***
Ноябрь 2003 года. Магическая Британия.
Он резко распахнул глаза после очередного ночного видения и тут же ощутил на себе чей-то пронзительный взгляд. Иван Долохов, сонно потирая глаза, приподнялся в постели, чувствуя, как сердце гулко стучит в груди. Он огляделся по сторонам, пытаясь понять, почему ему кажется, что в покоях он не один. Тусклый лунный свет, пробивавшийся между не до конца запахнутыми портьерами, дарил совсем мало света и не мог полностью развеять тьму, клубившуюся вокруг кровати Ивана и по углам. Долохов ощутил волнение, вглядываясь в угол, он попытался нащупать рукой под подушкой волшебную палочку, но не нашел ее. Видимо, забыл в кабинете. Да и кто может пробиться сквозь защиту Долоховых. Вряд ли это повстанец или еще кто-то, враждебно настроенный. Иван уже хотел откинуться назад на подушки, но ему снова показалось, что в темноте кто-то есть. Нервно усмехнувшись, Долохов скинул с себя теплое одеяло, от которого во время сна вспотел и взмок до нитки. Он уже хотел встать на ноги и самостоятельно развеять глупые страхи. Что с ним такое? Он же не ребенок, чтобы бояться темноты. Но ощущение чьего-то взгляда нервировало. Когда Иван уже сидел на кровати и искал в темноте тапочки, чтобы встать, темнота снова шевельнулась, на этот раз оформилась во вполне реального человека из плоти и крови. — Ты? — с изумлением вскрикнул Долохов, глядя на ночного гостя, который вышел из самого темного угла в комнате. Он ожидал увидеть кого угодно, от повстанца, пришедшего его убить, до собственной жены, но никак не объект ночных желаний. — Я, — усмехнулась красивая и молодая женщина, приближаясь к Ивану Долохову, соблазнительно покачивая округлыми бедрами в такт шагам. Иван неотрывно смотрел на нее, чувствуя, как во рту становится сухо от волнения. Она смотрела на него, как на подопытного кролика, как на игрушку, в ее глазах горела насмешка. Девушка наклонила голову вправо, начиная наматывать на пальчик прядь огненно-рыжих волос, которые так ему нравились. О, как долго Иван мечтал коснуться шелка ее волос, обнять ее, прижать к себе. И вот она рядом с ним, в его опочивальне, облаченная в сорочку из насыщенно-зеленого цвета. Иван Долохов прекрасно знал вкусы своей госпожи, он знал, что она любит, какие цветы предпочитает, какие драгоценные камни ей по вкусу. Иван давно уже помешался на ней и не ведал покоя от этих запретных чувств. Что хуже всего, ему снились сны с ее участием. Подумав о снах, Долохов нахмурился, не понимая, сон это или явь. Ему хотелось бы, чтобы иллюзия оказалась реальностью, но он понимал тщетность своих надежд. Леди Шарлотта любила мужа всем сердцем и никогда не пошла бы на измену. А если это сон, то во сне можно все. Иван скользнул стыдливым взглядом по телу леди Шарлотты, которая даже во снах не покидала его. Она стояла, расправив плечи так, что ткань сорочки натянулась на средних размеров груди. Из-под тонкой ткани выпирали соски, и Долохов подумал, что сон что-то слишком реальный. Его фантазия при всем желании не смогла бы нарисовать такие подробности. Шарлотта подошла к Ивану, встав в шаге от него так, что он почувствовал запах ее сладких и немного пряных духов. Обычно во снах они беседовали и гуляли в парке, иногда дело доходило до невинных поцелуев в щеку или объятий. Но Долохов никогда не переступал границ дозволенного, даже во снах она оставалась для него святой и чистой. Он не смел ее осквернять своим вожделением, словно это могло запятнать ее репутацию. Однако это же сон. Сон, о котором он нескоро забудет, и никто никогда о нем не узнает. Шарлотта погладила Ивана по черным, отросшим волосам, запутываясь в них тонкими пальцами. — Я знаю, что ты хочешь этого, — прошептала Шарлотта, наклонившись к Долохову, который казался испуганным и несчастным. — Утоли желание. Дважды повторять не пришлось. Долохов обнял Шарлотту за талию, прижимаясь щекой к ее плоскому животу, наслаждаясь тем, как она перебирает пальцами его волосы. Шарлотта наклонилась и поцеловала Ивана. Сама поцеловала, но не нежно и ласково, как он представлял раньше, а пошло и развратно. Она сразу углубила поцелуй, ее язык скользнул ему в рот, отчего Долохов вздрогнул, ощущая эйфорию и бестолковое счастье в душе. Поцелуй сводил с ума, дарил надежду и был так сладок, что Долохов упивался им, не желая, чтобы он прекращался ни на минуту. На Шарлотта отстранилась, и болезненный стон, полный мольбы и любви, сорвался с губ Долохова. Девушка, глядя в глаза любовника, поддела пальцами тонкие бретельки сорочки, стянула их с плеч, и легкая шелковая ткань скользнула к ее ногам. Удивленно-восхищенный возглас сорвался с губ Ивана, когда он скользнул взором по обнаженному телу возлюбленной. Она оказалась даже прекрасней, чем он мог себе представить в самых сладких мечтах. И как Сигнус мог променять ее на яркую, но пустую Лукрецию? Шарлотта, глядя ему в глаза, толкнула его в плечи, отчего он откинулся на постель. Долохов поднял голову, глядя на девушку, которая уже запустила руки в его штаны и схватила его за мужское достоинство, уже налитое от вожделения. Иван вздрогнул, когда Шарлотта, глядя ему в глаза, сжала член между пальцами и начала скользить ими вверх-вниз. Стоны срывались с его губ, Долохов закусил губу, не веря в происходящее. Напряжение росло, от каждого прикосновения разряды распространялись по телу, ноги тряслись. Шарлотта перестала его изводить, хитро улыбнулась и, наклонившись, взяла член в горячий рот. Иван застонал в голос, широко распахнув глаза, чувствуя, как в головку члена упирается маленький язычок. Долохов стонал, цепляясь пальцами за простыни. Он даже не мог представить, что можно испытывать такие чувства. Голова шла кругом от умелых ласк, похоть сводила с ума. Долохов больше всего на свете желал, чтобы эта сладкая пытка не заканчивалась. Но Шарлотта вдруг прервалась, отчего Иван открыл глаза и посмотрел на нее затуманенным взором голубых глаз, в которых плескалось большое чувство. Она забралась к нему в постель, и Иван, откинув прочь сомнения, накинулся на нее, позабыв обо всем на свете: о приличиях, о том, что они оба несвободны. Долохов целовал мягкие пухлые губы, ласкал красивое податливое тело. Гладил подтянутые ягодицы. Шарлотта извивалась под ним, стонала от его ласк, и Иван хотел довести ее до блаженства, мечтал, чтобы этот миг счастья продлился как можно дольше. Когда Долохов отстранился, чтобы устроиться между раздвинутыми ногами Шарлотты, его словно холодной водой облило… Он распахнул глаза и едва не застонал от бессилия и злости. Сон. Ему снился сон. Вот бы снова уснуть и снова оказаться в нем, но в одну реку дважды не войти, так всегда повторял отец. Иван Долохов приподнялся в постели, ощущая, как пот стекает по его телу. Было душно, и он уснул без верха пижамы, оставшись в пижамных штанах, которые стали тесными. Взгляд Долохова скользнул по второй половине кровати. Черт. Он не в своей комнате. Сегодня ночью он, устав слушать проклятья от отца, решил провести время с женой. После близости Иван сходил в душ и уснул в постели с Флорой, которая сейчас мирно сопела у него под боком, свернувшись в маленький комочек, как беззащитный котенок. Иван, ощущая давление в штанах, хотел разбудить супругу, чтобы скинуть напряжение и дать выход желанию, но замер, подняв руку. Он, вздохнув, только укрыл Флору. Она постоянно мерзла, поэтому камин в ее покоях топили круглые сутки. Долохов встал с постели и направился в ванную, предварительно захватив с прикроватной тумбочки волшебную палочку. Он мог бы овладеть женой, но понимал, что это слишком жестоко. Она не виновата в его помешательстве, он и так использовал ее. Оставалось надеяться, что Флора не питает к нему любовных чувств. Тогда бы Ивана съело чувство вины и печаль. Преступив порог ванной, Долохов взмахом палочки зажег свечи, запер дверь и наложил звукоизолирующие чары. Так уж вышло, что шлюх он не выносил, а о чувствах жены временами беспокоился. Ему нужно было расслабиться и выпустить напряжение, иначе он сойдет с ума. А между тем губы горели от поцелуев, полученных во сне. Никогда ему не снилось подобное. Даже в подростковом возрасте. Иван включил воду и, сняв штаны вместе с бельем, откинул их на подставку, сам зашел под струи теплой воды, чувствуя, как напряжены мышцы. Его мужское достоинство все еще подрагивало, готовое к использованию. Долохов закусил губу, понимая, что точно рехнулся, раз вынужден заниматься самоудовлетворением, чтобы хоть немного расслабиться. Взявшись за половой орган, Иван закрыл глаза, воскрешая в памяти сновидение, чтобы поскорее расслабиться. Он удовлетворял себя, чувствуя, как блаженство вытесняет все ненужные мысли из головы. Закончив, Долохов тяжело привалился спиной к стене, глядя мутным взглядом голубых глаз на то, как его семя утекает в водосток. Быстро приняв душ, Иван велел домовику принести чистую домашнюю одежду, что тот и выполнил. Облачившись в бежевый костюм, состоящий из брюк, рубашки и жилета, Долохов покинул покои жены, предварительно взглянув на часы на стене. Было шесть утра. Спать не хотелось. После такого сна Иван ощущал слишком большое напряжение, которое сжималось в тугой узел где-то в груди. Даже после душа оно не исчезло до конца. Долохов направился в свой кабинет, велел домовику принести чай с мятой и лимоном, устроился за письменным столом, зажег свет. Вроде бы особых поручений у него не было. Сигнус пока не давал их. Основная задача Ивана Долохова сейчас — охранять леди Шарлотту и детей принца. Он выполнял ее со всей ответственностью, за что Сигнус его особенно ценил. Иван открыл одну из папок и начал бездумно разглядывать документы. В голове то и дело всплывали развратные картины из сна, и Иван втайне жалел, что сон так внезапно оборвался. Он бы хотел его продлить. Домовой эльф принес горячий — практически кипяток — чай. Иван взял чашку и отпил его, ощутив приятную кислинку на языке, откинулся на спинку кресла, глядя прямо перед собой. Временами он думал покинуть службу, чтобы исцелиться от губительных и запретных чувств, но пока не решался на этот шаг. Потому что прекрасно понимал, что не сможет без Шарлотты, без ее взгляда, без ее улыбки и звука ее голоса. Допив чай, Иван снова начал просматривать документы о состоянии армии. Отец поделился ими, желая хоть как-то отвлечь сына. Иван прищурился, глядя на карту Ирландии, где скрывалась группа повстанцев. Из задумчивого безделья Ивана вырвало появление домового эльфа, который с тихим хлопком появился посреди кабинета хозяина. Динк, так звали домовика, Иван без труда его узнал, поскольку отправил его шпионить за одной надоедливой особой. — Есть новости? — спросил строго он, глядя на слугу. — Да, господин, — ответил эльф и показал Долохову увесистый конверт. Тот подался вперед, и взгляд его стал жестче и увереннее. Динк отдал хозяину конверт, и Долохов задумчиво покрутил его в руках. Он был довольно увесист, там явно не только письмо, но и что-то еще, выпирающее и округлое. Иван наложил чары, проверяя, заколдованно ли послание, но ничего не нашел. Вместо печати было просто пятно сургуча. Послание явно должно было остаться незамеченным. Долохов вскрыл конверт взмахом палочки и вынул содержимое. Его внимание привлекло нечто напоминающее объемный, круглый медальон. Иван покрутил его в руках, интуитивно чувствуя, что предмет хранит в себе какие-то тайны. Нащупав небольшой выступ на срезе, Долохов надавил на него, и медальон открылся. Но в нем была не фотография любимого животного или родителей, нет. В выемке медальона имелась какая-то густая субстанция с оттиском. Хмурясь, Иван поднес медальон к пламени свечи и удивление отразилось на его лице. В оттиске он без труда узнал печать Темного Принца — змею, обвивающую волшебную палочку. Вот только как гадина добралась до нее? Приглядевшись, Долохов понял, что края у оттиска неровные и не очень точные. Змея с трудом угадывалась, но угадывалась. Значит, это не сама печать. Скорее всего, печатка от кольца принца. Жестокая улыбка коснулась губ Ивана Долохова. Вот птичка и попала в клетку. Ему никогда не нравилась Лукреция, и он искал способ ее уничтожить. Теперь ни ему, ни Шарлотте не придется пачкать руки. Сигнус убьет девчонку голыми руками, а перед этим угостит ее Круциатусом. Все же не каждая его подстилка оказывается шпионкой иностранного государства. Долохов отправил домовика дальше следить за объектом, вдруг всплывет еще что-то интересное, а сам вытащил из конверта зашифрованное послание. Поджал в раздражении губы, понимая, что самостоятельно не сможет взломать шифр. Впрочем, это не так уж и важно. Оттиска печати будет достаточно. Сигнус подозрителен, если произойдет что-то, что бросит тень на его репутацию в глазах Повелителя, то он сам уничтожит всякого, кто создал эту тень. Поняв, что нужно обговорить все с Шарлоттой, Иван закрыл медальон. Да, он уничтожит белобрысую змею и еще больше сблизится с Шарлоттой. Спрятав медальон в карман брюк, Иван решил подождать. Госпожа Слизерин, вероятно, еще спит. Сигнус покидает дом в районе одиннадцати. Почему-то Иван не хотел афишировать, что играет на стороне леди Шарлотты.***
Лето 1979 года. Лестрейндж-холл. Ночь выдалась темная и беззвездная. Дул ветер, но мальчик, сидя на широком подоконнике, не мог ощутить его силы и дуновения. Он уже несколько дней не покидал пределов комнаты, выделенной для него отцом. Обычно летом Магнус много времени проводил на свежем воздухе, играл в саду маленького домика, в котором они жили вместе с матерью. Но об этих счастливых мгновениях, кажется, нужно было забыть. Нужно было, но он просто не мог. Происходящее не укладывалось у ребенка в голове. Настолько резко и внезапно переменилась его жизнь. Теперь, когда матушки не стало, никто не просыпался по ночам, чтобы принести ему теплого молока с ложкой меда. По утрам никто не целовал его в щеку и не расчесывал рыжие, по-детски кудрявые волосы. После завтрака его не вели на прогулку в сад. Хотя сад в замке отца был намного и намного больше, чем сад при домике, в котором он жил вместе с мамой. Магнусу никто не читал интересные книжки, не обнимал его, когда он этого хотел. Отец заходил все реже и реже, что вообще угнетало и пугало. Магнус чувствовал одиночество. Он чувствовал страх, что о нем совсем позабудут и оставят один на один с горем, поразившим его. Воистину, для ребенка нет ничего ужасней, чем чувство ненужности. Но разве он не нужен родному отцу? Нет! Магнус не хотел в это верить. Поверить — значит признать суровую реальность, в которой до него никому нет никакого дела. Это слишком трудная задача для осиротевшего пятилетнего ребенка. Поэтому Магнус всячески убеждал себя, что все трудности временны, что все рано или поздно вернется на круги своя, насколько это, конечно, возможно. Без матери было больно, было трудно и грустно, но у него все еще имелся отец, которого он любил всем сердцем. Вот только отец не приходил. Раньше, когда мама была жива, он тоже приходил нечасто. Он работал, у него не было времени. Магнус, конечно, расстраивался. Но когда Рудольфус Лестрейндж награждал сына своим присутствием, радости ребенка не было предела. Они вместе играли, вместе гуляли, временами ужинали. Но теперь и эти мгновения радости и счастья у него отняли. Рудольфус жил с сыном в одном замке — Магнус знал это наверняка. Почему же он забывает о нем? Мальчик не понимал. Он хотел бы понять, но не понимал. Убеждал себя, что папа занят, но неужели так трудно зайти вечером и пожелать доброй ночи? Сперва Магнус хотел совместных прогулок, игр, ужинов и завтраков. Он осиротел, он страдал и нуждался в защите и поддержке, в гарантии светлого и беззаботного будущего. Но Рудольфус ограждался от сына, словно избегал его, и Магнусу уже было достаточно просто сказки на ночь. Но увы… И этого не было. Вот и теперь маленький Хоулп ждал отца. Он каждый день его ждал. Просыпался утром и ожидал его прихода, поцелуя в макушку, прогулки. Все было зря. Магнус хотел бы сам отправиться на его поиски. Но после того, как он без разрешения покинул комнату, его поймали и велели сидеть тихо. Одному. Конечно, у него были самые красивые и интересные игрушки, но Магнуса они больше не занимали. Он хотел встречи с отцом. Побыть рядом. Магнус закусил губу, чувствуя, что вот-вот разрыдается от обиды и злости. Отец снова не пришел. Он прижал ноги к груди, уткнулся лицом в колени, давя всхлипы. Раньше, стоило ему заплакать, матушка бросала все дела и начинала его утешать. Теперь, максимум, что ему светило — это умывание после истерики от няньки. Не выдержав, Магнус все же начал плакать. Но делал это тихо и почти бесшумно. Только худенькие плечи вздрагивали. После смерти матери он отказывался от еды, только лежал в постели и ревел. От этого похудел и больше не напоминал красивого купидона. Он казался озлобленным, обиженным и вечно мрачным. Плакал Магнус долго, пока слезы не закончились и организм совсем не ослаб. Наплакавшись от бессилия и злости, он слез с подоконника, жалея, что снова не попал на прогулку, что отец снова не пришел к нему. Покрасневшие, воспаленные глаза жгло, губы дрожали, нос оказался заложен. Магнуса трясло, как в лихорадке, но он все же забрался в развороченную постель. Надежда, что отец придет пожелать ему доброй ночи, растаяла. Время перевалило за полночь, а он все еще не пришел. Магнусу давно нужно спать. Нянька уложила его, он сделал вид, что уснул, а сам решил дождаться отца. Не дождался. Лежа в постели, Магнус тер глаза, больше всего на свете желая обратить время вспять. Чтобы мама жила, как прежде, чтобы она была рядом с ним, чтобы обнимала и целовала. Чтобы не было давящего и болезненного чувства в груди. Повернувшись на бок, он вытащил из-под подушки белую сорочку матери, которую та носила. Магнус не давал ее никому, он вцепился в нее сразу после смерти матери, поскольку она хранила ее запах. Прижимая ее к груди, представляя, что мама рядом. Через некоторое время Магнус уснул, он верил, что отец все же придет, поправит ему одеяло, погладит по волосам и поцелует. Однако мечты так и остались мечтами. Следующим утром Магнуса разбудила старая нянька, нанятая Рудольфусом. Мальчик был хмур и мрачен, он упрямо молчал, не желая ни о чем говорить. Немного ныла голова — результат вчерашних слез. Заправив самостоятельно кровать, теперь никто не помогал ему в этом, Магнус отправился в ванную, где умылся чистой водой, расчесался. Раньше у него не было надобности ухаживать за собой самостоятельно, мама все делала за него. Теперь же Магнус постоянно сталкивался с трудностями. Он расчесал волосы, морщась от дискомфорта, переоделся из пижамы в костюмчик и вернулся в комнату. Эльф уже принес завтрак. Магнус сел завтракать, но из упрямства думал отказаться от еды. Может, притвориться больным? Тогда отец точно придет. Магнус помрачнел. В прошлый раз его обман вскрылся, и его сильно поругали. Теперь вряд ли сработает. Но как будто он виноват в том, что хочет внимания родителя. — Почему папа не пришел? — тихо спросил Магнус у няньки, которая сидела на стуле и вязала, даже не поднимая взгляда на воспитанника. — Твой отец занят, — был ответ. Магнус нахмурился, недовольный ответом. — Отведи меня к нему, — повелительно произнес Хоулп, впившись взглядом в няньку. Раньше он бы закатил истерику с криками и воплями, но теперь понимал, что это действовало только на маму. — Господин Рудольфус покинул замок. У него важные дела, — с нажимом произнесла нянька, все же подняв на него взгляд. Магнус вздохнул и отложил в сторону ложку, которой ел овсянку. Аппетит совсем пропал. — Тебе нужны силы. Ешь, — сказала нянька. Магнус покачал головой в знак протеста. Потом встал из-за письменного стола, который одновременно служил и обеденным, и снова подошел к большому окну с широким подоконником. Он смотрел на зеленые верхушки деревьев, голубое небо и тучи, плывущие по нему. — Я хочу погулять в саду, — произнес Магнус, не глядя на няньку. — Сейчас не время. В замок скоро съедутся гости, — ответила она. — Отведи меня к отцу, иначе я буду кричать. — Желая получить то, что хочет, Магнус прибег к шантажу. — Твоего отца нет в замке, — был ответ. — А это тогда кто? — спросил Магнус, приложив палец к стеклу. Он указывал на человека, облаченного в рубашку и брюки, в котором без труда можно было узнать Рудольфуса Лестрейнджа. Магнус конечно же понял, кто это. Его отец шел по садовой дорожке не один. По обе стороны от него шли два мальчика. Оба были черноволосы и облачены в дорогие одежды, как и Магнус когда-то. Один был высок и бледен, его волосы вились до плеч аккуратными кольцами. Второй же не отличался высоким ростом, был крепко сложен, его волосы стояли непослушным облаком. Они смеялись и играли, а отец Магнуса наблюдал за ними. — Кто эти мальчики? — спросил Хоулп, неотрывно глядя на троицу в саду. Странное чувство овладело им, он не знал, как оно называется. Но в груди словно пламя вспыхнуло, руки сжались в кулачки, а в глазах промелькнула злость. Это была ревность, но Магнус еще не ведал такого слова. — Они — Лестрейнджи. Мистер Сигнус — сын твоего отца, твой брат, — подойдя к Магнусу, произнесла нянька, тоже глядя на господ в саду. Хоулп недовольно нахмурился, услышав про брата. Теперь все стало понятно. У Рудольфуса был еще один сын, который занял место Магнуса, вытеснил его на второй план. Но как же так? — А мистер Сильвий — сын вашего дяди, Рабастана. Ты должен их уважать и любить, они, в отличие от тебя, истинные Лестрейнджи. — Истинные? Что это значит? — спросил Магнус, которому эта беседа все больше и больше не нравилась. — Истинные — означает настоящие, — со вздохом ответила нянька, положив руку на плечо воспитанника, который мрачнел с каждым словом. Он все никак не мог выявить причинно-следственные связи. — Если они настоящие, то кто тогда я? — спросил, наконец, Хоулп, когда в его голове начали кружиться вопросы. — Ты — бастард. — Бастард? — спросил Магнус, услышав неизвестное слово. Но оно ему сразу не понравилось, грубое, как подзатыльник, неприятное и словно болезнетворное, как клеймо. — Бастард — означает незаконный. Твои родители не состояли в браке. Магнус закусил губу от обиды. Как же неприятно узнавать такие подробности. Но еще более неприятно видеть своего любимого отца в компании чужих мальчишек, которые заняли его место. — Отведи меня в сад, — снова велел Магнус. — Нет, — покачала головой нянька. — Я хочу к ним! — теряя терпение, вскрикнул он, круто развернувшись и вперившись злым взглядом в няньку. — Я хочу к отцу, отведи меня! — Нельзя. — Но почему? — спросил Магнус, чувствуя, как глаза снова начинает жечь от слез, а горло словно стягивает. — Ты бастард, а они законные. Тебе не позволено играть с ними, ты другой, — вкрадчиво произнесла женщина, глядя на воспитанника. Она видела, что он вот-вот расплачется, но какая разница? Кто узнает, что это он от ее слов плачет? Никому до него не было дела. Магнус втянул голову в плечи, чувствуя себя уязвимым и слабым. Он снова посмотрел в окно. Отец и дети продолжали гулять, а Хоулпу оставалось только смотреть и завидовать. Злость овладела им. Бессильная, горькая злость. Она жгла душу, выворачивала ее наизнанку. Магнус хотел бы разреветься в голос. Залезть на подоконник, бить кулаками в стекло, поднять шум, чтобы отец услышал его и пришел. Но нянька ему не позволила. Магнус кусал губы, сдерживая злые слезы и больше всего на свете мечтая, чтобы мама была жива. Вот для нее он точно был единственным и самым любимым. Магнус проснулся от солнечного света, бьющего прямо в глаза. Он потер их, словно это могло унять дискомфорт, после чего открыл. Оглядел помещение, в котором находился, и едва не застонал. Да, он уснул в лаборатории. В кресле. Всю ночь он бился над новым зельем, но решение так и не нашел. Уснул где-то в пять-шесть утра, когда занимался рассвет. Просто чудесно. Свалился в кресло и уснул. Ну хоть на плитке ничего не варилось, иначе вспыхнул бы пожар. Кое-как встав, все же от неудобной позы затекла спина, а зад и вовсе казался квадратным, Магнус поковылял на кухню. Противно ныла голова и шея, все же спать в кресле противопоказано. Кажется, он стареет. Магнус помнил время, когда мог уснуть и выспаться где угодно и когда угодно. Прошлые трудности закалили его. Войдя на кухню, Хоулп первым делом посмотрел на настенные часы. Двенадцать часов дня. Чудесно. Он едва не опоздал на встречу с Фелицией. Если бы он проспал и не пришел, то она затаила бы обиду. Сделав себе чай и разогрев на огне макароны, Магнус в очередной раз с раздражением подумал, почему он не волшебник. Это существенно бы упростило ему жизнь. В первую очередь, Магнус смог бы доказать отцу, что достоин его любви. Подумав о родителе, Хоулп с раздражением фыркнул, после чего усилием воли задвинул дурные мысли в глубины сознания. Не время страдать по тому, чего не было и не будет. Отец давно вычеркнул его из своей жизни. Пора и Магнусу вычеркнуть его. Хоулп выпил зелье от головной боли, позавтракал (пообедал?) и отправился в душ. Поскольку появились какие-то проблемы с водоснабжением, вода лилась холодная, почти ледяная, но Магнус привык к подобным условиям. Были времена, когда он мылся за ширмой и в тазике. Освежившись, Магнус облачился в приемлемые одежды: черные брюки, белую рубашку, в тон брюкам жилет и пальто. Привычно велел Полли стащить из какой-нибудь маггловской лавки букет белых роз. Фелиция очень их любила. Вообще, она любила любые цветы, все же это какое-никакое внимание. Но Магнус выяснил, что больше всего на свете она любит белые розы. Гампы даже пытались сажать их у себя в горшках, увы, не получилось. Розы весьма капризные цветы и не приживались. Хоулп хотел сделать Фелиции приятно и решил весной посадить у себя в саду пару кустиков, хотя был далек от садоводства. Конечно, временами он выращивал кое-какие травы для зелий, но одно дело ингредиенты, другое — декоративные растения. Когда Полли принесла шикарный и тяжелый букет, Магнус уже был готов к отправлению. Он причесал волосы и стянул их в низкий хвост лентой, как обычно делал его отец. Глядя в зеркало, Хоулп с раздражением понимал, что сходство с родителем с каждым годом лишь растет. К назначенному времени Магнус переместился к дому Фелиции Гамп. Удивительное дело, с каждым днем волнение его отпускало. Он становился увереннее и сильнее, теперь он все чаще и чаще замечал, что Фелиция тоже увлечена им, хотя пока не признает этого. Магнус не торопил события, как это было в случае с Мадленой, все шло своим чередом, он давал Фелиции узнать себя, хотя многие моменты из своей биографии держал в секрете. Был не готов кому-то открыть душу. Вытащить скелеты из шкафа. Фелиция не нарушала его личные границы, она уважала его мнение и желания. Как и он ее. Между тем Магнус все больше и больше узнавал объект чувств. Фелиция относительно хорошо закончила школу, в пятнадцать лет была влюблена в капитана команды по квиддичу, даже целовалась с ним. Магнус испытывал смешанные чувства, когда слушал рассказ мисс Гамп. Она так спокойно выкладывала ему подобные вещи, что это изумляло. В пять лет Фелиция болела драконьей оспой, отчего едва не умерла, в семь начала заниматься фехтованием, хотя это полумаггловский вид спорта. В десять выиграла первые соревнования. Любимый цвет Фелиции — сиреневый. Любимая сладость — шоколадный пудинг. Любимое блюдо — мясо, неважно в каком виде, чем больше, тем лучше. Войдя в книжный магазин, Магнус привычно поздоровался с Джаспером Гампом, отцом любимой девушки. Тот раскладывал книги по полкам. — Добрый день, Магнус, вы рано, — с ходу заявил хозяин магазина. — Не смог удержаться, сэр. Хочется поскорее увидеть Фелли, — улыбнулся Магнус своей фирменной обезоруживающей улыбкой. — Она наводит красоту, — ответил Джаспер, продолжая работать. — Все никак не успокоится, хотя я говорю, что она прекраснее звезд на ночном небе. — Вы бесконечно правы, — ответил Магнус, представляя любимую девушку. Он и так считал ее красивой, хотя Фелиции не нравились ее зубы, мол, слишком крупные, да и форма носа ей была не по вкусу. Периодически девушку обсыпало прыщами, и она пыталась их свести, но, видимо, против природы даже магия бессильна. Но Магнус считал ее красивой в любом виде и в любое время суток. Чтобы скоротать время, Хоулп предложил Джасперу помощь. Тот согласился, и они начали вместе раскладывать книги по полкам. Магнус же мысленно подгонял время, желая поскорее увидеть возлюбленную. — Какие у вас намерения в отношении моей дочери, Магнус? — внезапно бахнул Джаспер. Магнус напрягся и посмотрел на него. Столкнулся взором с его глазами, он был серьезен и собран, видно, судьба единственного ребенка его сильно беспокоила. — Самые серьезные, — ответил Хоулп. Впервые в жизни он не лгал. Он чувствовал, что нашел родственную душу, понимал, что хочет быть с ней. Не обладать ею, не владеть, как вещью, а быть рядом с ней. Это многого стоило. — Уповаю на это, — сказал Джаспер. — Но учти, если ты ее обидишь, я тебя уничтожу. Магнус кивнул, видя в отце Фелиции решимость. Даже в этом он его уважал. Он любил дочь и готов был ради нее на все. Рудольфус Лестрейндж же относился к Шарлотте иначе. Да, он оплачивал все ее прихоти, дарил подарки, но внимание уделить не мог. Времени не было. Да и на защиту дочери он не встал, когда ее хотели выдать замуж за Пиритса. Одновременно с тем, как Джаспер Гамп договорил, раздался стук каблучков, приглушенный ковром. До Магнуса донесся запах роз — любимый армат Фелиции. Он обернулся и замер, как зачарованный. По лестнице, как ангел с небес, спустилась Фелиция, облаченная в фиолетовое теплое платье и черную мантию. Ее светлые волосы были убраны в высокую прическу, которая была модной в этой сезоне. Магнус неотрывно глядел на девушку, покорившую его сердце, и не мог поверить, что она наряжалась для встречи с ним. Разве это не подтверждение чувств? Опомнившись, Магнус с неожиданным смущением покосился на Джаспера и Ирму, родителей Фелиции, которые тоже присутствовали в зале, подошел к стулу, на котором предварительно оставил букет роз и, взяв его, двинулся к Фелиции. — Добрый день, Фели, — нежно произнес Магнус, вглядываясь в лицо девушки. Та улыбнулась, обнажая зубы, в карих глазах вспыхнули искорки радости, но смотрела девушка не на букет, а на Магнуса. — Это тебе. — Спасибо, — произнесла мисс Гамп, приняв дар. Она вдохнула аромат роз, мечтательно улыбнулась, после чего передала цветы матери. — Ты прекрасна, — шепнул Магнус, подавая ей руку. — Я знаю, — самодовольно ответила Фелиция. Хоулп усмехнулся. Да, самооценка у мисс Гамп хорошая. Сразу видно, что росла она в любви и в достатке. Даже Шарлотта, которая слыла высокомерной и надменной особой, в ответ на подобные комплименты смущалась и краснела. Фелиции никогда не нужно было что-то доказывать. Она всегда знала, что любима. Шарлотта же всегда пыталась угодить отцу и заслужить его ласку. Ее надменное поведение — всего лишь результат одинокого детства. Магнус и Фелиция покинули книжный магазин. У Магнуса был выходной, и его он хотел целиком и полностью посвятить возлюбленной. Сперва они хотели полакомиться сладостями в кафе, потом прогуляться в парке, затем, вечером, посетить театр.***
Лондон. Площадь Гриммо, 12.
В камине потрескивали поленья, за окном начал моросить дождь, и его капли стучали по стеклу, действуя на нервы. Шарлотта хотела бы наложить звукоизолирующие чары, но волшебную палочку она оставила в спальне. Возвращаться туда за ней ей почему-то стало лень. Тело налила странная слабость, кости ломило, и девушка боялась, что она все-таки поймала простуду. Не нужно было вчера гулять в парке. От капель дождя ее спасли чары, но застудиться она успела. К счастью, двойняшки чувствовали себя хорошо. Бегали и веселились в детской под чутким присмотром новой няни. Мисс Фокс нравилась Шарлотте, тихая и исполнительная, она выполняла свои обязанности достаточно хорошо. Миссис Слизерин сама часто играла с детьми, но теперь на ней был благотворительный фонд, основанный леди Амелией. Руководство им Рудольфус Лестрейндж передал дочери. Шарлотта, конечно, ничего не смыслила в благотворительности, да и усидчивость — не ее добродетель. Не хватало терпения, но она старалась вникнуть во все дела фонда, чтобы оправдать надежды отца. Пусть ей уже за двадцать и у нее двое своих детей, в глубине души она все еще оставалась ребенком, желающим заслужить любовь отца. Просматривая очередной документ, леди Шарлотта нахмурилась и закусила губу, голова противно ныла. Кажется, ей нужно выпить обезболивающее или успокоительное. Главное, чтобы не поднялся жар. Шарлотта взглянула на настенные часы. Время приближалось к полудню. Скоро мисс Фокс поведет детей на прогулку, Шарлотта хотела присоединиться к ним. Но чёртовы отчеты, вернее, их количество. Может, перекинуть их на леди Яксли? Нет, не выход. Значит, Шарлотта должна разобраться сама. Еще и благотворительный обед в честь Рождества на носу. И зачем его придумали? Из размышлений Шарлотту вырвал камин, вернее, зеленое пламя, которое внезапно вспыхнуло в нем. Она подняла голову, не понимая, кто пожаловал. Может, Сигнус вернулся из Министерства? Но вряд ли. Из камина, перешагнув кованую решетку, предварительно чудом не убившись о нее, вышел Иван Долохов, облаченный в форму Пожирателя Смерти. Он не занимал никакой должности в Министерстве, поэтому чаще всего носил боевое обмундирование. Особенно на службе у принца. — Мадам, добрый день, — с почтением поклонился Долохов, глядя на Шарлотту, сидящую за письменным столом. Цепкий взгляд голубых глаз скользнул по столешнице, на которой лежали папки с документами, и остановились на лице жены принца. — Иван, добро пожаловать, — сказала Шарлотта, растягивая гласные, как это обычно делал Сигнус. Кажется, она сама не замечала, как влияет на нее супруг. Шарлотта откинулась на спинку высокого стула и вперилась спокойным, но заинтересованным взглядом в гостя. — Мой муж в Министерстве, если вы к нему. Я сегодня останусь дома, охрана мне не нужна. Голос Шарлотты звучал уверенно. Сразу видно, что она привыкла отдавать приказы, но не следовать им. — Я по другому вопросу, леди, — промолвил Долохов, приближаясь к столу, за которым она сидела. Его мантия скользила по ковру и едва слышно шелестела. Долохов глядел на леди Шарлотту, ощущая, что его внезапно бросило в жар. Перед глазами всплыли картины из сна. Вкус ее губ, жар объятий, губы на его достоинстве… Долохов поспешил отвести взгляд, чтобы Шарлотта ничего не заподозрила. Пусть она не владела ментальной магией, но Иван решил, что его сны останутся в тайне, как и его чувства. В конце концов они никого не сделают счастливым и могут обернуться полным крахом для леди Шарлотты. — Неужели вы что-то нашли по моему вопросу? — спросила она, наклонив голову немного вправо. Так обычно делал ее отец, когда о чем-то думал. — Да, — кивнул Иван с готовностью. Он вытащил из кармана мантии предмет, имеющий округлую форму, с выпуклой поверхностью. Кажется, он был позолочен, или это на самом деле золото. Долохов внезапно открыл его, крышечка отъехала в сторону, и протянул госпоже. Шарлотта, взяв предмет, сперва не поняла, что это. Внутри медальона была вязкая субстанция, а на ней оттиск… Мерлин и Моргана, да это же копия печати Сигнуса, неровная и кривая, но копия! Миссис Слизерин подняла озадаченный взгляд зеленых глаз на Ивана Долохова, который стоял перед ее столом и выглядел донельзя довольным. Его голубые глаза словно светились изнутри. — Неужели Лукреция шпионка? — спросила Шарлотта, почувствовав, как от волнения во рту пересохло. — У меня нет сомнений, — сказал Иван уверенно. — Еще есть письмо, но пока его расшифровывают, — сообщил он, наблюдая за реакцией любимой женщины. Та вскинула брови, продолжая разглядывать оттиск печати. В ее руках находился приговор для Лукреции, и она никак не могла в это поверить. — Эту змею теперь ничто не спасет, — с торжеством и злорадством в голосе сказала Шарлотта, и ее губ коснулась жестокая и надменная улыбка. — Для приговора будет достаточно даже подозрения. Я слишком хорошо знаю своего мужа. В ярости он не ведает жалости. — Это так, — согласился Иван, который сам многократно становился свидетелем ярости принца. Они росли вместе, и таких моментов в памяти Долохова имелось предостаточно. Сигнус свиреп и жесток, впрочем, неудивительно, если вспомнить, кто дал ему жизнь и на кого он так похож. На лице Шарлотты проступило обеспокоенное выражение, а глаза налились тревогой и неким смятением. Она закрыла медальон и сжала его в ладони, вновь обратив взор на Ивана. Тот напрягся, столкнувшись со взглядом чистых зеленых глаз. Почему-то на ум сразу же пришла вспышка Авады Кедавры. Почему-то Долохову стало неуютно, он подумал, что глаза Шарлотты так же губительны для него, как и действие третьего непростительного. — К сожалению, я не могу сама доставить медальон мужу, — замявшись на мгновение, произнесла Шарлотта, положив доказательство вины Лукреции на стол перед собой. Раздался характерный стук. — Сигнус подумает, что я плела интриги за его спиной. — Она покачала головой, и Иван мгновенно напрягся. Он отчетливо услышал страх в голосе госпожи. Но неужели Шарлотта боится мужа? Не может быть такого. Иван видел, как Сигнус обращается с ней, как он на нее смотрит. Долохов был убежден, что принц просто не посмел бы поднять руку на жену или причинить ей какой-то вред, помимо морального. Возможно, он ошибся. В душе появилось мерзкое чувство гадливости. Долохов всеми силами глушил его, глядя на Шарлотту и понимая, что не имеет права задать вопрос, крутящийся на языке. Позволяет ли Сигнус вольности в адрес супруги? Ему не дано об этом знать. — Вы его жена, — перейдя на официальный тон, словно их разделяла пропасть, сказал уверенно Иван, словно эта простая истина служила для Шарлотты и мечом, и щитом. — Именно поэтому я не должна действовать за его спиной, — с нажимом изрекла Шарлотта, начиная отстукивать пальцами барабанную дробь по столешнице. Рудольфус Лестрейндж делал так же в минуты волнения. — В таком случае, я отнесу принцу находку, — выразительно взглянув на лежащий на столе медальон, решил Иван Долохов. — Я член его охраны и его друг, смогу объяснить, почему следил за его любовницей. Шарлотта нервно дернулась после слова «любовница». Как будто оно не отражало грустной истины, что ею, дочерью Лестрейнджа, пренебрегли ради иностранной выскочки. Ну ничего, скоро справедливость восторжествует. — Да, это самое верное решение, — согласилась с планом Долохова леди Шарлотта. Иван забрал амулет со стола и положил его в карман черной мантии Пожирателя Смерти. Он на мгновение задержал взгляд на любимой женщине, которая казалась напряженной и задумчивой. Перед внутренним взором так некстати всплыли картины из сна, картины, горячившие кровь. Как жаль, что сон никогда не станет явью. Хотел бы он, Иван Долохов, оказаться на месте принца Сигнуса, чтобы хотя бы на мгновение ощутить вкус ее прекрасных губ. Вновь испугавшись слишком смелых мыслей, посетивших его бедовую голову, Иван поспешил прочь, направившись к камину. Когда он уже заходил в него, его задержал голос леди Шарлотты. — Спасибо за помощь, Иван. Я знала, что ты не подведешь меня. — Обернувшись на мгновение, прежде чем переместиться в зеленом пламени, Иван встретился взглядом с миссис Слизерин и склонил голову, отдавая ей дань уважения. После того, как Долохов покинул особняк, Шарлотта еще долго не могла собраться с мыслями. Она пыталась просматривать дальше документы, но мысли то и дело возвращались к полученной информации. Лукреция — шпионка, вот это да! Сигнус придет в ярость, когда узнает. Наверное, уже узнал. Улыбка касалась губ Шарлотты всякий раз, когда она представляла реакцию мужа. Лукреция труп — это точно. Ох, зря она не приняла всерьез все ее предупреждения, думала, что Сигнус ее защитит от зла и интриг. Принц защищал любовницу, но кто защитит Лукрецию от самого принца? Никто и никогда. Шарлотта представляла, что именно сделает ее муж с предательницей. Воображение услужливо подкидывало картинки из книжек по темной магии. Любого другого на ее месте подобные ужасы испугали бы или хотя бы вызвали дурноту. Но не Шарлотту. Яд злорадства и вкус победы дурманил рассудок. Она торжествовала. Осталось дождаться мужа и насладиться победой в полной мере. Шарлотта знала, что Сигнус ничего не расскажет ей. Он не сообщит, что его любовница, которую он себе выбрал и оберегал, предала его. Пусть так. Шарлотта узнает все от Ивана. Когда она закрыла папку с документами, понимая, что не может сосредоточиться на счетах, двери в кабинет распахнулись, и в комнату забежали двойняшки. Дети опрометью кинулись к матери, которая тепло и ласково улыбнулась им. Следом забежала нянечка. — Прошу прощения, мадам, я говорила, что вы заняты, но они… — с порога затараторила мисс Фокс, глядя на Шарлотту испуганными серыми глазами. Ее темные волосы, собранные в пучок, растрепались и обрамляли миловидное круглое личико. — Все в порядке, я уже закончила работать, — улыбнулась Шарлотта, настроение которой существенно улучшилось после благих новостей. Она поочередно поцеловала детей. Салазар смешно чихнул, но продолжал ласкаться к матери, наслаждаясь ее вниманием. Дельфини поморщилась, когда Шарлотта начала гладить ее по вьющимся черным волосам, но не спешила отстраняться, подставляя свои руки поцелуям матери. Миссис Слизерин начала щекотать дочь, и заливистый смех девочки наполнил кабинет. На душе стало светло и ясно, и Шарлотта словно светилась изнутри, веря, что теперь все изменится. Сигнус снова будет любить только ее одну. На задворках сознания мелькали гадкие мысли, что мужчину нельзя исправить, что после Лукреции появятся и другие женщины, раз уж Сигнус падок на их чары. Однако Шарлотта просто наслаждалась мгновениями счастья, не желая думать о будущем. Она посадила сына себе на колени, поцеловала в рыжую макушку. Мальчик тут же начал с интересом рассматривать папки с документами, хмуря рыжие брови. Дельфини продолжала ласкаться к матери сбоку, что было на нее не очень похоже. Но после пожара, в ходе которого она едва не погибла, Дельфи вела себя более смирно и тихо. Она не возражала, когда матушка обнимала ее, не фыркала и не хмурилась. — Мам, пойдем поиграем, — попросил Салазар, хлопая выразительными зелеными глазами и глядя на мать с надеждой. — Пойдемте, — согласилась Шарлотта, счастливо улыбаясь, отчего ее зеленые глаза заблестели, как изумруды. Мать и ее дети покинули кабинет, устремляясь в большую детскую, где когда-то детьми играли члены великого дома Блэк.***
Аппарировав к резиденции Темного Лорда, сэр Роберт Пиритс тяжело вздохнул и утер со лба испарину. В последнее время у него появилась отдышка, любая, даже самая минимальная физическая нагрузка проводила к ней. Роберт Пиритс был далек от сражений и рейдов, был человеком довольно трусливым и делал все, чтобы не оказаться в пламени войны, как те же Лестрейнджи. Это только усиливало ненависть и насмешки со стороны Рудольфуса Лестрейнджа. Сам-то министр магии, как и все члены его семьи, не гнушался битвами и омыл руки в крови, отстаивая идею чистоты крови. Роберт же в это время сидел в безопасном кабинете в Министерстве Магии и перекладывал бумажки. Еще он любил вкусно поесть, что вылилось в проблемы с весом. Лишний вес усугубил состояние организма. Поднимаясь по ступенькам парадного крыльца замка Повелителя, Пиритс успел несколько раз мысленно проклясть архитекторов поместья владыки. Он ненавидел лестницы и длинные переходы, но выбора не было. Он не входил в число самых близких слуг лорда Волдеморта и поэтому не имел доступа в замок через каминную сеть. Приходилось довольствоваться порт-ключом или аппарировать. Ну ничего, скоро все изменится. Губы Роберта тронула мстительная улыбка. Да, победа близка как никогда. Скоро-скоро он отомстит Лестрейнджам за все унижения, насмешки и деяния, что они безнаказанно творили. Лестрейнджи — прошлое, Пиритсы — будущее. Отныне и навсегда. Роберт вошел в холл замка Повелителя, и ему навстречу сразу же вышли трое людей, облаченных в мрачные одеяния Пожирателей смерти. Пиритс надменно на них посмотрел, видя пренебрежение в их взглядах. На Рудольфуса-то все эти щенки смотрели чуть ли не с трепетом и с восхищением. — У меня срочное донесение для Повелителя, — надменно произнес Пиритс, вытягиваясь во весь рост, чтобы казаться выше стражи Темного Лорда. Он не обладал ни внушительным ростом, ни статью, ни стройностью. С ранней юности, если не с детства Роберт любил поесть, не прибегал к физической нагрузке и поэтому обладал полным телосложением, круглым животом. Рост ему достался от матери, она была весьма миниатюрной женщиной. — Милорд не принимает сегодня, — ответил один из стражников, глядя на Пиритса. В его мнительных глазах Роберт увидел насмешку и пренебрежение. — Это очень важно. Речь идет о предательстве, — процедил он с раздражением, в который раз утирая со лба пот, который градом катился с него то ли от физической усталости, то ли от страха перед будущим. Стражники переглянулись, но все же велели Пиритсу следовать за ними, предварительно удостоверившись в подлинности его личности посредством парочки простых, но действенных заклинаний. Роберт пошел за одним из Пожирателей Смерти, боязливо озираясь по сторонам, словно коридоры замка Повелителя могли охранять мифические существа вроде Василиска, минотавра или еще кого-нибудь особо опасного. Он бы не удивился. Чтобы хоть как-то отвлечься, Пиритс начал думать над тем, что скажет Повелителю. В его руках благодаря Люциусу Малфою, связавшемуся с ним ранним утром этого дня, оказались все карты. Карты, которые послужат концом Рудольфусу. Люциус оправдал свое звание главного интригана и манипулятора. Он, кажется, мог выследить кого угодно, и на каждого Пожирателя Смерти, даже на леди Беллатрикс, у него был компромат. Когда Роберт явился на зов Малфоя, тот сидел в своем кабинете и пил виски. Предложил его соратнику, но тот отказался, желая поскорее все узнать. — Ловушка захлопнулась. Ты скоро станешь министром, — промолвил Люциус Малфой, вставая с кресла напротив камина. Он был облачен в белый костюм из очень дорогой ткани, волосы привычно собрал в низкий хвост, волосок к волоску, в руках Малфой сжимал отцовскую трость. Иногда Роберту казалось, что Люциус родился с тростью в одной руке, и с мешочком золотых монет в другой. Пиритс сперва не поверил словам Малфоя. Он знал его со школьной скамьи, Люциус всегда работал чисто и преследовал личные цели. Неужели, он так просто отдаст ему пост министра, хотя сам желал его когда-то. До падения Темного Лорда в восемьдесят первом, когда они находились в шаге от окончательной победы, шли разговоры, что именно Люциус Малфой займет кресло министра после воцарения Волдеморта. Но судьба спутала карты. Малфой был рожден для роли министра, он был достаточно умен и хитер, чтобы удержать все ниточки власти в своих руках. Он мыслил холодно и трезво, в отличие от Рудольфуса, который превыше всего ставил семью и благо родных. Неужели он отдаст победу Пиритсу? Глядя в серые глаза Люциуса Малфоя, Роберт сомневался в нем, но тот щелкнул пальцем, призывая домового эльфа. Домовик явился не один, а со связанным волшебником, мужчиной, который находился под заклинанием подчинения. — Доказательства — в его голове, — сообщил Люциус. — Он главный свидетель. Помимо этого, я получил выписку из банка. Рудольфус не так давно выписывал чек на кругленькую сумму. Такую же сумму он передал Ксенофилиусу Лавгуду. — Что вы хотите взамен? — спросил Роберт, с неверием глядя на плененного свидетеля, ставшего пешкой в чужих жестоких играх. Люциус Малфой ослепительно улыбнулся, обнажив идеально ровные и чистые зубы. Он умел очаровывать и обладал невероятной харизмой, неудивительно, что многие попадали под его влияние. Даже после падения Темного Лорда Малфой не только выпутался из сетей, так стал советником министра Фаджа, обойдя Дамблдора. — Я желаю дружбы министра магии, — сказал Малфой, проникновенно глядя в настороженные глаза Роберта Пиритса. — Вы ее получите, — сказал Роберт самоуверенно. — Я, в отличие от Лестрейнджа, помню тех, кто мне помогал. На том они и порешили. Роберт уже предвкушал победу, которую ему принес на золотом блюдечке Малфой, и мысленно ликовал, мечтая увидеть лицо Рудольфуса Лестрейнджа, когда он поймет, что настал его конец. Тем временем они дошли до дверей, ведущих в личные покои Повелителя. Видимо, он действительно отдыхал или занимался государственными делами. Роберт ощутил, как дрожь прошла по телу, а по вискам заструилась новая порция пота. Даже находясь за дверью в покои Повелителя, Пиритс ощущал его могучую энергию. Или это игра разума, плод воображения? Пиритс тем временем постучал в двери, и через мгновение, которое показалось ему вечностью, замок щелкнул. Двери распахнулись, пропуская гостей. Они вошли, низко опустив головы, боясь даже пошевелиться или как-то не так вздохнуть. Роберт заламывал руки, как мальчишка, глядя на носки своих ботинок, которые кое-как были видны за выпирающим животом. — Селвин, я велел, чтобы меня не беспокоили, — раздался холодный и спокойный голос Темного Лорда, как всегда пробирающий до самых костей. — Простите, господин, — пролепетал слуга, боясь поднять взгляд на государя. — Сэр Пиритс сказал, что у него важное донесение. Речь идет о предательстве. — Вот как, — молвил Повелитель Магической Британии. Роберт ощутил, как его твердый, как гоблинская сталь, которой обычно окружали замки чистокровных волшебников, взгляд коснулся его головы. — Пожалуй, я уделю внимание сэру Пиритсу. Надеюсь, он не зря отвлек меня от важных дел, — выделив интонацией слово «важных», сказал Волдеморт. Стражник удалился. Роберт услышал, как за ним захлопнулась дверь, и подавил усилием воли страх. Пусть Лестрейндж боится. Он, Роберт Пиритс, чист. — Мое почтение, Милорд, — склонился в поклоне Пиритс, сложив руки в замок на уровне живота. Он запахнул края огромной черной мантии, чтобы хоть как-то скрыть от взора Повелителя живот. Роберт мельком взглянул на правителя, который сидел за письменным столом, самым обыкновенным, но массивном и твердым, как и он сам. От Темного Лорда веяло древней магией. Сколько Роберт себя помнил, он всегда ощущал эту мощь. Раньше она вызывала в Пиритсе трепет и восхищение, но после воскрешения на кладбище в девяносто пятом году магия Волдеморта больше пугала Пиритса. От нее несло могильным холодом, который саваном окутывал окружающих. А сам лик правителя? Не каждый художник решился бы его изобразить. Новый облик Повелителя внушал ужас всем живым существам, заставлял склоняться в поклонах и молиться всем известным богам, чтобы взор красных глаз никогда не остановился на них. Подле Повелителя, на подставке для ног сидела леди Беллатрикс, в прошлом Лестрейндж. Она сидела на какой-то подставке, как на троне, на который никогда бы не взошла. Как бы Милорд ее ни выделял, он никому и никогда не позволит сравниться с ним. Ни жене, ни собственному сыну, ни внукам. Беллатрикс была облачена в темно-красное платье с тугим корсетом, приподнимающим по-девичьи подтянутую грудь. Кудрявые волосы ее венчала диадема с крупными рубинами, что казалось странным. Приема не намечалось, но, видимо, миледи теперь всегда носила свой символ власти. Ходили слухи, что рубиновую диадему подарил ей царственный супруг. Роберт, взглянув на миледи, столкнулся с враждебным взором темно-карих, прекрасных глаз, как у девушки чистых и полных неудержимой энергии. Беллатрикс всегда его пугала. Пиритс помнил, как Рудольфус, тогда еще его друг, называл ее венгерской хвосторогой и дьяволом в юбке. И Лестрейндж был прав. Беллатрикс еще на школьной скамье пугала окружающих выходками. Ей досталась невероятно красивая внешность и просто ужасный характер, который больше подошел бы мужчине, а никак не чистокровной девушке, старшей дочери влиятельного мистера Блэка. Роберт помнил, что Беллатрикс называли бриллиантом дома Блэк, и понимал почему. Когда-то он сам едва не попал во власть ее чар, чуть не оказался игрушкой в ее руках. К счастью, ему не хватило смелости ухаживать за ней. Рудольфус же решился на это. Он всегда был безбашенным и готовым рисковать. Роберт долгое время не мог поверить, что Беллатрикс посмотрела на Рудольфуса. Она на всех глядела свысока, словно окружающие — пыль под ее ногами. Но Лестрейнджу удалось приручить дракона. Так думали все, и Роберт в том числе. Он завидовал более удачливому и хитрому врагу. Лестрейнджу всегда доставалось все самое лучшее. Рудольфус создал семью с женщиной, которую любил, у них родился чудесный сын, похожий на мать и одаренный магией. Лестрейндж быстро занял место по правую руку от Темного Лорда, как и его отец-когда-то. Все ему давалось легко. Беллатрикс была примерной женой и леди. Она всюду следовала за мужем, служила ему опорой и поддержкой в делах, щитом и мечом. Все удивлялись, как такие разные Лестрейнджи, оба наделенные сильными характерами, смогли найти опору друг в друге и обрести любовь и взаимопонимание. По всем законам супруги должны были поубивать друг друга, чего Пиритс втайне желал. Но чуда не случилось. Лишь после победы всплыла правда. В действительности все оказалось иначе, чем казалось. Брак Лестрейнджей оказался холодным расчетом, фальшивкой. Они так ловко обманывали публику, что никто не мог даже заподозрить их во лжи. Даже члены семьи, скорее всего, ничего не знали. Сигнус Лестрейндж оказался никаким не Лестрейнджем, а отпрыском Беллатрикс от Темного Лорда. Но Рудольфус так его любил и оберегал! Родного ребенка так не любят. Пиритс удивлялся тому, как причудливо сложилась судьба. Стало ясно, почему Лестрейндж так быстро поднялся по карьерной лестнице, почему занял кресло министра. А после свадьбы его дочери, о которой никто ничего не знал до поры до времени, и принца Сигнуса и вовсе стал третьим человеком в стране. После Темного Лорда и бывшей жены, которая поддерживала его во всем. И вот, глядя в глаза миледи, Роберт понял, что она сделает все, чтобы вывести бывшего мужа из-под удара. Она не забудет того, что для нее сделал Рудольфус, и Беллатрикс единственная, к чьему мнению временами прислушивается Милорд. Оставалось надеяться, что Повелитель не делает исключений из правил. Он всегда говорил, что предателей нужно выжигать огнем и мечом. Закон един для всех, иначе он не закон. Но так ли это? — Говори, Пиритс, — с тенью пренебрежения в голосе велел Волдеморт. — Я пришел сообщить о государственной измене, мой господин, — склонив голову, произнес Роберт, а в следующий миг ощутил, как виски сдавливает тупая головная боль. Темный Лорд применил ментальную магию. Боль пульсировала в висках и распространялась от них по всей голове. Роберт до крови закусил губу, чтобы не застонать. Оказывается, это больно, когда копаются в твоей голове. Особенно, если щиты слабы. Когда Темный Лорд закончил, Пиритс с трудом устоял на ногах, обливаясь холодным потом. Он пошатнулся, но кое-как поймал равновесие, ощущая, что от напряжения весь взмок. Опасливо подняв голову, Пиритс взглянул на Повелителя, который откинулся на спинку кресла, сжимая от ярости губы. Его глаза сделались совсем красными. Беллатрикс обеспокоенно ерзала на своем сиденьи и косилась на мужа, но все еще хранила молчание. Видимо, даже она не решалась заговорить, чувствуя, как от магии становится трудно дышать. — Приведи свидетеля, — велел Темный Лорд страшным голосом, тихим и свистящим, похожим на шипение ядовитой змеи. Роберт поспешил выполнить приказ, радуясь, что скоро покинет кабинет государя. Он ретировался, поклонившись в дань уважения. Только в коридоре Роберт понял, что играл с огнем. Когда Пиритс покинул кабинет, Беллатрикс обеспокоенно взглянула на Повелителя. Она знала его больше тридцати лет, всегда была рядом и в минуты радости, и в мгновения крайнего бешенства. Она знала, как он реагирует на разные события. И вот теперь понимала, что грядет катастрофа. В воздухе заклубилась темная магия, источником которой был Повелитель. Он сидел, расправив плечи, как холодная и неприступная статуя. На лице — ни единой эмоции, только пальцы рук сжимали подлокотники кресла так, словно те скоро осыпятся прахом на дорогой ковер. — Мой Лорд, — прошептала Белла, мельком восхитившись мощью, исходящей от господина. Тот перевел на нее взбешенный взор багряных глаз, от которого к горлу женщины подступила мучительная тошнота. Голос Беллатрикс послужил спусковым крючком. Миледи вскрикнула от неожиданности и подскочила на месте, когда оконное стекло со звоном треснуло и осыпалось осколками. Магия закружила в воздухе, сметая со стола документы и отчеты, над которыми Повелитель работал до прихода Пиритса. Что за вести он принес, кто посмел предать? Белла не знала ответов, но злилась на Роберта, поскольку не всегда имела возможность побыть с мужем наедине. Только-только они оказались вместе, пусть за работой, как явился Пиритс. И что он принес? — Оставь меня, — велел Темный Лорд. Беллатрикс хотела вступить в спор, но под взглядом мужа поежилась и поняла, что лучше отступить. Она поднялась и, поклонившись, покинула кабинет, думая о том, как бы ей узнать, что произошло.***
Рудольфус Лестрейндж, не ведающий, что тучи над ним стремительно сгущаются, находился в кругу близких. Он сегодня побыл в министерстве недолго, что случалось очень редко, обычно ему приходилось работать с раннего утра до позднего вечера. Вернувшись домой к обеду, Лестрейндж проводил время с членами семьи, в гостиной. Сидя на диване рядом с Асентусом, Рудольфус объяснял ему, как работают инвестиции, а юноша, точнее, уже мужчина, внимательно его слушал, изредка кивая. Он, в отличие от Рабастана, все прекрасно понимал и схватывал на лету. Асентус был умен и начитан, он был усидчив и хитер. Ум, унаследованный от матери, теперь мог работать на благо рода. Рудольфус нашел ему правильное применение и теперь видел в племяннике приемника на политической арене. Если у него не родится сын, Асентус сможет взять управление в свои руки. У него имелась акулья хватка, он взвешивал все решения и умел расставлять приоритеты, в отличие от отца. Асентус Лестрейндж, отпустив прошлое и научившись жить с чувством вины, кажется, нашел свое место в мире. Он видел, что дядя начал считаться с его мнением, видел, что взгляд Рудольфуса все чаще и чаще светится гордостью. Все это расправляло его крылья. Рабастан Лестрейндж, тоже присутствовавший в гостиной, не ощущал спокойствия брата и радости сына. Пытаясь унять тоску на душе, от которой становилось мерзко от самого себя, он играл с внуком. Руди-младший очень походил на отца, а значит, и на предательницу-бабушку. Видеть в ком-то близком черты жены было омерзительно. Рабастан злился, но понимал, что это глупо. Асентус и Рудольфус-младший ни в чем не виноваты. Рабастан помогал внуку собирать поезд и нагружать его игрушками. Мальчик улыбался и смеялся шуткам дедушки, его светлые глаза светились радостью. — Деда, давай поставим пушку! — вскрикнул Руди-младший, показывая Рабастану игрушечную пушку. — Давай, — кивнул тот, сперва не поняв, что обращаются к нему. Время летело с ужасающей скоростью. Еще вчера он сам был ребенком, а теперь уже дедушка. Кажется, он никогда не был отцом. Рабастан покачал головой, думая, что многое упустил в своей жизни. — Но за пушку кто-то должен отвечать, — лукаво взглянув на внука, молвил Рабастан и поставил к пушке фигурку рыцаря, облаченного в форму Пожирателей Смерти. — Как хорошо получилось! — промолвил мальчик и от радости захлопал в ладоши, привлекая внимание матери, которая стояла у окна рядом с Полумной и ее маленькой дочерью. Лаура ответила на улыбку сына ласковым взглядом, после чего обратила его на подругу. — Не перестаю умиляться твоей дочери, — сказала Лаура, глядя на Пандору, которая пускала пузыри и неосмысленно глядела по сторонам. Взгляд зеленых глаз все еще казался расфокусированным. — Хотела бы я девочку. — Она у тебя будет, — с улыбкой ответила Луна, с нежностью глядя на ребенка в своих руках. О, как же она ее любила, до безумия и помешательства. Луна не знала, что можно любить так сильно. — Я назвала бы ее Гвиневрой, в честь матушки, — сказала Лаура, мечтательно улыбнувшись. Рудольфус Лестрейндж хотел взять с журнального столика, стоящего рядом с диваном, бокал вина, как вдруг ощутил жжение в Темной метке. Схватившись за предплечье, он взвился на ноги. Смолкли все разговоры. Члены семьи с беспокойством на него уставились. — Что-то случилось? — спросила Луна, которая уже давно уняла страх и ненависть перед мужем. Тот мельком на нее взглянул. — Милорд призывает, — сообщил он, направляясь к выходу, как и подобает Пожирателю Смерти. — Пойти с тобой? — спросил Рабастан, взволнованно глядя на него. — Не стоит, — отмахнулся Рудольфус и покинул гостиную, чтобы выйти в холл и аппарировать. Ему был открыт доступ в замок Повелителя в любое время суток. Это бы знак особого расположения милорда. Однако стоило Лестрейнджу с хлопком появиться в холле замка правителя, как его окружили люди в форме Пожирателей Смерти. Рудольфус изумленно вскинул брови, ничего не понимая. Это что еще за фокус? Вроде первое апреля не скоро. Из-за тени колонны вышел Антонин Долохов, которого Рудольфус считал близким другом. Они через многое прошли вместе, их дружба скреплена войной. Но глаза Долохова, видневшиеся в прорези маски, не сулили ничего хорошего. — Рудольфус Лестрейндж, вы обвиняетесь в государственной измене. Холодный и словно чужой голос Антонина Долохова прозвучал очень громко в тишине замка. Рудольфус с изумлением на него смотрел, пытаясь сообразить, что происходит. Но поток мыслей никак не складывался в картинку. Ох, и куда он влип на этот раз?***
— Значит, Лестрейндж арестован, — задумчиво промолвил Люциус Малфой, начиная расхаживать по своему кабинету в родовом гнезде Малфоев. Во время волнений или размышлений он всегда так делал. Еще одна привычка, унаследованная от отца. Домовик с готовностью кивнул, сжимая пальчиками края наволочки. Люциус его прогнал, и эльф с радостью ретировался. Люциус думал о сложившейся ситуации. Все шло так, как он хотел. Неудивительно, он же Малфой. — Отец, что происходит? — спросил Драко Малфой, сидевший в кресле за столом напротив места отца. Тот устало на него взглянул, словно сомневался в его умственных способностях. — Вы причастны к аресту сэра Рудольфуса? — Нет, — солгал Люциус, с нажимом глядя на сына. — Это дело рук Роберта Пиритса. Драко не поверил отцу. Давно прошли те времена, когда младший Малфой безоговорочно доверял родителю. Но интуитивно Драко понял, что не нужно задавать лишних вопросов и что лучше сделать вид, будто он поверил словам сэра Малфоя. — На чьей вы стороне? — спросил Малфой-младший, и его отец вновь взглянул на него, как на полного кретина. Этот взор не понравился Драко, но он промолчал, что было очень трудно. — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Люциус. — Я — Малфой, и у меня только одна сторона. Сторона моей семьи. Вопросов не осталось. Драко смотрел на родителя, расхаживающего по кабинету, и понимал, что тот затеял очередную игру. Игру против двух сильных соперников. Интересно, кого лучше выбрать кровным врагом? Пиритса или Лестрейнджа? Ответ очевиден. Или нет? Младший Малфой тяжело вздохнул, вынимая из серебряного портсигара, подаренного матерью несколько лет назад, сигару. Он слишком устал от этих интриг, склок, от войны за власть. Что ни день, так очередное столкновение. Теперь еще и отец из каких-то личных мотивов вот-вот втянет их семью в очередную войну. И когда же закончится эта бесконечная грызня за место под солнцем? Драко чувствовал смятение, и сомнения одолевали его. Он закурил, сожалея, что рядом нет ни матери, ни покойной жены. Они всегда внушали ему уверенность. Без них он чувствовал себя совершенно слепым и слабым. — Что будет, если они узнают, что ты играешь против них? — Ничего страшного. Они до нас не доберутся, — уверенно изрек Люциус Малфой, и в его глазах промелькнуло хитрое выражение. О да, Малфой никогда не сомневался в своих силах. Кто-то мог говорить, что он излишне самоуверен, возможно, так оно и было. Однако Люциус Малфой помнил слова Антонина Долохова: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское». Оставалось только выбрать подходящее шампанское, чтобы отпраздновать скорую победу. — Скажи, какой у нас девиз? — внезапно спросил Люциус, садясь за письменный стол. Что толку в метаниях, когда все предрешено? Осталось немного подождать и протянуть руку помощи кому надо. Мужчина уперся твердым взором в сына, развалившегося в кресле напротив. Драко поежился под его взглядом. — «Чистота всегда одержит победу», — сказал младший Малфой, машинально взглянув на висящий над камином герб рода — буквой «М» с двумя драконами и девизом, написанным латинскими буквами. — А главное правило, которому я тебя учил столько лет? — спросил Люциус и мысленно добавил: «И которое ты так и не усвоил». Драко нахмурился и подавил желание закатить глаза. Он не понимал, почему отец затеял эту бесполезную, с его точки зрения, беседу. — Разделяй и властвуй, — ответил Драко, и его родитель удовлетворенно кивнул. — Этим я и занимаюсь, — сказал Люциус, но младший Малфой так его и не понял. Это отразилось в его глазах, и глава семьи поджал губы, жалея, что кровь Блэков в сыне слишком сильна.