***
3 ноября 2003 года. Магическая Британия Утро выдалось солнечным, что казалось странным для ноября. Обычно с августа по апрель над Британией висели тяжелые серые тучи, которые давили на плечи и создавали какую-то мрачную атмосферу. Сегодня же все было иначе. Солнечный свет проникал сквозь незашторенное окно, чему Шарлотта Слизерин была несказанно рада. Она всегда больше любила солнечную и ясную погоду, нежели пасмурную. Девушка лежала в кровати и не спешила вставать. Ей хотелось подольше понежиться в постели рядом с любимым мужем, который тоже еще не встал, хотя был жаворонком. Однако сегодня Сигнус изменил своим предпочтениям. — Какое чудесное утро, — проурчала довольная Шарлотта, сладко потягиваясь так, что с ее обнаженной груди сползло одеяло. Минувшей ночью они с Сигнусом снова были близки, что не могло не радовать. В такие моменты Шарлотта верила, что он все еще любит ее. Да и никуда уже не денется от нее, своей законной жены. — Да, утро прекрасное, — ответил Сигнус, развалившись на второй половине кровати. Шарлотта перевернулась со спины на живот и подползла к мужу. Она посмотрела в его серые глаза, улыбнулась и начала ласкаться к нему, словно кошка. Сигнус погладил ее по голове, и Шарлотта положила голову на его плечо и по-хозяйски обняла. Некоторое время супруги лежали в полной тишине, наслаждаясь умиротворением и счастьем. Шарлотта слушала биение сердца мужа и словно пыталась отгадать, кто же властвует в его сердце. Она изо всех сил старалась верить, что в нем лишь она одна, однако Сигнус продолжал встречаться с Лукрецией. Шарлотта закусила губу, гоня мрачные мысли подальше. Иван обещал разобраться с выскочкой, но почему он медлит? Боится? Или же предал ее? Кроме того, Шарлотта вспомнила, что обещала помочь кое с чем брату. Магнус открывал свою аптеку, и у него постоянно что-то происходило. Вот и теперь конкуренты куда-то пожаловались, и процесс выдачи лицензии застопорился. Магнус просил Шарлотту помочь с решением этого вопроса, словно у нее были рычаги давления на кого-то. Конечно, можно было обратиться к Рудольфусу. Однако Хоулп был слишком горд и не хотел идти на поклон к родителю. Шарлотта за годы брака неплохо изучила характер мужа и его привычки. Она давно знала, что Сигнус именно утром расслаблен и податлив. Если она хотела о чем-то попросить его, то делала это с утра, когда они еще лежали в постели. Сигнус ни разу еще ей не отказал в маленьких просьбах. — Любимый, — протянула Шарлотта, прекрасно зная, какие слова нужно сказать. Сигнусу нравилось чувствовать себя любимым, и ему нравилась лесть. Она начала ласкаться к мужу, как кошка, провела пальчиками по обнаженной груди, покрытой темными волосами. Сигнус довольно усмехнулся, видя, что жена так открыто ищет его внимания и ждет ласки. Она напоминала ему маленькую лису, хитрую и изворотливую, еще рыжую. — Что стряслось? — спросил Сигнус, погладив Шарлотту по голове, как собачку, та довольно улыбнулась, понимая, что супруг настроен на беседу. Если он был в плохом настроении, то одергивал ее, сейчас же он усмехался, а глаза его и вовсе смеялись. — У моего брата возникли проблемы с документами. Отдел контроля не может выдать лицензию на аптечную деятельность, — проговорила Шарлотта, заискивающе глядя в глаза мужа. — Ты же знаешь, как я его люблю, и хочу, чтобы у него все получилось. — Только ради тебя я напишу главе отдела, но ничего не могу обещать. У Магнуса дурная слава, и сколько раз я просил тебя с ним не общаться, — немного подумав, строго выговорил Сигнус. Шарлотта в его объятиях напряглась и помрачнела. Нужно было быть деликатнее, а лучше исполнить пару блудных трюков и только потом о чем-то просить. Если Сигнус говорил «ничего не могу обещать», значит, он не очень-то и хочет помогать. Теперь придется ждать подходящего момента и снова просить. — Он мой брат, каким бы он ни был, — тихо ответила Шарлотта. — У него кроме меня никого нет, — задумчиво проговорила она. — Неудивительно, с таким характером и образом жизни, — хмыкнул равнодушно Сигнус, отчего Шарлотта отстранилась от него и недовольно насупилась. Она терпеть не могла, когда кто-то отпускал в адрес Магнуса плохие комментарии. — Он сам отвадил от себя всех. Да уж, хорошего сыночка заделал сэр Лестрейндж с грязнокровкой. — Сигнус! — ахнула Шарлотта, не веря, что он действительно это сказал. Когда-то он терпимо относился к Магнусу, ценил его ум, но с победой Темного Лорда Сигнус очень переменился. И эти перемены нельзя было назвать приятными. Кажется, власть кружила ему голову, раз он забывал о былых друзьях и мог так говорить о брате жены. — Что такое? Разве я лгу? — спросил Сигнус, глядя чистыми серыми глазами в зеленые глаза жены, которая задохнулась от возмущения. — Матушка как-то упомянула в разговоре мать Магнуса. Говорила, что это была та еще безмозглая идиотка, еще и крайне распутная, раз влезла в постель к женатому мужчине, — как ни в чем не бывало говорил принц. Шарлотту передернуло, а в глазах ее полыхнула ярость. «Твоя матушка, милый, тоже не образец морали и благородства», — хотела сказать Шарлотта, но смогла вовремя сдержать пыл. Сигнус очень любил мать, и в его глазах она была чуть ли не святой мученицей. Да, Беллатрикс совершила много преступлений, к тому же она не была верна своему законному мужу, отцу Шарлотты. И разве она смеет кого-то судить? — Не нам ее судить, — промолвила Шарлотта. — Значит ли это, что ты считаешь и мою матушку безмозглой идиоткой? — Нет, — ответил Сигнус. Шарлотта подумала, что муж лжет. По сути Элизабет Баркер и Лина Хоулп были подругами по несчастью, с тем лишь отличием, что Элизабет сама бастард и кровь ее более или менее чиста, а Лина — полукровка-служанка. — Не говори никогда в таком тоне о моем брате и его матери, — попросила Шарлотта, выбираясь из постели. Если раньше она хотела еще понежиться в объятиях мужа, то теперь желание куда-то пропало. Жестокие слова Сигнуса подействовали на нее как ушат ледяной воды. Шарлотта облачилась в халат и поспешила в уборную. Она быстро приняла душ, думая о брате и о его бедной матери. Да, судьба Лины Хоулп сложилась неудачно. Шарлотта не знала эту женщину, но то, с какой неописуемой теплотой вспоминал о ней Магнус, о многом говорило. Она восхищалась любовью брата к покойной матери и с грустью понимала, что сама просто ужасная дочь, раз так не тоскует по своей матушке. Но Лиза-то жива и не совсем здорова психически. Шарлотта просто не могла видеть ее в таком состоянии. Где-то через час миссис Слизерин сидела перед зеркалом на мягком пуфике, облаченная в выходное платье ее любимого зеленого цвета с черными кружевами на рукавах и корсете. Служанка собирала рыжие волосы госпожи в прическу, а на трельяже стояла чашка с кофе. Аромат разносился по опочивальне, и Шарлотта периодически отпивала из чашки, наслаждаясь незабываемым вкусом. Если Сигнус по утрам предпочитал крепкий и горячий, как кипяток, черный чай, то Шарлотта любила черный кофе, как и ее отец. Что за ирония судьбы? Они оба, Сигнус и Шарлотта, похожи на родителей, начиная внешностью и заканчивая привычками. Сигнус похож на мать — Леди Беллатрикс, а Шарлотта на отца — сэра Рудольфуса. Им не суждено было стать мужем и женой в полном смысле этих слов, а их дети нашли друг в друге любовь. Удивительная вещь — судьба. Шарлотта улыбнулась своему отражению, радуясь, что вид имеет цветущий и отдохнувший. Сигнус, к счастью, проводил с ней достаточно времени. Долохов не сообщал плохих новостей о Лукреции. Конечно, то, что проклятая подстилка все еще здравствует, раздражало. Однако Шарлотта успокаивала себя тем, что это ненадолго. Иван что-нибудь придумает. Он уже знал, где Сигнус укрывал Лукрецию. Принц так сильно доверял другу, что велел ему охранять любовницу. Долохов согласился. Теперь Шарлотта предвкушала жестокую расправу. Идиотка должна знать, что нельзя лезть в постель к чужому мужу. Жаль, что Долохов все еще медлит. Наверное, ищет безопасные для себя способы расправиться с белобрысой дрянью. Надо бы его поторопить. Служанка закончила делать прическу, и Шарлотта довольно оглядела свое отражение. Да, выглядела она изумительно. Ей от природы дана яркая внешность. Хвала Мерлину, от блеклой внешности Элизабет ей ничего не досталось, кроме маленькой родинки на подбородке. Да и после родов она не сильно поправилась, формы ее, конечно, округлились и налились, но так было даже лучше. Шарлотта вытащила из шкатулки ожерелье с сияющими изумрудами, подаренное Сигнусом в честь рождения двойняшек, и надела его. Нужно было спешить, проверить, собрали ли детей. Сегодня важное событие — крещение маленькой Пандоры. Как бы Шарлотта ни ненавидела Полумну, считая ее глупой выскочкой, сестру она ненавидеть не могла, хотя ранее считала, что удавит малютку в колыбели. Но стоило Шарлотте увидеть кроху вскоре после рождения, как сердце ее дрогнуло. Пандора, или просто Дора, как ее ласково называла Полумна, была такой крохотной и беззащитной, что не могла никого оставить равнодушным. Девочка так тонко пищала и беспомощно махала ручками, у нее были светлые волосы, носик с маленькой горбинкой, явно унаследованный от отца, синева ее глаз почти через месяц после рождения сменилась на зелень, как и у всех детей Рудольфуса Лестрейнджа. Сигнус и Шарлотта решили сделать подарок маленькой мисс Лестрейндж на вырост. Шарли купила сестре красивый комплект украшений, состоящий из гребня, кольца, сережек и подвески из чистого золота с россыпью маленьких изумрудов, которые в будущем должны были подчеркнуть цвет глаз юной мисс Лестрейндж. Помимо этого, Шарлотта приготовила еще один подарок, но на этот раз не для сестры, а для брата. У Магнуса Хоулпа сегодня был двадцать девятый день рождения, и Шарлотта, собираясь немного погостить в Лестрейндж-холле, решила там встретиться с братом и вручить ему редкую книгу по алхимии, между страницами которой вложила чек на кругленькую сумму. Она знала, что брат очень гордый человек и только в крайнем случае попросит у нее что-то. А между тем он собирался открывать аптеку и ухаживал за девушкой. Деньги ему были необходимы как никогда. Из мыслей Шарлотту вырвали голоса детей, которые с шумом неслись по коридору и, уже через мгновение забежав в спальню, с воплями кинулись к маме. Шарлотта с улыбкой поднялась с пуфика, раскрыла для них объятия, как вдруг Дельфини наступила себе на подол и со вскриком упала на пол, больно ударившись головой. Шарлотта испугалась и поспешила к дочери, чтобы помочь ей встать и убедиться, что малышка не сильно ушиблась. Она ожидала услышать плач или еще что-то, но Дельфини молча поднялась сама, потирая лоб. В ее серых глазах стояли слезы боли, и девочка так кусала губы, чтобы не расплакаться, что они покраснели. — Сильно ушиблась, милая? — спросила Шарлотта, опустившись рядом с дочерью на колени, не заботясь о своем выходном платье. — Нет, — упрямо вскинула подбородок Дельфини, уняв слезы так, что ни одна слезинка не сорвалась с ее глаз. Да, девочка восхищала мать упрямством, и Беллатрикс неустанно повторяла, насколько она похожа на отца. Шарлотта поправила бант в кудрявых волосах дочери поцеловала ее в лоб. Тут же к ней полез Салазар, который крайне ревниво относился к матери. Шарлотта приласкала и его, чтобы мальчик не чувствовал себя обделенным. Магическая Британия. Норд-райдинг. Лестрейндж-холл. Пока в замке шли последние приготовления к торжеству, которыми руководила управляющая, Луна ворковала над маленькой дочерью, показывая ей гремящую и блестящую игрушку — дракончика. Пандора пока плохо фокусировала взгляд, но пыталась это делать. Она была такой крохотной и беспомощной, что Луна не хотела от нее отходить. Настолько силен в ней оказался материнский инстинкт. В такие моменты Луна задавалась вопросом, как она могла раньше думать, что оставит ребенка мужу сразу после рождения и покинет его? Ей было невыносимо стыдно за столь плохие и недостойные мысли, что она, словно пытаясь искупить вину, не отходила от дочери ни на шаг. Луна самостоятельно ее переодевала, убаюкивала, меняла пеленки. Она даже ночью могла встать и пойти проверить, как там дочь. Будь ее воля, Полумна поставила бы колыбель в супружеской спальне. Но правила, всегда нужно следовать правилам. К сожалению, молока у Полумны не было, и кормила Пандору кормилица. — Хвала Моргане, она похожа на тебя. Луна взглянула на отца, подошедшего к пеленальному столику. Она переодевала дочь к церемонии крещения. Ксенофилиус прибыл в замок утром, чтобы поздравить дочь и увидеть внучку. Все эти недели он плохо себя чувствовал и нанести визит смог только сейчас. Лавгуд решил поздравить молодую мать до начала церемонии, чтобы не пересекаться с членами высшего света, которых на дух не переносил. Еще он не выносил Рудольфуса, но приходилось терпеть ради дочери и внучки. К тому же они все зависели от милости Лестрейнджа, и это знатно бесило. — Может, с годами станет больше похожа на Рудольфуса, — ответила Полумна, надевая на голову малышки белый чепчик, украшенный кружевом. — Глаза у нее уже зеленые. — Надеюсь, что нет, — мрачно сказал Ксенофилиус, который терпеть не мог зятя. Неудивительно, если вспомнить о его возрасте и боевых подвигах. Луна ничего не ответила, поскольку Пандора снова заплакала. Молодая мать, чтобы успокоить дитя, взяла его на руки и начала укачивать. — Отец, я вас прошу, не гневите в лишний раз Рудольфуса, — сказала Луна, серьезно посмотрев на родителя. В ее глазах промелькнул стальной блеск. — Мы все зависим от него, и я буду спать спокойно, зная, что с вами все в порядке, а мой муж не помышляет вас убить. От слов дочери Ксенофилиуса передернуло, и он побледнел. Мерлин, какие речи говорит Луна, неужели это бесчувственное существо издевается над ней? Как можно забыть, что Лестрейндж в первую очередь безжалостный убийца? Лавгуд взглянул на внучку на руках у дочери и понял, что не сможет полюбить малышку. Как бы она ни была похожа на Луну, она дочь Рудольфуса Лестрейнджа. А принять это — выше его сил. Лавгуд даже отказался взять Пандору на руки по этой же причине. К счастью, он смог прикрыть свою неприязнь страхом причинить внучке вред. — У вас все в порядке? Как Андромеда? — спросила Луна, желая перевести тему на более безопасную. В этом замке даже у стен есть уши, и Луна была уверена, что и в детской за ней могут следить домовики Рудольфуса. — Меда в порядке. Только малыш Тедди приболел, что неудивительно, осень — пора простуд, — ответил Ксенофилиус, не зная, как бы ему начать разговор на нужную тему. Это у Андромеды язык был блестяще подвешен, и она всегда знала, что и кому сказать, чтобы получить желаемое. Лавгуд, увы, таким талантом не обладал. — Вы ни в чем не нуждаетесь? — спросила Луна, продолжая ходить по комнате и укачивать дочь. — Нет, — ответил Ксенофилиус. — Хотя есть одно дело. Твоя матушка когда-то мечтала открыть магазин, как выяснилось, у Андромеды та же мечта… — тщательно подбирая слова, заговорил он, глядя на дочь. К счастью, Луна все поняла без лишних слов. — Вам нужны средства на осуществление задумки? — спросила она, когда ребенок на ее руках затих. Ксенофилиус кивнул. — Я поговорю с Рудольфусом. Тут Лавгуда передернуло, а на душе появилось гадкое чувство. Да, он ненавидит зятя, а сам хочет взять у него деньги и, что хуже всего, использует дочь в своих целях. Но Андромеда всегда говорила, что везде нужно искать выгоду. Поэтому мужчина заглушил голос совести. — Спасибо, — ответил Ксенофилиус, подойдя к дочери, когда она вновь положила дочь на пеленальный столик и начала ее пеленать. Он поцеловал Луну в макушку, отчего та улыбнулась. На душе у Полумны было так радостно и спокойно, что она не видела ничего плохого вокруг. Леди Лестрейндж уже давно не чувствовала себя так хорошо.***
Пандору Белинду Изабеллу Лестрейндж, старшую дочь сэра Рудольфуса Сильвия Лестрейнджа и леди Полумны Пандоры Лестрейндж ввели в род и крестили. Ее крестным отцом стал Антонин Долохов, а крестной матерью — леди Беллатрикс Друэлла Слизерин. Всю церемонию Луна счастливо улыбалась, а когда Рудольфус передал дочь в руки крестного отца, напряглась, опасаясь, что мужчина случайно уронит девочку. К счастью, все обошлось без происшествий. После церемонии торжество перетекло из часовни, расположенной на землях Рудольфуса Лестрейнджа, в замок. Из-за того, что в доме был маленький ребенок, было решено провести небольшой прием без прессы и лишних людей. Присутствовали только близкие друзья и родственники Лестрейнджей. Полумна отнесла дочь в ее комнату и уложила в колыбель. Отдала распоряжение покормить девочку, как только она проснется. Поправив полог кровати, Луна покинула детскую и направилась в бальный зал, где играла музыка и откуда доносились голоса гостей. Луна чувствовала легкую слабость и головокружение. К счастью, корсет ее светло-голубого платья был не сильно затянут, иначе бы она умерла от нехватки воздуха. Гости разбрелись по бальному залу. Рудольфус стоял в компании Повелителя, брата, Долохова и бывшей жены, которая сверкала крупными бриллиантами в диадеме, напоминавшей корону, и улыбалась. Выглядел Лестрейндж счастливым и довольным. Луна улыбнулась, поймав себя на мысли, что уже перестала ненавидеть мужа за былые зверства. Но когда это случилось и что послужило причиной? Она жила с ним в браке почти пять лет, и все эти годы тихо его ненавидела и боялась. Теперь же Луна словно поняла, что опасаться мужа — глупо. Она родила ему ребенка, которого Лестрейндж с радостью принял, не обращая внимания на то, что это всего лишь девочка, а он-то желал сына. Рудольфус осыпал жену подарками и заявил, что любое ее желание он тотчас исполнит, едва она попросит об этом. Такая открытая лесть нравилась Полумне. И она больше не думала о том, что он по сути ее покупает. Она его законная жена, мать ребенка, почему бы не воспользоваться своим положением и не извлечь из него выгоду? Луна прошла через весь зал к Лауре и Флоре Долоховой, которая как-то тихо и незаметно затесалась в их компанию. Девушка нравилась Полумне. Она была робкой и тихой и этим нравилась Луне. — Поздравляю с рождением дочери, леди Лестрейндж, — промолвила Флора Долохова, разгладив несуществующие складки на подоле платья светло-розового цвета. — Спасибо, — ответила Полумна, взяв с подноса бокал с шампанским. По случаю праздника она решила немного пригубить этот напиток, хотя и не относила себя к ценителям алкоголя. — Но я просила не назвать меня «леди Лестрейндж», — улыбнулась она. — Как скажете, — все так же робко ответила Флора, косясь в сторону супруга, который зачем-то отошел к столику с закусками, у которого стояла леди Шарлотта вместе с сыном. Миссис Слизерин накладывала в тарелку сына вкусностей, что-то ему говоря при этом. — Как тебе новый статус жены? — спросила Луна, которой Лаура по секрету сказала, что Иван Долохов холоден к жене, и она, бедняжка, очень переживает по этому поводу. Полумна не смогла унять любопытство, все же она несколько недель не отходила от дочери и успела соскучиться по сплетням. — Все в порядке, — ответила Флора, но на ее бледное и худенькое личико легла тень, и она снова покосилась на мужа, который продолжал выбирать себе закуски или делал вид, что выбирает, а на самом деле говорил с леди Шарлоттой. — Какая она красивая, — восторженно сказала Долохова, наблюдая за женой принца. Луна поджала губы. Что толку в красоте Шарлотте, когда язык ее ядовитей поганки? Уж Полумна знала цену ее красоте, которую напрочь перечеркивал нрав. Хуже нее был только Магнус, но, к счастью, она не видела и не слышала о нем очень давно. — Красота не самое важное, — сказала Лаура, улыбаясь. — Красота быстротечна, а главное глазами не увидишь, — весело заметила девушка и с любовью в светло-карих глазах посмотрела в сторону мужа, который стоял в компании отца и о чем-то с ним беседовал. Асентус Лестрейндж постепенно менялся. Эти изменения были незначительными, чтобы все их заметили, но все равно его отношение к жене резко переменилось. Он стал терпимее к ней и ласковее, Лаура ходила довольная жизнью и смеялась чаще, чем обычно. Складывалось ощущение, что Асентус Лестрейндж наконец нашел свое место под солнцем. Лаура же после предательства леди Амелии и ее отъезда стала для мужа опорой и поддержкой. Именно в ней мужчина черпал силы, именно на ее ласку полагался. Эти перемены очень радовали Луну, поскольку она желала лучшей подруге счастья и благополучия. Уж она-то этого заслужила. Шарлотта, положив сыну в тарелочку вкусностей, отправила его обратно в детскую, где развлекались представители младшего поколения. Эх, хотела бы она вернуться в детство и так же беззаботно играть в компании сверстников, но увы, она уже давно выросла. Теперь у нее проблемы посерьезнее разлитого сока или же невкусной сладости. Она проводила взором сына и затем взглянула на Ивана Долохова, который делал вид, что не может выбрать что-то по вкусу. — Есть новости? — спросила Шарлотта, не понимая, почему Долохов ищет ее общества. — Нет, — ответил тихо он, ему просто хотелось побыть рядом с любимой женщиной, заглянуть в ее прекрасные глаза, увидеть тень улыбки на губах. — Поторопитесь, мое терпение не вечно, — процедила Шарлотта злобно, и в ее глазах заплясали искорки гнева. Да, как же она похожа на своего кузена Сильвия, он тоже был крайне нетерпеливым и вспыльчивым. Все же кровь — не вода. — У меня есть кое-какие подозрения насчет нашей общей знакомой, если они подтвердятся, то нам даже не придется пачкать руки. Она сама попадет в ловушку, — сообщил Иван, и Шарлотта вся подобралась, в ее глазах отразилось нетерпение. Она жаждала подробностей. — Я не могу поделиться ими с вами. — Жаль, — ответила Шарлотта. — В таком случае, я желаю вам удачи. — Она снова вернулась к мужу, который стоял в компании приятелей и обсуждал какие-то артефакты. Долохов же проводил ее взглядом, и в его глазах отразилась неописуемая мука. О, как он мучился от этого чувства. Оно сперва приносило ему радость и теплоту, теперь же терзало не хуже страшного яда или болезни. Иван никак не мог найти исцеление, даже жена не даровала ему столь желанный покой. Иван встретился взором с отцом и его передернуло. Кажется, его ждет очередная воспитательная беседа. Моргана, помоги. Не желая слушать нотации, Долохов решил позорно сбежать. Он покинул бальный зал, вышел в коридор и намеревался выйти на улицу, где лил дождь. Может, хоть холод заставит мысли проветриться и взять себя в руки? Едва Иван направился к выходу из замка, как его окликнул отец. Иван остановился и медленно обернулся, встречаясь взором голубых глаз с отцовским взглядом, который не сулил ничего хорошего. Антонин Долохов приблизился к отпрыску, гневно на него глядя. Иван вмиг почувствовал себя пятилетним мальчишкой, который где-то нашкодил и теперь ожидал наказания. — Лучше бы ты жене внимание уделил, а не бегал вокруг жены принца, — прошипел старший Долохов, и Иван помрачнел. Да, его чувства настолько очевидны, что теперь отец всеми силами пытался его излечить. — Дождешься ты у меня, и я позабочусь, чтобы тебя отправили куда-нибудь к границам, подальше от нее. — Отец, — чуть ли не простонал Иван, чувствуя себя паршиво. Настроения и так не было, а слова родителя только усугубляли ситуацию. — Я все понял. — Ты каждый раз это говоришь. Каждый раз обещаешь взяться за ум, и что толку-то? — продолжал ворчать Антонин Долохов. Он вынул портсигар, достал сигару и закурил. Всегда, когда старший Долохов волновался, он начинал курить. — У тебя есть жена, позаботься о ней. Флора хорошая добрая девушка, и она точно не заслужила твоего безразличия. — Так разве я безразличен к ней? — словно оправдываясь, спросил Иван. — Я провожу ночи с ней, я дарю ей подарки, справляюсь о самочувствии… Я даже хочу подарить ей браслет с изумрудами, — проговорил младший Долохов, словно не желая выглядеть в своих глазах плохим. Антонин Долохов внезапно дал сыну подзатыльник, непечатно выразившись. Иван с изумлением потер затылок и посмотрел в лицо отца. В его голубых глазах ясно читалось «за что?» — Дурак ты, Иван, бестолочь неописуемая, — ворчал Антонин Долохов. — Даже я знаю, что твоя супруга любит не изумруды, а рубины. А изумруды по вкусу твоей головной боли, если верить словам Рудольфуса. Младший Долохов с трудом сдержал усталый стон. Моргана, кажется, он окончательно тронулся на ней, раз путает предпочтения жены и Шарлотты. А что было бы, если бы он подарил украшение Флоре? Наверняка девушка бы обиделась. Да, она была тихой и скромной, предпочитала молчать, когда ей что-то не нравилось, однако ее усталые вздохи и укоряющие взгляды очень и очень раздражали. Теперь нужно срочно поменять браслет на рубиновый или что-то нейтральное. На сапфиры, к примеру.***
Тем временем в бальном зале продолжалось торжество. Полумна, чувствуя слабость, поднялась с мягкого пуфика и покинула общество подруг, решив, очевидно, проведать дочь. Лаура и Флора начали обсуждать стихи молодого поэта, творения которого не так давно начали печатать в «Ежедневном пророке». — Мне больше по душе тема родины и природы, — проговорила негромко Лаура, глядя с доброй и нежной улыбкой на собеседницу. Она в этот день отдала предпочтение желтому цвету, который удивительно ей шел. Темно-русые, с карамельным отливом волосы леди Лаура завила и собрала в пучок так, что короткие вьющиеся пряди, выбившиеся из прически, обрамляли ее круглое личико. Лауру Лестрейндж любили все, кто ее знал. Она была такой доброй и солнечной, что к ней так и тянулись люди. — Скорее всего потому, что я в восемнадцать лет была вынуждена покинуть отчий дом и давно не была на родине. — Наверное, это очень трудно, — с сочувствием произнесла Флора Долохова, сложив руки в замок на коленях. — Да, — кивнула Лаура. — Я рассталась с домом, с семьей, с детством, поначалу было очень сложно привыкнуть к переменам, к новому дому и семье, но я справилась. Скорее всего, это заслуга леди Амелии. Она всегда меня поддерживала, — монологом сказала Лаура и тут же помрачнела, вспомнив про свекровь. Да, у нее и леди Амелии были хорошие отношения. Амелия неоднократно говорила Лауре, что всегда мечтала о дочери, однако судьба даровала ей одного лишь сына. В Лауре миссис Лестрейндж обрела дочь, а Лаура в ней — мудрого наставника. Конечно, девушка привязалась к свекрови, к единственному человеку, который ее понимал и принимал такой, какая она есть. Конечно, с матерью Амелию Лаура сравнить не могла. Мать есть мать, но свекровь стала для нее близкой подругой и мудрой наставницей. И тем сложнее было ее потерять. Да, именно потерять. С той поры, как вскрылась чудовищная правда о смерти Сильвия, нельзя было произносить имя предательницы вслух. Лаура не могла поверить в то, что добрая и мудрая Амелия могла пойти на такое зверство. Подумать только, она убила не только Сильвия, но и четверых других чистокровных и молодых волшебников, погибших в том злополучном рейде. Да что там, во время той операции мог умереть и Асентус! Думая об этом, Лаура каждый раз приходила в ужас и понимала, что цель не всегда оправдывает средства, что есть вещи, которые оправдать никак нельзя. Девушка ужасалась, насколько обманчива внешность, насколько человек может быть двуличным, но в глубине души все еще питала к леди Амелии тень привязанности и уважения. Лаура была слишком добрым человеком и никогда не желала никому зла. Асентус же даже слышать о матери не желал. Ему было больно. Он любил покойного брата и чувствовал вину перед ним. Он не смог его спасти, Сильвий был больше него достоин жизни, и, более того, он погиб из-за Асентуса, из-за его матери. Однако вынести смертный приговор матери Асентус никогда бы не смог. Она была его матерью, она любила его и всегда тряслась над ним, как наседка. — А мне больше по душе стихи о любви, — вздохнула Флора, не замечая задумчивого состояния собеседницы. Лаура лишь улыбнулась. Да, в возрасте Флоры она тоже жаждала любви, большой и всепоглощающей. Однако со временем жажда любви поутихла. — Я даже иногда пишу о любви, — поделилась девушка, покосившись на вернувшегося откуда-то мужа, который стоял в тени колонны и цедил вино из бокала. Лаура улыбнулась, понятно, на кого направлены чувства Флоры, на ее законного мужа. Вот бы ей повезло, и они стали взаимными. Лаура посмотрела на своего супруга, который беседовал у окна со своим другом, Драко Малфоем, по-прежнему облаченным в траурные одеяния. Со смерти Пэнси Малфой прошло уже полгода, но он все еще не желал снимать траурное облачение. Кто бы мог подумать, что между Малфоями были такие глубокие чувства… — Как ты? — тихо спросил Асентус Лестрейндж у товарища, с которым неплохо ладил в силу характера. Однако за последний год в их жизнях произошли большие перемены. Драко овдовел и никак не мог оправиться от потери. Асентус познал предательство и жестокость самого близкого человека. Матери. Но если Асентуса Лестрейнджа удар судьбы закалил и сделал сильнее и злее, то Драко Малфой был почти полностью дезориентирован. В первые месяцы после смерти жены Драко бросил семью, работу, позабыл о дочери и уехал в глушь. Со временем он вроде как зализал раны, вернулся к родным, даже снова занял свою должность в Министерстве, однако это уже был не тот молодой мужчина. Драко Малфой в ответ наградил друга угрюмым взором серых глаз, неопределенно мотнул головой, отпил из кубка вино и ответил негромко: — Бывало и лучше. — В его голосе ясно прозвучала тоска по уже прожитым дням, и ничто не могло ее поумерить. — Как расследование? — поинтересовался Асентус, видя, что друг снова погружается в себя. — Никак. Никаких зацепок. Убийца действовал осторожно и не оставил следов, — сообщил Малфой, поморщившись. — Печально, — сказал Асентус, чтобы хоть что-то сказать. Он чувствовал огромную неловкость. Раньше они с Малфоем всегда находили темы для бесед, но теперь Драко казался отчужденным или даже оглушенным горем. — Хочешь совет? — спросил внезапно Драко, внимательно глядя в глаза товарища. Тот медленно кивнул. — Цени то, что имеешь, иначе будет поздно. Счастье очень быстротечно. — Я приму к сведению, — ответил Асентус, в душу которого закралось подозрение, что о его трудных отношениях с женой известно абсолютно всем. Впрочем, неудивительно, в свое время он только и делал, что гулял. И как Лаура это сносила? — Я говорю серьезно, — мрачно сказал Драко. — Я не ценил ее, думал, что она всегда будет рядом и никуда от меня не денется, как же жестоко я ошибался. Смерть отняла ее у меня, и, увы, этого не исправить, а что остается мне? — Малфой невесело усмехнулся, а в глазах его отразилась необъятная тоска. — Утешать себя воспоминаниями и бояться увидеть ее черты в нашей дочери, поскольку любое напоминание о Ней причиняет боль. — Малфой осушил бокал и потянулся за вторым. Асентус наблюдал за ним и понимал, что друг слишком пьян и не контролирует свои действия и слова. Когда еще Малфой мог быть таким искренним? Но в словах его скрывалась истина. Асентус глубоко вдохнул и выдохнул, после чего снова посмотрел на свою жену, к которой начал питать тень уважения и робкой привязанности. После предательства матери и ее отъезда он остался без поддержки. Чувствовал себя одиноким, слабым и никому не нужным. Отец окончательно от него отдалился, хотя и пытался казаться по-прежнему веселым, пытался переступить через себя, но увы… Рабастан Лестрейндж в противовес жене и младшему сыну совершенно не мог лицемерить. Он всегда оставался честен, как в любви, так и в ненависти. Помощи Асентусу ждать было неоткуда, но его поддержала Лаура, она дала понять, что он всегда может полагаться на нее, и Лестрейндж был благодарен ей за это. <i>Апрель 1996 года. Магическая Британия. Нервы натянулись до предела, но он старался держать себя в руках, понимая, что волнение может сыграть с ним злую шутку. Этого дня, наверное, Магнус с нетерпением ждал много лет. Наконец-то он вновь увидит отца, о встрече с которым мечтал с пятилетнего возраста, когда Рудольфус Лестрейндж оставил сына в магическом пансионе. Множество раз Магнус рисовал в воображении эту встречу, представлял, что скажет отцу, как обнимет его, скажет, что ждал этой встречи. Во всех фантазиях Магнуса Рудольфус непременно был рад видеть сына и говорил, что очень скучал по нему. Хоулп надеялся, что его фантазии окажутся правдой. Он желал видеть только эту правду и не представлял, что что-то может пойти не так. Магнус в очередной раз поправил мантию, накинутую поверх костюма. Когда ему написала Шарлотта, сообщив, что на пасхальных каникулах будет в Британии и они вместе отправятся на встречу с отцом, Магнус был на седьмом небе от счастья. Он не знал, что Рудольфус желал увидеться только с Шарлоттой и от этого был переполнен самыми светлыми надеждами. Желая выглядеть достойно в глазах родителя, Магнус потратил кругленькую сумму на костюм, который очень ему шел. Теперь юноша расхаживал по холлу Кэрроу-хауса, где жили родственники Шарлотты со стороны матери. Молодой человек разглядывал интерьер и ощущал себя чужим в этой богатой обстановке. За годы скитаний он отвык от подобных вещей, хотя в детстве и жил в подобных условиях. — Мистер Хоулп, Шарлотта ожидает вас в гостиной. — По лестнице спустилась Кэрроу, коренастая женщина с темно-рыжими волосами. — Идите за мной, — сказала она и направилась, очевидно, в гостиную. Магнус пошел следом за ней, мысленно прокручивая в голове приветствие и возможные диалоги с отцом. Он знал, как важно произвести первое хорошее впечатление. Да, Рудольфус был его отцом, но по сути они еще чужие люди. Им предстоит заново друг друга узнать. Магнус вошел в гостиную и увидел у окна младшую сестру, стоящую спиной к выходу. Девушка обернулась и смерила брата счастливым взглядом зеленых глаз. Впрочем, Хоупл без труда разгадал в ее взгляде волнение, которое мисс Баркер тщетно пыталась подавить. Шарлотта нервным движением пригладила прическу — ее рыжие волосы были уложены в низкий пучок, который, кажется, раздражал девушку. Но она тоже готова была закрыть глаза на комфорт, чтобы отец оценил ее по достоинству. Магнус в который раз удивился, насколько они похожи внешне. Но тем не менее они были разными в душе. — Я так волнуюсь, брат! — вскрикнула девушка, когда ее тетка, Алекто, покинула гостиную. Шарлотта приблизилась к Магнусу, заламывая руки. В ее глазах царило нетерпение и волнение, которое она тщетно пыталась подавить. Шарлотта была облачена в платье из темно-зеленого бархата с длинными рукавами и черным воротником. В нем она выглядела старше своих шестнадцати лет, но в глазах Магнуса все равно оставалась маленькой девочкой, нуждающейся в поддержке. — Не переживай, отец будет очарован тобой, — успокоил юноша сестру, а сам ощущал легкую дурноту, поскольку от волнения не поел утром. Шарлотта посмотрела на настенные часы с маятником и засуетилась. — О, нам пора, — вскрикнула она, взяв брата за руку и увлекая его в сторону камина. Кованая решетка уже была отодвинута, и камин был готов к использованию. Магнус из-за отсутствия магии никогда не пользовался камином самостоятельно. Ему нужно было сопровождение, иначе можно было ожидать беды. Брат и сестра вошли в камин, Шарлотта предварительно взяла из горшка, стоящего на выступе камина, горсть летучего пороха. Глубоко вдохнув, она назвала адрес и одновременно с этим кинула порох под ноги. Взметнулось зеленое пламя. Магнус зажмурился, ощутив очередной порыв дурноты. Через мгновение они уже твердо стояли на ногах в пункте назначения. Полет длился всего несколько секунд. Шарлотта вышла из камина. Магнус выбрался следом, озираясь по сторонам. Судя по интерьерам, они были в просторной гостиной, из больших окон лился солнечный свет, высокие потолки были украшены искусной росписью. Мисс Баркер тем временем, пока ее брат осматривался по сторонам, достала волшебную палочку и очистила свой наряд от сажи и остатков летучего пороха. Потом то же самое проделала с одеждой Магнуса. — Спасибо, — с признательностью сказал Хоулп. — Добрый день. — В гостиную вошла женщина, облаченная в синее платье. У нее были голубые глаза, черные волосы, собранные в пучок, и приятные черты лица. Судя по акценту, она тоже была гостьей в этом доме. — Вы, вероятно, Шарлотта, — сказала незнакомка, глядя с улыбкой на девушку. Потом перевела взор на Магнуса и нахмурила темные брови. — Это — Магнус, мой брат, — с нажимом, упрямо сказала Шарлотта, твердо глядя на волшебницу. Та кивнула, тонко улыбаясь, хотя в глазах ее мелькнуло странное выражение, похожее на удивление. — Меня зовут леди Амелия Лестрейндж, я супруга вашего дядюшки Рабастана, — сообщила женщина со все той же улыбкой на губах. — Приятно познакомиться, — ответила Шарлотта, тоже улыбаясь. Магнус только кивнул, предоставляя сестре возможность очаровать родственницу. — Я думала, что нас встретит кто-то из Малфоев. — Сэр Малфой занят в Министерстве Магии, а у леди Нарциссы мигрень. Она приняла лекарство и отдыхает, — сообщила леди Амелия, играя роль радушной хозяйки. Но Магнусу с первого взгляда почему-то она не очень понравилась. Что-то с ней было не так. — Прошу за мной, — сказала Амелия, и они покинули гостиную. — Когда вы прибыли? — спросила Шарлотта, поддерживая беседу с родственницей. Магнус шел позади них, чувствуя все нарастающее волнение. Он пытался заглушить его, но получалось очень плохо. — Пару дней назад, — ответила леди Амелия. — Мой сын, Асентус, заканчивает выпускной курс в Ильвермони, поэтому нам нужно пораньше вернуться в Штаты, — говорила женщина, и Магнус мельком подумал, зачем ему такая полезная информация о кузене. Впрочем, он хотел бы с ним подружиться. Все же кровь — не вода. — Отец оправился от Азкабана? — спросила, затаив дыхание, Шарлотта, заламывая от волнения руки. — Не полностью, как и все, — уклончиво промолвила Амелия, отчего Магнус напрягся. Он надеялся, что его отец здоров и полон сил. — Все же Азкабан — не курорт. Они тем временем дошли до нужных покоев и остановились. Магнус переглянулся с сестрой, словно спрашивая, готова ли она к моменту, о котором так долго мечтала. Та едва заметно кивнула, улыбаясь кончиками губ. Хоулп в который раз обрадовался, что у него есть сестра, понимающая его без слов. Скоро будет отец и кузены. Только бы все было хорошо. Амелия трижды постучала в дверь. Изнутри раздалось «войдите», после чего дверь распахнулась. Магнус пропустил сестру вперед, улыбаясь ей, чтобы хоть немного подбодрить. Сам он зашел следом, чувствуя, как подкашиваются ноги. Дверь за спиной закрылась. Как хорошо, что Амелия не вошла следом. Они поговорят с отцом наедине, что может быть лучше? Магнус окинул взором опочивальню и так и замер, увидев отца за письменным столом. Рудольфус Лестрейндж рассматривал какие-то бумаги, но при появлении гостей отложил их и поднял взгляд. Посмотрел сперва на Шарлотту, и его губы при этом расплылись в доброй улыбке, отчего Шарлотта бестолково заулыбалась. Магнусу показалось, что сестра вот-вот с воплем «папа» кинется к родителю. Однако мисс Баркер сдержалась, что было очень удивительно для ее характера. Когда Рудольфус перевел взгляд на сопровождающего дочери, его глаза расширились словно в изумлении, но Магнус был настолько слеп от радости и восторга, что не заметил очевидного. Он подумал, что отец очень рад его видеть, и у него от сердца отлегло. Да, теперь все будет иначе. У него появится дело и семья, о чем он столько лет мечтал. — Отец, здравствуйте! — не выдержала наконец Шарлотта, когда Рудольфус поднялся из-за стола и двинулся им навстречу. Она выглядела такой счастливой, что улыбалась во все тридцать два зуба. Ее глаза сияли. — Добро пожаловать, моя Шарли, — произнес сэр Лестрейндж, и это послужило для девушки зеленым сигналом. Она приблизилась к отцу и порывисто его обняла, прильнув к родителю всем телом. Рудольфус обнял в ответ ее не менее сильно и поцеловал в рыжую макушку. Некоторое время они стояли в обнимку так, словно в кабинете помимо них никого не было. Магнус вновь ощутил себя чужим, но старался не зацикливаться на этом чувстве. Рудольфус отстранился от дочери, взял ее лицо в свои ладони и начал рассматривать, подмечая феноменальное сходство с собой. Шарлотта же вся дрожала от нахлынувших чувств, ее глаза увлажнились, а пухлые губы подрагивали. — Какой красавицей ты выросла, — с упоением промолвил сэр Лестрейндж, и от этого Шарлотта счастливо улыбнулась. — Когда я видел тебя в последний раз, ты была совсем крошечной. — Рудольфус вновь поцеловал дочь в лоб, и в груди у нее расплылось тепло. В какой-то момент Шарлотта вспомнила о брате и, отпрянув от отца, виновато ему улыбнулась. — Не я одна ждала с вами встречи, папа, — с легкостью перейдя на более неформальное обращение, сказала она. — Мой брат нашел меня год назад и с тех пор мы поддерживаем связь. Он рассказывал мне о вас, — проговорила Шарлотта, посмотрев на брата. Она протянула к нему руку, давая знак, чтобы Магнус подошел. — Боюсь представить, что именно он рассказывал, — со смешком сказал Рудольфус, напряженно глядя на сына. Магнус заискивающе ему улыбнулся и подошел к сестре, так что оказался рядом с отцом. Он желал, чтобы отец и его обнял, однако сэр Лестрейндж никак не выдавал заинтересованности. — Могу вас заверить, что только хорошее, — словно не замечая напряжения между отцом и сыном, проговорила Шарлотта. — Где вы учитесь? — спросил Рудольфус, переводя взгляд с сына на дочь. В его глазах промелькнула какая-то надежда, когда он взглянул на Магнуса. — Я в Дурмстранге, и лучше всех на курсе, между прочем, — хвастливо улыбнулась Шарлотта. Если сперва она нервничала, то теперь по мере беседы с отцом расслабилась и казалась до неприличия счастливой и довольной жизнью, чего нельзя было сказать о Магнусе. — Умница, — похвалил Рудольфус. — А ты, Магнус? — спросил он, посмотрев в глаза сына. Хоулп дернулся как от удара и его бросило в жар. Этого вопроса он боялся больше всего. Что, если отец узнает о том, что он сквиб? Если снова отвернется от него, узнав, что магия так и не проснулась? Он не вынесет такого. Магнус уже готов был солгать, что окончил Шармбатон, но не успел. — Магнус слабый волшебник, — сказала тихо Шарлотта, и Хоулп едва не застонал, глядя в глаза отца. Он видел, как в глазах родителя сперва промелькнуло недоумение, потом осознание, которое сменилось непроницаемым выражением. — Но он отлично варит зелья. У него настоящий талант к алхимии! — расписывала таланты брата Шарлотта, не понимая, что все они меркнут, если нет самого главного — способности к волшебству. — Понятно, — оборвал Рудольфус, возвращаясь к письменному столу. Магнус смотрел в спину отца и ощущал все нарастающее волнение. Что-то было не так. Переступив порог комнаты, он чувствовал, что родитель настроен к ним доброжелательно. Однако после фразы о том, что Магнус слабый волшебник между ним и сыном словно возникла стенка. Хоулп мгновенно ощутил это невидимое препятствие. — Отец, я хотела бы познакомиться с кузенами, — промолвила Шарлотта уверенно. Магнус внимательно следил за реакцией родителя, но тот остался холоден. — Они в саду, упражняются в магии, — сообщил Рудольфус. — Можно я прогуляюсь? — спросила Шарлотта нетерпеливо. Сэр Лестрейндж, обернувшись, кивнул. — Магнус, ты проводишь меня? — поинтересовалась она. — Я хотел бы поговорить с отцом, — натянуто улыбнулся Хоулп. Шарлотта лишь кивнула своим мыслям. Рудольфус хлопком вызвал домовика и велел ему отвести дочь к кузенам. Шарлотта перед уходом взглянула на брата, словно спрашивая его, все ли в порядке. Магнус кивнул сестре, давая понять, что он в норме. Шарлотта покинула комнату, оставив отца и сына наедине. Рудольфус занял место за столом. Они некоторое время смотрели друг на друга, словно изучали, и каждый удивлялся, насколько причудлива природа. Они были невероятно похожи, и сэру Лестрейнджу это сходство, кажется, не понравилось. — Ты что-то хотел? — спросил он нетерпеливо. Магнуса почему-то эта фраза задела, однако он подавил неприятное чувство, приблизился к столу, за которым сидел отец, и замялся у кресла, не зная, имеет ли право сесть. В этот момент он очень жалел, что не обладает непосредственным нравом сестры, которая могла вести себя свободно, улыбаться и показывать чувства. Но Магнус-то мужчина, значит, он по определению должен держать себя в руках. Вот только Хоулп в душе остался недолюбленным и одиноким ребенком. — Я хотел с вами поговорить, — тщательно подбирая слова, сказал Магнус, облизав губы, пересохшие от волнения. — Нам есть что вспомнить. — Поторопись, у меня много дел, — небрежно заметил Рудольфус, и у Магнуса появилось гадкое чувство, что отец пытается поскорее отделаться от его общества. — Я скучал по вам, — ляпнул Хоулп первое, что пришло в голову, и тут же пожалел об этом, поскольку подумал, что это не та фраза, которую хочет услышать отец. Но Магнус так желал поделиться своими чувствами, сказать, как любит отца и как нуждается в нем. — Вы обещали, что вернетесь за мной, но словно забыли обо мне, — с обвинением сказал Магнус. Рудольфус глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, буравя сына недовольным взором зеленых глаз. — Шла война, тебе было безопаснее в пансионе, — сказал сэр Лестрейндж. Магнус почувствовал, как у него отлегло от сердца. Да, он все же волновался о нем. — Вы почти не писали мне, я ждал от вас писем, — сказал Хоулп, понимая, что его слова звучат как детские обиды, хотя так оно и было. — У меня был очень насыщенный график. К тому же письма перехватывали, — раздраженно заметил Рудольфус, и у Магнуса появилось ощущение, что отец оправдывает себя, но он задавил эту мысль, предпочитая думать, что отцу просто неловко видеть его спустя много лет. — Я могу быть полезен организации, — проговорил юноша, глядя на родителя с надеждой. Рудольфус неопределенно передернул плечами, глубоко вдохнул, словно собираясь с мыслями, и посмотрел на сына. — И чем же? — спросил сэр Лестрейндж, словно вообще сомневался, что у отпрыска есть хоть какие-то таланты. — Я хорошо разбираюсь в зельях, — произнес с расстановкой Магнус, искренне веря, что его навык пригодится. Он желал быть нужным и полезным, хотел почаще видеть отца и помогать ему во всех делах, сблизиться с ним. — В организации уже есть зельевар, — небрежно заметил Рудольфус, словно желал поскорее отделаться от общества сына, однако Магнус предпочел об этом не думать. Он желал видеть только то, что хотел, поэтому не замечал столь очевидных вещей. — Если ты понадобишься, я тебе сообщу, — добавил сэр Лестрейндж. — Сейчас нужны те, кто умеет держать палочку в руках, как Сильвий, — с тенью гордости проговорил Рудольфус, вспомнив о племяннике. — Как скажете, — упавшим голосом сказал Магнус, понуро опустив голову. Он хотел бы еще что-то спросить или сказать, чтобы поддержать этот неловкий и странный разговор. Просто очень хотелось побыть с отцом, наверстать упущенное. — Почему бы тебе не отправиться к родственникам? — спросил Рудольфус. — Наверное, Шарлотта неплохо проводит время с кузенами, — с нажимом сказал Лестрейндж, и Магнус отчетливо понял, что его прогоняют. — Я хотел бы познакомиться с кузенами, — давя раздражение и обиду, проговорил Хоулп к радости отца. Тот снова призвал домовика и велел ему провести отпрыска в сад. Магнус пожелал родителю хорошего дня и отправился вслед за домовиком, испытывая противоречивые чувства. Да, он был рад увидеть родителя спустя столько лет, однако проблема была в другом. Складывалось ощущение, что Рудольфус возвел вокруг себя стены и не желал пропускать через них сына. Магнус испытывал тень обиды, потому что его надежды снова не оправдались. Не так он представлял воссоединение с отцом. В его фантазиях сэр Лестрейндж непременно был рад видеть сына, говорил, что скучал, а потом они долго о чем-нибудь беседовали. Реальность же не имела ничего общего с мечтами. Идя за домовиком, Магнус покинул дом Малфоев, который оказался великолепным замком в готическом стиле. В иных обстоятельствах он, наверное, оценил бы его убранство, но сейчас Хоулп был слишком погружен в свои безрадостные мысли. На улице светило яркое солнце, которое даровало столь желанное тепло. Сад расцветал с приходом весны, пахло свежей травой. По синему небу плыли белые, причудливые облака. В роще пели птицы. Природа пробуждалась от зимы и пела. Магнус задвинул подальше мрачные мысли, не желая в такой ясный и счастливый день предаваться печали. Когда он, идя за домовиком, ступил на парковую дорожку, то почти сразу услышал счастливый смех Шарлотты и еще чей-то мужской. Напрягшись всем телом, Магнус ускорил шаг и вышел на поляну. Он сразу же увидел свою сестру в компании двоих молодых людей. — А ты был в настоящем сражении? — спросила Шарлотта, восторженно глядя на невысокого молодого человека в дорогих одеждах. У него были вьющиеся черные волосы, которые торчали во все стороны. Большего Магнус не увидел, поскольку молодой человек стоял к нему спиной. — Пока не доводилось, но отец и дядя думают, что я пойду по их стопам, — с гордостью заявил юноша, и Шарлотта улыбнулась. Она стояла полубоком так, что Магнус без труда угадывал выражение ее лица. — Я бы тоже хотела, — призналась она, отчего молодой человек рассмеялся еще громче, а Шарлотта смущенно улыбнулась, толкнув его в бок. Они впервые в жизни видели друг друга, а уже вели себя так, словно знакомы всю жизнь. Магнус почему-то ощутил тень ревности и решительно двинулся к троице молодых людей. Помимо Шарлотты и кудрявого юноши на поляне был еще один: высокий, худощавый с зализанными темными волосами и бледным лицом. Он стоял рядом с братом и смущенно улыбался Шарлотте. — О, Магнус! — вскрикнула радостно Шарлотта, увидев, наконец, брата. Кудрявый юноша обернулся и прищурил карие глаза в подозрении. Хоулпу ничего не оставалось, как подойти к родственникам. — Знакомься, Сильвий, это мой брат — Магнус! — сказала мисс Баркер, когда Магнус подошел к ней и встал рядом. — Не могу сказать, что рад знакомству, — окинув взором скромные одежды Хоулпа, сказал Сильвий Лестрейндж, и в его глазах промелькнуло презрение. — Не ожидал, что твой брат окажется таким нищим. Неужели у него по случаю встречи с отцом не нашлось более подходящей одежды? Магнус дернулся, как от удара и с вызовом взглянул в глаза кузена, который, кажется, веселился. — Я вроде бы еще здесь, — процедил Хоулп, чувствуя, что кузен ему не нравится. Сильвий хотел еще что-то сказать, но получил слабый тычок от Шарлотты, которая выразительно на него взглянула. — Ну ладно, не обижайся, — хмыкнул Сильвий, еще раз коснувшись взглядом Магнуса. — Познакомься с Асентусом, — кивнул он на младшего брата, который скромно стоял рядом с ним. Хоулп кивнул второму кузену и почувствовал, что тот ему нравится чуть больше, чем Сильвий. — Так, на чем мы остановились? — спросила Шарлотта, радостно глядя на Сильвия, а Магнус в который раз за день почувствовал себя лишним в компании. Да и видеть в глазах сестры восторг, направленный не на него, было немного неприятно. Хоулп уже привык, что так Шарлотта смотрит только на него, и ему не хотелось терять столь желанную любовь и внимание. — Ты вызывала меня на дуэль, — серьезно сказал Сильвий, глядя в глаза кузине. От его фразы Магнусу поплохело, о чем думает Шарлотта? Временами ему казалось, что у девушки напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. — Ах, да… — немного театрально сказала Шарлотта, делая вид, что только-только вспомнила об этом. Сильвий улыбнулся, показывая белые, аккуратные зубы. Он создавал впечатление веселого и открытого человека, его карие глаза горели радостью, однако Магнус уже ощущал к нему неприязнь. — Не могу ли я вас вызвать на дуэль, мистер Лестрейндж? — пафосно спросила мисс Баркер, стараясь удержать на лице ровное выражение, но глаза у нее светились весельем. — Сочту за честь, леди Шарлотта, — ответил Сильвий, отвесив кузине поклон. — Может не надо? — подал голос Асентус, взволнованно глядя на брата. — До брось, — легкомысленно отмахнулся Сильвий, отходя подальше от людей. Шарлотта пошла следом за ним, сгорая от нетерпения. У Магнуса появилось чувство, что добром происходящее точно не закончится. — Это опасно, Шарлотта может пострадать, — упрямо возразил Асентус, глядя на Сильвия, который обернулся, чтобы посмотреть на брата. — Я вообще-то умею держать палочку в руках, — возразила Шарлотта немного обиженно и в подтверждение этого достала палочку из специального чехла на поясе. — И все-таки дядя это не одобрит. А если Шарлотта пострадает, то тебе достанется и от отца, и от дядюшки, — уверенно возразил Асентус. Магнус подумал, что при необходимости младший кузен умеет стоять на своем. — Не будь занудой, брат, — отмахнулся Сильвий. — Никто ни о чем не узнает, если ты не настучишь мамочке, — хмыкнул он, вставая в боевую позицию. — Я не стукач, — немного обиженно буркнул Асентус, глядя на брата взволнованным взглядом голубых глаз. Сильвий и Шарлотта ничего не ответили, они поклонились и отошли на десять шагов. Встали в позиции. Магнус наблюдал за этим и ощущал огромное волнение. Он знал сестру уже несколько месяцев и изучил ее характер, упрямый и целеустремленный. Если она чем-то загоралась, то делала все, чтобы достичь цели. Шарлотта часто шла на поводу у эмоций, и ее не волновало мнение окружающих. Хоулп беспокоился, как бы это не сыграло с ней злую шутку. Магнус посмотрел на Асентуса Лестрейнджа, который скрестил руки на груди и с беспокойством наблюдал за дуэлью, развернувшейся на поляне. Шарлотта, как более вспыльчивая, напала первая, но Сильвий ловко уворачивался от заклятий и отбивал их так, словно отмахивался от мух. Асентус кусал губы и иногда поглядывал в сторону замка, словно волновался, что их кто-то увидит. Магнусу показалось, что младший кузен тот еще трус. Дуэль закончилась очень быстро. Сильвий применил парализующее заклинание, и Шарлотта не успела отбить его или увернуться. Она рухнула как подкошенная, и Магнус кинулся к ней, однако Сильвий уже снял заклинание, и, более того, помог кузине встать. — Это было восхитительно! — заключила Шарлотта, все так же опираясь о руку несносного Сильвия. — Я хочу еще, — начала канючить она, глядя в глаза старшего из братьев, и Магнус вновь ощутил укол ревности. Однако Хоулп старался абстрагироваться от гнусных чувств. — Не сегодня, — ответил Сильвий, довольный до неприличия. Наверное, ему было приятно общаться с красивой девушкой, и он чуть ли не любовался ею. — Скоро обед, — сказал он. — Жалко, — протянула жалобно Шарлотта, отчего Лестрейндж снова рассмеялся. — Идемте в замок, — отсмеявшись, проговорил Сильвий, и Лестрейнджи, переговариваясь, вышли на каменную дорожку и двинулись в сторону замка. Асентус и Магнус пошли следом за ними, чувствуя, что стали лишними. За обедом, на котором помимо Лестрейнджей присутствовал младший Малфой, обстановка царила напряженная. Магнус сидел за столом и кожей ощущал давящую атмосферу. Особенно неприятно было от изучающего взгляда Сильвия. А еще больше неприятно становилось от того, что Шарлотта села рядом с кузеном и развлекала его разговорами. Они удивительно быстро нашли общий язык, и теперь, кажется, им никто не нужен был. Рабастан и Рудольфус, тоже присутствовавшие за столом, переглядывались и выглядели довольными, что их любимцы подружились. Магнус же пытался поймать взгляд отца и увидеть в нем одобрение, но сэр Лестрейндж даже не смотрел на сына. Он вообще вел себя так, словно Магнуса не существовало. — Неужели ты тоже закончил Дурмстранг? — говорила Шарлотта. — Поверить не могу! — Да, но случилось это четыре года назад, и поэтому я тебя не помню среди малышни, — усмехнулся Сильвий. — Я не маленькая, — возразила Шарлотта, поерзав на стуле. Ее кузен лишь хмыкнул, покосившись на отца. Но, увидев в глазах Рабастана одобрение, он продолжил разговор. — Маленькая, маленькая, — дразня, сказал он. — Еще раз так скажешь, и я тебя на дуэль вызову, — с улыбкой промолвила Шарлотта, отчего присутствующие развеселились. Сильвий в голос рассмеялся, Рудольфус улыбнулся кончиками губ, Асентус замаскировал смех под кашель и покраснел. Младший Малфой ухмыльнулся, глядя на Шарлотту, считая ее, очевидно, слишком самонадеянной. Один Магнус не оценил комичности ситуации. Он чувствовал себя лишним за столом. — Не рискуй, Сильвий, у тебя точно нет шансов, — сказал Рабастан, глядя на сына. Юноша широко и ясно улыбнулся. Он производил впечатление веселого и открытого человека, но все равно что-то в нем было неприятное. Магнус ощущал его тягучую и какую-то мрачную энергетику и никак не мог понять, почему Сильвий с первого взгляда ему так не понравился. Пока он, вроде, не делал ничего плохого. Наверное, дело было в ревности. — Я стану Пожирательницей Смерти, — вдруг бахнула Шарлотта. Повисла тишина, Рабастан поперхнулся вином, но быстро откашлялся. — Что такого? — спросила девушка, хлопая чистыми зелеными глазами. — Это очень опасно, Шарли, — промолвил Рудольфус с расстановкой. — Ступив на этот путь однажды, не сможешь свернуть. — Я смогу, вот увидите, — упрямо сказала девушка, готовая стоять на своем. Сэр Лестрейндж снисходительно улыбнулся дочери, видя в ней лишь маленького ребенка, не понимающего, о чем она говорит. — Мне снятся сражения, — призналась Шарлотта негромко. — Война — не шутки, Шарлотта. Война — это убийства, кровь и безумие, — удивительно серьезно для своего характера сказал Рабастан. Сильвий с ним согласился. — Я смогу, — упрямо промолвила мисс Баркер, мотнув головой, отчего вьющаяся прядь рыжих волос упала на ее высокий лоб. — Леди Беллатрикс же смогла! Магнус дернулся, как от удара, и пролил чай из чашки, которую взял. Рудольфус неодобрительно посмотрел на сына, но ничего ему не сказал, возвращая внимание к дочери. Асентус высушил скатерть взмахом палочки, и Магнус с благодарностью посмотрел на него. Это не укрылось от цепкого взора Сильвия. Хоулп старался делать вид, что все в полном порядке. Но звук имени жены отца разжег в его душе огонь ненависти. Кончено, это пламя всегда было с ним и не затухало ни на минуту, однако огонь лишь усиливался в душе Магнуса с каждым годом, но он упрямо держал его под контролем. Хоулп прекрасно понимал, что это пламя, если его не контролировать, может сжечь дотла. — Беллатрикс — это отдельная история. Она воительница, черный ферзь Темного Лорда, — с тенью восхищения сказал Рудольфус. Неизвестно, что больше задело Магнуса. Упоминание леди Лестрейндж или же открытое восхищение отца этой гнусной женщиной. Хлоулп сжал руки в кулаки под столом. Аппетит резко пропал, а на глаза упала белая пелена. Да, он ненавидел леди Беллатрикс, поскольку никак не мог забыть всего, что она натворила. Магнус сидел за столом, а перед внутренним взором у него мелькали воспоминания, которые до сих пор жгли его душу. Жестокое убийство матери, выставленное несчастным случаем или совпадением. Впрочем, даже если это так, Беллатрикс все равно оставила его сиротой. Дальше эта женщина как-то уговорила мужа отослать Магнуса в пансион. И как только умудрилась, почему Рудольфус ее послушал? Понять и принять то, что сэр Лестрейндж сам решил его выслать, Магнус просто не мог и не хотел. Он слишком любил отца, был на нем зациклен и возвел его на некий пьедестал, сделал своим культом. В глазах Хоулпа Рудольфус всегда был святым, и он любил этот образ, взятый из детских воспоминаний и дополненный фантазиями одинокого и никому не нужного ребенка. Таким образом, во всем была виновата Беллатрикс. Ее-то Магнус ненавидел всем сердцем и душой. Точно так же он ненавидел сторожа библиотеки, который уже лежал в могиле, убитый Магнусом несколько лет назад. — Я хочу стать воительницей, принести славу семье, — говорила тем временем Шарлотта, толком не понимая, о чем говорит. Она верила, что война — это справедливость, видела славу Пожирателей Смерти и восхищалась ими, но не понимала, с чем они сталкиваются и что делают. После обеда обитатели замка разошлись кто куда. Шарлотта снова увязалась за Сильвием и Асентусом. А когда к ним присоединились Сигнус Лестрейндж-Блэк и Иван Долохов, то вовсе пришла в восторг. Молодые люди обосновались в просторной гостиной Малфой-мэнора, которая называлась синей, очевидно, из-за цвета обоев. Магнус, хотя и не желал находиться в этой пестрой компании молодежи, все же остался. Нужно было как-то наладить отношения. Драко и Асентус начали играть в шахматы у окна. Они, кажется, неплохо ладили. Шарлотта, смущаясь, отвечала на какие-то вопросы Сигнуса, который представлял из себя высокого и красивого молодого мужчину, обладающего природным обаянием. Сильвий Лестрейндж и Иван Долохов начали играть в бильярд. При этом сын Рабастана уже взял из небольшого шкафчика стакан и наполнил его огневиски. Молодой человек пил алкоголь и осыпал шутками Долохова, который не оставался в долгу, усмехался и язвил в ответ. В целом атмосфера царила радостная и спокойная, то и дело гостиную оглашал смех Сильвия. Асентус и Драко что-то тихо обсуждали, играя в шахматы, а Шарлотта продолжала беседовать с Сигнусом, что Магнусу тоже не очень нравилось. Таким образом, Хоулп остался совсем один и чувствовал себя чужим и ненужным. Он сидел в свободном кресле и пытался читать газету «Ежедневный пророк», но на самом деле упивался своей ненавистью по отношению к Беллатрикс Лестрейндж. О, он так желал, чтобы эта женщина сгнила в Азкабане, он с мстительным торжеством представлял, как тяжелые кандалы впиваются в ее запястья, как они сдирают ее кожу. Представлял, как ее пытают авроры, как она задыхается от воплей под влиянием дементоров. Более того, Магнус надеялся, что убийца сдохнет в Азкабане. Однако Беллатрикс оказалась выносливой и крепкой. Она все выдержала и теперь была на свободе. Не описать словами, как сильно был зол Хоулп, узнав о ее побеге из Азкабана. Эта женщина заслужила вечных мук. В какой-то момент Магнусу стало совсем тошно от звонких голосов. Он отложил газету и встал из кресла, намереваясь пройтись по саду и немного проветриться. — Куда же ты собрался? — раздался голос захмелевшего Сильвия, когда Хоулп направился к выходу. Магнус остановился и медленно обернулся. Сильвий стоял у бильярдного стола, скрестив руки на груди. Он выглядел захмелевшим, и взгляд у него был какой-то неприятный. — Хочу пройтись, — сказал Магнус. — Драко, ты бы спрятал все ценное, мало ли, вдруг он стащит, — посоветовал Малфою Сильвий и, считая свои слова забавными, ухмыльнулся, но как-то злобно. — Я не вор, — отчеканил Хоулп, чувствуя себя паршиво. — Ну да, не вор, — проговорил Сильвий, впивая остатки огневиски из стакана. Он поставил стакан на бильярдный стол, потом обошел его и двинулся на Магнуса. — Ты сквиб, не так ли? — с издевкой спросил он. Магнус дернулся, как от удара и уязвленно посмотрел на кузена, потом на присутствующих. Он сразу же ощутил волну неприязни, которая наполнила комнату. — Не отрицай, я слышал, как мой отец говорил с твоим. Они обсуждали тебя. Знаешь, что сказал Рудольфус? — словно дразня, спросил Лестрейндж, наслаждаясь смятением в глазах жертвы. — Дядя хотел, чтобы ты никогда не появлялся в его жизни, чтобы ты умер. — Лжешь, — резко сказал Магнус и словно со стороны услышал свой голос. Холодный и звонкий, в тишине, повисшей в гостиной с началом ссоры, он прозвучал особенно громко. — Зачем мне лгать? — спросил Сильвий. — Ты сам подумай, если есть чем. Ты — жалкий сквиб, грязнокровка, грязный ублюдок, который своим существованием позорит род. Такие, как ты, недостойны жизни. — Не тебе решать, — мрачно сказал Магнус, прекрасно понимая, что не может дать волю чувствам. Он не ожидал столь открытой враждебности. Сперва же все было хорошо, Сильвий не цеплялся к нему, молчал и казался веселым и открытым. Наверное, все это — дешевая маска. Алкоголь же смахнул ее, развязал Лестрейнджу язык. — Шел бы ты отсюда, ублюдок, тебе не место среди чистокровных, — процедил Сильвий. Магнус, ощутив вспышку гнева, готов был кинуться на обидчика, чтобы как следует его встряхнуть. Тут отмерла Шарлотта, которая поспешила к братьям. Она вклинилась между ними и поочередно взглянула на обоих. — Сильвий, прошу, не надо, — взмолилась она, глядя в карие глаза Лестрейнджа, и вздрогнула. В них горела самая настоящая ненависть, направленная на кузена. Во взгляде Магнуса же читалось уязвленное самолюбие и гнев. Подобная смесь всегда заставляла его действовать опрометчиво. — Почему ты его защищаешь? — спросил Сильвий. — Он мой брат, — с нажимом сказала Шарлотта. — Как и ты, вы оба мне дороги. — Тебе придется выбрать, сестренка. Грязнокровный ублюдок безмозглой шлюхи или порядочные чистокровные волшебники, — презрительно заключил Лестрейндж, и от ее фразы ярость вспыхнула в глазах Магнуса. Этот урод посмел назвать его мать, которую он считал святой, шлюхой. — Не смей оскорблять мою мать, — процедил Хоулп, сжимая руки в кулаки. Да, он хотел как следует ему врезать, чтобы сбить спесь, но между ними встала Шарлотта, чтобы кузены не сцепились в драке, как магглы. — Правда — не оскорбление, — хмыкнул Сильвий. — Твоя безмозглая мамаша легла под хозяина ради денег, неужели ты не понимаешь этого? Она явно желала поправить свое материальное положение, урвать хоть что-то с дядюшки. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, она же грязнокровка, а они все алчны. — Ты ее не знал, — вскрикнул Магнус, разъяренно глядя на кузена. Он уже подумывал оттолкнуть Шарлотту, чтобы как-то дотянуться до Сильвия. — Она любила моего отца и меня она любила. — Оправдывай ее поступок, как хочешь, суть не поменяется, — небрежно сказал Лестрейндж, и это была последняя капля. Но Магнус все же понимал, что не может кинуться на обидчика при свидетелях. Он посмотрел на присутствующих и презрительно им улыбнулся, понимая, что шоу пришлось им по душе. — Ты здесь чужой и тебе не рады, сквиб, — заключил Сильвий, и Хоулпу ничего не оставалось, как презрительно на него посмотреть и уйти прочь. Шарлотта хотела кинуться следом за братом, но Сильвий удержал ее, сжав ее руку. Магнус вылетел за дверь, запер ее и прислонился спиной, чтобы прийти в себя. Его била нервная дрожь, от которой даже зубы стучали. Моргана, как же обидно и больно от его слов. Боль и гнев текли по венам, осознание собственной никчемности порождало обиду, обида же превращалась в злобу, которая копилась, словно яд. Магнус все же решил выйти в сад, чтобы проветриться и привести нервы в порядок. Он все еще не желал верить, что отец его не примет, не хотел верить, что Сильвий говорил правду об отце. «Нужно как-то отомстить ублюдку. Подмешаю ему слабительное», — решил Магнус, выйдя на улицу. Он мстительно ухмыльнулся, и его зеленые глаза полыхали злобой. Да, месть не лишит его проблемы, но станет чуточку приятнее.</i> Непонятно, почему именно сегодня он вспомнил об этом эпизоде. Магнус с тихим хлопком появился в небольшой гостиной на втором этаже Лестрейндж-холла. Он всегда перемещался посредством домового эльфа, вот и теперь Полли сослужила ему. Отпустив эльфийку домой, Магнус снял с головы капюшон и огляделся. В его зеленых глазах царило мрачное и нетерпеливое выражение. Да, он уже давно не питал иллюзий, что в доме отца ему будут рады. Скорее уж наоборот, Рудольфус проклянет его, встретив в коридоре. Именно поэтому Магнус решил переместиться в гостиную, а не в холл, откуда можно было дойти до галереи на третьем этаже, чтобы там встретиться с Шарли. Столкнуться с отцом совсем не хотелось, настроение и так было дурное, а после «милой» беседы с родителем оно обязательно упадет ниже плинтуса. Шарлотта писала, что пробудет в Холле несколько дней вместе с детьми, и приглашала его. Поскольку она была единственным родным человеком у Магнуса, он согласился прибыть в замок отца. К тому же сестра обещала помочь с лицензией. Размышляя о том, удалось ли Шарлотте осуществить задуманное, чтобы помочь ему, Магнус покинул гостиную и направился прямиком на третий этаж. Когда-то он мечтал жить в этом замке, обедать вместе со всеми за столом, а не в выделенных для него комнатах, мечтал помогать отцу в делах и видеть одобрение и гордость в его глазах. Как жаль, что ни одна из его грез так и не осуществилась. И не осуществится. Кончено, в глубине души Магнус, одинокий и брошенный ребенок, надеялся на чудо, но всеми силами заглушал это чувство, хотя оно продолжало точить его изнутри, изводя день ото дня. К счастью, встречи с Фелицией помогали унять тоску по дому и семье. Именно поэтому Магнус желал получить эту девушку. Она даровала ему столь желанную свободу и покой. Магнус Хоулп не хотел видеть отца в этот день, но, как обычно, ему очень везло, поскольку, дойдя до лестницы, он практически лицом к лицу столкнулся с родителем. Некоторое время они смотрели друг на друга, словно не верили в реальность происходящего. Магнус едва не застонал, думая, что лимит везения он исчерпал еще в детстве, когда выжил несмотря ни на что. Рудольфус выглядел отдохнувшим и довольным жизнью. Еще бы, женушка-подстилка родила ему ребенка. Правда очередную девочку, но все же законнорожденную. Магнус же на фоне отца казался уставшим, и его одежды не отличались изысканностью. — Что ты делаешь в моем доме? — спросил Рудольфус с расстановкой. Ну, хоть не сразу проклятьем приложил, уже хорошо. — Вас увидеть пришел, соскучился, — съехидничал Магнус, прямо глядя на родителя. Сэр Лестрейндж на дух не выносил сына, и Магнус временами задумывался, почему он так сильно его презирает? Раньше Рудольфус прикрывался смертью племянника и подозрениями в причастности сына к трагедии, но всем уже известно, что Магнус не виноват. Можно было подумать, что Рудольфус осуждает образ жизни Магнуса, но сам-то в его возрасте не отличался высокими моральными принципами. Уж точно не ему судить поступки сына. — Что тебе нужно? — спросил Лестрейндж. «Мне нужны вы», — хотел ответить Магнус на потребу маленькому мальчику, который все еще жил в глубинах его души и так нуждался в родителе. — От вас — ничего, — солгал Хоулп, прекрасно понимая, что его мольбы будут, как всегда, проигнорированы. — Я пришел к сестре. — Ясно, — резко оборвал Рудольфус, как делал всегда, когда не желал продолжать разговор. — В таком случае сделай так, чтобы я тебя больше не видел. — Постараюсь, — ощетинился Магнус, и в его глазах вспыхнула ядовитая злоба. Сходство между отцом и сыном в этот момент только усилилось, но Рудольфус Лестрейндж предпочитал не замечать очевидных вещей. Пожиратель Смерти проигнорировал выпад сына и, наградив его презрительным взглядом, хотел уже продолжить путь, но Магнус, поддавшись порыву, окликнул его: — Неужели вы не помните, какой сегодня день? — Рудольфус остановился и медленно обернулся. Смерил отпрыска раздраженным взглядом зеленых глаз, игнорируя надежду в глазах Хоулпа. — Сегодня крестины моей младшей дочери — Пандоры Лестрейндж, — с расстановкой ответил Рудольфус, и Магнус сардонически улыбнулся, словно пытался за улыбкой скрыть боль. — Сегодня у меня день рождения, но вы, я вижу, давно забыли об этом, — с горечью в голосе произнес Хоулп, глядя в лицо отца. Он хотел увидеть на нем хоть тень раскаянья, хоть отблеск горечи, хоть какие-то эмоции. Но, увы, лицо Рудольфуса осталось равнодушным, ни один мускул не дрогнул на нем. — Вы даже не поздравите меня? — Поздравляю, — сухо ответил Лестрейндж, отчего Магнус едва не застонал. Моргана, где же его отец сердце потерял, когда успел? Почему он так равнодушен, почему он так ненавидит его? Где Хоулп так провинился? — Раз уж сегодня крестины моей сестренки, то я пожелаю ей, чтобы она никогда не узнала, насколько вы ужасный отец, — скрыв боль за маской, резко сказал Магнус. Как всегда, когда его накрывали чувства, он не хотел казаться слабым, поэтому становился злобным и резким. Рудольфус ничего не ответил и продолжил путь. Магнус некоторое время смотрел ему вслед, после чего, покачав головой, продолжил путь. До галереи он добрался без приключений. Переступив порог, он словно оставил все печали за порогом, поскольку увидел любимую сестру, которая стояла и задумчиво рассматривала большую картину, изображающую охоту. — Шарли, — со странной теплотой в голосе произнес Магнус, и девушка обернулась. Ее лицо озарилось радостью. Пожалуй, только она искренне его любила и ждала встречи с ним. Еще была Фелиция, но Хоулп не знал наверняка, взаимны ли его чувства. Шарлотта приблизилась к брату и тут же заключила его в объятия, прижавшись щекой к его груди. Магнус обнял ее в ответ, чувствуя, как все печали его тают, как снег весной. — С днем рождения, брат. Я приготовила для тебя подарок, он в моих покоях, — отстранившись, произнесла Шарлотта, заглядывая в глаза брата. Тот лишь улыбнулся, радуясь, что хоть кто-то вспомнил о его празднике. — Спасибо тебе, — низким и ласковым тоном ответил Хоулп. — Я так рад тебя видеть, — признался он. — Я тоже, — ответила Шарлотта. — Идем скорее. — Она взяла его за руку и настойчиво потянула к выходу из галереи. Брат и сестра, такие похожие внешне и характерами, поднялись в гостевые покои, которые теперь занимала миссис Слизерин. Шарлотта сразу же взмахом палочки призвала со стола что-то увесистое, завернутое в подарочную обертку. — Поздравляю с днем рождения! — сказала Шарлотта, вручая подарок в руки брата. Тот, счастливо улыбнувшись, как непосредственный ребенок, поспешил сесть на диванчик перед камином и развернуть обертку. Шарлотта подошла к нему и встала рядом, наблюдая за тем, как эмоции сменяются на красивом лице брата. Да, это была книга. — « Яды: От Борджиа до наших дней», — прочитал Магнус название на обложке и пришел в восторг. — О, Шарли, спасибо тебе. Это же очень редкая книга, — с трепетом произнес он, проведя пальцем по названию, выгравированному золотыми чернилами, с аккуратными завитками. — Не за что, — улыбнулась Шарлотта и села рядом с братом на диванчик. Она взяла его за руку и заглянула в его светлые глаза, в которых теперь царили не холод и презрение ко всему живому, а тепло и радость. — Ты же мой брат, мне для тебя ничего не жалко, — промолвила она, и Магнус усмехнулся. Да, было безмерно приятно, что хоть кто-то вспомнил о его празднике, а еще приятнее было ощущать себя любимым. Хоулп понял, пока у него есть Шарли, он выдержит все что угодно. — Спасибо, — вновь сказал Магнус, раскрыв книгу. Он любовно провел пальцами по желтоватым страницам, внимательно рассмотрел большие заглавные буквы, с которых начинались параграфы, и пришел в почти детский восторг. Эта книга — настоящее произведение искусства, и Хоулпу уже не терпелось ее прочитать. — Как у тебя дела? — спросила Шарлотта, глядя на брата. От улыбнулся, но как-то натянуто. — Было бы лучше, если бы я не встретился с отцом, — мрачно сказал он. От того, что Рудольфус не вспомнил о его дне рождения, становилось совсем горько, и как бы Магнус ни гнал из головы эти мысли, они преследовали его. — Вы снова поссорились? — спросила Шарлотта, и обреченный вздох сорвался с ее губ. Она никак не могла понять, почему сэр Лестрейндж так относится к сыну. Он не плохой отец, и о ней заботился по мере сил. Конечно, ей тоже не хватало его внимания, но что поделать. Рудольфус очень занятой человек. Магнуса сэр Лестрейндж почему-то не выносил и предпочитал не видеть. — Просто побеседовали, — ответил Хоулп, небрежно пожав плечами, словно это его совсем не тревожило. Он давно научился лгать так, что сам верил в то, что говорил. Но не в этот раз. Каждая ссора с отцом отдавалась болью в сердце, и Магнус задавался вопросом, когда его чаша терпения переполнится, и равнодушие придет на смену сыновьей привязанности. Шарлотта удрученно вздохнула, снова взяв брата за руку. Хоулп невесело усмехнулся. Его сестра никогда не видела очевидных вещей и смотрела на отца сквозь розовые очки. Для нее он был воплощением настоящего мужчины, умным и хитрым, благородным воином Темного Лорда. Шарлотта боготворила отца, желала быть похожей на него, не видя очевидных вещей. Даже в ссорах брата и родителя она чаще всего винила брата. Об этом говорили ее фразы: «Не зли, отца», «Он устает, пойми его», «Не провоцируй». Конечно, Магнус не мог винить в этом сестру. Она видела то, что желала видеть. И Рудольфус все же пытался быть хорошим отцом для тех детей, которых любил. Или для тех, кто был достоин его любви. Хоулп к этим категориям не относился. Он не был достоин любви и уважения отца, потому что был сквибом, и это, пожалуй, перечеркивало все его достоинства. Желая перевести тему, Магнус посмотрел на сестру и спросил: — Ты узнала насчет лицензии? Сигнус поможет? — По тому, как помрачнела Шарлотта, он понял, что попытка добиться желаемого через Сигнуса не увенчалась успехом. — Ладно, — произнес Магнус, отложив книгу на журнальный столик. Он поднялся с диванчика и прошелся по комнате, думая, как ему поступить. Моргана, как же Хоулп ненавидел бумажную волокиту. Если он получит лицензию лет через пять — это будет победа. — Я постараюсь повлиять на него, — сказала Шарлотта, видя, как мечется брат. — Неужели на принца можно влиять? — спросил с усмешкой Магнус. — Если знать подход — да, — не моргнув глазом, ответила Шарлотта. Хоулп невесело усмехнулся, да, кое-кто еще очень-очень наивен. — Я постараюсь тебе помочь, если что уговорю отца, — сказала Шарлотта, встав с диванчика. Магнус отошел к окну и покачал головой. — Нет, я ничего не возьму из рук отца. Мне не нужны его подачки, — презрительно сказал Хоулп, все еще держа глубокую и сильную обиду на родителя. Магнус повернулся спиной к сестре и посмотрел в окно. Темнота уже окутала замок саваном, черные тучи нависали над поместьем. Внезапно внимание его кое-что привлекло. В окнах одной из башен, примерно на втором этаже, горел странный оранжевый свет. Магнус прищурился и ахнул. Это были языки пламени, пляшущие в комнате. — Мерлин, что там такое? — спросил Хоулп, ничего толком не понимая. — Это же огонь. Обеспокоенная Шарлотта подошла к брату и тоже взглянула в окно, и зеленые глаза ее расширились от ужаса. Она открыла-закрыла рот, а после вскрикнула: — Мерлин, там же детская! Мои дети! — Она, подобрав юбки зеленого платья, кинулась к дверям, а Магнус ринулся следом, не успев толком подумать.