***
Апрель 2003 года. Магическая Британия. Норд-Райдинг. Лестрейндж-холл.
Полумна открыла глаза и первое, что увидела — темно-синий полог кровати. Она зевнула и потянулась в постели, чувствуя умиротворение и спокойствие. Ей нравилось это чувство, словно она спустя долгие месяцы брака нашла душевное равновесие. Пожалуй, беременность пошла ей на пользу. Луне казалось, что она окончательно отпустила прошлое и теперь готова была смотреть в будущее, не оглядываясь назад. Даже мысли о Рольфе Скамандре больше не причиняли былой грусти. Все было хорошо, и Луна боялась спугнуть это чувство. — Уже проснулась, спящая красавица? — спросил с усмешкой Рудольфус, войдя в спальню. Полумна посмотрела на него и подметила про себя, что муж не вызывает в ней больше острой ненависти и страха. Рудольфус был облачен в черные брюки и сюртук из темно-зеленой ткани, который выгодно подчеркивал цвет его выразительных глаз. Волосы Лестрейндж, как обычно, стянул в низкий хвост черной атласной лентой. Он застегивал сюртук и смотрел на супругу пристальным взглядом. Его глаза горели странной теплотой, которая никак не вязалась с его образом. — С добрым утром. — Доброе, — зевнув, ответила Полумна, приподнявшись в постели. Она отвела от лица пряди пришедших в полный беспорядок волос и бестолково огляделась. — Вы отправляетесь в Министерство? — зачем-то уточнила она, хотя прекрасно знала расписание мужа. Лестрейндж кивнул, закончив возиться с пуговицами сюртука. Он решительно приблизился к кровати и сел рядом с женой. По-хозяйски положил руку на ее колено, скрытое одеялом. — Как бы я не хотел оставлять тебя, но я должен выполнять свои обязанности, — промолвил Рудольфус, глядя в лицо жены. Та почему-то покраснела, словно до сих пор смущалась мужа, хотя они были женаты почти четыре года. — Какие планы на сегодня? — спросил он, когда повисла пауза. — Я думала навестить Лауру, мы хотели пройтись по Косому Переулку, — поделилась Полумна. Рудольфус некоторое время молчал, после чего произнес: — Хорошо, я пришлю охрану. — Луна удивленно на него посмотрела. Это еще зачем? — Ты в положении и очень уязвима. Поверь, у меня достаточно врагов. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Полумна ощутила двоякое чувство. С одной стороны, мысль о том, что муж дорожит ею, была приятна, но с другой-то она понимала, что Лестрейндж больше беспокоится о ребенке, который мирно спит под ее сердцем. — Если вам будет так угодно, — отозвалась Полумна. Она все еще называла мужа на «вы», поскольку разница в возрасте не располагала к более фамильярному общению. Этим Луна только отталкивала от себя супруга, словно ограждалась от него. — Ладно, мне пора, будь умницей, — промолвил Рудольфус и, наклонившись, поцеловал Полумну в макушку, после чего встал и покинул спальню, чтобы посредством камина переместиться в Министерство Магии. Рудольфус Лестрейндж в последние недели, как только получил хорошее известие, что вновь станет отцом, пребывал в прекрасном расположении духа, хотя всеми силами пытался скрывать свою радость. Все же он человек серьезный и влиятельный, но губы сами по себе трогала улыбка, когда взгляд его светло-зеленых глаз останавливался на юной Полумне. Видит Мерлин, ничто не могло поумерить радость Рудольфуса. Даже политические интриги отошли на второй план, поскольку Лестрейндж отныне жил семьей, а не службой, что казалось удивительным. Он столько лет существовал в тени Беллатрикс и Темного Лорда, столько лет оберегал их тайну, защищал своим именем Сигнуса и даже пытался любить его, как родного, но все это было не то. Когда-то Рудольфус сильно терзался ревностью и болью, но со временем что-то в нем перегорело, и осталась только верность. Он стал жить не чувствами, а службой. Рудольфус уже и не думал, что сможет к кому-то привязаться, но в его жизни появилась Полумна, маленькая, хрупкая, но невероятно сильная Полумна. Жаль, что она сама не понимала, насколько она сильная. Рудольфус умел видеть в людях лучшие качества. И он увидел их в своей будущей жене. Сперва Лестрейнджем двигал интерес и долг. Он боялся, что род прервется или обеднеет, поскольку не особо доверял Асентусу. Потом, после свадьбы, он начал привязываться к жене и пытался по мере сил заботиться о ней, что у него не очень-то получалось. В пламени войны сгорели лучшие его годы, Рудольфус сильно изменился, стал твердым, как камень, и прочным, как сталь. Ему было трудно проявлять чувства, он банально не мог этого сделать. Единственное, на что его хватало — на мимолетные знаки внимания, которые Луна не замечала. Теперь же многое должно было измениться. О, как Рудольфус ждал этого ребенка. Ни одного своего отпрыска он не ждал с таким счастьем и радостью. Первого своего сына он воспринимал как должное, к тому же тот ребенок больше нужен был сэру Сильвию, чем Рудольфусу. Рождение Магнуса тоже не принесло сэру Лестрейнджу особенного счастья. О беременности Лины он узнал, когда срок был больше четырех месяцев. Мисс Хоулп настолько боялась его реакции, что до последнего скрывала свое положение, пока Рудольфус сам не заметил, что служанка немного поправилась. Тогда-то Лина Хоулп рассказала любовнику о беременности. Рудольфус был шокирован и раздражен, но все же поступил в некотором смысле благородно. Он позволил Лине сохранить ребенка, купил для нее небольшой, но уютный домик, назначил ей неплохое содержание. Мисс Хоулп была благодарна Рудольфусу за такую щедрость и чуть ли не молилась на него. Когда родился Магнус, она светилась от счастья, окружила сына любовью и лаской, видела в нем смысл жизни. А Рудольфус… Рудольфус не ощущал большой радости. Да, он желал сына, мечтал, чтобы он вырос достойном волшебником, пошел по его стопам, но особенно сильной любви к мальчику не питал. С годами Магнус стал для сэра Лестрейнджа сплошным разочарованием. Слишком ранимый, слишком добрый и слабый, в добавок ко всему — сквиб. Не о таком сыне Рудольфус мечтал, не о таком. В глубине его души теплилась надежда, что диагноз неверен, и Магнус все же волшебник, поэтому Рудольфус и не стер ему память. Но, к сожалению, и Магнус не оправдал надежд отца. Даже не пытался. Рудольфус, покачав головой, чтобы отогнать дурные мысли, вышел из камина в большом холле Министерства Магии и направился в сторону большого фонтана. Еще на расстоянии он без труда узнал коренастую фигуру брата в темно-синей мантии. Рабастан Лестрейндж стоял спиной к Рудольфусу и разглядывал скульптуру волшебницы на фонтане. Его темные волосы с небольшим количеством седины вились и все еще блестели в свете факелов. Он казался задумчивым. — Здравствуй, Басти, — промолвил Рудольфус, поравнявшись с братом. Тот посмотрел на него и улыбнулся кончиками губ. Выглядел он встревоженным и уставшим, что не вязалось с его характером. После смерти старшего сына Рабастан временами становился мрачным, но старался лишний раз не унывать. — Здравствуй, — кивнул тот, пожав Рудольфусу руку. — Все в порядке? Выглядишь неважно, — проницательно заметил Рудольфус, ответом ему послужила усмешка и мрачный взгляд темно-карих глаз. — Имел удовольствие побеседовать утром с женой, — скривился Рабастан. — Когда-нибудь она меня доведет. Рудольфус поджал губы. Да, он знал, что в браке брата не все гладко. В этом не было ничего удивительного, их разделяла пропасть в четырнадцать лет. Но все же временами он его не понимал. Рабастан даже не пытался найти с Амелией общий язык, хотя она была не такой уж плохой женой, насколько мог судить Рудольфус. Амелия оказалась бойкой и уверенной в себе волшебницей, не обделенной умом, радела за свою семью и могла постоять за себя. По мере сил она заботилась о членах семьи, и для каждого у нее находились теплые слова. Жаль, что Рабастан не ценил этого. В достоинствах жены он видел одни недостатки. — Что послужило причиной для ссоры? — без особого интереса поинтересовался Рудольфус, когда братья двинулись в сторону кабинета министра. — Она узнала об Изольде Гринграсс, — ответил Рабастан. — На самом деле, Басти, ты слишком сильно ею увлекся, — серьезно заметил Рудольфус. Ответом ему послужил взгляд, полный мрачного веселья. — Меня привлекает ее внешность и характер, не более, — отчеканил Рабастан твердо. Рудольфус кивнул. Действительно, как он мог подумать, что его ветреный и непостоянный брат, потерявший лучшие годы в Азкабане, может кем-то всерьез заинтересоваться? Какие глупости лезут в голову от безделья.***
Тем временем Полумна, позавтракав в гордом одиночестве, облачилась в светло-зеленое платье, самостоятельно заплела волосы в косу и, взяв небольшую сумочку с чарами расширения пространства, отправилась прямиком в дом Рабастана Лестрейнджа, где они с Лаурой условились встретиться. Луна пренебрегла советом Рудольфуса и не стала ждать охрану. В конце концов вряд ли на нее нападут средь бела дня в толпе людей. Сэр Лестрейндж был тем еще параноиком. Так или иначе, Луна переместилась в большой лондонский дом Рабастана Лестрейнджа, в котором бывала не так уж и часто. Выйдя из камина, она взмахом палочки очистила платье от сажи и огляделась. Луна находилась посреди большой гостиной, оформленной в холодных синих тонах. Сразу видно, что интерьер дома оформляла леди Амелия, любящая все оттенки синего. Перед Полумной возник домовой эльф, облаченный в белоснежную наволочку с гербом Лестрейнджей на ней. Он поклонился так, что его лопоухие уши коснулись пола. — Добро пожаловать, госпожа. Чем могу быть полезен? — заикаясь, спросил домовик, выглядевший крайне зашуганным. Луна против воли ощутила прилив жалости. Вспомнился домовик Добби, спасший ее и других узников из Малфой-мэнора. Гарри считал Добби другом. Полумна закусила губу от переизбытка чувств и проговорила дрогнувшим голосом: — Я прибыла к леди Лауре. — Госпожа в детской, — ответил эльф. — Позвольте Тобби провести вас, мадам. Они покинули гостиную, находящуюся на первом этаже многоэтажного особняка, поднялись по лестнице на второй и прошли по коридору, на стенах которого висели самые разнообразные картины, изображавшие райские сады и живописные пейзажи. Даже в этом чувствовалась рука Амелии. Дом Рабастана Лестрейнджа не был так мрачен, как Лестрейндж-холл. Картины изображали мирные пейзажи, а не военные сражения. Полумна вошла в детские покои и сразу же увидела единственную подругу и ее маленького сына. Они сидели на толстом бежевом ковре и собирали башню. Маленький Руди имел до того сосредоточенный вид, так хмурился, что как никогда был похож на Асентуса Лестрейнджа. Лаура помогала сыну, но он, кажется, не особо нуждался в этом. — Полумна, здравствуй! — с улыбкой вскрикнула Лаура, поднимаясь на ноги. Она вся светилась от счастья и казалась довольной жизнью и собой. Кажется, девушка начала потихоньку излечиваться от тяжелой влюбленности в мужа и это, стоит заметить, пошло ей на пользу. Лаура и раньше была добрым и чутким человеком, теперь же ее наполнял внутренний свет, отчего светло-карие глаза девушки светились. — Доброе утро, — кивнула Луна, проходя вглубь комнаты. Они с Лаурой обнялись, как давние подруги и разместились на диванчике, пока Руди-младший возился с поездом. — Руди, что нужно сказать гостю? — спросила со строгостью Лаура, глядя на сына. Мальчик отложил конструктор, поднялся на ноги и чуточку смущенно посмотрел на Луну. — Здравствуйте, добро пожаловать в дом Лестрейнджей, — запинаясь и не выговаривая некоторые буквы, сказал Руди-младший и тут же вернулся к игре. — Как быстро растут дети, — вздохнула Лаура, глядя с улыбкой на сына. — Кажется, еще вчера он был совсем крошечным и таким беспомощным… — Интересно, каким будет мой ребенок в его возрасте? — словно в пустоту спросила Луна, привлекая тем самым внимание подруги. — Ты кого хочешь? — спросила Лаура, выразительно взглянув на пока еще плоский живот собеседницы. — Важно, кого хочет Рудольфус. Мальчика, — ответила Полумна, хотя ее воображение упрямо рисовало девочку, похожую на нее. Да, так будет лучше. Она не могла представить рыжеволосую и зеленоглазую девочку, пошедшую чертами лица в Рудольфуса. Не очень-то хотелось видеть рядом с собой копию мужа, но все решит природа. Еще немного поговорив о всякой ерунде, девушки собрались в Косой Переулок, намереваясь зайти в пару магазинчиков для будущих мам и малышей. Лаура доверила сына няньке, сообщила работающей в кабинете Амелии о своем уходе и, облачившись в выходное платье, была готова к прогулке. Косой Переулок встретил их оживлением. Второго мая должен был состояться грандиозный праздник, посвященный пятилетней годовщине Битвы за Хогвартс, которая вошла в историю как самая кровавая бойня в мире магии. Дома украшались лентами и светильниками преимущественно серебряных и зеленых оттенков. На здании банка висело большое знамя Слизерина, ставшее символом страны. Луна смотрела на эти изменения и не испытывала положительных эмоций. Мир вокруг нее поразительно быстро менялся, и она не успевала приспособляться к этим переменам. Но все жили так, словно не было десятилетий кровавой войны, словно кровавые потрясения не терзали народ долгие годы. — Куда зайдем в первую очередь? — спросила Луна у подруги, которая озиралась по сторонам. — Я обещала Руди метлу ко дню рождения, нужно посмотреть подходящие модели, — промолвила Лаура, глядя на вывеску магазина «Все для Кивддича». Девушки двинулись в его сторону. — Посмотри, это не Лавиния Флинт? — с сомнением спросила Лаура Лестрейндж. Луна проследила за ее взглядом и увидела, как из Лютного Переулка, воровато озираясь, вышла Лавиния, жена Маркуса Флинта, облаченная в закрытое темное платье и черную мантию с глубоким капюшоном. Она сняла с головы капюшон, отчего ее золотисто-русые волосы рассыпались по плечам и, криво усмехнувшись, что-то спрятала в кармане мантии. Разумеется, подруги не обратили на леди Лавинию большего внимания, о чем в последствии сильно жалели. Ни Луна, ни Лаура не были дружны с леди Флинт и не посчитали нужным с ней поздороваться. Девушки были слишком увлечены своими мыслями и желаниями, и, переговариваясь о всякой ерунде, вошли в магазин «Все для квиддича».***
Магическая Британия. Замок Темного Лорда Леди Беллатрикс стояла, положив руки на подоконник, и задумчиво глядела в окно. В ее карих глазах царила тревога, а лицо казалось изнеможенным и уставшим. Вот уже несколько месяцев с того дня, как она начала подозревать, что у Повелителя кто-то есть, Беллатрикс не знала покоя. Не так давно она своими руками отправила горе-соперницу к праотцам, казалось бы, можно вздохнуть спокойно, но не тут-то было. Да, Беллатрикс знала, что ее накажут за содеянное, но видит Мерлин, она не могла поступить иначе, не могла оставить все как есть. Сдаться — означало бы проиграть, а Беллатрикс не любила проигрывать и не проигрывала. Она слово в слово помнила разговор с Повелителем после ужина. Он закономерно обо всем узнал, что неудивительно. Не существовало еще такой вещи, которую можно было бы скрыть от Лорда Волдеморта. Милорд отчитал супругу и отдалил ее от себя. Сперва Белла с присущим ей упрямством сама не хотела идти на контакт, гордыня застилала ей взор, но очень скоро она начала искать встреч с Повелителем, хотела беседовать с ним, как раньше, проводить рядом с ним время, но Темный Лорд раз за разом отталкивал ее. Ко всему прочему он велел Беллатрикс занять другие покои, что очень сильно ударило по ее самолюбию. Беллатрикс выполнила приказ, переехала в другие комнаты, вот только покоя ей это не принесло. Она плохо спала, не ощущая рядом человеческого тепла. Она просто не могла жить без Повелителя, он был всем для нее и в первую очередь лекарством от безумия. За прошедшие после войны годы Беллатрикс нашла тонкую грань над пропастью в безумие. И грань эта держалась на двух людях: на Темном Лорде и на Принце Сигнусе, самых близких людях Беллатрикс. Но едва ли они понимали, насколько психика Беллатрикс нестабильна, что от настоящего сумасшествия ее отделяет всего лишь шаг. Беллатрикс цеплялась за Темного Лорда, как утопающий за спасительную соломинку, вот только он в последнее время отталкивал ее. Из-за этого рассудок преподносил ей сюрпризы. Временами она не могла отличить сон от реальности. Вновь вернулись ужасающие кошмары, которые медленно вытягивали из нее все силы. Ужасающие образы преследовали ее каждый день, и даже зелье снов без сновидений мало помогало. К сожалению, поделиться с кем-то страшными видениями Беллатрикс не могла. Темный Лорд ее отвергал. Принц Сигнус отдалился от матери, женившись на Шарлотте. Антонин Долохов сам страдал какой-то формой сумасшествия, но у него было прекрасное лекарство от безумия — алкоголь. Да и не был Долохов особенно близок с Беллатрикс. Оставался только Рудольфус. Преданный, верный, благородный Рудольфус, которые долгие годы был хранителем тайны Беллатрикс. Он даровал ей свою фамилию, защищал ее сына, воспитывал и любил его, как родного. Поимо этого, он был единственным верным и близким другом Беллатрикс. Даже с сестрой Нарциссой она не была так близка, как с мужем. Наверное, в глубине души Белла боялась его потерять и всегда заботилась, чтобы у него не было серьезных увлечений, способных встать между ними. Однако война закончилась. Беллатрикс стала супругой Темного Лорда к своему величайшему счастью, разумеется, но потребность в Рудольфусе никуда не исчезла. Она все еще опиралась на него в делах и всегда знала, что он поможет. Вот только сейчас явно не тот случай. Сэр Лестрейндж теперь министр магии, у него полно забот, в первую очередь, компашка Пиритса. К тому же молодая жена Рудольфуса в положении. Услышав благую весть, которую Руди так ждал, Беллатрикс почему-то ощутила тень досады, но тут же отогнала прочь это чувство. Рудольфус, как никто другой, заслужил счастье. Так пусть будет счастлив. Таким образом, Беллатрикс осталась совершенно одна со своими проблемами, что сильно ее тревожило. Чувствуя слабую головную боль, Беллатрикс потерла виски и решила немного потренироваться. Может, хоть это поможет ей прийти в себя и успокоиться, иначе быть беде. Она быстро спустилась на первый этаж и вошла в большой тренировочный зал. Но, видимо, не только она решила в это утро размяться. Тренировочный зал оккупировал сэр Сигнус. Губы Беллатрикс тронула слабая улыбка, когда она остановила взор на сыне, который отрабатывал режущее заклинание на манекене. Сигнус осыпал чучело градом проклятий, не останавливаясь ни на минуту и оттачивая мастерство. Его иссиня-черные вьющиеся волосы растрепались и теперь торчали во все стороны, на щеках горел румянец от физической нагрузки, а глаза, Беллатрикс была в этом уверена, лихорадочно блестели так же, как у нее. — Матушка. — Сигнус прекратил тренировку, когда увидел мать. Он пригладил пришедшие в беспорядок волосы и направился к ней. — Доброе утро, мама, вас не было на завтраке. Надеюсь, вы в добром здравии? — обеспокоенно спросил Сигнус, встревоженно глядя в лицо матери. — Все в порядке, сын. Утром немного болела голова, я позавтракала в своих покоях, — уверенно ответила Беллатрикс, улыбнувшись. Но ее слова не убедили Сигнуса, поскольку он блестяще чувствовал настроение матери. Да, они не виделись долгих четырнадцать лет, но ближе и роднее людей не существовало. Сигнус был очень похож на мать, хотя всеми силами пытался походить на отца. — Вас тревожит Повелитель? — спросил Сигнус, не понимая, что произошло между родителями. — Я могу поговорить с ним, — промолвил он, однако мать взяла его за руку и возразила: — Ни в коем случае. — Беллатрикс не желала втягивать сына в свои отношения с Повелителем. Она знала, что отношения между отцом и сына и так напряженные, раз Милорд отдалил от себя отпрыска. Если Сигнус начнет лезть в дела отца, тот может разгневаться. Что будет в таком случае, Беллатрикс не решалась представить. — Вы не заслуживаете такого отношения, — упрямо заметил Темный Принц с присущим ему упрямством. Беллатрикс прищурилась, глядя в бледное лицо сына, на котором горели серо-голубые глаза, унаследованные от Блэков. — Твоя жена тоже не заслуживает такого отношения, — внезапно промолвила она, отчего Сигнус мгновенно напрягся. Беллатрикс сама не понимала, зачем сказала это. Безусловно, она видела, что в браке сына не все гладко. Мрачный вид Шарлотты только подтверждал ее догадку. Когда-то Шарлотта импонировала Белле, она была абсолютно бесстрашной, готова была на все ради поставленной цели и напоминала Беллатрикс ее саму в молодости. Шарлотта относилась к такому типу людей, которые при необходимости готовы были поставить на кон все. Однако кто бы мог подумать, что Шарлотта влюбится в Сигнуса. Да, Беллатрикс видела, что девчонка крутится вокруг ее сына, но даже подумать не могла, что она чего-то добьется. Сигнус относился к ней как к ребенку, как к младшей сестренке. Но прошло время, и Сигнус, ослепленный вспыхнувшими чувствами, женился. О, Темный Лорд тогда был разгневан. Сигнус нарушил его планы, что очень не нравилось Повелителю. Беллатрикс же невзлюбила невестку за то, что она встала между отцом и сыном. Белла даже подумывала как-нибудь нейтрализовать девчонку, и даже то, что она дочь Рудольфуса, ее не беспокоило. Ради сына Беллатрикс была готова абсолютно на все, однако удача была на стороне Шарлотты. Она забеременела. Родную кровь Беллатрикс не могла пролить и решила: пусть живет и будет счастлива. Все равно счастье ее будет временным. Беллатрикс прекрасно знала нрав сына. Знала, что он очень падок на женский пол. Рано или поздно страсть пройдет, чувства угаснут, и Сигнус начнет смотреть по сторонам. Шарлотта получит свое наказание. Так до поры до времени думала Беллатрикс. Шли годы, а Сигнус по-прежнему любил жену. Беллатрикс уже думала, что сын изменился, но, разумеется, она ошиблась. И вот теперь она наблюдала за тем, как изводит себя Шарлотта, как она бледной тенью слоняется по замку, срывается на слугах и пытается найти утешение в материнстве. Да, Шарлотта была хорошей матерью, лучшей, чем Беллатрикс когда-то, но нервное состояние невестки передалось и детям. Они прекрасно чувствовали состояние матери и теперь казались несчастными. Как бы Белла ни любила Шарлотту, внуков она любила намного больше, поэтому решила поговорить с сыном и попробовать наставить его на путь истинный. Хотя бы временно. — При всем уважении, мама, но мои отношения с Шарлоттой касаются только меня и Шарлотты, — отчеканил ледяным и раздраженным тоном Сигнус, поведя плечами. Беллатрикс поджала губы. — Да, а еще они касаются ваших детей, — промолвила она, добавив в голос строгости. Сигнус удивленно посмотрел на мать, та лишь усмехнулась. — Не смотри на меня так. Дети чувствуют, когда их мать несчастна. Им нужна здоровая обстановка. Темный Принц нахмурился и задумался. Он в глубине души понимал, что во время последней ссоры перегнул палку. Что за дьявол в него вселился? Разве жена заслужила такое обращение? Однако Сигнус старательно давил это чувство. Он не любил признавать ошибки. Тем же вечером после конфликта Сигнус переехал в другие покои, оставив Шарлотту одну в их спальне. Пересекаясь с женой в коридорах или видя ее за завтраком, Сигнус игнорировал ее встревоженные и любящие взгляды, которые почему-то его раздражали. — Если вам будет так угодно, я поговорю с Шарлоттой, — сказал он немного погодя, придя к кое-каким умозаключениям. Ради детей он мог переступить через гордость. Главное, убедить ревнивую женушку, что он все еще дорожит ею. Чтобы план удался, Сигнус даже готов был временно отказаться от Лукреции. Можно сделать вид, что он выслал ее прочь из страны. Но, разумеется, Сигнус не собирался отказываться от понравившейся игрушки. — Отлично, — кивнула своим мыслям Беллатрикс. — Но сделаешь это чуть позже. Шарлотта отправилась к матери, — промолвила она с ехидными нотками в голосе. Беллатрикс прекрасно знала, какие отношения у невестки с матерью. При всей своей красоте, уме и преданности Шарлотта была не самой лучшей дочерью, раз почти позабыла о матери. Впрочем, Беллатрикс не могла ее винить в этом. Она прекрасно знала, какой человек Элизабет Баркер. Не было ничего удивительного в том, что ее не могла выносить родная дочь. Будь у Беллатрикс такая мать, она бы умерла от стыда. — К матери? — удивился Сигнус. — Странно, что она меня не предупредила, — с сомнением промолвил он. Северная Ирландия. Особняк Лестрейнджей. С хлопком аппарации перед двухэтажным старинным особняком появилась высокая девушка, облаченная в зеленое закрытое платье и черную мантию. Шарлотта сняла с головы капюшон, отчего ее рыжие волосы, закрепленные на висках маленькими гребешками, рассыпались по плечам. Она огляделась. Было тихо, словно мир уснул. В этих краях всегда царили тишина и покой. То, что нужно для болезненной и слабой Элизабет. Внезапно Шарлотта ощутила тень горечи. В последний раз она навещала мать больше года назад. «Да, уж. Ты просто чудесная дочь», — с сарказмом подумала Шарлотта и покачала головой, не желая слушать голос совести. Она понимала, что поступала жестоко с матерью. Элизабет точно не заслужила такого обращения, однако… Шарлотта просто не могла выносить общество матери. Уж слишком разными они были, чтобы найти общий язык. Шарлотта вошла в особняк и нахмурилась. Странно, что ее никто не встречал. Ни горничная, ни домовик. Все ли в порядке? Помимо воли сердце начала заполнять тревога. Шарлотта подошла к лестнице с деревянными перилами и положила на них руку. Она вспомнила, как навещала мать спустя пару месяцев после свадьбы, окрыленная радостью и счастьем. Тогда Шарлотта так хотела, чтобы матушка разделила ее счастье, но Элизабет только оттолкнула дочь реакцией. — Ты хоть понимаешь, что тебя ждет? — спросила тогда Элизабет, когда Шарлотта, явившись в особняк, рассказала ей о том, что вышла замуж за любимого человека и ожидает ребенка. На Элизабет смотреть было страшно. В голубых глазах царила неприязнь, крылья узкого носа раздувались. Для Шарлотты подобная реакция была удивительной. Ее мать была ранимым и слабым человеком, она редко повышала голос и уж тем более никогда не гневалась на дочь. — О чем вы? — спросила напряженно Шарлотта, сбитая с толку. Да, не такой реакции она ожидала. Думала, что мать порадуется. — Бедная моя девочка, бедная девочка, — покачала головой Элизабет, вставая с кресла, на котором сидела. Она приблизилась к дочери и села рядом с ней на диван. Шарлотта напряженно следила за матерью и казалась слишком удивленной. Элизабет же взяла руки дочери в свои и поцеловала их поочередно. — Он же тебя погубит, моя девочка, он не будет хорошим мужем, он не даст тебе счастья и любви… — говорила Элизабет, сжимая руки дочери в своих. — Довольно, мама! — не в силах слушать ее слова, твердо отозвалась Шарлотта, вырывая руки из рук матери. Она взвилась на ноги и наградила Элизабет упрямым взглядом. — Что за чушь вы несете? Я люблю его, и он любит меня. Я стала его женой, я ношу под сердцем его дитя, — воодушевленно говорила Шарлотта, в зеленых глазах ее вспыхнул огонь, когда она говорила о своих чувствах. Элизабет лишь покачала головой, словно удивлялась глупости и безмятежности дочери. — Его интерес угаснет и тогда… — начала говорить она. Этого спесивая и гордая Шарлотта стерпеть уже не могла. Она, конечно, в глубине души была привязана к матери, поэтому и навестила ее, желая, чтобы матушка разделила с ней радость, однако реакция Элизабет была какой-то неправильной. — Не смейте так говорить, — резко заметила Шарлотта. — Послушайте, что вы говорите. Вместо того, чтобы порадоваться за единственного ребенка, вы наоборот нагнетаете тоску! — Ты многого не понимаешь, — грустно улыбнулась Элизабет. — Наверное, он тебе много чего пообещал. Твой отец тоже обещал мне счастливую жизнь, что он всегда будет рядом, но посмотри, что вышло? Я никому не дам тебя обидеть, — с горечью в голосе сказала она. — Во-первых, мы говорим не о моем отце. Во-вторых, я не вы! — не выдержала вспыльчивая Шарлотта, делая шаг к матери. Она пронзила ее гневным взглядом и надменно улыбнулась. — Я не дам себя в обиду, мама. Я не нуждаюсь в ваших советах! Элизабет потрясенно молчала. Она знала о нраве дочери, но никогда Шарлотта не повышала на нее голос. Почему-то к глазам подступили слезы, а в носу закололо, как в дни далекой юности, когда они с Рудольфусом выясняли отношения. Годы прошли, и теперь сердце Элизабет терзал не Рудольфус, а их дочь. — Мне жаль тебя. Ты так юна, ты веришь в лучшее, но… — начала с новыми силами говорить Элизабет, однако Шарлотта подняла руку, призывая мать к тишине. Рудольфус тоже так делал, когда не хотел кого-то слушать. — Уж лучше верить в лучшее, чем страдать по тому, что никогда не было, — резко заметила Шарлотта. — Вы не познали счастья взаимной любви и теперь не желаете, чтобы его познала я. В вас говорит эгоизм, мама. Вас точит зависть. Элизабет с удивлением смотрела на дочь, словно не знала, что сказать. Шарлотта же, наградив мать угрюмым взглядом, быстро покинула гостиную, намереваясь вернуться в Лестрейндж-холл. Напрасно она навестила мать. Они с Элизабет слишком разные, слишком не похожие характерами. Шарлотта закусила губу, чтобы не застонать. А ведь она хотела иметь мать, которая была бы рядом с ней, поддерживала ее, разделяла радости и печали. Но Элизабет может разделить только печали. Она убеждена, что мир полон несправедливости и боли и теперь постоянно сетует на злодейку-судьбу. А кто виноват в ее бедах? Она и только она. Сэр Лестрейндж не принуждал ее к близости и не держал ее подле себя насильно. Элизабет сама кинулась к нему, желая получить ласку и любовь. Шарлотта покачала головой, отгоняя воспоминание. После того разговора ее отношения с матушкой испортились еще сильнее. Элизабет начала писать письма, в которых жаловалась на слабое здоровье, она писала так часто, что Шарлотта уже перестала их читать, поскольку в них было одно и то же. Шарлотта поднялась на второй этаж и вошла в гостиную, в которой в тот день они беседовали. Оглядевшись, она увидела матушку, сидящую на диванчике с книгой в руках. — Мама… — тихо прошептала Шарлотта, чувствуя, как глазам подступают слезы. Элизабет вздрогнула и повернула голову к источнику звука. Выглядела она так же неважно: худая, бледная и сильно измученная жизнью. Голубые глаза казались стеклянными и неживыми, на лице с некогда точеными чертами появились морщины, золото волос сменилось серебром седины, хотя Элизабет не было и сорока пяти. — Шарли, — плохо слушающимся языком протянула женщина, с неверием глядя на дочь. — Это правда ты? Или я сплю? — потерянно пробормотала она, вставая с дивана. Выглядела Элизабет крайне удивленной. Шарлотта немигающим взглядом наблюдала за тем, как мать подходит к ней и протягивает руку к ее лицу, словно хочет проверить, реальна ли она. Элизабет дотронулась до щеки дочери, глядя на нее снизу вверх. Все же Шарлотта была выше матери почти на полголовы. Она улыбнулась, когда Элизабет коснулась ее щеки. Мисс Баркер же судорожно вздохнула и резко отдернула руку, словно обожглась. — Это правда ты, — пробормотала она очень тихо. — Да, я, — кивнула Шарлотта, глядя на бледную и взволнованную мать. Глаза Элизабет лихорадочно заблестели, а губы скривились то ли призрении, то ли в рыдании. — Странно, что ты вспомнила о своей несчастной и одинокой матери, — сухо заметила Элизабет, запахнув получше черную мантию, накинутую поверх темно-серого простого платья с высоким воротником. Выглядела она значительно старше своих лет, а бледность и седина совсем состарили ее. Шарлотта облизала губы, словно собиралась с мыслями. Она долгое время с присущим ей упрямством не могла признать, что мать ей дорога. Теперь же слова любви и поддержки застряли у нее в горле, и она никак не могла произнести их. — Прости меня, мама, — прошептала Шарлотта, делая шаг к Элизабет, которая почему-то нервно улыбнулась. — У тебя что-то случилось? — проницательно спросила мисс Баркер. Шарлотта пождала губы, но не нашла в себе силы рассказать матушке о проблемах, терзающих ее. — Нет, с чего вы взяли? — с напускной безмятежностью спросила она и улыбнулась, взяла руки матери в свои и в который раз удивилась, какая холодная у нее кожа, как неживая! — Просто так ты бы обо мне не вспомнила, — ответила Элизабет, позволяя дочери растирать ее руки. — Я просто повзрослела и поняла, что была неправа по отношению к вам, мама, — заговорила Шарлотта, стараясь не смотреть Элизабет в глаза. Что-то ей подсказывало, что она сразу раскусит ее ложь. — Вы нужны мне. Шарлотта посмотрела в посветлевшее от радости лицо Элизабет и едва заметно улыбнулась. В глазах матушки стояли слезы. Наверное, она долго ждала таких добрых слов. Шарлотта питала острую жалость к матери. Судьба у Элизабет была не самой доброй и светлой. По юности лет влюбившись в Рудольфуса Лестрейнджа, Элизабет пустила под откос свое будущее, лишилась возможности выйти замуж за достойного человека, терпела скверный характер возлюбленного, его похождения, родила дочь, тем самым опозорив свою семью. Казалось бы, счастье близко, она нашла бы себя в материнстве, однако Темный Лорд пал, и начался ад. Элизабет была осуждена на шесть лет за пособничество Пожирателям Смерти. До сих пор она просыпалась с воплем ужаса, когда ей снились допросы в камере аврората и дементоры Азкабана. Когда срок заключения истек, Элизабет вышла на свободу и сразу же отправилась к своему отцу, которому отдали ее дочь. Однако Кэрроу-старший сообщил Элизабет, что девочка умерла несколько лет назад от драконьей оспы, видимо считая, что такая мать ничего не сможет дать ребенку. Тогда-то мисс Баркер окончательно рехнулась. Мысли о маленькой дочери держали ее на краю пропасти, а получив дурную весть, она рухнула в эту пропасть, имя которой — безумие. Элизабет плохо помнила те дни, помнила, как слонялась по Косому Переулку, как мечтала о смерти, как случайно встретила в одном из кафе давнего знакомого с маленькой дочкой. Он допрашивал ее после падения Темного Лорда и крайне жестоко с ней обошелся. Дальнейшие события были покрыты густым белым туманом. Элизабет смутно помнила, как подманила к себе четырехлетнюю дочь мучителя, как взяла ее за руку и скрылась в толпе граждан. Ей привиделось, что эта девочка — ее дочь. Элизабет аппарировала в маггловский Лондон, толком не соображая. Там-то ее настигли авроры. Дальнейшие события Элизабет также помнила смутно, поскольку за похищение ребенка аврора ей светил Азкабан, но после вызванный для ее осмотра целитель сообщил, что мисс Баркер не в себе. Вместо Азкабана Элизабет угодила в психиатрическое отделение больницы Святого Мунго, где ее пичкали сильными зельями. Через некоторое время мать и дочь разместились на диванчике. На журнальном столике стоял поднос с чаем и печеньем. Шарлотта молчаливо слушала мать, а Элизабет говорила, говорила, говорила, словно хотела рассказать дочери абсолютно все. Она так долго молчала, что теперь не могла остановиться. В основном все слова Элизабет сводились к следующему: — Моя жизнь — это не жизнь, а существование. В ней нет ни счастья, ни покоя. Я так хочу, чтобы это закончилось, чтобы боль ушла, чтобы стало легче. Кто знает, может, однажды я обрету желанный покой, а пока приходится существовать. Шарлотта чувствовала муки совести. В счастливой жизни она совсем забыла о близких людях, о матери, отказалась от брата из-за предрассудков общества, в котором жила. Да, она ужасная дочь и сестра. Не вспоминала о близких до той поры, покоя ей самой не понадобилась поддержка. — Как там Рудольфус, здоров ли? — спросила внезапно Элизабет со странной теплотой в голосе, которую даже не пыталась скрыть. Да, спустя столько лет она все еще питала к Лестрейнджу теплые чувства, жаль, что они так и остались безответными. — Здоров, — ответила Шарлотта. — Ожидает пополнение, — презрительно заключила она. Элизабет отвела взгляд и удрученно вздохнула, думая о своем. — Надеюсь, ребенок родится здоровым, — некоторое время спустя промолвила она. — Как поживает Магнус? — последовал вопрос. Шарлотта поджала губы. Да, ее мать и за Магнуса волновалась, словно он был ее сыном, хотя сам он не питал теплых чувств к матери сестры. — Жив и здоров. Отец женил его. Его жена в положении, — опуская подробности, сказала Шарлотта. Элизабет покивала своим мыслям. — Он заставил отца понервничать. Подливал Полумне противозачаточное зелье, поссорился с отцом, и теперь отец даже слышать о нем не желает. — Бедный ребенок, — покачала головой Элизабет, и в ее глазах отразилась печаль. — Его предали и бросили, он имеет право обижаться на мир, — пояснила она. — Жаль, что я узнала о мальчике только в восемьдесят первом году. Рудольфус никогда не говорил, что у него есть сын. Я узнала случайно, когда он получил письмо от Магнуса. Я уговаривала Рудольфуса забрать его из пансиона, хотела взять его на воспитание. Магнус вряд ли бы признал меня матерью, но у него был бы дом. Думаю, Рудольфус согласился бы, но Темный Лорд пал, и все рухнуло, — рассказала дрожащим голосом Элизабет. Шарлотта отвела взгляд, чувствуя острое сожаление. Все могло быть иначе, если бы Темный Лорд не пал. У Магнуса был бы дом и семья. Она росла бы вместе с братом, но увы. Прошлое не изменить, но можно изменить будущее.***
Вечер того же дня. Магический Лондон. Квартира Рабастана Лестрейнджа. Рабастан Лестрейндж, чувствуя странный покой, расползающийся в душе, лежал на кровати, обнимая за плечи любовницу. Изольда Гринграсс перебирала его густые иссиня-черные волосы и казалась задумчивой, но едва ли его волновало ее состояние. Рабастан вообще редко заботился о чувствах окружающих. Для него на первом месте стоял он сам, затем его семья, в особенности брат, а затем уже все остальное. — Вы забываете меня, — промолвила внезапно Изольда, тем самым привлекая внимание влиятельного любовника. Рабастан обратил на нее взгляд темно-карих, почти черных, глаз. — Вроде бы — нет, — ответил он негромко. Он не очень-то любил сцены ревности, хотя за свою жизнь видел их предостаточно. У него было много женщин, и ни одной из них он не был верен. Поскольку ни одну из них по-настоящему не любил. Да, бывало, он увлекался кем-то, как, например, Амелией, но едва ли это были глубокие чувства. Временами Рабастану казалось, что он просто не умеет любить, но это было не так. — Мы встречаемся все реже и реже, — промолвила немного обиженным тоном Изольда, глядя чистыми голубыми глазами в глаза Рабастана. Она могла показаться невинной и нежной, но Рабастан прекрасно знал, какая расчетливая женщина скрывается за маской хрупкой красавицы. Изольда была намного хитрее мужчин, и он это признавал, но ничего не мог с собой поделать. Рядом с ней было спокойно, с ней было интересно. — На это есть веские причины, — ответил немного погодя он, вновь откидываясь на подушки. Изольда не решилась уточнять, какие, поскольку все прекрасно понимала. Она обняла Рабастана, положила голову ему на грудь и глубоко вздохнула, ощущая странное томление в сердце. Изольда не хотела этого, но она привязалась к Рабастану Лестрейнджу. Он был единственной радостью в ее жизни и являлся воплощением настоящего мужчины. Ах, если бы она была чистокровна, ах, если бы. Тогда бы Лестрейндж от нее никуда не делся. Изольда была в этом уверена, однако все это пустые мечты. Рабастан Лестрейндж никогда не пойдет на мезальянс, он превыше всего ценит чистую кровь. Да и не нашлась еще женщина, способная совладать с его свирепым нравом. Изольда себя к таковым не относила. Все же воля у Лестрейнджа была железная и сломить ее было нельзя. Женщина прикрыла глаза, наслаждаясь мгновением счастья. Рабастан задумчиво перебирал ее золотистые волосы и смотрел в потолок, думая о чем-то своем. Изольда же гнала от себя мрачные мысли. Сколько бы времени он ни проводил с ней, он всегда вернется к жене. Миссис Гринграсс прекрасно знала, что в браке у любовника не все гладко, но все равно Рабастан возвращался к леди Амелии. Наверное, она имела над ним какую-то власть. Или же рамки приличий все же заставляли Рабастана держать нрав в узде? — Вы когда-нибудь любили? — спросила внезапно Изольда. Лестрейндж напрягся, но все же ответил: — Нет. Изольда нахмурилась, будучи удивленной. Рабастан и сейчас был видным мужчиной, а во времена молодости, должно быть, был весьма красив. Вокруг таких всегда много женщин. — Вы считаете, что любви не существует? — зачем-то уточнила она. Рабастан отстранился от любовницы и приподнялся в постели, глядя серьезно в ее лицо. — Почему же не существует? — спросил он с усмешкой. — Любовь существует, однако она не над всеми властна, — продолжил Рабастан как ни в чем не бывало. — Неужели вы не любили жену? — удивленно спросила Изольда, отчего Рабастан помрачнел, словно до сих пор не был рад браку. — Когда-то я попал под ее чары, но ненадолго, — пожал он плечами. — К чему эти расспросы? — спросил Рабастан, придав голосу строгости. Он не очень-то любил, когда кто-то расспрашивал его о семье. Неужели Изольда пытается собирать сведения? В последнее время Рабастан стал излишне подозрительным. Наверное, паранойя Рудольфуса передалась и ему. — Надеюсь, ты понимаешь, что будет, если ты предашь меня… — сжав пальцы на шее любовницы, спросил Лестрейндж. Изольду это, кажется, совсем не напугало. Она лишь улыбнулась, посильнее прижимаясь к нему. — Я вас никогда не предам, — прошептала она, глядя в темно-карие глаза. В ее голубых глазах горело большое чувство, с которым женщина уже не боролась. — Это радует, — ответил Рабастан и поцеловал любовницу, ослабив хватку на ее шее. Та с жаром ответила на поцелуй, обнимая его за плечи.***
Солнце уже скрылось за горизонтом, погружая мир во мрак. Магнус Хоулп сидел за столиком в заведении с сомнительной репутацией. Впрочем, ему давно было плевать на это, лишь бы иметь возможность расслабиться и отдохнуть в компании юных прелестниц. После окончания войны у магглорожденных начали отнимать волшебные палочки. Предполагалось, что они сразу же сбегут в маггловский мир, однако большинство из них самоуверенно считали себя волшебниками, достойными места в магическом мире. В одиннадцать лет покинув маггловский мир, грязнокровки явились в магический и, не зная его традиций и истории, пытались перекроить его под себя. Они даже не думали о том, что магический мир — это не радужная сказка, а мир, полный опасностей, и мало кто озаботился маггловским образованием и связями в маггловском мире. Вот и получилось, что получилось. Лишившись палочек, многие попали в трудовые лагеря, работали на фабриках за жалкие гроши, а привлекательные девицы, чтобы выжить, отправились прямиком в публичные дома, некоторых брали служанками в богатые дома. И неизвестно, что хуже. В одном из таких заведений коротал время Магнус Хоулп с единственным другом Персивалем Уайтом, которого когда-то спас от печальной участи. Честно сказать, мужчины не были друзьями. Вернее, Магнус не считал Персиваля другом, поскольку предпочитал держать людей на расстоянии, а мистер Уайт, наоборот, называл себя другом Магнуса, на что Хоулп лишь ухмылялся. Тем не менее молодые люди все же иногда проводили время вместе. — Меня взяли охранником на один государственный объект, — поделился успехом мистер Уайт, черноволосый и черноглазый смуглый юноша. За прошедшие годы он вытянулся, стал шире в плечах и почти догнал ростом Магнуса, хотя был его младше почти на десять лет. — Рад за тебя, — равнодушно отозвался Магнус, отпивая из бокала дешевое вино. Он откинулся на спинку стула и, прищурившись, огляделся вокруг. Взгляд его зеленых глаз остановился на привлекательной девушке в откровенном наряде, которая обслуживала соседний столик. Черная юбка была до того короткой, что открывала восхитительный вид на худенькие ножки. Белая блузка из полупрозрачной ткани просвечивала так, что были видны изгибы юного тела. Поверх рубашки был затянут черный корсет, украшенный кружевом. Он приподнимал округлую грудь. Персиваль, заметив потемневший от желания взгляд Магнуса, поджал губы. Конечно, он был благодарен Магнусу за спасение от Пиритса и его дружков, за лечение матери, в целом считал Хоулпа неплохим человеком, однако не одобрял его образа жизни. Магнус был слишком ярким, слишком привлекательным для женщин, стоило ему появиться где-либо, как многие девушки не сводили с него заинтересованных взглядов. Такая популярность, должно быть, льстила самолюбию Хоулпа, и он бросался в омут с головой, словно пытался количеством случайных связей и романов усмирить раненое самолюбие, доказать что-то самому себе. По крайней мере, все так и выглядело. К тому же Персиваль знал, что Магнус женат. Безусловно, ему было известно, что в браке друга не все гладко, но разве миссис Хоулп заслужила такого отношения? Едва ли. Она, бедняжка, наверняка страдает ночами, пока благоверный развлекается и играет в покер. Персиваль не знал всех нюансов отношений Магнуса с женой, поэтому пытался не судить друга за такую распущенность, но все равно втайне его осуждал. Магнус, словно не замечая того, как смотрит на него друг, продолжал пожирать взглядом девицу. Та, перехватив его взгляд, приблизилась к их столику, соблазнительно покачивая бедрами. Хоулп прищурился, глядя в хорошенькое личико официантки. В свете свечей его волосы вспыхнули пламенем, а глаза казались загадочными. Кто бы мог подумать, какой неприятный человек скрывается за внешней привлекательностью. — Желаете заказать что-либо? — спросила девушка, не сводя взгляда с Магнуса. Персиваль про себя усмехнулся, покачав головой. Как обычно, когда они с Магнусом появлялись в барах или в публичных домах, все внимание было обращено к Хоулпу, а он оставался в тени товарища. Временами подобное положение вещей вызывало тень зависти. — Принеси вино и что-нибудь с мясом, — промолвил Магнус, надменно улыбнувшись. Девушка удалилась, а Хоулп взглянул на Персиваля. — У тебя такое лицо, словно ты хочешь меня чем-нибудь треснуть, — усмехнулся он. — Не имею ни малейшего желания, — ответил мистер Уайт. — Ты говорил, что ночью будешь варить зелья, — нерешительно проговорил он, глядя на то, как собеседник в пару глотков осушает бокал вина. — Алкоголь может помешать. — Не переживай, я зелья могу варить с закрытыми глазами, — отмахнулся Хоулп. Нет, он не хвастался, просто констатировал факт. В зельях ему действительно не было равных. К столику подошла официантка, держа в руках поднос с заказом. Персиваль взглянул на нее и понял, что это не та девушка, которая брала у Магунса заказ, а совершенно другая. С длинными темно-русыми волосами, завитыми в локоны, светло-голубыми глазами, миловидным личиком и соблазнительными формами. — Элис, какая встреча, — протянул Магнус, очевидно узнав официантку. — Я тоже рада тебя видеть, — насмешливо протянула Элис, поставив перед Хоулпом поднос. — Я, конечно, знаю, что ты совершенно распутен, но толкнуть брата в омут разврата, не слишком ли? — с сомнением спросила она, покосившись на Персиваля. Тот вскинул брови, неужели он похож на брата Магнуса? Хоулп лишь рассмеялся. — Элис, милая, не пытайся думать. Тебе не идет, — сказал он, уняв веселье. В следующий миг Магнус протянул руку и, сжав запястье служанки, усадил ее себе на колени. Та для вида нахмурилась, но все же поудобнее устроилась у него на коленях. — А что мне идет? — игриво спросила она, наклонившись к лицу Магнуса. Тот положил руку на обнаженное колено девушки и усмехнулся. — Униформа, — сказал Хоулп. — Но лучше, конечно, без нее. Персиваль, ставший свидетелем беседы этой парочки, чувствовал, как щеки тронул румянец. Как всегда, вроде бы аморальные поступки творил Магнус, а стыдно было ему. Вот и теперь он не знал, куда себя деть. Магнус коротко поцеловал Элис в пухлые губы. Та с жаром ответила, обвив его шею тонкими руками, однако Хоулп тут же отстранился. — Я бы рад провести с тобой время, но не сегодня, — ответил он. Элис нахмурилась и помрачнела. — Почему? — спросила она, похлопав ресницами. Магнус лишь повел плечами, явно не желая делиться планами. — Есть дела, — коротко ответил он. Официантка, помрачнев, вздохнула и, встав с колен Хоулпа, ушла работать. Магнус проводил ее задумчивым взглядом, после чего расправился с жареным мясом и вином. После ужина молодые люди решили разойтись. У Персиваля была больная мать, которую он не очень хотел волновать похождениями, и завтра ему нужно было на работу. А Магнусу нужно было варить зелья. Хоулп, расплатившись за заказ, ушел раньше друга. Простившись с ним, он нетвердой походкой направился к выходу из заведения. Персиваль видел, как он столкнулся с Элис и поцеловал ее в щеку, после чего продолжил путь. Уайт приблизился к девушке, которая глядела вслед Хоулпу мечтательным взглядом голубых глаз. Да, похоже, все с ней понятно. Еще одна жертва ненасытности. — Ты в курсе, что он женат? — спокойно поинтересовался Персиваль. Элис посмотрела на него и грустно улыбнулась. — Да, — кивнула она. — Но какая в этом разница, если ночи он проводит со мной? Ответом ей послужил неопределенный взгляд Персиваля. Временами мистеру Уайту казалось, что однажды Магнус утянет его в пучину разврата и порока. Несмотря на талант к зельеварению, Хоулп не был приятным человеком и с годами становился все хуже и хуже. Жаль, что брак не заставил его остепениться. В душе у Магнуса рокотало страшное пламя, и однажды это пламя могло сжечь его дотла. Интересно, он понимал это? Магнус тем временем, пребывая в скверном расположении духа, вышел на крыльцо публичного дома и, вдохнув прохладный воздух, посильнее запахнул простое черное пальто. Он был склонен носить маггловскую одежду. Это осталось у него, как привычка, наследие жизни среди магглов. К тому же денег хватало только на такую одежду. Особенно сейчас, когда у него через несколько месяцев должен был появиться ребенок. Хоулп глубоко вздохнул, вспомнив о ребенке, который еще не появился на свет. Малыш ни в чем не виноват. Он не виноват, что его отец сквиб и трус, боящийся брать ответственность за другого человека. Он не виноват, что у него мать — дура, не понимающая элементарных вещей. И уж точно ребенок не виноват, что отец ненавидит мать за предательство. Да, Магнус не желал этого ребенка, поскольку до помешательства боялся, что он унаследует его страшный недуг. Он видел кошмары, в которых маленький мальчик, его сын, обвинял отца во всех грехах. Это было ужасно. Конечно, в иных обстоятельствах Магнус был бы рад стать отцом. Но иных обстоятельств просто не существовало. Помимо этого, Хоулп воспылал страшной ненавистью к Мадлене, которую сам же и втянул во все это. Он просто не мог простить ей предательство. Она либо думала только о себе, либо вообще не думала, что более вероятно. Мадлена окончательно уничтожила отношения между Магнусом и его отцом. Чудо, что Рудольфус не покалечил его за такой проступок. Хоулп был немало удивлен, что все обошлось, и отделался он можно сказать малой кровью. В глубине его измученной души теплилась надежда, что отец им дорожит, но теперь Магнус не строил напрасных иллюзий, помня, чем обернулось все это в прошлый раз. По сути, во всех бедах Магнуса были виноваты двое: он и его отец. Магнус был помешан на отце, сделал его центром своего мира, долгие годы образ Рудольфуса был для него светом во тьме, ориентиром. Что касается Рудольфуса — с ним все было проще. Для сэра Лестрейнджа на первом месте стояли статус крови и магическая сила. Для него было невыносимо думать, что его ребенок, его плоть от плоти, кровь от крови, родился сквибом, инвалидом, выродком. Более того, Магнус все чаще и чаще склонялся к мысли, что он для отца был не более чем пунктом в списке дел. Хоулп помнил, как легко Рудольфус отказался от него, как выкинул из Лестрейндж-холла, как щенка или сломанную игрушку. Разве так поступают любящие родители? Едва ли. Сэр Лестрейндж же, вняв словам леди Беллатрикс, без труда отсек от себя гнилую ветвь, но не до конца. Много лет Магнус думал об этой ситуации, много лет размышлял. Сквибам обычно стирали память, причем стирали хорошо, не так, как стерли ему в пансионе, и устраивали в маггловском мире. Помогали получить образование и занять приличное место в обществе. По крайней мере, сквибы аристократов никогда не просили милостыню. Ослепленный ложными ценностями, Рудольфус забыл самое главное, что, несмотря ни на что, Магнус — его сын, его продолжение. Сэр Лестрейндж не стер сыну память, а просто выслал его, словно надеялся на чудо. Он вроде и не желал его видеть, но все равно держал на коротком поводке. И вот теперь оба платят по счетам. Рудольфус — за неуместную сентиментальность, проявленную много лет назад. Магнус — за привязанность к родителю. Теперь, окончательно потеряв отца, а Магнус не сомневался, что он его не простит, Хоулп полнился злобой и ненавистью. Но ненависть эта была направлена не на родителя, а на Мадлену, которая предала… Понимая, что размышления до добра точно не доведут, Магнус вызвал домовика и переместился прямиком на крыльцо своего небольшого домика. Он уже предвкушал очередную ссору с Мадленой. Это стало своеобразной традицией, каждый раз, встречаясь в коридоре, супруги ссорились. Войдя в холл и заперев дверь, Магнус снял пальто и повесил его на вешалку. В доме было тепло и уютно, все же Мадлена старалась, как могла. Хоулп покачал головой, удивляясь приступу сентиментальности и, сняв обувь, побрел в лабораторию. Лучше всего ему работалось именно ночью. Идя по коридору, Магнус почему-то ощущал напряжение. Было слишком тихо, и Мадлена не спешила показываться. Может, боится получить очередную порцию яда от мужа? Покачав головой так, что волосы упали на лоб и закрыли обзор, Магнус поспешил в лабораторию, решив, что ему все равно, чем занимается благоверная. В лаборатории было прохладнее, чем во всем доме. Полли зажгла свечи, зная, что хозяин первым делом пойдет именно сюда. Магнус облачился в халат лимонного цвета, вымыл руки и протер их салфеткой, смоченной спиртом. После чего вытащил из шкафа оловянный котел и поставил его на специальную подставку, налил в него из кувшина очищенную воду. Маггловскими спичками зажег огонь в горелке. Отрегулировал силу пламени, после чего вытащил из шкафа ступку с пестиком и банки с ингредиентами для зелья. Перед тем, как погрузиться в работу, Хоулп вновь нахмурился, понимая, что в доме слишком тихо. Что-то явно не так. Не понятно почему его охватило волнение. Магнус, сняв халат, направился к выходу из лаборатории, решив проверить, чем занимается супруга. Странно, что она не действует ему на нервы своими упреками и жалостливым личиком. Магнус вошел в спальню Мадлены и увидел ее спящей в постели. Он хотел уже уйти, но что-то его задержало. Хоулп заметил, что девушка слишком бледна. Он нехотя приблизился к кровати, думая, если Мадлена в этот момент проснется, ему придется придумывать отговорку, чтобы она не думала невесть что. Но Мадлена не проснулась. Магнус вгляделся в черты жены, подмечая синяки под глазами, восковую бледность лица и неровное дыхание. Впрочем, в последнее время Мадлена только и делала, что плакала и не покидала постели. Ничего удивительного в ее облике нет. Магнус уже хотел уйти, но скользнув взором по фигуре жены, накрытой одеялом, заметил небольшое красное пятнышко, выделяющееся на бежевом постельном белье. Ощущая неясную тревогу, Хоулп приподнял одеяло и обомлел. Красное пятнышко было вовсе не пятнышком, а лужей крови, в которой лежала Мадлена. Магнус, ощутив прилив ужаса, откинул в сторону окровавленное с внутренней стороны одеяло и впился испуганным взглядом в тело жены. Сорочка на Мадлене была насквозь пропитана кровью. «Кажется, я больше не отец», — со странным облегчением подумал Магнус и тут же одернул себя. Он щелчком пальцев вызвал домового эльфа и велел ему привести целителя. Мадлена истекала кровью и, если бы не приподнимающаяся от дыхания грудь, можно было подумать, что она уже мертва. Через полчаса Магнус сидел за столом в своей лаборатории, подперев рукой подбородок. Он смотрел на часы и ожидал, когда врач закончит с Мадленой. Девушка была жива, хотя и потеряла много крови. Чудо, что Магнус почувствовал неладное. Если бы он продолжил варить зелье или остался бы в борделе, Мадлена не дожила бы до утра. Когда врач после осмотра заявил, что не слышит сердцебиение плода, Магнус ощутил странное облегчение. Он убеждал себя, что так будет лучше. Этот ребенок не должен был родиться на свет. Но тут же почувствовал отвращение и ненависть к себе. Да, из него вышел бы просто прекрасный отец. Он так радуется смерти своего ребенка. Магнус ощупал себя паршиво. Всю жизнь он не хотел быть таким же жестоким, как его отец, но теперь понимал, что он копия родителя. И не только внешняя. Между тем Хоулп чувствовал жалость к Мадлене. Она так хотела этого ребенка, даже пошла на предательство ради него. Жаль, что матерью стать ей было не суждено. Все ее мечты канули во мгле. Магнус одернул себя. «Каждый рано или поздно заплатит по счетам, — думал Хоулп. — Мадлена в наказание за предательство потеряла ребенка», — убеждал он себя, хотя на душе было паршиво. «А когда ты ответишь за совершенные злодеяния?» — ехидно спросил голос совести, но Магнус усилием воли заткнул его. — Где этот ублюдок? — послышался гневный женский голос. Магнус поморщился, словно от зубной боли. Он сам полчаса назад написал матери Мадлены, считая, что она должна знать. В конце концов, у него бы точно не хватило сил приглядывать за больной женой. Он ее видеть не желал. Теща, конечно, всегда Хоулпа раздражала. Эта женщина считала, что имеет право его судить и читать нотации, и вообще была крайне склочной и властной женщиной. Неудивительно, что с такой матерью Мадлена так легко поддалась ухаживаниям Магнуса. Он встал и вышел из-за стола прежде, чем в лабораторию разъяренной фурией залетела Сара де Розир. Это была черноволосая и сероглазая женщина в теле. На вид ей было около пятидесяти лет и выглядела она довольно внушительно. И единственную дочь все же любила. Сара де Розир подошла к Магнусу, глядя на него воинственным взглядом. В следующий миг щеку обожгла пощечина. Магнус сжал челюсти, чувствуя привкус крови во рту. Удар был довольно сильный, словно миссис де Розир вложила в него всю силу и ненависть. — Ты ответишь за содеянное! — вскрикнула женщина, когда Магнус посмотрел на нее исподлобья. — Это ты виноват, ты! — Я не виноват, что у Мадлены случился выкидыш, — ответил он негромко, потирая ушибленную щеку. — Это ты довел ее до такого, как будто не видел, как она страдала и переживала! — кричала миссис де Розир, на что Хоулп лишь поджал губы. Он не ощущал вины за произошедшее. Да, ему было немного жаль Мадлену, но она заслужила наказание за предательство. Ребенка тоже было жалко, но лучше уж смерть, чем жизнь сквиба. В этом Магнус был убежден. Неизвестно, чем бы закончилась ссора с тещей, но в лабораторию вошел доктор, который протирал платочком очки и выглядел крайне уставшим. — Я закончил. Жизни миссис Хоулп ничто не угрожает, но детей у нее больше не будет. Она истекала кровью, и я применил зелья, после которых нельзя забеременеть, — с сожалением в голосе промолвил врач, взглянув на Магнуса. — У вас должен был родиться сын, но увы… дети на таких сроках не выживают. Сара де Розир ахнула и закрыла рот руками, после этого сорвалась с места и поспешила в спальню к дочери. Магнус же проводил ее равнодушным взглядом и перевел его на врача, который выглядел мрачным. Хоулп вытащил из выдвижного ящика стола мешочек с деньгами, которые копил на приданое для ребенка. — Вот ваша плата за труд, — сказал Магнус, подойдя к врачу и протягивая ему мешочек с деньгами. Тот с благодарностью принял его, вглядываясь в спокойное лицо Магнуса. — Я понимаю ваше горе, мистер Хоулп, — внезапно промолвил врач, думая, что Магнусу требуется утешение. — Мы с женой прошли через это, но не отчаивайтесь. Окружите супругу вниманием и любовью, поскольку лучшее лекарство — это любовь. Поверье, ваша жена будет нуждаться в вашей ласке. — Я учту ваш совет, — ледяным тоном отчеканил Хоулп, не любящий, когда кто-то лез ему в душу, и холодно улыбнулся. Доктор воспринял его слова и улыбку спокойно. Каждый по-разному переживает горе, что поделать. Взяв мешочек с деньгами и собрав чемоданчик с медикаментами, врач ретировался, сообщив, что тело ребенка нужно будет забрать из больницы Святого Мунго, если они хотят его похоронить. Сара де Розир устроилась на стуле рядом с бледной и едва дышащей дочерью и взяла ее за руку. Материнское сердце разрывалось, видя ребенка в таком плачевном состоянии. И кто в этом виноват, кто автор этого безобразия? О, Сара уже ненавидела Магнуса. Когда-то она мало времени уделяла дочери, и та впуталась в сети Хоулпа, теперь Сара решила окружить дочь лаской и вниманием, чтобы помочь пережить ей потерю. «Я заберу ее из этого дома. Не позволю этому ничтожеству ее обижать», — думала миссис де Розир. Магнус тем временем вновь сел за письменный стол и дотронулся до ушибленной щеки, которая саднила. Все же удар у Сары был весьма сильный. Наверное, она вложила в него всю свою ненависть и ярость. «Мадлена во всем виновата сама», — убеждал сам себя Хоулп. Совесть его больше не грызла. Все же при необходимости он мог ее усмирить.***
Шарлотта Слизерин, уложив детей спать, отправилась в свои покои. Она, вспоминая встречу с матерью, отправилась в гардеробную, где переоделась ко сну. Шелковая зеленая сорочка выгодно подчеркивала цвет ее глаз и подходила к рыжим волосам, которые она распустила, подойдя к зеркалу. Шарлотта задумчиво посмотрела на свое отражение и поджала губы. Да, время шло, с лица ушли все детские черты… Что хуже всего, глаза казались какими-то потухшими и уставшими. Она провела рукой по длинным вьющимся волосам и вздохнула. Отношения с мужем оставляли желать лучшего. Сигнус не желал ее видеть и занял другие покои, что сильно тревожило Шарлотту. Сперва ею двигала обида и злость, и она с упрямством не хотела признавать, что все еще любит мужа, теперь же, когда злость уходила, Шарлотта вновь чувствовала тоску и слабость. Ну хотя бы она с матушкой помирилась. Нужно как-нибудь навестить ее вместе с детьми. Элизабет видела внуков только на фотографиях. Понимая, что размышления до добра точно не доведут, Шарлотта покинула гардеробную, намереваясь вызвать домового эльфа, чтобы тот принес ей снотворное. Стоило ей пересечь порог спальни, как она замерла, с неверием глядя на сидящего на кровати Сигнуса, который задумчиво глядел прямо перед собой, потирая подбородок. Выглядел принц так же, как всегда. Он был красив и выхолен, и, кажется, не очень-то переживал из-за ссоры. Услышав скрип двери, Сигнус посмотрел на жену и поднялся на ноги. Сердце Шарлотты пропустило удар, когда она встретилась со взглядом серых глаз. Моргана, как же она его любила. — Шарли, — промолвил Сигнус, впервые за несколько дней обратив внимание на супругу. Он приблизился к ней. Шарлотта же наблюдала за ним с выражением равнодушия на лице. Перед глазами всплыли картинки их последней близости. Тогда Сигнус не был особенно нежным. Шарлотта с трудом подавила желание отскочить от мужа. Принц же, приблизившись к жене, протянул руку и почти нежно дотронулся до ее щеки, отчего она вздрогнула, немигающим взглядом наблюдая за действиями мужа. — Ты избегаешь меня, — промолвил он. Шарлотта отвела взгляд и вздохнула, боясь пошевелиться. В ней боролись два чувства. Первое — любовь и желание кинуться к мужу, обнять его и молить о прощении. Второе — прогнать мужа и держать обиду за то, что он с ней сделал. Но, наверное, кровь Элизабет Баркер в ней была намного сильнее, чем кровь отца, поскольку Шарлотта сама сделала шаг к Сигнусу, сама обняла его, трепетно прижимаясь к нему всем телом. — Прости, прости, прости, — бормотала она, нервно вздрагивая. Сигнус обнял ее в ответ, гладя по спине и волосам. — Тише, Шарли, все в порядке, — улыбнулся он, отстранив от себя жену, чтобы посмотреть ей в лицо. — Мы оба были не правы. Обещаю, что больше не поступлю так с тобой, — заверил супругу Сигнус, и Шарлотта улыбнулась. Сигнус вновь позволил ей себя обнять, и теплая улыбка померкла на его губах. После разговора с матерью он кое-что понял. Да, его отношения с Шарлоттой ухудшились, но это не должно сказываться на детях. И если счастье детей в благополучии их матери, то он был готов себя пересилить. Хотя бы временно. В конце концов, Шарлотта его любит и простит ему абсолютно все, что несказанно радовало.