***
19 октября 2003 года. Магическая Британия. Норд-Райдинг. Лестрейндж-холл. Летели дни, а за ними недели. Буря сменилась спокойствием и тишиной, чему все Лестрейнджи радовались. Полумна вынашивала своего первенца и с каждым днем все больше радовалась такому подарку судьбы. Ребенок у нее под сердцем рос и креп, он уже ощутимо толкался и не давал матери покоя. Беременность проходила вполне сносно, но к седьмому месяцу появилась изжога и начались отеки, однако целитель говорил, что все идет как надо и поводов для волнения нет. Ремонт в детской уже был закончен. Луна все же добилась своего и внесла в интерьер некоторые коррективы, чему была весьма рада. Зеленые обои заменили на шелковые бежевые, и Рудольфус не очень-то возражал, решив, видимо, не ссориться с женой. Тогда-то Луна поняла, что теперь может из мужа веревки вить, а в будущем эта власть обещала усилиться. Полумна потихоньку покупала детскую одежду нейтральных оттенков. Пока непонятно было, кого она носит. Рудольфусу очень хотелось узнать пол малыша до родов, но он все же решил не спешить. Лестрейндж заверил жену, что будет любить одинаково и девочку, и мальчика. Луну это приободрило, хотя она опасалась, что, если родится дочь, муж разочаруется. И это ухудшит его отношение к супруге. Все-таки Рудольфус был сложной личностью, с ним лучше подружиться. Луна давно замечала за супругом привычку идти напролом и решать проблемы с особой жестокостью. Она не хотела вызвать его гнев. Срок уже перевалил за тридцать вторую неделю. Осталось чуть меньше двух месяцев, и Лестрейнджи станут родителями. Рудольфус ходил довольный жизнью и светился изнутри. Он стал чаще улыбаться, проводил достаточно времени с женой, искал к ней подход, и постепенно Луна уже перестала вздрагивать от его прикосновений. Сэр Лестрейндж словно помолодел лет на десять-пятнадцать. Он был полон энергии и сил. Даже политические интриги в Министерстве отошли на второй план, хотя Рудольфус не терял бдительности. Он по-прежнему с присущим ему фанатизмом исполнял обязанности министра магии и оставался ценным слугой Темного Лорда. Вот и теперь Рудольфус готовился к отъезду. В Германии должна была состояться срочная конференция. Причина — локальная война в мире магглов. Необходимо было оценить угрозу волшебному сообществу и принять необходимые меры, чтобы волшебники в ходе боевых действий не пострадали. — Этот конфликт же не затронет волшебников? — с беспокойством спросила Полумна, войдя в супружеские покои. Рудольфус самостоятельно собирал вещи в дорогу, поскольку столь важное дело не мог доверить домовикам и прислуге. Луну он не беспокоил, потому что она и так в последние дни себя неважно чувствовала. Внизу живота немного тянуло, отчего Полумна вновь надела амулет, подаренный Амелией и Лаурой. — Мы позаботимся об этом, — ответил сэр Лестрейндж, посмотрев на жену, которая села на пуфик у окна. Она в защитном жесте накрыла округлившийся живот и поджала губы. Теперь, когда Луна готовилась стать матерью, она все больше и больше беспокоилась о мире, в котором будет жить ее малыш. Главное, чтобы он никогда не видел ужасов войны, как его родители. — Когда вы вернетесь? — спросила Луна, когда Рудольфус вновь вернулся к сбору чемодана. — Полагаю, через неделю, — ответил сэр Лестрейндж, не отвлекаясь от своего занятия. — Не беспокойся, тебе точно не будет скучно. Рабастан, Лаура и маленький Руди скрасят твои вечера, — с усмешкой сказал он. Луна улыбнулась. Да, хорошо все же муж придумал пригласить семью брата погостить в замке. Асентус собирался отправиться вместе с дядей на конференцию. Рудольфус начал постепенно вводить племянника в курс всех своих дел, и тот, кажется, одумался. По крайней мере, Луна больше не слышала от Лауры, что ее благоверный болтается непонятно где и с кем. Видимо, подлый поступок матери все же вправил Асентусу мозги, раз он взялся за ум. Конечно, Полумне удалось узнать правду. Она выведывала ее осторожно, по крупицам. Что-то ей рассказал Рудольфус, что-то Лаура. Луна ужасалась вероломству Амелии и ее подлости. Как можно пойти против семьи? И почему никто раньше не заподозрил миссис Лестрейндж в темных делах? Видимо, репутация доброй и честной женщины ослепила окружающих. Полумна же всегда ощущала ее притворство. — У меня нехорошее предчувствие, — негромко заметила она, вспомнив свой очередной кошмар. Луна шла по заснеженному лесу за каким-то человеком в красном плаще, за которым тянулся кровавый след, и пыталась окликнуть незнакомца, но тот словно ее не слышал. Она вышла на поляну, на которой лежали бездыханные тела всех Лестрейнджей, припорошенные снегом. Больше всего Луну напугала светловолосая девушка с зелеными глазами и светлыми волосами, похожая внешне на нее. Точнее, труп девушки, лежащий между телами Рудольфуса и Шарлотты… — Все будет в порядке, что может произойти? — спросил с усмешкой Рудольфус, уложив последнюю стопку одежды в чемодан и закрыв его. Он приблизился к жене, которая смотрела в его лицо с непередаваемой надеждой. Чем меньше времени оставалось до родов, тем больше Луна понимала, что муж — ее защита от всех бед. И теперь она понимала ту же Беллатрикс, которая делала все, чтобы защитить то, что ей дорого. После родов Полумна подумывала заняться самообразованием, поскольку как никогда понимала, что в знаниях сила. Только сила поможет ей защитить ребенка от бед окружающего мира. — Я не знаю, но мне страшно, — призналась Полумна. Видимо, почувствовав настроение матери, ребенок в чреве зашевелился. Луна поморщилась от дискомфорта и осторожно погладила живот, хотя Лаура не уставала повторять, что так делать не следует. Сэр Лестрейндж, подойдя к жене, нежно погладил ее по щеке. Она на мгновение прикрыла глаза, пытаясь унять волнение. Но предчувствие никуда не уходило. Что же ее ждет? Еще и отец на письма не отвечал, что весьма беспокоило Полумну. Может, случилось что-то дурное? Едва ли. Андромеда, как надеялась Луна, сообщила бы ей плохие вести в случае чего. Но и от миссис Тонкс не было вестей. В иных обстоятельствах Полумна бы навестила отца и мачеху, но из-за беременности она не рисковала покидать пределы поместья даже на короткий промежуток времени. Луна даже в свет перестала выходить, поскольку опасалась сглаза. Она старалась много отдыхать, хорошо питаться и не нервничать. К тому же ее никогда не оставляли одну. Отныне за ней по пятам ходила служанка Хельга, к которой Полумна относилась холодно и даже равнодушно, помня предательство Мадлены. Во время прогулок по парку за Полумной ходил молодой Пожиратель Смерти, облаченный в униформу. Было что-то жуткое в его облике, и Полумна никак не могла понять, как она докатилась до такой жизни. Еще пять лет назад Луна даже помыслить не могла, что ее жизнь так круто изменится. Рудольфус, оставив жену, отправился в свой кабинет, желая проверить, все ли документы собраны. Пока он возился с папками, Полумна задумчиво взглянула в окно. Осень в Магической Британии, как всегда, была дождливой и слякотной. Было так серо, что тоска Луны только усиливалась, и ничто не могло этого исправить. Деревья стояли с оранжевыми кронами, ветер трепал листья, крупные капли дождя стекали по оконному стеклу. Хотелось лечь в постель, завернуться в плед и лежать, глядя в потолок. Однако Луна не могла позволить себе подобную роскошь. Через пару часов прибудет семья Рабастана. Мрачное поместье оживет с приходом деверя и его родных. Маленький Руди будет носиться по замку, пытаться заглянуть в каждую вазу, потрогать все картины или схватить старинный меч одного из предков Лестрейнджей. Но хотя бы у Полумны появится компания. Дружба с Лаурой крепла день ото дня, что весьма радовало. Она по-прежнему поддерживала во всем Луну, готова была выслушать переживания подруги и утешить ее. Полумна уже представляла, как вечером, после отъезда мужей, они устроятся в ее салоне и будут пить чай со сладостями, сплетничая обо всем на свете, а рядом будет играть маленький Руди, который был настолько милым, что Луна давно питала к нему нежную привязанность.***
Тем временем за много километров от Лестрейндж-холла леди Шарлотта вместе с матерью и детьми вышла на прогулку. Она чувствовала горькую вину за то, что так долго не вспоминала о матери, о единственном человеке на этой Земле, который любил ее просто так. Пытаясь искупить вину и убедить себя, что она не такая плохая дочь, Шарлотта уговорила мужа навестить матушку вместе с детьми. Все же Элизабет видела внуков только на колдографиях. Сигнус сперва долго сопротивлялся, но, к счастью, на его решение повлиял Салазар. Он подошел к отцу, взял его за руку и, сделав жалостливое личико, сказал лишь одно слово: «Пожалуйста». Сына Сигнус очень любил и был слаб перед ним не меньше, чем перед дочерью. Он быстро сдался и согласился на визит к матери жены. Шарлотта быстро собрала детей, игнорируя недовольный взгляд Беллатрикс, которая явно не одобряла затеи невестки, и они всей семьей отправились в дальний особняк в глуши, в котором коротала дни Элизабет Баркер. Когда они прибыли, мисс Баркер сперва не поверила своим глазам. Думала, что ее измученный рассудок преподносит сюрпризы. Но все же она утвердилась в том, что происходящее — реальность, когда Шарлотта с нежностью обняла ее, а после представила внуков. — Познакомьтесь, матушка, это мой сын Салазар, — с нежной улыбкой сказала она, подведя рыжеволосого мальчика к бабушке. Та расплылась в улыбке, наклонившись к мальчику, чтобы получше его рассмотреть. Ко всем проблемам Элизабет прибавилось еще и прогрессирующее нарушение зрения. Салазар с серьезной миной смотрел на бабушку и хмурился точно так же, как мать. Элизабет, заметив столь очевидное сходство с дочерью, внезапно помрачнела и поджала губы. — Он очень похож на тебя в детстве, — заключила она, взглянув на дочь. В глазах матери Шарлотта увидела вселенскую печаль и без труда поняла, чем она вызвана. Салазар был похож на Шарлотту, а она, в свою очередь, пошла в отца. Наверное, Элизабет все еще было больно видеть в ком-то черты некогда любимого мужчины. — Дай Мерлин, чтобы у него была хорошая судьба, — севшим голосом произнесла Элизабет, переведя взор на стоящую рядом с отцом внучку. Девочка держала отца за руку и озиралась, видимо, новая обстановка пришлась ей по вкусу. В серых глазах Дельфини царили азарт и нетерпение, видимо, ей очень хотелось все исследовать в этом доме. Все же в замке Темного Лорда она изведала почти все уголки, не считая кабинета царственного дедушки. Но Дельфини сдаваться не любила и уже подумывала над тем, чтобы попросить питавшую к ней слабость бабушку осуществить ее желание. Для своих трех с половиной лет Дельфини была не по годам умной, она уже знала, что может влиять на отца и на бабушку. Но, к сожалению, Шарлотта не поддавалась обаянию дочери. Элизабет скользнула взором по фигурке внучки. Девочка выглядела старше своих лет в этом темно-синем закрытом платье. Она росла быстрее брата и уже возвышалась над ним на полголовы, что не очень-то смущало Салазара. Вьющиеся волосы Дельфини были собраны в две косички. На щеках пылал нежно-розовый румянец, и малышка казалась самим очарованием. Вот только в серых глазах царило какое-то странное выражение, словно она задумала что-то не очень доброе… Элизабет одернула себя, понимая, что у нее разыгралась фантазия. Она впервые в жизни видела внуков, но уже чувствовала, что Дельфини еще покажет себя. Впрочем, сейчас она всего лишь малышка трех с половиной лет от роду. Много ли она понимает? Осознавая, что не может предвзято относиться к внучке, Лиза ласково улыбнулась, но ответом ей послужил мрачный взор. — А девочка-то с характером, не так ли? — попыталась пошутить Элизабет, чувствуя себя скованно. Она мельком взглянула на дочь, словно искала в ней поддержку. Шарлотта кивнула. — На отца похожа. Впрочем, часто бывает, что дочери берут все от отцов, а сыновья, наоборот, похожи на матерей… — промолвила мисс Баркер, взглянув на Сигнуса, стоящего рядом с дочерью. По телу Элизабет тут же прошла нервная дрожь, поскольку в зяте она ясно увидела Беллатрикс, которую всегда боялась до дрожи в коленях. Мадам внушала в нее панический ужас. Этот ужас в конце концов перешел в сильную неприязнь. Отчасти благодаря леди Беллатрикс Элизабет долгое время думала, что ее ребенок родился мертвым. О, те дни были просто невыносимы, и мисс Баркер до сих пор не могла их позабыть. Беллатрикс, узнав о любовнице мужа, решила ее навестить. Элизабет, увидев жену возлюбленного, перенервничала, у нее отошли воды и начались роды. Дальнейшие события были затянуты белесым туманом, Элизабет помнила только невыносимую боль и свои крики. Когда она пришла в себя на следующий день, врач сообщил ей, что ребенок родился мертвым… Эта новость что-то сломала в душе Элизабет. Она тогда едва не помешалась от горя, но все же нашла в себе силы жить. Отчасти потому, что до дрожи боялась боли и была слишком труслива, чтобы что-то с собой сделать. Рудольфус тогда окончательно охладел к любовнице, и жизнь Элизабет стала серой и однообразной. В ней не осталось смысла. Если бы не леди Амелия, которая взяла ее в услужение, она бы не перенесла трагедии. Спустя где-то год всплыла правда. То ли Беллатрикс надоело скрывать правду, то ли еще что-то, но факт оставался фактом. Рудольфус Лестрейндж узнал о том, что в одном из поместий Блэков пожилая нянька присматривает за маленькой девочкой. Он наведался туда и с изумлением увидел маленькую Шарлотту, которая уже тогда была очень похожа на отца. Сопоставив факты, Рудольфус быстро все понял. Он забрал девочку, поселил ее в своем замке, после чего надавил на жену, пытаясь подтвердить свои подозрения. Беллатрикс призналась, что подкупила врача, и после рождения малышку тайно переправили в домик Блэков, нашли для нее кормилицу и позаботились, чтобы девочка ни в чем не нуждалась. Беллатрикс ревновала мужа и боялась остаться без его поддержки, но убить невинного ребенка, относящегося к роду Лестрейндж, не смогла даже она. Элизабет узнала, что ее ребенок жив и сперва не поверила этой новости. Происходящее напоминало сладкий сон. А ведь она столько раз представляла, что ее малыш жив! Только увидев девочку, Лиза поверила, что происходящее — правда. Все семейство разместилось в небольшой столовой. Единственный домовик накрыл на стол, подал чай и легкие закуски. Элизабет же любовалась внуками, выделяя, конечно же, рыжеволосого и зеленоглазого Салазара. Она, увы, не знала свою дочь в таком возрасте, поэтому никак не могла налюбоваться внуком. Дельфини сидела рядом с отцом за столом и с аппетитом ела пирожное. Казалось, ее вообще ничего не смущает, и она совсем не ревнует вторую бабушку к брату. Сигнус же чувствовал себя крайне непривычно и скованно. Элизабет он знал еще с детства, но образ в голове остался крайне размытый и нечеткий. Запомнились только волосы цвета расплавленного золота и грустный взгляд. Впрочем, едва ли что-то изменилось в облике тещи. Разве что она сильно постарела и выглядела старше своих лет. Золото волос сменилось серебром седины. Глаза оставались такими же печальными и несчастными. Уголки губ были опущены от частых гримас боли и скорби. Одевалась Элизабет преимущественно в закрытые платья из темных, приглушенных цветов, словно пыталась за тканью скрыться от внешнего мира. Вот и сейчас она была облачена в черное платье со стоячим воротником и длинными, узкими рукавами. Элизабет почему-то ассоциировалась со старой, тощей вороной. И двигалась она совсем не плавно, как подобает женщине, а резко и порывисто. Ко всему прочему прибавлялись проблемы с психикой. Жизнь Элизабет явно не напоминала мед, и за всю свою жизнь Сигнус не видел людей более сломленных и раздавленных, чем мать его жены. Переведя взгляд на Шарлотту, принц подумал, что его благоверная — женщина совсем другого сорта. Если в Элизабет никогда не было стального стержня, то у Шарлотты он был. И сломить его не так уж просто. Взгляд у нее был прямым и острым, лицо имело какое-то хитрое выражение, словно она что-то задумала. Нет, Шарлотта точно не похожа на мать, она будет до последнего вгрызаться в место под солнцем и воевать за личное счастье. Элизабет же рано опустила руки и сдалась, решив плыть по течению. Впрочем, может, она просто поняла, что сопротивляться судьбе бесполезно. После чаепития женщины и дети решили выйти на прогулку. К особняку прилегал небольшой сад, правда, крайне запущенный. Садовые деревья разрослись, по стволам деревьев, по оградке, даже по стене особняка вился плющ. Казалось, он захватил всю территорию, но даже в этом имелось некое очарование. Сигнус же отказался от прогулки. Что ему делать в компании матери и дочери? Элизабет ему не нравилась, она была для него чужим человеком, да и Шарлотта, наверное, хочет побыть с матерью наедине. Хотя раньше Сигнус никогда не замечал за женой особенной привязанности к матери. Он помнил, как раздражалась Шарлотта, получая от Элизабет слезливые письма с просьбами увидеться. Размышляя в этом ключе, Сигнус заказал домовику чай и, встав у окна, принялся смотреть на жену и тещу, ступающих по засыпанной листьями дорожками. Им овладела странная тоска. Хотелось взбодриться и отдохнуть. Однообразие просто убивало, а работы было слишком много. И что хуже всего, работа была однообразной. Что может быть хуже перекладывания бумажек и проверки документов? Да, не о такой должности он мечтал. Сигнус с детства грезил сражениями, ему был близок дух войны. Но война-то давно закончилась, а повстанцы словно растворились в воздухе. «Надо бы навестить Лукрецию», — подумал принц и усмехнулся. Да, он не навещал любовницу больше трех недель. Временами он наведывался к ней почти каждый день, но иногда забывал почти на месяц. К счастью, Шарлотта больше не пыталась проявить характер и была как шелковая. Она не лезла в дела мужа, что весьма радовало. — Как у тебя отношения с мужем? — поинтересовалась небрежно Элизабет, словно это ее совсем не волновало. Шарлотта лишь пождала губы. Она не спешила кому-либо жаловаться на жизнь, не привыкла к тому, чтобы ее кто-то жалел. Вообще, Шарлотта считала, что жалость — самое гадкое чувство, которое можно питать к человеку. Но тем не менее она всегда в глубине души жалела свою несчастную мать. — Все в порядке. Сигнус меня любит и ценит, — улыбнулась Шарлотта, но улыбка вышла какой-то натянутой, ненастоящей. Отчасти она говорила правду. Да, Сигнус уделял ей внимание, они время от времени гуляли вместе, спали в одной постели, заботились о детях. Но Шарлотта чувствовала, что муж держит дистанцию и что его чувства охладели. Это сильно ранило. К тому же Шарли прекрасно понимала, что время от времени Сигнус «отвлекается» от рутины. Знать бы, где он прячет свою подстилку. К сожалению, Иван Долохов никак не мог найти след Лукреции. Девчонка словно сквозь землю провалилась. Можно было подумать, что она покинула страну, но Сигнус-то время от времени исчезал из дома и задерживался допоздна явно не в Министерстве Магии. Может, Долохов специально водит ее за нос? Шарлотта одернула себя. Она решила дальше не углубляться в эту тему, поскольку от ее хорошего настроения не осталось бы и следа. А день так прекрасно начался! — Не сказала бы, — промолвила Элизабет негромко, заставив дочь, идущую с ней рядом и держащую мать за руку, напрячься. Шарлотта взглянула на матушку и нахмурилась, отчего меж ее бровей залегла неглубокая морщинка. Лиза снисходительно улыбнулась дочери, словно она была несмышленым ребенком. — Его взгляд холоден. В нем нет тепла и интереса. Он отвечает на твои вопросы невпопад, задумчив, — перечислила мисс Баркер. Шарлотта с трудом подавила раздражение, охватившее ее сознание. Как ее мать может рассуждать о подобном, как она может судить чужие чувства, когда сама не очень-то преуспела в любви? — Знаю, о чем ты думаешь, Шарли, — усмехнулась Элизабет, задумчиво посмотрев на двойняшек, которые весело скакали впереди и были увлечены игрой. — Что я не смогла сохранить свою любовь, надолго увлечь твоего отца, очаровать его, влюбить в себя. Что я даже не стала его женой. Ты сомневаешься, стоит ли меня слушать, — проницательно заметила Элизабет, грустно улыбаясь. Шарлотта невольно вслушалась в ее слова. Да, так оно и было. — Но я вижу в Сигнусе то же самое, что и в Рудольфусе когда-то. Перед тем, как он в первый раз меня отверг, его поведение было таким же. Он игнорировал мои слова, был холоден, словно лед, ссылался на занятость. — Вы не понимаете, о чем говорите, — устало заметила Шарлотта. — Меня устраивает мой брак, и я сама разберусь со всем, — слишком резко заметила она и, оставив мать, поспешила к отошедшим на приличное расстояние детям. Элизабет проводила ее задумчивым взглядом и сухо поджала губы. Она же хотела как лучше, хотела помочь дочери, но та была потрясающе упряма. И как так получилось, что Шарлотта во всем пошла в такого же упрямого и волевого отца, не взяв ни единой черты от матери? Шарлотта поправила шапочки на головах у детей, после чего, глядя в глаза Салазара, озадаченно нахмурилась. Сомнения, вызванные словами брата, точили ее сердце уже пару месяцев. Шарлотта не могла поверить, что отец поднимал руку на мать. Разве такое поведение достойно мужчины, благородного волшебника? Едва ли. Конечно, она знала, что Рудольфусу Лестрейнджу приходилось убивать, но убивал он на войне, в битвах. Он убивал во время политических интриг, и только благодаря таким жертвам род Лестрейндж ныне процветает. Шарлотта любила отца и была склонна оправдывать все его поступки. В конце концов он искренне любил ее все эти годы, он заботился о ней и принимал такой, какая она есть. Шарлотта любила его не меньше. Однако теперь в ее сердце прорастали зерна сомнений, посеянные Магнусом. Его слова о том, что он не его отец, заставили Шарлотту сомневаться. Значило ли это, что сэр Лестрейндж поднимал руку на своих женщин? Значили ли слова Магнуса, что и Элизабет страдала от рук Рудольфуса? Понимая, что не может больше молчать, Шарлотта отпустила сына дальше играть с сестрой, а сама направилась медленным шагом к матери. Медленным, потому что боялась узнать правду, потому что про себя готова была молиться, чтобы Магнус просто ошибся и что-то не так понял. Ему было всего пять, когда умерла его мать, что в таком возрасте можно запомнить? Шарлотта остановилась напротив матери и посмотрела ей в глаза. Сверху вниз. Элизабет ощутила нешуточное волнение, когда ее взор встретился с твердым, словно остальной клинок, взглядом дочери. — Матушка, — низким и обманчиво спокойным голосом начала говорить Шарлотта. Мисс Баркер вздрогнула, услышав в голосе дочери нотки бывшего любовника, единственного мужчины, которого она искренне любила всю свою жизнь. — Я спрошу кое о чем. Прошу отвечать честно, — уверенно изрекла Шарлотта. Но Элизабет запросто прочитала за внешним спокойствием страх. Только страх чего? — Я внимательно тебя слушаю, — дрогнувшим голосом ответила она. Шарлотта глубоко вздохнула, осторожно взяла мать за руку, хотя никогда так раньше не делала. — Мой отец поднимал на тебя руку? — прямо спросила она, желая узнать правду, от волнения сжав запястье матери, и словно волна тока прошла по руке Элизабет Баркер и устремилась прямиком к ее израненному сердцу. На секунду разум ее помутился, и она увидела перед собой не дочь, а Рудольфуса, молодого и прекрасного, как когда-то давно, казалось бы, в другой жизни. Лестрейндж в минуты гнева так же сжимал ее запястье, так же смотрел ей в глаза и усмехался, видя в них страх. Кроме того, Рудольфус мог сжать ее тонкую шею, чтобы она замолчала и не гневала его. Еще однажды он ее ударил. Дал пощечину, когда она попыталась его приворожить. Элизабет несколько раз моргнула, и наваждение испарилось. На месте молодого Рудольфуса Лестрейнджа снова стояла его дочь, их дочь. Мисс Баркер смотрела в глаза Шарлотты и видела в них надежду. Конечно, она без труда поняла, что, если расскажет правду, то идеалы Шарли падут. А она так любила отца. — Разумеется, нет, — ответила Элизабет, придав голосу уверенности, хотя в нем читались сожаление и пресловутый страх. Страх перед правдой. Всем известно, что каждая наша ложь несет долг перед правдой. А за долги рано или поздно приходится платить. Впрочем, Элизабет готова была заплатить за маленькую ложь, лишь бы сохранить веру дочери. — Как ты могла так о нем подумать? — понимая, что сказанных слов недостаточно, добавила мисс Баркер. Шарлотта, кажется, вздохнула с облегчением и, отпустив руку матери, сделала шаг назад. Она, наверное, была очень рада, что ее подозрения не подтвердились. Кончено, в глубине души Шарлотта чувствовала ложь, но предпочла думать, что ей сказали правду. — Просто Магнус заставил меня усомниться, — нервно улыбнулась она. — Что же он тебе сказал? — спросила Элизабет Баркер, внимательно глядя на дочь. — Сказал, что его отец поднимал руку на его мать. Нет, он сказал об этом не прямо, но в его словах смысл читался между строк, — протараторила Шарлотта, все еще чувствуя облегчение. — Но я рада, что это не так. Отец просто не мог быть жестоким. Он хороший. Договорив, она вновь поспешила к играющимся у небольшой беседки детям. А Элизабет Баркер судорожно вдохнула влажный воздух, пытаясь вновь усыпить проснувшиеся воспоминания, которые рождали в ее израненной душе адские муки.***
Маггловский мир всегда представлял собой отдельное шумное царство, которое было чуждо Андромеде. Она хоть и вышла замуж за магглорожденного волшебника, но ни капли не разбиралась в технике и прочих разработках простецов. А вот Тэд обожал все маггловское и необычное. Он даже сам пытался что-то конструировать. Подобное хобби покойный Тэд Тонкс перенял от своего друга, Артура Уизли. Андромеда же, видя увлеченного мужа, лишь снисходительно улыбалась. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Временами Андромеде казалось, что у нее не один ребенок, а два. И Тэд самый избалованный и беззащитный из всех. Дора, к счастью, взяла от отца не так много черт, хотя тоже была ходячей катастрофой. Она постоянно влипала в передряги, а Андромеда ее вытаскивала. Однажды Дора ушла вместе с друзьями в маггловский мир. О, Андромеда едва с ума не сошла от волнения. А Тэд лишь улыбался, за что женщина готова была его хорошенько побить полотенцем. К счастью, в тот раз все закончилось вполне благополучно. Дора завалилась домой во втором часу ночи, в джинсах и водолазке и пьяная до такой степени, что едва стояла на ногах. Андромеда лишь поджала губы, решив, что после побеседует с ней. Тэд молча улыбался, глядя пьяную дочурку, которая по пути в свою комнату чуть трижды не убилась. Андромеда пыталась быть хорошей матерью и женой. По сути, ее с детства учили этому. Вот только никто не мог подумать, что она в итоге всем джентльменам высшего света предпочтет обычного магглорожденного из рабочего квартала. Она очень любила дочь и мужа, заботилась о них по мере сил, но редко говорила о своих чувствах. В семьях чистокровных это не принято… Теперь же Андромеда очень об этом жалела. Она шла по маггловской улице, смотрела на вывески магазинов и чувствовала, как в груди что-то горит адским пламенем. Хотелось кричать от бессилия и злобы, хотелось рвать на голове волосы и крушить все вокруг, хотелось истерично рассмеяться, но вместо этого ни один мускул не дрогнул на ее все еще красивом лице. Блэки не плачут. А она, кто бы что ни говорил, Блэк. Андромеда, стараясь унять пламя в сердце, завернула в тупик между домами и огляделась. Она сразу же увидела темноволосого молодого человека в черном потрепанном плаще, который стоял, опираясь спиной о стену. — Миссис Тонкс? — спросил он негромко. — Не называй меня по имени и фамилии, — тут же прошипела Андромеда и опасливо огляделась вокруг. Не хватало еще сюрпризов. Она опасалась слежки и уже не доверяла самой себе, что вылилось в настоящую паранойю. — Но почему? — не понимая, с искренним, как показалось Андромеда, удивлением, спросил юноша. Андромеда с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Откуда только берутся такие идиоты, не понимающие элементарных вещей? С таким подходом все попытки отомстить и восстановить справедливость потерпят крах. Временами Андромеда удивлялась, как сопротивление еще не добили. — За нами могут следить, ты же не хочешь, чтобы все твои родные погибли? — спросила холодно миссис Тонкс. Юноша побледнел и кивнул. — Так и будем стоять? — поинтересовалась она, нервничая. Андромеда, получив послание, захватила необходимые зелья и отправилась в путь, солгав Ксенофилиусу, что хочет просто сходить за покупками. Она рассудила, что он не должен знать всех ее планов, тогда шансы на успех значительно возрастут. Андромеда жила в страхе, но старалась мыслить холодно и действовать максимально осторожно. — А, — глубокомысленно протянул юноша и, вытащив из кармана мантии ложку, выразительно посмотрел на Андромеду. Та схватилась за ложку, и через десять секунд портал сработал. Женщине казалось, что ее протащило через игольное ушко и еще приложили по голове чем-то тяжелым. Когда она вновь почувствовала твердую землю под ногами, то с облегчением вздохнула. Живот скрутило, и к горлу подступила мучительная тошнота, но миссис Тонкс не подала виду, что ей тяжело. Уняв дурноту, Андромеда огляделась по сторонам. Она стояла в прихожей какого-то домика, окна были задернуты шторами так, что нельзя было определить, что находится снаружи. Со второго этажа раздавались мужские голоса. Отлично, здесь не один человек. Но сколько их? Почему они игнорируют нормы безопасности? Зачем собираются такими группами, еще и в населенных пунктах? Пока Андромеда думала, послышались тяжелые шаги на лестнице. В следующий миг женщина увидела перед собой Дина Томсона, юношу, который приходил в дом Лавгуда с Кэти Бэлл. — Здравствуйте, — холодно кивнул Дин, настороженно глядя на гостью. — Зачем вы меня вызвали, в чем причина? — с ходу спросила Андромеда, сняв с головы капюшон. Томсона передернуло, поскольку сейчас Андромеда как никогда была похожа на старшую сестру. Волосы ее, собранные в пучок, от влажности, царящей на улице, завились мелким бесом. В глазах царил холод, лицо оставалось бесстрастным. — Вы все увидите сами. Идемте, — сухо промолвил молодой человек и удалился наверх. Андромеда, подобрав подол платья и получше перехватив сумочку, в которой хранила все необходимые лекарства, поспешила следом. Они поднялись на второй этаж небольшого коттеджа и прошли по узкому коридору. Остановились у обшарпанной белой двери. Томсон трижды постучал, после чего дверь распахнулась. Дин выразительно взглянул на Андромеду и отошел в сторону, давая ей понять, что нужно войти. Женщина повиновалась. Едва она переступила порог комнаты, как дверь заперли, и Андромеда даже не вздрогнула, поскольку ее взор был прикован к тем, кто находился в комнате. Конечно, она ожидала увидеть раненого аврора или вчерашнего школьника, которым не повезло столкнуться с Пожирателями Смерти. Андромеда готова была увидеть обезображенные трупы, но ее ждало нечто другое. На кровати сидела молодая женщина, укрытая по грудь теплым пледом. Она с аппетитом поедала какую-то сладость, а рядом с ней, держа ее за руку, сидел здоровенный молодой мужчина, которого Андромеда с трудом узнала. — Здравствуйте, миссис Тонкс, — промолвил он, взглянув на женщину. — Мистер Лонгботтом, какая встреча, — протянула Андромеда, с недоумением разглядывая внука давней знакомой. Она слышала, что Невилл и остатки Ордена Феникса скрываются в лесах, изредка выходя к поселениям, чтобы пополнить запасы. Но что он делает в этом домике? Андромеда перевела взор на девушку, которую юноша так трепетно держал за руку, и она показалась ей смутно знакомой. Мистер Лонгботтом, видимо, увидев в глазах Андромеды невысказанный вопрос, вздохнул и промолвил: — Позвольте вам представить мою жену Ханну. — Девушка скромно улыбнулась и отвела взгляд. Она на фоне высокой и мощной фигуры Лонгботтома казалась хрупкой и маленькой. — Нас повенчали в маггловской церкви, — пояснил Невилл немного раздраженно. — Желаю вам счастья, — пробормотала Андромеда, вновь вспомнив о дочери. А ведь Нимфадора и Ремус тоже поженились тайно, боялись, что Тонксы не одобрят брак… — Но, полагаю, вы пригласили меня не для того, чтобы поделиться радостной новостью. — Вы правы, — сказал Лонгботтом, а в следующий миг его рука легла на живот девушки. Андромеда почувствовала дурноту. Как она сразу не заметила, что девушка в положении? — Поздравляю, — плохо слушающемся языком промолвила миссис Тонкс, а сама чувствовала негодование. Они с ума сошли размножаться в такое время? А если что-то пойдет не так? Если их убьют, ребенок останется сиротой. Не говоря уже о том, что ребенок — отличное слабое место. Стоит ему оказаться в руках Пожирателей Смерти, как Невилл сам сдастся новой власти и заложит всю повстанческую сеть. — Я буду очень вам благодарен, если вы присмотрите за Ханной и примете у нее роды, — уверенно изрек Невилл, глядя в глаза собеседницы. Он говорил твердо, словно знал, что у Андромеды нет выбора и она согласится на любые условия. — Разумеется, вы можете полагаться на меня, — скользнув взором по тихой Ханне, которая от этого взгляда поежилась, промолвила Андромеда. К сожалению, у нее не было выбора. Если она хочет и дальше управлять послушной пешкой, нужно, чтобы пешка доверяла ей, как себе. — Думаю, нам есть что обсудить, — задумчиво сказал Лонгботтом. Андромеда кивнула. Они покинули комнату, при этом Невилл поцеловал жену в макушку и сказал ей не переживать. Миссис Тонкс и ее собеседник вошли в смежную комнату. Лонгботтом тут же запер двери и наложил звукоизолирующие чары. — Я уже сам себе не доверяю, — пояснил он, заметив красноречивый взгляд Андромеды. — Как вы решились на ребенка? — спросила миссис Тонкс, понимая, что ребенок в ее планы точно не вписывался. Лонгботтом теперь точно будет постоянно отвлекаться на семью, и более того, может отступить в последний, решающий момент, чтобы уберечь жену и ребенка. Проклятье, как он мог спутать ей все карты? Как мог так рисковать всем? Миссис Тонкс вновь ощутила прилив раздражения, но все еще держала себя в руках. С одной стороны, ребенок — слабое место, а с другой, повод лучше стараться во имя общей цели… Теперь-то Лонгботтом должен понимать, что у них есть только одна попытка и одна маленькая ошибка приведет их всех к пропасти? Но как знать, что этот ребенок не та самая «маленькая ошибка»? — Все получилось само, — ответил Невилл, отчего Андромеда едва не фыркнула. Ну да, само. Она уже думала над тем, как обернуть ситуацию в свою пользу. Но пока ничего умного не лезло в голову. — Я не буду вас судить, — ответила Андромеда, подбирая правильные слова. Ясно, что ее пригласили не для того, чтобы она читала проповеди и даже не для того, чтобы она осмотрела беременную подружку Невилла. Было еще что-то важное. — Августа знает? — Пока нет, — пожал плечами Лонгботтом, прохаживаясь взад-вперед по комнате. Он был облачен в маггловский свитер и потертые брюки, но даже в них казался очень сильным и мощным. За годы скитаний юноша превратился в крепкого мужчину. Он, кажется, вырос, раздался в плечах. Его скелет теперь оплетали мышцы — результат долгих и изнурительных тренировок. Удивительно, что при жизни в лесах Лонгботтом не напоминал скелет, а имел хорошую физическую подготовку. Но изменения в физическом плане ничто по сравнению с изменениями моральными. У Невилла Лонгботтома изменился взгляд, он стал твердым и уверенным, в глазах его горела жажда мести, но жажда эта была отнюдь не неукротимой и свирепой, а находилась под контролем. Правая половина лица молодого мужчины была обезображена ожогом от проклятья, но даже рана не портила его лица. — Как остальные? — поинтересовалась Андромеда, чтобы хоть что-то сказать. На самом деле ее не интересовали остальные. Но они важны для плана, они важны для Невилла. — Нормально, — угрюмо ответил тот, почесав щеку с густой темной щетиной. — Но я пригласил вас не для светской беседы, — обернувшись, промолвил он, глядя в глаза женщине. — Я внимательно слушаю, — ответила Андромеда. — Нам нужны средства на провизию, на лекарства. Кроме того, я думаю привлечь маггловских наемников, — озвучил требования Лонгботтом. — Маггловских наемников, вы в своем уме? — зашипела Андромеда. Пусть она и ратовала за равноправие и братство. Пусть была женой магглорожденного, но она, выросшая среди чистокровных, прекрасно знала, какую опасность несут в себе магглы. Конечно, не все они бездушные и жестокие животные, большинство из них хорошие и добрые люди, как и волшебники. Но даже среди магглов бывают мерзавцы, как и среди волшебников. — Да, — подтвердил Лонгботтом. — Разве не вы мне говорили, что в борьбе все методы хороши? — спросил он, заметив негодующий взгляд Андромеды. — Я, — согласилась миссис Тонкс. — Но магглам не стоит доверять тайну нашего происхождения, иначе быть беде. — Я не скажу им, кто мы, мне просто нужна их сила и умение воевать, — ответил уверенно Невилл. Андромеда на мгновение прикрыла глаза, словно ей стало совсем дурно. — Грубая сила, как я не догадалась? — проговорила она, горько усмехнувшись. Ситуация выходила из-под контроля. — Учти, что магглы как огонь. В умелых руках — оружие, которое обратит в пепел всех врагов, а в неумелых — погибель. — Я это понимаю, — ответил Лонгботтом, и в его глазах миссис Тонкс увидела глубинную ярость. Да, он готов был дойти до конца, пролить столько крови, сколько потребуется, пожертвовать всем, чем только можно. — Я обращу этот огонь на врагов и выжгу их с лица земли. — Важна не только грубая сила. Армия наемников — это хорошо. Но нам нужны волшебники, способные сражаться. Боюсь, что внутренних сил слишком мало для противостояния. — Значит, нужны силы извне, — нетерпеливо ответил Лонгботтом, не дослушав до конца Андромеду. Женщина лишь поджала губы. Да, она недооценила этого отчаянного мальчишку. Нужно бы укротить его гнев, пока не поздно, иначе он своим гриффиндорским нетерпением и благородством приведет их всех к провалу. Значит, нужно как-то усилить свое влияние на мальчишку, но сделать это инкогнито, чтобы никто не знал о ее участии в делах сопротивления. — Нам нужно время, — сказала Андромеда. — Возможно, десятилетия, чтобы все подготовить. — Десятилетия? — изумился Невилл. — А что ты хотел? — спросила миссис Тонкс. — Наш враг очень и очень силен. Сокрушить его можно только его же оружием. Коварством, интригами и лестью. — Признаюсь, я вас недооценил. Вы готовы рискнуть всем, чтобы совершить возмездие. Вы даже готовы подождать, — с восхищением промолвил Невилл. — Месть — блюдо, которое нужно подавать холодным. Нам стоит быть максимально осторожными. Действовать тонко, ядами, сглазами и интригами. Вербовать людей, шантажировать, накладывать Империо и, конечно, убивать, — перечислила Андромеда, начиная расхаживать по комнате. Невилл внимал ее словам. Он не был глупым человеком и осознавал все возможные риски. Именно поэтому Андромеда выбрала его на роль мстителя, символа справедливости. — Нужно оставить Его без верных людей, окружить предателями, — сказал Лонгботтом, уже кое-что понимая. — Да, но в первую очередь нужно уничтожить тех, кто может продолжить его дело. Занять трон, я имею в виду, — сказала Андромеда, умело вливая яд своих речей в жаждущего мести Невилла. — Вы правы, — согласился Лонгботтом. — В любом случае, нам нужны ресурсы, чтобы наши мечты стали реальностью. Как сказал кто-то из великих: война — это в первую очередь деньги, много денег. — Не переживай, — заверила Невилла Андромеда, подойдя к нему и положив руку в материнском жесте ему на плечо. Он ощутимо напрягся, глядя в светло-карие глаза миссис Тонкс, которая всегда его поддерживала во всех начинаниях. Он даже не понимал, что стал послушной марионеткой в чужих руках. — Я все устрою.***
Лестрейндж-холл. Норд-райдинг. Вечер того же дня. Полумна куталась в теплую мантию, стоя на округлой площадке перед главным входом замка. Завывал ветер, он поднимал опавшие оранжево-желтые листья с каменных дорожек и кружил их в воздухе. В иных обстоятельствах Луна бы восхитилась такой красоте, но не в этот раз. Она не любила осень, особенно дожди и холод, пронизывающий до костей. Сад окутывал белесый туман, что неудивительно для Тумнного Альбиона, но, чем дольше Полумна смотрела на этот туман, тем сильнее ей казалось, что он затягивает пеленой и ее сердце. — Не волнуйся так, — тихо прошептала Лаура, встав рядом с девушкой. Луна вздрогнула от звука ее мягкого и спокойного голоса. Маленький Руди сразу же со всех ног ринулся к отцу, который стоял рядом с родителем и дядей. Домовики загружали в карету чемоданы. Конференция должна была продлиться максимум неделю, но Полумне казалось, что супруг уезжает по меньшей мере на месяц. Она удивлялась чувствам, которые неожиданно начали точить ее душу. Мужа она никогда не любила. Рудольфуса Лестрейнджа невозможно любить, все же личность он малоприятная и крайне жестокая. Как он разбирается с врагами? Какое счастье, что Луна больше ему не враг. Но тем не менее, как бы странно это ни звучало, только рядом с сэром Лестрейнджем Луна чувствовала, что находится в полной безопасности. Она была покорной и тихой женой, следила за словами и подстраивалась под его настроение. Кажется, Лестрейнджу очень нравилась покорная и скромная игрушка, не доставляющая хлопот. К тому же Луна носила его ребенка. Дитя в чреве толкнулось, отчего Полумна едва не ахнула и положила руку на выпирающий живот. Рудольфус Лестрейндж, отвлекшись от разговора с братом, поспешил к супруге, видимо, увидел как на ее лице проступило волнение. — Все в порядке? — с тревогой в голосе вопросил он, подойдя к жене. Луна улыбнулась, глядя на мужа. Лаура в этот момент, почувствовав себя лишней, отошла к Асентусу. Рабастан тем временем начал осматривать крылатых коней. — Да, просто малыш толкнулся, — ответила Полумна, попытавшись улыбнуться. — Тебе нужно больше отдыхать. Вечером прибудет целитель, — сообщил Рудольфус и, обняв жену за талию, поцеловал ее в лоб. — Зачем целитель? — спросила Луна с непониманием. — Я хочу, чтобы в мое отсутствие ты была под присмотром, — ответил Лестрейндж, отстранившись, чтобы посмотреть в серые глаза супруги. Луна попыталась улыбнуться. Ей было приятно чувствовать, что хоть кто-то искренне о ней заботится. Конечно, она не питала иллюзий, что для Рудольфуса важна она. Он беспокоился исключительно о ребенке. Но все равно в этой заботе было что-то личное и настоящее. — Как пожелаете, — ответила Полумна, отведя взгляд. Она посмотрела на Асентуса и Лауру, которые стояли у кареты и о чем-то беседовали. При этом Лаура скромно улыбалась, отчего на ее щеках заиграли милые ямочки. К счастью, после проступка Амелии Асентус и Лаура начали искать подход друг к другу. Трагедия их сблизила, и они поняли, что банально не выживут друг без друга. Луна смотрела на Асентуса Лестрейнджа и удивлялась. Она всегда считала его неприятным и злобным, он имел острый язык и тот еще характер, но даже в нем было что-то хорошее. После ссылки матери он, конечно, горевал некоторое время, но все же нашел силы взять себя в руки, бросил пить и гулять и с головой ушел в политику. Даже добился повышения, которого все ждали больше четырех лет. Все, что ему нужно было — отпустить прошлое. Через некоторое время настала пора расставания. Рудольфус в очередной раз обнял жену и посоветовал ей не стоять на холоде и поскорее вернуться в замок. Он направился к карете и забрался внутрь. Рабастан Лестрейндж, Лаура и маленький Руди тем временем прощались с Асентусом. — Не подведи нас, сын, — сухо промолвил Рабастан и похлопал отпрыска по плечу. — Не сомневайтесь во мне, отец, — ответил Асентус. Рабастан Лестрейндж лишь кивнул. Конечно, он любил сына, но Асентус был слишком похож внешне и характером на мать. Худощавый, высокий, с иссиня-черными волосами, красивыми и тонкими чертами лица, с бледной кожей и голубыми глазами — он был мужской версией леди Амелии. Видеть в сыне черты предательницы казалось невыносимым, но Рабастан каждый раз одергивал себя. Асентус его сын, а отцовская любовь должна быть сильнее ненависти к жене. Асентус, простившись с женой и сыном, забрался в карету. Домовик запер дверь, на которой был выгравирован герб рода — ястреб, сидящий на короне. И вскоре карета взмыла в воздух и скрылась в серых облаках. — Думаю, нам нужно поспешить в дом и согреться вкуснейшим горячим шоколадом, — бодро заметила Лаура, подойдя к Луне. Леди Лестрейндж была согласна с подругой. Ветер усилился, так что даже согревающие чары, наложенные Рудольфусом, уже не помогали. Еще и дождь начал капать. — У меня есть кое-какие дела, — сухо промолвил Рабастан Лестрейндж и исчез в хлопке аппарации, намереваясь провести вечер и, возможно, ночь в компании красивой любовницы.***
Андромеда вернулась в дом Лавгуда, имея кое-какие соображения, где и как достать средства на осуществление планов сопротивления. Она приготовила ужин, накормила внука и Ксенофилиуса, после чего осталась на кухне, чтобы навести порядок. Маленький Тедди убежал играть в свою комнату, и миссис Тонкс опасалась, что внук может снова что-то устроить. В прошлый раз он поджег занавески, украв палочку у Ксенофилиуса. Закончив с уборкой посуды, Андромеда поднялась на второй этаж и заглянула в комнату к Тэду, но мальчик лишь сидел на ковре и играл многочисленными игрушками. Его волосы в этот день были ядовито-розового оттенка, отчего Андромеда ощутила боль в груди. Нимфадора в его возрасте тоже часто ходила с розовыми волосами. Убедившись, что с внуком все в порядке, миссис Тонкс отправилась в кабинет сожителя. Ксенофилиус выбрал одну из комнатушек и организовал в ней что-то вроде офиса. Он по-прежнему выпускал свой журнал, посвященный в основном разным магическим тварям. Кончено, с приходом новой власти Лавгуд даже не пытался писать провокационные статьи, все же ему было что терять, и он помнил об этом. Андромеда прошла по коридору мимо запертой двери. На мгновение она остановилась и поджала губы, взглянув на покрашенную лаком дверь. За ней находилась комната Полумны в том виде, в котором девушка покинула ее в 1997 году. Миссис Тонкс была внутри и восхитилась рисункам на потолке и стенах. У Луны был талант к рисованию, она точно передавала черты людей на картинах. Даже изображение Гарри Поттера на потолке было как настоящее. Лавгуд пожелал ничего не исправлять в комнате дочери. Андромеде это кое-что напомнило. Не так давно она тоже была в своем доме. В доме, купленном Тэдом Тонксом для молодой жены и маленькой дочери. Андромеда до сих пор не решалась выкинуть старые вещи дочери. В комнате Нимфадоры тоже все было по-старому, словно ее хозяйка просто вышла на улицу и вот-вот вернется. Как жаль, что девушка уже никогда не войдет в нее. Андромеда вздохнула. Кажется, даже тоска по детям была у нее и у Лавгуда общей. Но тем не менее они слишком разные. Ксенофилиус слаб характером, склонен к хандре и печален. Андромеда же находила в себе силы жить дальше и улыбаться даже тогда, когда в груди все горело от боли. Так ее растили. Впрочем, как и ее сестер. Покачав головой, чтобы отогнать дурные мысли и сосредоточиться на цели, Андромеда продолжила путь и вошла без стука в кабинет сожителя. Лавгуд, как обычно в такое время, сидел за печатной машинкой и набирал текст, при этом хмурясь и щурясь. У него на носу были очки, но даже с ними он видел плохо. Зрение у него стремительно ухудшалось, но обращаться к врачу он не желал, постоянно откладывал визит в Мунго на потом. — Тедди тебя не сильно утомил? — спросила Андромеда, оперевшись плечом о дверной косяк. Ксенофилиус вздрогнул, едва не уронив очки, и обернулся, словно напрочь забыл, что не один в доме. — А, — брякнул он. — Нет, что ты. Мы с Тедди неплохо провели время. Прогулялись к реке, потом поиграли в прятки в доме, — поделился Ксенофилиус немного растерянно. Андромеда поджала губы, ей давно пора бы привыкнуть, что благоверный говорил отрывисто и словно отчужденно. Даже Полумна уже так не говорила, видимо, общество Лестрейнджей пошло ей на пользу. — Ну хорошо, — через силу улыбнулась Андромеда, больше всего на свете желая видеть на месте Лавгуда другого человека. Своего любимого мужа. Конечно, между ними, как и в любой семье, иногда вспыхивали ссоры. Но сейчас Андромеда до боли хотела увидеть покойного мужа и сказать ему, как сильно она его любит. Женщина в силу воспитания редко говорила о своих чувствах, что дочери, что мужу. Теперь она очень жалела об этом. Ее любимые лежали в гробах. Андромеда на мгновение прикрыла глаза, пытаясь вернуть самообладание. Призраки прошлого продолжали терзать ее каждый день. С одной стороны, они причиняли сильнейшую боль, но с другой, служили ориентиром в существовании Андромеды. Они ясно давали понять, что ее цели оправдывает средства. Взяв себя в руки, миссис Тонкс приблизилась к Лавгуду, который вновь вернулся к своей печатной машинке. — Сильно устал? — прибавив голосу заботливых ноток, спросила Андромеда. — Спина, наверное, болит? — Да, — растеряно буркнул Лавгуд. У его сожительницы нечасто случались приступы заботы, но Ксенофилиус в силу постоянной отчужденности не смог провести причино-следственные связи между заботой и просьбами. Прежде чем Ксенофилиус успел возразить, руки Андромеды легли на его плечи и начали осторожно их массировать. Лавгуд на мгновение прикрыл глаза, поскольку ему было очень приятно. Андромеда делала прекрасный массаж, и ее руки дарили исцеление. — У тебя ошибка, — наклонившись к уху сожителя, низким и бархатным голосом прошептала миссис Тонкс. — Где? — не понял Лавгуд и засуетился, начиная перечитывать текст. — Вот здесь. — Подавшись вперед, так, что ее губы почти касались уха Ксенофилиуса, Андромеда ткнула тонким пальчиком в текст. Лавгуд присмотрелся и действительно увидел, что он пропустил букву в слове. Проклятье, теперь все переделывать. — Ты купила то, что хотела? — спросил Лавгуд, меняя испорченный лист на чистый лист пергамента. — Да, конечно, — кивнула Андромеда, радуясь, что ей не пришлось самой уводить разговор в другое русло. — Я прошлась по Косой Аллее и вспомнила мечту юности, — поделилась она, радуясь, что умеет притворяться. Ксенофилиус обернулся на нее и нахмурился. Миссис Тонкс выглядела задумчивой, а светло-карие глаза затянула пелена воспоминаний. — И что же за мечта? — спросил Лавгуд, не понимая, что всего лишь играет отведенную роль в спектакле. — Я мечтала открыть небольшое кафе, — поделилась Андромеда. — Впрочем, не все мечты сбываются, не так ли? Ксенофилиус замер, как громом пораженный. Его покойная жена, его Пандора тоже хотела открыть маленькое уютное кафе, где продавали бы горячий шоколад с корицей и аппетитные пончики. Как жаль, что он не успел осуществить ее желание. Лавгуд удрученно вздохнул, вспомнив любимую женщину. Его мечты хоть частично осуществились. Он женился на любимой, у них родился ребенок, Пандора помогла ему в создании журнала… Лавгуд поднял взгляд на Андромеду, которая внимательно на него смотрела, грустно улыбаясь. В силу своей простоты и доброты он не увидел в ней притворства и даже не подумал о том, что миссис Тонкс просто манипулирует им, давя на больное. — Никогда не поздно осуществить мечту, — севшим голосом сказал Ксенофилиус, глядя на женщину. — У меня нет средств, — ответила Андромеда, отведя взгляд. Она всем своим видом выражала сожаление. — Мы оба знаем, у кого есть. Думаю, мне следует написать Полумне, — уверенно промолвил Лавгуд, а миссис Тонкс сделала вид, что смутилась. — Но ты не хотел использовать ее положение, — возразила она, чтобы тем самым убедить сожителя, что решение написать дочери целиком и полностью принадлежит ему. — Придется. В конце концов ты всегда говорила, что везде стоит искать выгоду, — грустно улыбнулся Ксенофилиус, возвращаясь к своей печатной машинке. Андромеда, переполненная чувством благодарности, вдруг обняла его со спины и прошептала: — Спасибо! В голове у женщины множились планы. Да, она уже распределяла средства. Кафе все же придется открыть для отвода глаз, а оставшиеся деньги она направит на нужды сопротивления. Увы, не только Андромеда Тонкс в этот дождливый вечер строила коварные планы и замыслы, но и Амелия Лестрейндж, которую отправили в изгнание в дальний особняк Лестрейнджей, находящийся в просто ужасном состоянии. Он разваливался на глазах, похоже, в нем никто не жил не одно столетие. Рабастан, похоже, решил еще больше ее унизить подобным наказанием. Особняк представлял собой двухэтажный домик с чердаком. Крыша его совсем прохудилась, и у Амелии не хватало средств, чтобы починить ее. К сожалению, Рабастан на три месяца запретил ей переписываться с близкими людьми, которых осталось не так уж и много. У Амелии не было средств, чтобы сделать ремонт и починить крышу. Но, к счастью, она хорошо колдовала, и пока чары помогали ей не оказаться в затопленном осадками доме. Однако этого было мало. Скоро наступит зима, и тогда существование Амелии обернется адом на земле. Амелия уже давно не надеялась на окружающих, но все же верила, что гнев сына утихнет, и он не бросит ее одну в глуши без средств к существованию и жилья. Но миссис Лестрейндж чувствовала полное бессилие, осознавая, что ее судьба в чужих руках. Женщина сидела за обшарпанным столом, слушая, как завывает ветер за стенами особняка. В коридорах гулял сквозняк, от которого то и дело гасли свечи в канделябрах, но Амелию буйство стихии нисколько не пугало. Она давно уже ничего не боялась, спасибо блестящей школе жизни, которая создала из нее то, что она сейчас есть. Воистину, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. И злее. Амелия ощущала лишь злобу, которая стремительно разгоралась у нее в душе. Да, она не родилась с золотой ложкой во рту, как Рабастан. Да, она не знала настоящей любви, но тем не менее она всего добилась сама. И еще раз добьется любой ценой. Амелия не относилась к тем людям, которые могут лишь плыть по течению и сетовать на злодейку-судьбу. Она никогда не понимала Элизабет Баркер, которая только плакала и жаловалась, пытаясь вызвать у людей жалость. Амелия презирала таких. Каждый сам кузнец своей судьбы — в этом Эми никогда не сомневалась. Каждый сам выбирает свой путь. И она когда-то выбрала. Ради власти и влияния она решила сделать из сына главу рода, но просчиталась. Страшно представить, что к краху ее привела одна нелепая ошибка. Нужно было найти того аврора и убить, чтобы он никогда не заговорил. Впрочем, поздно жалеть. Амелия не была склонна к сожалению, прекрасно понимая, что они даруют лишь временное утешение. Она предпочла строить планы. Планы отмщения и возвращения всего, что потеряла из-за одной ошибки. Ну ничего, у нее еще будет шанс вернуть свое по праву. Рабастан еще пожалеет, что так с ней поступил, что лишил ее всего, что она имела, забрал многочисленные украшения и платья, отнял единственную отдушину — благотворительный фонд, которым отныне заправляла глупая девчонка, бастард. Амелия криво усмехнулась, и в ее синих глазах зажегся огонек бессильной ярости и ненависти к мужу. Лестрейнджи не прощают и не забывают. И она не простит и не забудет. Разве одна неудача заставит ее отказаться от всех планов? Едва ли. Амелия всегда получала желаемое, даже если на это уходили годы. И она всегда выживала. Амелия поправила юбку простого черного платья, в котором была. У нее остались самые дешевые платья из серой и черной ткани, которые в Лестрейндж-холле никогда бы не надела прислуга. Однако у нее не было выбора. Нужно цепляться за любую возможность, чтобы выжить. Женщина глубоко вдохнула и выдохнула и вздрогнула от очередного раската грома. Хоть бы чары выдержали натиск стихии, иначе домик вновь затопит, а отмывать полы и сушить обои то еще удовольствие. Послышался хлопок. Единственный домовик, оставленный Рабастаном, принес леди Амелии таз с водой. Женщина поставила его на стол и прогнала эльфа, достала волшебную палочку и запечатала вход, задернула потрепанные шторы и наложила звукоизолирующие чары. После этого, воровато оглядевшись, открыла выдвижной ящик стола и вытащила небольшую деревянную шкатулку. Амелия поставила ее на потертую столешницу рядом с тазом, открыла и вытащила из нее лист пергамента, маленький мешочек из красного бархата, в котором хранила кое-какие высушенные травы, склянку с глазами головастиков. Она осторожно разложила все предметы на столе, чтобы все они были на виду. Следом из выдвижного ящичка Амелия достала сложенный лист пергамента, развернула его и усмехнулась, увидев несколько светлых, спутанных волосинок, украденных с расчески Луны Лестрейндж. Посмотрев на часы, которые показывали полночь, Амелия поняла, что пора начинать. Она высыпала из мешочка порошок травы в таз с водой, взмахнула палочкой, заставив воду кипеть. Потом достала из ящика стола пустую чернильницу и порезала магией палец, чтобы кровь наполнила чернильницу. Все эти манипуляции Амелия проделывала с каменным лицом, словно ей не было больно или страшно, словно она не сомневалась в собственном успехе. Закончив пускать кровь, миссис Лестрейндж магией залечила ранку на пальце, взяла перо и, обмакнув его в кровь, начала писать заклинание на клочке пергамента. Она хотела усилить магическое воздействие на леди Лестрейндж, напитать амулет магией более сильной и смертоносной, чем прежде. Прежде Амелия опасалась действовать так прямо и открыто. Она постепенно готовила почву. Вредоносной магии в амулете было не так уж и много. Ее было так мало, что амулет нельзя засечь специальными поисковыми чарами. От одного или двух дней ношения его ничего бы не случилось, но Луна носила его несколько месяцев, даже не подозревая, что амулет, призванный защищать ее плод, несет в себе смертельную угрозу. Закончив записывать заклинание кровью, Амелия сложила клочок бумаги в несколько раз, после чего взяла волосы Полумны и обмотала ими бумагу. — Этой ночью все будет кончено, — промолвила холодно Амелия, поджигая бумагу. Пламя стремительно охватывало пергамент, и его отсветы нашли отражение в голубых глазах миссис Лестрейндж. Она не ощущала жалости и сомнений, она знала, что поступает правильно и просто расчищает путь своему сыну. Благая цель оправдывает средства. Когда пламя охватило весь пергамент, обжигая пальцы Амелии, она кинула его в таз с водой, который в ту же секунду окрасился в кроваво-красный цвет. В это время за сотни километров леди Луна Лестрейндж заметалась в постели, хрипя и задыхаясь. Шелковая простынь под ней начала окрашиваться в кроваво-красный цвет. Тем временем Рудольфус Лестрейндж летел над океаном в карете и видел очень странный сон. Ему казалось, что он идет по темному лесу, вокруг него, словно стены, возвышаются деревья. Мужчина пробирался сквозь них, пытаясь привыкнуть к темноте, но тьма словно стала живой, она окружала, сдавливала, и Рудольфус, человек, который в этой жизни уже ничего не боялся, ощущал подступающий ужас. Луна, вышедшая из-за тяжелых туч, стала спасением от страха. Рудольфус вздохнул с облегчением, когда тьма вокруг него развеялась. Он вышел на лесную поляну, на которой зеленела влажная весенняя трава и цвели цветы. Но каково же было его изумление, когда он увидел посреди поляны большую белую ванну, наподобие той, что стояла в уборной главных покоев Лестрендж-холла. Рудольфус приблизился к ванне и увидел, что в ней возлежит юная девушка, в которой он без труда узнал молодую жену. Полумна лежала, откинув голову на бортик, и казалась совсем расслабленной. Ее веки были закрыты, а лицо имело крайне спокойное и невинное выражение. Рудольфус поймал себя на том, что даже дыхание затаил, наблюдая за женой. О, как она была прекрасна в этот миг. Ее кожа словно светилась в сумраке леса. Лестрейндж скользнул взором по обнаженной фигуре жены и нахмурился. Почему-то живот Луны был таким же, как и до беременности. Неужели она уже родила, но еще же так рано. Рудольфус хотел подойти еще ближе, чтобы спросить о ребенке, но не успел, поскольку из лесной чащи вышла молодая женщина в длинной шелковой сорочке цвета слоновой кости. Разумеется, Лестрейндж сразу же ее узнал. Он помнил всех своих женщин, а ее особенно. Все же отношения с ней продлились дольше всего, и она родила ему сына. Из лесной чащи вышла Лина Хоулп. Только выглядела она иначе, чем в последнюю их встречу. Лина словно помолодела лет на десять, ее лицо, как прежде, было красивым и чистым, словно она не ведала печалей и горестей. Рудольфус смотрел на Лину и удивлялся тому, как она красива и юна, как когда-то в самом начале их романа. А ведь он, Рудольфус, сломал ее и растоптал. Молодая женщина босиком ступала по траве, ее длинные золотисто-русые волосы струились по плечам, а на нежно-розовых губах играла таинственная улыбка. Голубые глаза светились чистейшим светом и добротой. Лестрейндж уже хотел спросить, что она тут делает, подойти к жене и любовнице, которая мягкой поступью направлялась к ванне, в которой безмятежно возлежала Луна. Но Рудольфус не смог сдвинуться с места. Он посмотрел на свои ноги и нахмурился. Неведомая сила удерживала его на месте, сковывала по рукам и ногам. Рудольфус со смятением посмотрел на Лину, и ужас охватил все его существо, поскольку в лунном свете блеснуло лезвие кинжала. Мисс Хоулп сжимала в руке кинжал и, подойдя к ванне, занесла смертоносный клинок над Полумной. — Лина, нет! — вскрикнул Рудольфус, но женщина только мельком взглянула в его глаза. И в них Лестрейндж узрел страшную, всепоглощающую ненависть, которую, кажется, никто на земле не мог испытывать. Зрачки женщины расширились, и голубые глаза казались просто черными. — За все нужно платить, любовь моя, — прорычала страшным голосом Лина и маниакально улыбнулась, резко опустив клинок. Полумна очнулась и закричала, широко распахнув глаза. Она попыталась выбраться из ванны, поднимая всплески воды, но озверевшая Лина вдруг схватила ее за длинные волосы и рванула на себя. Луна снова упала в воду, отчаянно отбиваясь от палача. Рудольфус Лестрейндж тщетно пытался сдвинуться с места, но безуспешно. Он в полном бессилии наблюдал за тем, как погибшая по его вине любовница убивает женщину, коснувшуюся его каменного сердца. Лина нанесла по меньшей мере десяток ударов. Она с такой ненасытностью кромсала жертву, что был слышен противный лязг железа о ребра. Полумна перестала сопротивляться и затихла. Только тогда палач успокоился. Мисс Хоулп вырвала кинжал из плоти Луны и улыбнулась, глядя в глаза Рудольфуса. — Жизнь за жизнь, милый, — прошептала она низким голосом и, улыбнувшись, скрылась в ночном лесу, а Рудольфус стоял и смотрел на окровавленное тело жены, не подающей признаков жизни. Лишь серые глаза Полумны Лестрейндж смотрели в ночное небо… Рудольфус резко распахнул глаза и начал судорожно хватать ртом воздух. Сперва он не понял, где находится, бешено озирался, пытаясь увидеть перед собой интерьеры спальни и убедиться, что Луна рядом и что с ней все в порядке. — Дядя, что с вами? — раздался перепуганный голос Асентуса. Во тьме вспыхнул огонек Люмуса, наколдованный племянником. Рудольфус судорожно вдохнул и выдохнул, пытаясь унять дрожь, охватившую тело. Давно ему не снились такие пугающие сны. Лестрейндж закрыл лицо руками и попытался прийти в себя. — Дурной сон? — с сочувствием спросил Асентус, сидящий напротив. Рудольфус кивнул и вспомнил, что они летели в другую страну на конференцию. Поскорее бы приземлиться и отправить жене письмо, чтобы удостовериться, что она в полной безопасности.