неестественной, девушку с головой выдавал взгляд светло-карих глаз, полный переживаний. Полумна глубоко вздохнула, ощутив внезапный прилив сил. Не одной ей худо. Она тут же отмела эту мысль. Так нельзя, Лаура — ее единственная подруга, все эти годы она была рядом с ней и поддерживала, помогла влиться в общество. Без нее Полумне было бы совсем плохо. — Все обязательно будет хорошо, — нашла в себе силы улыбнуться Луна. Лаура, вздохнув, робко кивнула. Она уже не верила в светлое будущее.