Ноябрь 2003 года. Магическая Британия. Норд-Райдинг. Лестрейндж-холл.
Лаура расхаживала по большой детской комнате, укачивая на руках маленького ребенка, который никак не мог успокоиться, испуганный отсутствием близких людей. Малышка Пандора плакала, точнее, надрывно кричала, изводя всех обитателей замка, хотя Полумна ранее говорила Лауре, как ей повезло с дочерью. Мол, кроха очень тихая и спокойная, без причины не плачет, тихо лежит в колыбели и не склонна к громким истерикам. Кажется, леди Лестрейндж недооценила дочь. Очень недооценила. — Ну, что же с тобой, маленькая? — спросила Лаура, покачивая ребенка, завернутого в тонкое бежевое одеяльце, украшенное лентами и кружевами. Пандора, разумеется, не ответила, продолжая кричать. Ее личико покраснело от напряжения, по подбородку стекали слюни, она в буквальном смысле кричала, надрывно и даже требовательно. Кажется, упрямство в крови у всех Лестрейнджей без исключения. Лаура утерла носовым платочком с щек малышки слюни и снова начала ее укачивать. У няньки от воплей Пандоры разболелась голова, и Лаура ее отпустила отдохнуть. Оставить малышку одну в детской не представлялось возможным, даже эльфа Пандора не воспринимала. Видимо, Полумна слишком изнежила дочь, раз она хотела все время быть у кого-то на руках. Самостоятельно лежать в колыбели крохотная мисс Лестрейндж не желала, а потому кричала, требуя, чтобы пришла мать. Видимо, девочка уже привыкла к матери и отцу, поэтому инстинктивно искала родителей. Пандора начала затихать, утомленная истерикой, Лаура уже ощутила облегчение, но напрасно радовалась. Девочка передохнула, чтобы снова завопить. Лаура, морщась, попыталась спеть Пандоре песню на родном французском языке, но перекричать малютку не смогла. К тому же у миссис Лестрейндж начала болеть голова. «О, Мерлин, надеюсь, невиновность сэра Рудольфуса и Луны будет поскорее доказана, иначе я рехнусь сидеть с Пандорой. Кто бы мог подумать, что такая малютка может издавать такие звуки», — думала Лаура, вспоминая, как вскоре после ухода сэра Лестрейнджа в родовой замок явился Антонин Долохов в сопровождении трех Пожирателей Смерти. Безусловно, защита замка без труда пропустила их. Долохов являлся другом Рудольфуса Лестрейнджа, которому он безоговорочно доверял. Лаура же всегда побаивалась этого мрачного и дикого мужчину с обожженным лицом и твердым взглядом ярко-синих глаз. Было в нем что-то пугающее и жуткое. Она поспешила спрятаться за спину мужа, при этом Асентус настороженно смотрел на гостя, видимо, он ему не очень-то доверял, или же Асентус побаивался темного волшебника, чья дурная слава могла с легкостью переплюнуть славу его отца. Полумна, держащая на руках дочь, поднялась с дивана, на котором сидела до прихода гостей, и шагнула к Долохову. Лаура изумилась ее храбрости, но по побледневшему лицу и взволнованному взгляду серых глаз она поняла, что Луна сама боится, но она хозяйка замка, жена сэра Лестрейнджа, значит, должна иметь прекрасные манеры и следовать приличиям. — Добрый день, сэр Долохов, — сказала Луна, не сводя взгляда с лица гостя. Она словно пыталась считать его эмоции так, как ее всегда учил Рудольфус. «Смотри в глаза, они никогда не врут», — этот урок сэра Лестрейнджа, кажется, помнили все. — Добро пожаловать в Лестрейндж-холл, — продолжила Луна. Ребенок на ее руках, почувствовав волнение матери, тихо захныкал. Луна начала укачивать дочь, продолжая глядеть на присутствующих. — Вот это да, Долохов, — зычно прозвучал голос Рабастана Лестрейнджа, который отходил покурить и только-только вернулся в гостиную. Долохов, хмуро взглянув на Рабастана, сухо кивнул на его приветствие. Тот приблизился к другу и протянул ему руку. Долохов молча ее пожал. — С чем пожаловал? — спросил Рабастан, а увидев сопровождение главнокомандующего армией, нахмурился и со смешком спросил: — А охрана тебе зачем, ты ж не девица на выданье. — Я пришел арестовать леди Лестрейндж по приказу Темного Лорда Волдеморта, — твердо и уверенно промолвил Антонин Долохов, все же собравшись с мыслями. Рабастан с неверием на него посмотрел, потом перевел озадаченный взгляд с друга на невестку, затем обратно, словно не понимал, что происходит. Лаура напряглась и вздрогнула, выглянув из-за плеча мужа. К ней подбежал маленький Руди, очевидно, почувствовав, что обстановка становится недружелюбной, он взял мать за руку и прильнул к ней. Лаура положила руку на плечо сына, глядя на Луну. Леди Лестрейндж стояла неподвижно, прижимая к себе ребенка, который зашелся тихим и жалобным плачем. Она, кажется, тоже не понимала, что происходит, или делала вид, что не понимает. — Ты в своем уме? — отмер, наконец, Рабастан, сжимая руки в кулаки. Он славился резкостью и вспыльчивостью. Недаром говорили, что Рудольфус — ум, а Рабастан — сила. — Когда мой брат узнает… — Рудольфус Лестрейндж обвинен в государственной измене и заключен в темницы замка Повелителя. Темный Лорд лично отдал приказ, — сообщил Долохов, глядя на Лестрейнджа. В его голубых глазах на мгновение промелькнула жалость, но она тут же сменилась равнодушием. — Это какая-то ошибка. Рудольфус не мог, — горячо возразил Рабастан, делая шаг к Долохову, словно пытался его в чем-то убедить, но Антонин остался непреклонен. — Леди Лестрейндж, до окончания следствия вы будете заключены под стражу, — переведя взгляд на Луну, сообщил Антонин Долохов. Рабастан уже хотел снова возразить, но тут в диалог вступила Луна. — Леди Лаура, будьте любезны, присмотрите за моей дочерью, — сказала уверенно и спокойно Полумна, удивив всех присутствующих своим поведением. От нее ожидали истерику и слезы, возражения, но она сохранила самообладание. Видимо, общество мужа не прошло без следа. Лаура приблизилась к подруге и забрала из ее рук плачущую Пандору. Заглянув в серые глаза леди Лестрейндж, Лаура увидела в них тщательно скрываемую тревогу и нежелание расставаться с ребенком. Присутствовал в глазах и страх, но Луна старалась не поддаваться панике и вести себя холодно. Отдав родственнице дочь, Полумна приблизилась к командиру армии так, что только подол бежевого платья зашуршал по дорогому ковру. — Воля Повелителя — закон, — спокойно сказала Луна, вытянувшись в струнку. Рабастан с изумлением глядел на невестку, Лаура закусила губу от страха, Асентус хмурился, явно ничего не понимая. — Рад, что вы осознаете это, — сказал Антонин Долохов, прославленный благодаря жестокости и беспощадности к врагам. Лаура думала, что он наденет на руки Луны кандалы или свяжет ее путами, но Долохов не осуществил ни того, ни другого. Наверное, понимал, что она никуда не сбежит, или осознавал, что, несмотря на обвинения, перед ним леди Полумна Лестрейндж, жена сэра Рудольфуса Лестрейнджа. Так или иначе, Луну увел позорный конвой. Члены ее семьи глядели ей вслед и не понимали, что же случилось. На руках Лауры ревела маленькая дочь Полумны и Рудольфуса, а Лаура не знала, что ей делать с девочкой. — Я к Повелителю, — сказал Рабастан, направляясь к выходу. Он хотел понять, что произошло, откуда столь глупые и абсурдные обвинения. Свет на происходящее мог пролить только Темный Лорд. — Я с вами, — выступил к отцу Асентус, но Рабастан смерил его раздраженным взглядом темно-карих глаз. Было ясно, что он с трудом сдерживается, чтобы не разнести что-нибудь от злости. На виске у него вспухла венка — верный признак подступающего бешенства. Асентус, видимо, понимал, что в таком состоянии отец может натворить глупостей. Все же интриги и терпение — не его таланты и добродетели. — Останься в замке, может, что-то вскроется, — велел Рабастан, и Асентус понял, что спорить бесполезно. С тех пор прошел день, а ситуация не менялась. Рабастану не удалось поговорить с Повелителем, тот никого не принимал. Зато он побеседовал с Беллатрикс, которая тоже была потрясена и обещала помочь. Но все бесполезно, Повелитель никого не желал ни видеть, ни слышать. Он инициировал проверки должностных лиц и членов организации. Началась тотальная чистка в рядах Пожирателей Смерти. Выявились коррумпированные элементы, в дома волшебников, подозреваемых в лояльности к повстанцам, начались обыски. Уже отыскали несколько пособников сопротивления среди среднего класса. Магическую Британию трясло. Темный Лорд искал предателей и находил. Пока он в таком состоянии, никто не мог повлиять на него, и вставал вопрос, что будет с Лестрейнджами. Как бы ни пытались скрыть информацию об аресте министра, она просочилась в общество. Ползли слухи о государственной измене, о предательстве. Все ждали решения Повелителя. На Лестрейнджей теперь смотрели косо. Рабастана подобное приводило в неистовое бешенство так, что он едва ли непростительными не кидался на всех, кто косо на него смотрел. Асентус относился к этому спокойнее, хотя гнев полыхал и в нем. Лаура все это время находилась в Лестрейндж-холле рядом с дочерью подруги, которая страдала от отсутствия родителей. Что хуже всего, маленький Руди, кажется, начинал ревновать мать к родственнице и теперь тоже начинал капризничать. — Не успокаивается? — спросил Асентус Лестрейндж, войдя в детскую. Лаура повернулась к нему и обреченно посмотрела на супруга. Она, облаченная в серое домашнее платье, с наспех собранными черными волосами, казалась очень уставшей. — Да, — кивнула Лаура, продолжая качать девочку, но бесполезно. Пандора весила немного, меньше ее Руди в таком же возрасте, но Лаура носила ее на руках приличное количество времени и теперь у нее гудели руки. — Есть ли просветы, когда же Повелитель поймет, что они невиновны? — спросила Лаура. Асентус тяжело вздохнул, провел рукой по черным волосам, приглаживая их. Под его светлыми глазами залегли тени, лицо казалось бледным и уставшим. — Проблема в том, что они виновны, — сказал негромко Асентус. Лаура вздрогнула. Пандора, видимо, почувствовав, что говорят про ее родителей, затихла. — Не может быть, — ахнула Лаура, и в ее глазах отразилось изумление. — Может, — вздохнул Асентус. — Речь идет не о прямом предательстве, а о косвенном. Дело в том, что дядя передавал деньги тестю по просьбе жены на ремонт дома, на открытие магазина. Вот только он не проверил, куда точно уходят средства. Сожительница Ксенофилиуса Лавгуда, Андромеда, оказалась связана с повстанцами. Она передавала им средства. Неизвестно, как связан сам мистер Лавгуд с повстанцами, и связан ли. — Но разве он не арестован? — спросила Лаура, припоминая кое-что. Рабастан за завтраком сказал, что отца Луны арестовали в тот же вечер, что и Луну, но там какие-то трудности. — Арестован, но не все так просто, — ответил Асентус, проходя вглубь комнаты. Он сел в глубокое бежевое кресло рядом с колыбелью кузины и подпер подбородок ладонью. — Кто-то, предположительно Андромеда Тонкс, стер Лавгуду память. Лаура ахнула. Какой ужас, но обливэйт можно преодолеть с помощью ментальной магии. Вроде, ей так говорили. — Память стерли не обливэйтом, а чем-то более мощным, предположительно, родовым заклинанием рода Блэк. Андромеда до побега с грязнокровкой принадлежала к этому великому дому. Тонкс скрылась вместе с внуком. Когда к ним пришли, то обнаружили только Лавгуда, валяющегося на полу без чувств. Ни Андромеды, ни ее щенка, ни их вещей в доме не обнаружили, — сквозь зубы, с небывалым раздражением процедил Асентус, которого вся эта ситуация немало злила, что казалось удивительным. Обычно он сохранял хладнокровие и казался равнодушным к внешнему миру, пока дело не касалось непосредственно его. — О, Мерлин, — вскрикнула Лаура. — Надеюсь, их поймают, — сказала она. Конечно, Лаура понимала, что ждет предателей, и питала к ним жалость, но, выбирая между семьей и людьми, которых не знает, Лаура предпочитала близких. — Самое неприятное, что это дядя несколько лет назад дал амнистию Андромеде и ее щенку, — промолвил Асентус с раздражением. — Права была матушка, добро, как и зло, наказуемо. Люди не ценят хорошего отношения. Лаура была вынуждена согласиться с супругом, осознавая, что они попали в ужасную ситуацию. Но есть же сыворотка правды, ментальная магия. Один допрос, и Повелитель поймет, что Лестрейнджи верны ему и невиновны. О своих мыслях Лаура тут же поведала мужу, но тот лишь криво усмехнулся, словно удивлялся ее наивности. — Да, дядя не знал, куда идут его средства, не проконтролировал их. Но незнание не освобождает от ответственности, — ответил Асентус снисходительно. — Да и закон един для всех, иначе он не закон. Темный Лорд в любом случае накажет их. Он не прощает ошибок, а дядя совершил не одну. — Но… — пискнула Лаура, ощутив дурноту. О жестокости правителя ходили легенды, не зря же он Темный Лорд, что же будет? — Я не знаю, как Повелитель их покарает. Рабастан Лестрейндж тем временем тоже не знал, что делать. Он занялся поиском Андромеды. Необходимо отыскать предательницу и сдать ее Повелителю. Мужчина пребывал в бешенстве, злоба кипела в нем и искала выход, и Рабастан, как пес-ищейка, шел по следу врага, мечтая растерзать его. Андромеда всегда была подлой, он помнил ее очень хорошо. Они росли вместе, и она всегда завидовала более сильной и красивой старшей сестре, строила козни и пакостила, при этом притворялась серой мышкой, скрывая дурные черты за маской спокойствия и скромности. Как же Рабастан ненавидел таких людей. Когда Андромеда сбежала, пострадала репутация Блэков. Эта дрянь не подумала о своей семье, о проблемах, которые их постигли из-за нее. Андромеда трусливо сбежала от ответственности перед семьей и родом, прикрыв свою трусость любовью. Лестрейндж пустил по следу оборотней. Рано или поздно они поймают след, перевернут весь магический и маггловский мир, но Тонкс окажется в его руках, и тогда… Жесткая ухмылка расцвела на губах Рабастана Лестрейнджа. Фантазия в подробностях расписывала все, что он с ней сделает, как приложит Круциатусом ее внука, о котором она даже не подумала. Из приятных размышлений Лестрейнджа вырвал треск, донесшийся от камина. Он поднял голову от бумаг и увидел, как пламя окрасилось в зеленый, и в камине появился человек. — Люциус Малфой, чем обязан? — спросил Рабастан, откинувшись на спинку кресла. Он временно занял кабинет брата, поскольку там Руди хранил все бумаги. Не стоит думать, что вотчина брата ему нравилась. Рабастан всю жизнь бежал от ответственности, и даже к закату жизни ничего не изменилось. Кресло брата казалось ему жутко неудобным. Стол — громоздким. Ему казалось, что его заключили в тиски. Лестрейндж взмахом палочки снял с камина защиту и отодвинул каминную решетку. Гость ступил в кабинет, внимательно оглядывая обстановку. Рабастан настороженно глядел на Малфоя. Когда-то они были друзьями, но не теперь. Люциус всегда был умен и хитер, но с годами довел эти черты до абсолюта, даже Рудольфус обращался с ним крайне осторожно. Рабастана же отталкивала некая скользкость Малфоя. Он просто не любил людей такого склада, да и тот факт, что Люциус избежал Азкабана, раздражал. — Здравствуй, — улыбнулся Малфой. — Я пришел предложить помощь, — сказал Люциус, внимательно глядя на собеседника, который грузно сидел в кресле за столом. Рабастан был напряжен и встревожен — это читалось в его облике. Он напоминал натянутую до предела тетиву. Если не ослабить натяжение, тетива порвется. — И как же ты поможешь? — с ухмылкой спросил Рабастан, пытаясь скрыть беспокойство. Люциус в противовес ему казался абсолютно спокойным и уверенным в себе, точнее, самоуверенным. — На решение Повелителя ты не повлияешь. — К сожалению, да, — кивнул Люциус, поджав в сожалении губы. В его глазах промелькнуло сочувствие, но верить ему нельзя, Рабастан точно знал это. — Но Рудольфус — мой друг, — сказал Малфой. — Я немало удивился, узнав о том, что его обвиняют в измене. Разве это возможно? И, конечно, я злюсь на Роберта Пиритса за то, что он посмел бросить тень на Рудольфуса. Слова Люциуса Малфоя звучали с сожалением. Он еще что-то говорил, уверял, что сделает все возможное для спасения семьи друга и его самого, но Рабастан уже его не слушал. Лестрейндж пытался узнать имя того, кто доложил Темному Лорду, выступил в роли крысы, но никто не знал, все хранили молчание. Люциус Малфой же помимо воли выдал ему имя виновника краха Рудольфуса. Рабастан уже ощущал гнев и желание сомкнуть руки на шее Роберта. Напрасно он слушал брата, надо было давно выпустить ублюдку кишки. Может, устроить ему несчастный случай? Каждый человек смертен и, что хуже всего, внезапно смертен. Роберт вполне может удариться головой о дверной косяк или споткнуться на лестнице… Рабастан Лестрейндж, погруженный в океан злобы и ненависти, не заметил, как в серых глазах Люциуса Малфоя промелькнуло радостное выражение. Все складывалось так, как он хотел. Люди сами не понимали, что играют по его правилам. Оставалось только подождать, когда соперники перегрызут друг другу глотки, и добить победителя. Вот и все. Разделяй и властвуй, прав был Абраксас, это правило работает в любую эпоху. Надо почаще к нему прибегать, может, тогда они выберутся из опалы.***
Девушка стучала зубами не то от холода, не то от боли. Ей казалось, что каждая ее косточка переломана в нескольких местах. Голова болела, к горлу подкатывала тошнота, а привкус крови никуда не уходил, как бы она ни отплевывалась, от тошнотворного вкуса на языке избавиться невозможно. Лукреция открыла глаза и, с трудом повернув голову, с тоской посмотрела на чашку с водой, стоящую в углу. Ей хотелось пить, но она просто не могла встать и подойти к воде. Все ее тело нещадно болело, каждое движение теперь — пытка. Лукреция обреченно снова смежила веки, пытаясь унять боль, которая превратилась в сплошное пятно и, как зверь, терзала ее каждое мгновение. Она вспомнила, как некоторое время назад — Лукреция понятия не имела, сколько дней прошло, — в домик, который для нее выделил Темный Принц, явился сам наследник престола. Уже тогда, увидев, как он входит в гостиную, где она читала очередной любовный роман, стоило насторожиться. Сигнус казался таким же, как обычно, прекрасным и идеальным, словно фантазия юной и глупой девушки. Его серые глаза казались холодными и равнодушными, кожа была все так же бледна и красива, без единого изъяна, черные, кудрявые волосы — зачесаны на пробор. Сигнус казался спокойным, и Лукреция позволила себя обмануть кажущимся благополучием. Она, увидев принца, тепло и нежно ему улыбнулась, начиная играть влюбленную девицу, поднялась с диванчика, стоящего у окна, шагнула ему навстречу. — Любовь моя! — вскрикнула она на английском. Эту фразу она выучила первой. Сигнус неспешно к ней подошел, глядя равнодушно в лицо любовницы. Полы его черной мантии с тихим шелестом скользили по ковру, походка казалась крадущейся, как у хищника, вышедшего на охоту. Сигнус остановился в шаге от Лукреции, которая продолжала смотреть ему в лицо без страха и стеснения. Она подумала, что у них очередная игра. Сигнус любил подобные игры. Хищник — жертва, хозяин — служанка. От них он еще больше заводился и утолял с Лукрецией желание. Видимо, Шарлотта, его жена, не позволяла с собой играть в постели. Внезапно Лукреция ощутила слабую головную боль, сдавившую череп. Она даже не успела ощутить сильной дурноты, как все прекратилось. Девушка удивленно моргнула, а в следующий миг, взглянув в лицо любовника, увидела в его глазах ярость, вспыхнувшую ярким и неистовым пламенем. Лукреция хотела отшатнуться, интуитивно ощутив грядущую угрозу, но не успела. Сигнус занес руку, и на ее лицо обрушился чудовищный по силе удар. От него Лукреция не устояла на ногах, все же она была и оставалась слабой женщиной, а принц между тем был мужчиной в расцвете лет, сильным и неудержимым. Лукреция упала на ковер, больно ударившись коленями, она хотела уже закричать и потребовать объяснений, как Сигнус резко вцепился рукой ей в волосы, сгребая золотистые пряди в кулак, и с силой оттянул ее голову назад. Лукреция вновь закричала, слезы заискрились в ее глазах, она сквозь пелену уставилась на взбешенного Сигнуса, нависающего над ней. Лукреция вцепилась рукой в его руку, сжимающую ее волосы и причиняющую ей боль, попыталась разжать пальцы — бесполезно, хватка у него была стальная. — Любовь моя, ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Сигнус. От звука его голоса, точнее, от шипящих ноток в нем Лукреция еще больше задрожала. Мозг между тем, несмотря на страх, лихорадочно заработал. Что он хочет услышать? На ум приходил только второй ее любовник, которого она нашла в Британии. Да, она делила постель не только с Сигнусом, но разве это повод поднимать на нее руку? — Я не виновата, мессир, вы сами говорили, что не держите меня, и я вольна делать все, что пожелаю, — пробормотала Лукреция, силясь унять страх. Она глядела широко распахнутыми глазами в словно окаменевшее лицо Сигнуса и все пыталась хоть что-то на нем прочитать. Сигнус усилил хватку на волосах Лукреции, и она помимо воли расплакалась от боли. Что происходит, что он желает услышать? Лукреция не понимала, если только… Нет, он не мог узнать. — Видишь ли, птичка, — заговорил принц снова. Девушку передернуло, когда она услышала слово «птичка». Сигнус называл ее так в минуты страсти, и Лукреции раньше нравилось это прозвище. Она даже не думала, что в это слово можно вложить столько ненависти. — Я очень удивился, когда узнал, что ты поставляешь сведения господину Дориасу. Лукреция побледнела и задрожала. Ее раскрыли, господин Дориас предупреждал, что она должна быть осторожна, где же она прокололась? — Я не поверил в это, думал, что это какая-то ошибка, даже получив письмо, которое ты отправила ему, — продолжал рассказывать Сигнус, которому, видимо, необходимо было выговориться. — Ну то, в котором был оттиск печатки на моем кольце. — Он показал ей руку, на безымянном пальце которой сияло то самое злосчастное кольцо. — Я не хотел верить, что ты предала меня, Лукреция, но я убедился, что мой человек не ошибся. Предательница, — прошипел он последнее слово, отпустил ее волосы и отступил назад. Лукреция поспешила от него отползти, но вскоре уперлась спиной в диван, на котором сидела до прихода Сигнуса. — И о твоем втором любовнике я тоже знаю. Неужели тебе было мало меня? — спросил принц с издевкой. У Лукреции мысли путались, она все пыталась что-то сказать, что-то разумное, способное спасти ей жизнь. Но в голову совсем ничто не шло. Почему-то Лукреция не сомневалась, он убьет ее. — Мой принц, — заговорила она дрожащим голосом и вдруг вспомнила, что ее волшебная палочка лежит на тумбочке, расположенной неподалеку от дивана. Если она успеет добраться до тумбочки, то у нее появится шанс спастись. — Простите меня! — Она заплакала, надеясь, что слезы смогут его разжалобить. Лукреция смотрела на неподвижного и словно окаменевшего Темного Принца через пелену слез и растрепавшиеся светлые волосы, и в ее глазах светилась надежда. — Господин Дориас хотел убить всю мою семью, он угрожал мне, у меня не было выбора. — Лжешь, дрянь, лжешь, — произнес Сигнус. — Я видел Лоренцо Дориаса в твоих мыслях, он подослал тебя ко мне в качестве шпионки, и ты согласилась добровольно. Да, Сигнус применил ментальную магию и выведал все тайны Лукреции. Он знал, что она влюблена в Лоренцо Дориаса, министра магии Магической Италии, знал, что она поставляла ему сведения. Знал все… Сигнус отвлекся, чтобы вытащить из чехла на поясе волшебную палочку. Лукреция поспешила воспользоваться моментом, наивно думая, что сможет победить темного волшебника. В следующий миг она завизжала не своим голосом, когда оранжевый луч неизвестного ей заклинания пролетел в воздухе. На ее глазах проклятье полоснуло ее по запястью — она дотянулась до волшебной палочки и даже успела сжать рукоять, намереваясь запустить в принца что-нибудь покрепче. Лукреция, заливаясь слезами, дернулась в судороге, видя сквозь пелену слез, как кисть ее руки отделяется по разрезу и безжизненно соскальзывает с тумбочки на пол. Кровь хлестала из обрубка, заливая наряд девушки, и ручьями стекала на пол. Сквозь пульсирующую боль и помутившееся сознание Лукреция услышала торопливые шаги Сигнуса. Она дернулась, прижимая к себе искалеченную руку, инстинктивно пытаясь остановить кровь и спрятаться от чудовища, которым обернулся ее любовник. Темный Принц недолго думая схватил ее за искалеченную руку, направил на нее волшебную палочку, и Лукреция завопила во всю силу легких. Она ощутила запах горелой плоти и, не в силах противостоять адской боли, провалилась в спасительную темноту. Когда Лукреция пришла в себя, рука все еще горела. Сигнус прижег рану, чтобы она не истекла кровью и не умерла раньше времени. Лукреция попыталась приподняться, но тщетно. Она с трудом повернула голову, пытаясь понять, где она. — Не надейся на чудо, — раздался мелодичный и красивый женский голос. Лукреция напряглась, с трудом подняв голову и положив ее на сбившуюся подушку, набитую травой. Запах прелой травы Лукреция прекрасно знала. Она видела, как отворилась тяжелая железная дверь с маленьким решетчатым окошком. В тусклом пламени свечей Лукреция увидела обладательницу голоса, вошедшую, очевидно, в ее темницу. — Ну, здравствуй, — насмешливо произнесла девушка чуть старше ее, брезгливо оглядывая камеру и саму Лукрецию. — Выглядишь ужасно. Ты не против, что я на «ты»? Мы, можно сказать, родственницы. — Незнакомка растянула алые губы в улыбке, впившись взглядом в изнеможенное лицо Лукреции. — Кто…ты? — спросила та, случайно пошевелив пострадавшей рукой. Новая порция боли пронеслась по телу. — Я жена принца Сигнуса, — ответила неизвестная. — Неужели он обо мне ничего не рассказывал? — спросила она насмешливо-снисходительным тоном. Лукреция знала, как зовут жену ее мучителя и любовника. Шарлотта, на итальянский лад Карлотта. Красивое имя. Лукреция представляла жену любовника иначе, некрасивой, толстой, с кривыми зубами и косыми глазами. Ей было приятно думать именно так, сама-то она была прекрасна, как ангел, только-только сошедший с небес. Но Шарлотта Слизерин не была уродлива. Вместо седых спутанных волос — рыжие, в полумраке они казались красными. Глаза у нее совсем не косые, а красивой миндалевидной формы, насыщенного зеленого оттенка, редкого и удивительного. Само лицо тоже оказалось красивым, нет ни прыщей, ни бородавок, только маленькая аккуратная родинка на щеке. Жена принца была красива. Облаченная в дорогое зеленое платье с корсетом, приподнимающим грудь, да в черную мантию, она напоминала принцессу, сошедшую со страниц средневековых сказок. И почему Сигнус обратил взор на нее, на Лукрецию? — Ты не представляешь, как я ждала нашей встречи, — продолжила Шарлотта, улыбаясь. Она безжалостно смотрела на поверженную соперницу, и в глазах ее горела насмешка. — Зря ты не прислушалась к моим предупреждениям. — Вспомнив мелкие гадости, которые творила под влиянием бессильной ревности, Шарлотта усмехнулась. — Теперь спасения не будет. Это твои последние часы. Сказав это, леди Шарлотта ушла, оставив изнемогающую от боли Лукрецию в темницах неизвестного замка. Девушка закрыла глаза, ощущая панику и ужас. Она понимала, что ей не спастись. Чуть позже пришел Сигнус и приложил ее Круциатусом. О, как сильно было проклятье в его исполнении. Лукреция кричала до тех пор, пока не сорвала голос и не потеряла сознание. Сигнус пообещал ей смерть, но почему-то не привел приговор в исполнение. Сейчас, вспомнив все это, Лукреция бессильно разревелась. Она ждала смерти, но та не приходила. Сигнус исчез, только ее тюремщик Иван Долохов изредка приходил, чтобы кинуть ей кусок хлеба и налить воды в пиалу, стоящую в углу, до которого Лукреция ползла, срывая ногти и обдирая кожу на единственной оставшейся ладони.***
— Сядь и успокойся, — жестко произнес Сигнус, которому уже порядком надоело видеть, как жена мечется по его кабинету, заламывая руки. От ее метаний рябило в глазах и начинала болеть голова. Шарлотта остановилась посреди кабинета, скрестив руки на груди. Она с обидой смотрела на мужа, который сидел за письменным столом и глядел на нее мрачным взглядом серых глаз. — Прошу, сделай что-нибудь! — в который раз за день взмолилась Шарлотта, вспомнив о том, что случилось с отцом. Когда Рабастан Лестрейндж написал ей об аресте Рудольфуса, она сперва не поверила, а потом потребовала у мужа объяснений. Тот подтвердил, что сэр Лестрейндж арестован и помещен в темницу замка Темного Лорда по приказу правителя. Новость до такой степени потрясла Шарлотту, что она едва не лишилась чувств. К счастью, Сигнус успел придержать ее под локоть. Лестрейнджи не знали, что им делать. Темный Лорд не принимал, Долохов, отец Ивана, вел расследование, но встретиться с ним пока было невозможно. Шарлотта просила мужа свидетельствовать в пользу ее отца, но Сигнус отнекивался, говоря, что не смеет идти против Повелителя. Шарлотта просила, нервничала, истерила и снова просила. Каждый разговор с мужем заканчивался ссорой. — Повелитель не тронет твоего отца. Максимум, что ему грозит — это ссылка, — сказал Сигнус, глядя на взволнованную и нервную жену. — Ну да, а в темнице он его для профилактики держит? — с иронией, пытаясь скрыть за ней страх, спросила Шарлотта, всплеснув руками и снова начиная ходить по кабинету. Сигнус закатил глаза. — Твой отец высылал повстанцам крупные суммы денег, — напомнил он. — Мой отец не знал об этом, — возразила Шарлотта, готовая снова вступить в спор. — Незнание не освобождает от ответственности, — жестко сказал Сигнус, и она задохнулась от возмущения. — Во всем виновата Полумна и ее не менее глупый отец, — вскрикнула Шарлотта, приблизившись к письменному столу супруга и оперевшись на него руками. — Еще твоя тетушка-предательница. Сигнуса передернуло, когда он вспомнил о роли Андромеды Блэк. Да уж, повезло с родней, что ни говори. Обе тетки — предательницы. Мать превыше всего ставит Повелителя, сам Повелитель хочет использовать Сигнуса, как племенного быка. Жена скоро задушит во сне подушкой. Чудесная семейка. — Андромеда Блэк исчезла вместе с внуком, ее ищут, — ровным голосом проговорил Сигнус. — Как найдут, допросят и казнят. — Правильное решение, — процедила Шарлотта, с раздражением глядя в глаза мужа. — Ну да, учитывая, что это твой отец свидетельствовал для ее освобождения, — усмехнулся Сигнус, и Шарлотта сжала руки в кулаки, готовая собственноручно растерзать предателей. О, зря ее отец помог Лавгуду и Тонкс, надо было предать их смерти, как и Полумну. Правильно говорят, что добро наказуемо. Рудольфусу Лестрейнджу предстоит получить благодарности по полной программе, главное, чтобы он не потерял голову от этих почестей. — Теперь оставь меня, мне нужно работать, — велел Сигнус, давая понять, что беседа окончена. Он взял и открыл одну из папок, лежащих на его письменном столе. Шарлотта взглянула на него с тенью разочарования и, подобрав подол платья, покинула кабинет мужа, напоследок громко хлопнув дверью. Принц, закатив глаза, захлопнул папку и отшвырнул ее от себя. Мерлин, как он устал от происходящего. Что ни день, так очередная неприятность. Теперь жена на него злится, а ему просто нельзя вмешиваться. Если он выступит против отца сейчас, то поставит на кон свою жизнь. Кто тогда защитит Шарлотту и двойняшек? Никто. Жаль, что жене всего не объяснить. Сигнус едва не зарычал от бессильной ярости, мечтая на ком-то отвести душу. Жену он не трогал, помня, что в постели в минуты ярости теряет голову и может сделать ей больно. Он до сих пор чувствовал вину, что как-то грубо овладел супругой на подоконнике в замке отца. Тогда они сильно повздорили, и Сигнусу впору было опасаться за свою жизнь. Супруга у него крайне мстительная особа, если бы они не помирились, Шарлотта подослала бы к нему домовика, и он бы подсластил его чай каким-нибудь ядом. Сигнус потер переносицу. Он уже готовил казнь для Лукреции, жестокую и ужасную, уже предвкушая расправу. Он лишил ее руки и несколько раз приложил пыточным проклятьем, дальше расходовать магию на предательницу он не намерен. Лукрецию ждет неприятный сюрприз. Долохов должен все организовать.***
Кутаясь в тонкий плед, который ей любезно предоставил Антонин Долохов, Луна никак не могла согреться. Ее арестовали некоторое время назад, вроде, прошли только сутки, но Луне казалось, что она тут давно. Полумна, отвыкшая от холода и суровых условий, очень быстро замерзла и теперь пыталась согреться, расхаживая по маленькой камере. Темницы под замком Темного Лорда отличались от камер в Малфой-мэноре. Там они были большие и просторные, с низкими потолками. В одной камере содержалось сразу несколько узников, в стены были вмонтированы цепи и кандалы, чтобы сковывать ими пленников. На полу в обилии валялась солома, нужду справляли по углам прямо на эту солому. Луна помнила, как несколько месяцев жила в темницах под Малфой-мэнором, помнила холод и голод. Помнила липкий страх, который посещал ее всякий раз, когда она видела кого-то из рядовых солдат, охраняющих пленников. Это были оборотни, отъявленные ублюдки, воры и насильники. Иными словами, все, кого освободили из Азкабана взамен на службу. Полумне тогда было чуть больше шестнадцати лет, и она, к сожалению, была довольно миловидна. Кто-нибудь да бросал на нее заинтересованные взгляды, как бы она, дрожа от холода, ни пряталась в уголке темницы, сжимаясь в трясущийся не то от холода, не то от страха комок. Когда она сбежала из Малфой-мэнора, казалось, что кошмар закончился, но благополучие не продлилось долго. Гарри Поттер проиграл в битве за Хогвартс, самом кровавом сражении за всю историю магического мира. Луна помнила, как Темный Лорд и Гарри, ее первый друг, сошлись в схватке. Помнила, как хотела крикнуть ему «осторожней», но зря. Гарри Поттера поразила Авада Кедавра, на этот раз проклятье сработало, хотя Луна пыталась верить, что он встанет. Их всех, защитников школы и их родственников, пришедших за школьниками-героями, погнали в большой зал, где хотели закрыть до суда. Школьники тащили раненых, Луну схватил один из рядовых Пожирателей, в котором она с ужасом узнала одного из бывших тюремщиков, который приходил чаще других и смотрел на нее особенно пристально. Преступник хотел оттащить ее в один из классов, Полумну тогда парализовало от страха и ужаса. Ксенофилиус, раненый в плечо и с трудом стоящий на ногах, вступился за дочь, за что получил крепкое проклятье от рядового. Луна помнила, как отец отлетел к стене, пораженный проклятьем, и как впечатался в нее с характерным хрустом. Полумна тогда закричала во всю силу легких, пытаясь вырваться из лап оборотня, но тот так сильно стиснул ее запястье, что она расплакалась от боли. Слезы застилали ее взгляд, губы дрожали, все плыло перед глазами. Луну била нервная дрожь, неизвестно, чем бы все кончилось. Защитники замка, обреченные и сломленные, не обращали на нее внимания, поскольку оборотень оттащил ее от потока людей. К счастью, помощь все же пришла. — Тебе заняться нечем? — раздался властный и твердый мужской голос. — Я это, сэр Лестрейндж, конвоирую ее, — сказал, словно оправдываясь, преступник. — Оставьте девчонку в покое, — велел Рудольфус Лестрейндж. — У Повелителя задание тебе. В лес сбежали несколько грязнокровок. Возьми своих щенков и поймай беглецов. Преступник кивнул и нехотя пошел исполнять приказ. Луна же на дрожащих ногах кинулась к потерявшему сознание отцу, не замечая, что на нее, прищурив зеленые глаза, смотрит Рудольфус Лестрейндж. Луна покачала головой, вспоминая такие подробности. Нервные потрясения стерли из ее памяти эти детали. Оказывается, Рудольфус спасал ее несколько раз. Неизвестно, чем бы закончилась та встреча с рядовым, возможно, она бы давно покоилась в могиле. Луна сжала замерзшие руки в кулаки и ощутила тень досады. Ее арестовали из-за отца. Он связался с повстанцами, как и Андромеда. Луна столько сделала ради него, согласилась стать игрушкой Рудольфуса Лестрейнджа ради него, отдала ему себя и свою честь, ломала свои принципы ради отца, а он? Он по сути обесценил все ее жертвы. Сделал их пустыми и бессмысленными. Нет, Полумна не злилась на отца. Она все еще его любила, они — часть друг друга. Ей просто было страшно и обидно. Помня слова мужа, что страх делает людей слабыми, Луна пыталась скрыть его за маской спокойствия. Получалось так себе, все же она не Рудольфус. Луна помнила, как ее доставили в замок Повелителя и отвели в темницы. Долохов, вопреки ожиданиям, обращался с ней бережно, видимо, понимал, что обвинения в измене — абсурдны. Но измена-то была. Луну отвели в одиночную камеру, в которой имелась кровать, сносное белье, тумбочка и уборная, огражденная маленькой перегородкой. Видимо, даже в такой плачевной ситуации ее защищала фамилия мужа. Оказавшись в камере, Луна прошлась по ней, оглядываясь по сторонам. Она пыталась мыслить холодно, думала, что конкретно произошло, как ей спастись и есть ли шанс. В предательство мужа она не верила. Сама ничего не совершала, значит, правда рано или поздно победит. Главное, чтобы не поздно. Луна, ощутив холод, все же она была в домашнем платье без корсета, которое не годилось для темниц, сорвала с кровати плед и завернулась в него без тени брезгливости. Она знала, что могло быть хуже. Вспомнить хоть лагерь для повстанцев, и как они жили до постройки первых бараков. Их поселили в сараях, спали они на матрацах из соломы с накинутыми сверху простынями. Хвала Мерлину, лето выдалось теплым, и дожди шли нечасто, иначе она бы заболела и умерла. Осенью их переселили в деревянные бараки, продуваемые всеми ветрами. Там постоянно царил холод, запах затхлости и безысходности. Луна помнила все и знала, что всегда может быть хуже. Так говорил ей муж. Понимая, что у нее начинает болеть голова от стресса и недосыпа, вызванного волнением и холодом, Луна все же села на кровать. Чтобы отвлечься, она начала думать о дочери. Как она? Сыта ли? Луна покачала головой, прекрасно зная, что ее ребенка не дадут в обиду и будут внимательно за ней смотреть. Не потому, что Луна доверила дочь Лауре, а потому что Пандора — Лестрейндж. Луна многое готова была отдать, чтобы снова ощутить приятную тяжесть ребенка в своих руках, чтобы поцеловать макушку девочки с пушком светлых волос, чтобы заглянуть в ее зеленые глазки. Полумна настолько свыклась с материнством и привыкла к дочери, что уже не представляла себя без нее. Из размышлений Полумну вырвал звук открывающейся двери. Она взвилась на ноги, глядя на того, кто пришел. Волнение отразилось на ее лице, когда она узрела леди Беллатрикс Лестрейндж, облаченную в черное платье и мантию. Волосы ее были собраны в высокий пучок, на лице царило напряжение и волнение. — Миледи, — пискнула Луна, пытаясь унять дрожь в коленях и липкий страх, щупальцами оплетавший все ее существо. Луна нашла в себе силы поклониться, помня, что Беллатрикс, можно сказать, королева страны. Миледи заперла дверь камеры и смерила узницу мрачным взглядом карих глаз, от которого Луну передернуло. Она очень не вовремя вспомнила, как Гермиона Грейнджер рассказывала о пытках, которым ее подвергла леди Беллатрикс. Женщина прошла вглубь камеры, поигрывая волшебной палочкой в руке, и Луна неотрывно глядела на ее оружие, боясь пошевелиться, словно это могло привлечь внимание и спровоцировать вспышку ярости. — Повелитель велел мне допросить тебя, — негромко сказала Беллатрикс. Луна побледнела пуще прежнего. — Не бойся, я не кусаюсь, — усмехнулась женщина, и Полумну передернуло. Она втянула голову в плечи и давила в себе желание зажмуриться, словно это спасло бы ее сейчас. — Как вам угодно, — пролепетала Полумна. — Тебе повезло, что ты жена Рудольфуса, — усмехнулась Беллатрикс, взмахом палочки превращая прикроватную тумбочку в удобное кресло. Она села в него, как на трон и уперлась взором в узницу. — Садись, разговор будет долгим. Луна села на кровать, держа спину прямо, она приподняла подбородок, надевая на лицо маску равнодушия. Кто бы знал, чего ей это стоило. Чтобы скрыть дрожь в руках, Полумна расправила подол платья, кое-где заляпанный пылью и грязью темниц. — Что вы желаете узнать? — спросила Луна официальным тоном. Рудольфус как бы между делом учил ее, как вести переговоры, как общаться с людьми выше нее по статусу. Главное, не пресмыкаться и не терять стати и достоинства. Это было очень сложно, учитывая, что страх волнами захлестывал сознание, лишая возможности мыслить трезво и адекватно. — Все, — ответила Беллатрикс, прямо глядя на Луну. Они сидели прямо и гордо, обе связанные с Рудольфусом Лестрейнджем. Его вторая жена и третья, абсолютно разные и в то же время чем-то похожие. — Я немало удивилась, когда узнала, что Рудольфус обвинен в измене. Повелитель отправил людей для ареста твоего отца, который лично передавал деньги человеку, связанному с сопротивлением, но мистеру Лавгуду стерли память. Он не помнит ничего с 1990 года. Очнувшись, он спросил, где его жена. Луна побледнела, услышав слова Беллатрикс. Отец потерял память, вернее, ее стерли. Внезапно она ощутила тень радости и облегчения. Он не помнит, совершал ли он предательство. Значит, можно сказать, отец чист. Но все не может быть так просто. — Андромеда? — спросила Луна, вспомнив о мачехе. — Сбежала. Это она применила к твоему отцу заклятье Блэков и трусливо сбежала от правосудия. Мы ее обязательно найдем, — воинственно пообещала Беллатрикс, и в ее глазах вспыхнул огонь неудержимой ярости. Луна инстинктивно отпрянула, ощутив, как дрожь прошла по ее телу от макушки до пяток. Она никогда не забывала о том, кто такая леди Беллатрикс, и не обманывалась ее лицом и поведением. Миледи слыла человеком прямолинейным и вспыльчивым, она могла сказать человеку в лицо все, что думает. Впрочем, социальный статус позволял, кто что ей скажет? У Луны перед глазами стоял другой образ леди Беллатрикс, не светской леди, не жены Темного Лорда и матери его единственного ребенка, о нет. Та Беллатрикс была из воспоминаний, из Битвы за Хогвартс, из битвы в отделе тайн. Избавившись от юношеского максимализма и пережив кровавые потрясения, Луна удивлялась, как они вообще выжили после всех этих заварушек. Это же надо было прийти в голову — выступить против взрослых волшебников, профессиональных темных магов. Чудо, что никто из горе-героев, возомнивших о себе невесть что, не пострадал в серьезных сражениях. Однажды Полумна упомянула этот факт при Рудольфусе. Тогда они начали говорить о неразумных и глупых поступках. Лестрейндж упомянул геройство жены в битвах и выставил все в дурном свете. Луну это очень задело, и она сказала, что умеет держать палочку в руках и держит, судя по всему, неплохо, раз они победили в Отделе Тайн. Лестрейндж снисходительно посмотрел на нее и усмехнулся кончиками губ, словно насмехался над ее глупостью. «Вы не пострадали, потому что у нас не было приказа убивать. Вы были детьми, у большинства Пожирателей Смерти имелись дети вашего возраста, или близкого к нему. К тому же большая часть была чистокровна. Если бы мы хотели убивать, то вас ничто бы не спасло от гибели». — Рудольфус говорил это спокойно и уверенно, и Луна ужаснулась, осознав, что муж прав. Было верхом глупости и наивности думать, что они смогут противостоять Пожирателям Смерти в реальном бою. Битва за Хогвартс показала истинное положение дел. Много школьников погибло в том сражении, но даже в этом, по словам Рудольфуса, виновата администрация школы. Шла война, а на войне всегда есть жертвы. Темный Лорд дал время на эвакуацию, но дети, возомнившие себя храбрыми героями, воителями, решили сопротивляться, хотя должны были покинуть школу. И вот теперь, глядя на прошлое трезвым взглядом, Луна понимала, что война — дело взрослых людей, а не детей. Не дай Мерлин, что-то случится, она не позволит дочери сражаться с кем-либо. У детей должно быть детство. Повзрослев, Луна трезво мыслила и анализировала ситуацию, как учил ее муж. Вот и теперь, глядя на Беллатрикс, она ощущала исходящую от нее угрозу, но умом понимала, что Миледи не покалечит ее. Ее оберегает фамилия мужа. Впервые в жизни Полумна радовалась, что она Лестрейндж. — Что будет с моим отцом? — спросила Луна немного нервно. Ее взгляд бегал, только он выдавал ее смятение и страх. — Беспокойся лучше о себе, — резко заметила Беллатрикс так, что Луна вздрогнула всем телом. — Твой отец будет казнен. — Но он ничего не помнит, — пробормотала Луна, ощутив небывалую дурноту и слабость. Рассудок ее помутился. Слава Мерлину, она сидела, иначе свалилась бы на грязный пол. Страх потери отравил разум, сердце гулко застучало в груди, дыхание перехватило. — Факт измены доказан. Есть свидетели. Схвачен посредник, которому твой отец передал часть денег Рудольфуса. Под пытками он во всем сознался, — сообщила Беллатрикс, наблюдая за Полумной, которая тщетно боролась с подступающими к глазам слезами. Луна понимала, что, если Темный Лорд отдал приказ о казни, жертву ничто не спасет, ничто ей не поможет. Осознание этого рождало ужас и панику. Ком подкатил к горлу, губы задрожали, глаза помимо воли увлажнились. Полумна, пытаясь скрыть слезы, подняла взор к потолку, кусая губы. Она даже не думала кого-то о чем-то молить, точно не Беллатрикс. Если бы Рудольфус был рядом и мог повлиять на ситуацию, то Луна кинулась бы к нему, упала на колени, унижалась, просила, обещала бы все что угодно. Но Беллатрикс молить бесполезно. Миледи тем временем вытащила из кармана мантии флакончик из черного стекла. Луна обреченно на нее посмотрела, думая, что во флаконе яд. Она должна была понять, что Андромеда — предатель. Хотя предатель ли? Андромеда выбрала сторону много лет назад и несмотря ни на что сохранила верность выбору. Предательница как раз Полумна. Она поменяла сторону, хотя и выбора у нее особо и не было. Или был? Но между потерей близкого человека и его спасением Луна выбрала второе. Она просто боялась остаться одна, но отец обесценил ее жертву. Какая теперь разница, если он умрет? — Вы меня отравите, не так ли? — спросила Луна. Она понимала, что сопротивляться бесполезно. Как бы она ни кричала от ужаса, как бы ни вырывалась, от Беллатрикс она не сбежит. Обреченность овладела ее сознанием. Было неимоверно обидно, до слез, что ее жизнь так скоро оборвется. Луне казалось, что она только-только начала жить. С материнством у нее открылось второе дыхание, мир заиграл новыми красками, стало как-то веселее и солнечней. — Что будет с моей дочерью? — давясь непрошенными слезами, готовыми вот-вот пролиться, спросила Луна. От слез нос заложило, голос ее звучал приглушенно. — Прошу, позаботьтесь о ней. — Успокойся, это не яд, — промолвила Беллатрикс. — В ментальной магии я не сильна. Не думаю, что ты хотела бы, чтобы допрос вел Повелитель, после его вторжения голова болит еще несколько дней. Долохов тоже не подходит тебе, он мужчина, да и предпочитает Круциатус. Рабастан отпадает, он родственник. Я, конечно, предпочитаю второе непростительное, но из уважения к Руди прибегну к сыворотке правды. Луна с замиранием сердца слушала Беллатрикс и, услышав про сыворотку правды, вздохнула с облегчением. На фоне яда сыворотка казалась совсем безобидной. Беллатрикс откупорила флакон и протянула его леди Лестрейндж. Полумна взяла его дрожащей рукой, чудом не выронив, и опрокинула, поморщившись от горьковатого вкуса. Беллатрикс забрала из рук Полумны пустой флакон и убрала его в карман мантии. Луна смотрела на нее, чувствуя, как тело наливается слабостью и тяжестью. Промелькнула паническая мысль, что вместо сыворотки ей подсунули яд, но Луна не успела развить эту мысль. Белая пелена вытеснила все из ее сознания, слабость и покой заполнили сознание. Луна сидела на кушетке и неосмысленным взглядом серых глаз смотрела на Беллатрикс. Миледи удовлетворенно усмехнулась и начала задавать вопросы, прекрасно зная, что сыворотка правды развяжет чей угодно язык. Луна отвечала бесцветным голосом, даже не понимая, что происходит и почему. Она просто говорила. Уже после второго вопроса Беллатрикс поняла, что девчонка ничего не знала о предателях и повстанцах. Она оборвала с ними все связи и не ведала, где они и с кем. Даже не знала, что некоторые из ее бывших друзей давно мертвы. Закончив допрос, Беллатрикс наложила на Луну Империо и велела выпить антидот, который предусмотрительно захватила с собой. Полумна послушно выполнила приказ. Миледи сняла подчиняющие чары и наложила сонные чары, решив, что Луне нужно поспать. Если Полумна в чем-то и виновата, то только в том, что отец ее бесхребетный дурак. Конечно, Беллатрикс, как и Темный Лорд, была убеждена, что предательство нужно выжигать каленым железом, беспощадно и жестоко. Но, глядя на спящую Полумну, женщина думала, что она не виновата. Она жена ее бывшего мужа, а Рудольфус явно к ней привязан. Беллатрикс покинула темницы, намереваясь доложить Повелителю о результатах допроса.***
Рудольфус Лестрейндж провел в темнице больше суток. Он сам не понимал, как угодил в такую абсурдную ситуацию, пытался выведать информацию у Долохова, но тот молчал, как будто на него наложили Силенцио. Безусловно, Рудольфус не злился на друга, понимал, что у того приказ и он его выполняет. Но как же хотелось пролить свет на происходящее. Оказавшись в темнице, Лестрейндж прошелся по ней, думая, что его камеру в Азкабане ничто не переплюнет. По сравнению с тюрьмой камера под замком Повелителя казалась пятизвездочным отелем. Рудольфус лег на кровать, не обращая внимания на дряхлую простынь и покрывало. Когда-то, в молодости, он был брезглив. Но после Азкабана от его брезгливости не осталось и следа. Лежа на деревянной кровати, Лестрейндж все пытался понять, как он докатился до такой жизни. Но ничего умного в голову не шло, как назло. Только приход Долохова с ужином пролил свет на происходящее. Его приходу Рудольфус обрадовался. — Объясни хотя бы, что конкретно я сделал, — попросил (приказал?) Лестрейндж, приняв сидячее положение. Долохов поставил поднос со скудной похлебкой на тумбочку и поднял на него взгляд голубых глаз. — Пособничал повстанцам, — сказал Антонин, и брови Рудольфуса помимо воли поползли вверх. Он с трудом сдержал желание расхохотаться от столь абсурдного обвинения. — Ты спонсировал их организацию. Давал деньги тестю, а он передавал их повстанцам. Есть свидетель, он раскололся под пытками. К сожалению, Лавгуду стерли память. Тонкс сбежала. Рудольфус тупо смотрел на товарища, осмысливая информацию. Вот ведь проклятье. Чертов тесть, гадкий родственничек, не зря он его недолюбливал. Надо было отравить его по-тихому и дело с концами. Но Луну было жалко. — Моя вина лишь в том, что я доверял жене, — вздохнул Рудольфус. Да, он виноват. Виноват, что не досмотрел. Виноват, что не проверил, куда уходят деньги, виноват, что расслабился. Наверное, все люди, наделенные властью, совершают одну и ту же ошибку: достигая вершины, они теряют бдительность. Забывают, что, чем больше власть, тем больше врагов вокруг, желающих отнять эту власть. Долохов ушел, а Рудольфус остался наедине со своими мыслями. Он был уверен, что его не казнят. Он годами, точнее, десятилетиями верно служил Повелителю, провел за него четырнадцать лет в Азкабане. Темному Лорду достаточно будет применить ментальную магию, и он поймет, что Рудольфус не совершал измены. Лестрейндж понимал, что виноват. Виноват косвенно. Отец учил его «доверяй, но проверяй». Как Рудольфус мог пренебречь его уроком? Гораздо больше Рудольфуса волновала судьба жены. Она выступала посредником, она передавала отцу деньги. Что будет с Полумной? Рудольфус надеялся, что Полумна не пострадает. Спустя еще некоторое время, когда панические мысли угасли, пришел Долохов и отвел его к Повелителю. Рудольфус паршиво себя чувствовал, от холода разболелась голова, да и старая травма колена дала о себе знать так, что он начал прихрамывать. Явившись в кабинет Повелителя, Лестрейндж поклонился, привычно ощущая трепет и великую силу, исходящую от Темного Лорда. Милорд сидел за столом, как и всегда во время аудиенций. Рудольфуса провели к столу и велели сесть на стул, твердый, деревянный, с высокой спинкой. Лестрейндж сел и устремил взгляд на Темного Лорда, чувствуя, как его бросило в холодный пот. Могучий взгляд Повелителя жег его, причинял дискомфорт, внушал страх. Рудольфус чувствовал себя нашкодившим мальчишкой. — Объясни мне, Рудольфус, как ты отдал средства сомнительным личностям, не проверив, куда точно они идут? — спросил Темный Лорд негромко, но голос его, кажется, проникал в глубины сознания и словно звучал откуда-то изнутри. — Я совершил ошибку, милорд, — произнес Лестрейндж, даже не зная, как оправдаться. Он-то понимал, что виноват. Но виноват не в государственной измене, а в излишнем доверии близким. — Я виноват и понесу наказание. — Если я решу тебя казнить, как и твою женушку? — Лестрейндж напрягся, но волновался он не о себе. Ему не угрожала смерть. Темный Лорд умный человек, он знает, что вернее людей, чем Лестрейнджи, у него никогда не будет. Казнь главы рода отвернет от него Лестрейнджей. Королей выбирает толпа, любая власть держится на тех, кто эту власть поддерживает. Без Лестрейнджей, первых среди равных, все пошатнется. Да и Рудольфус сын Сильвия Лестрейнджа, однокурсника Повелителя, его крестник. Кроме того, Темный Лорд многим ему обязан. А вот угроза в сторону Луны напрягла Рудольфуса. Он привязался к жене, она ему нравилась, и нравилась сильно. Рядом с ней отступали все его тревоги, и ему казалось, что наступила вторая юность. Понимая, что молить о пощаде бесполезно, Лестрейндж сказал: — Ваше решение — закон, мой лорд. Волдеморт усмехнулся, вытащив палочку. Рудольфус напрягся, думая, что его ждет круциатус, но Повелитель лишь применил ментальную магию. Когда сеанс был окончен, Волдеморт удовлетворенно откинулся на спинку кресла, на котором сидел, постукивая пальцами по столешнице письменного стола. Рудольфус закусил внутреннюю сторону щеки. Головная боль сдавливала виски. Темный Лорд перерыл вдоль и поперек все его мысли и воспоминания, но ничего преступного не нашел. — Я не могу тебя убить, Рудольфус, — заговорил Волдеморт спокойно и уверенно. — Ты столько лет мне верно служил. Но я не могу тебя помиловать и не вынести тебе наказание. Всем известно, что я не прощаю ошибок, что выжигаю предательство огнем и мечом. Я не могу тебя просто отпустить. Лестрейндж внимательно слушал Повелителя, прекрасно понимая, к чему все идет. Должность он уже потерял. Глупо обманывать себя пустыми ожиданиями. Рудольфус всегда предпочитал готовиться к худшему. — Если закон имеет исключение для кого-либо, он перестает быть законом, — криво усмехнулся Темный Лорд. — Поэтому я лишаю тебя должности министра магии. Ты и твоя жена отправитесь в ссылку в Магическую Германию. Ты талантлив в политике, и разбрасываться такими ценными кадрами я не намерен. — Каков срок моей ссылки? — спросил Рудольфус мрачно. Он столько лет служил Министром, хорошо выполнял обязанности, но потерял бдительность. Что ж, урок усвоен, спасибо, Полумна. — Ссылка бессрочна. Ты не имеешь права вернуться в Магическую Британию, пока я не позволю. Будешь служить послом Британии. Рудольфус медленно кивнул, ощущая сожаление. Он любил Родину и покидать ее не хотел. Но лучше так, чем смерть. — Что будет с моим тестем? — спросил Рудольфус. Со слов Долохова он уже знал, что Лавгуду Андромеда стерла память. — Он будет казнен. — Повелитель, — начал говорить Рудольфус, прекрасно понимая, что его жена очень любит отца и не простит Темному Лорду убийства родителя. — Я прошу помиловать Ксенофилиуса Лавгуда. Волдеморт с изумлением посмотрел на попавшего в опалу слугу. Даже в таких условиях Рудольфус смеет о чем-то просить. Он всегда был отбит на голову, это у него от отца. От Лестрейнджа стоило ожидать подобного, но Повелитель все равно удивился. Милорд учил своих слуг, что предательство прощать нельзя, что все предатели рано или поздно возвращаются, чтобы отомстить. — Благородство погубит тебя, — сказал Темный Лорд, но, заглянув в мысли соратника, понял его замысел. Что ж, выходило не так уж и плохо. Рудольфус Лестрейндж даже перед сложным выбором всегда останется Рудольфусом Лестрейнджем.***
Шарлотта Слизерин, не зная, куда ей податься за помощью, металась и мучилась. Она навестила дядю и кузена, пытаясь узнать, есть ли новости. Никогда в жизни она так не гневалась на мужа. Сигнус бездействовал и не делал ровным счетом ничего. Совсем, словно Рудольфус Лестрейндж для него абсолютно посторонний человек, как будто это не он столько лет защищал Сигнуса, дал ему свое имя и фамилию. Сигнус, похоже, давно забыл все жертвы, принесенные сэром Лестрейнджем ради Темного Лорда, Беллатрикс и самого Сигнуса. Этого Шарлотта простить не могла. Дядя тоже не знал, как повлиять на Повелителя. Он никого из Лестрейнджей не желал видеть. Рабастан выискивал сбежавшую Андромеду Тонкс, но пока результаты отсутствовали, что приводило дядю в неистовое бешенство. Поняв, что ничего не может сделать, Шарлотта уже готова была бежать к Миледи, с которой ее отношения не складывались. Беллатрикс все еще не могла ей простить брака сына. Как будто бы Шарлотта в чем-то виновата. Сердцу не прикажешь. На сердце миссис Слизерин множилась тревога, в душе рос страх за отца и пропорционально этому росла ненависть к Полумне. Глупая, никчемная, безмозглая девчонка, из-за нее у отца одни неприятности. Что он вообще в ней нашел, почему выбрал ее из множества красивых и богатых девушек? Та же Дафна Гринграсс идеально ему подходила, если уж его тянуло на блондинок. Понимая, что никто не поможет, Шарлотта благополучно преодолела стадию метаний и паники и пришла к стадии отчаяния. Страх терзал ее, и она не знала, как его унять. Сигнус слушать ее не желал, с Иваном Долоховым ее связывали чисто деловые отношения, отец арестован, с Асентусом Шарлотта никогда не была близка. С дядей у нее слишком большая разница в возрасте. Таким образом, из всех людей, способных хоть как-то унять ее тревогу, остался только ее старший брат, Магнус Хоулп, которому она и написала. Не прошло и пятнадцати минут, как с домовиком пришел ответ. Магнус, видимо, был дома, раз так быстро ответил. Шарлотта, получив ответ, удовлетворенно улыбнулась, радуясь, что у нее есть человек, готовый выслушать ее и утешить, попробовать решить ее проблемы. Безусловно, Шарлотта знала, что Хоулп ничего не предпримет в отношении Милорда, не сможет повлиять на его решение и спасти отца, но он был единственным человеком, близким к Шарлотте по духу. Он один молча мог ее выслушать и найти правильные слова. Шарлотта, оставив детей с няней, решила отлучиться на пару часов. Она облачилась в дорожное одеяние, осенний костюм из темно-фиолетовой ткани и темную мантию, надела новенькие полусапожки и, из обиды не сообщив ничего мужу, покинула особняк, аппарировав на Косую Аллею. Главная магическая улица страны встретила ее привычным оживлением. К вечеру вывески магазинов и ресторанов зажигались яркими огнями, улица будто бы получала вторую жизнь. Волшебников было предостаточно, кто-то гулял, наслаждаясь странно теплой погодой. Идя мимо магазинов с прозрачными витринами, Шарлотта видела, как в них толпятся люди. Она получше натянула на голову капюшон, чтобы ее никто не узнал. Будучи женой наследника, Шарлотта часто бывала на светских мероприятиях, возглавляла благотворительный фонд и в Магической Британии ее разве что слепой и глухой не знал. Она не хотела быть узнанной. Зачем лишнее внимание? Шарлотта шла в толпе людей по направлению к заветной цели, к маленькому и относительно тихому ресторану, где обычно встречалась с братом. Она, видя радостные влюбленные парочки, гуляющие под ручки, или же бесстыдно обнимающееся, ощущала тень зависти и злой досады. Сигнус никуда ее не водил. Они не ходили в новый театр, не посещали рестораны, даже покупки Шарлотта делала преимущественно из дома, через почту. А ей временами так хотелось погулять с любимым где-нибудь в парке, просто провести время вместе. Но Сигнусу была чужда романтика, он вообще не понимал намеков и постоянно ссылался на дела. Первые месяцы брака, до беременности Шарлотты, они еще могли аппарировать на побережье и погулять там, часто совершали конные прогулки, выезжали на охоту. Вдвоем. Но с известием о беременности Шарлотты многое изменилось. Сигнус беспокоился о здоровье жены, велел ей сидеть дома и окружил охраной, не спускавшей с нее глаз. Все это бесило свободолюбивую Шарлотту, но она была ослеплена чувствами и молчала. Молчала она и тогда, когда во второй половине беременности Сигнус запретил ей посещать балы и приемы, опасаясь сглаза. Инициативу сына поддержала и Беллатрикс. Шарлотта тогда нажаловалась отцу, думая, что он повлияет на бывшую жену и ее сына, но Рудольфус принял их сторону. Шарлотта уже сама не помнила, когда она просто гуляла по Косому переулку, просто отдыхала без страха наткнуться на какого-нибудь журналиста или радикально настроенного повстанца и прочую нечисть. Только встречи с братом позволяли ей немного развеяться, но встречаться в открытую, под небом и звездами они не рисковали. Мало ли, вдруг кто-то их сфотографирует, а уже к следующему утру жди какую-нибудь статью от ушлого писаки в пророке: «Леди Темного Принца была замечена с любовником», «Что скрывает леди Шарлотта?», «Тайная жизнь жены наследника». Думая обо всех этих заголовках, Шарлотта ощущала дурноту. Никто же не станет разбираться, что Магнус на самом деле ее брат. Собственно, поэтому она часто пряталась за капюшонами и вуалью. Войдя в кафе, Шарлотта прошла в укромный уголок, где, как обычно, ее дожидался Магнус. Она даже не думала, что, скрываясь, дает людям поводы для сплетен и пересудов. Хоулп сидел спиной к залу, снимая ложечкой пену с капуччино. Его рыжие волосы вились от влаги и были собраны в привычный хвост, плечи — расправлены. Несмотря на происхождение матери и статус сквиба, в Магнусе всегда присутствовали стать и достоинство. Видимо, кровь Рудольфуса Лестрейнджа так просто не заглушить. — Брат! — позвала Шарлотта. Магнус повел плечами, встал и повернулся к ней лицом. Они привычно обнялись, при этом Шарлотта ощутила радость на душе. Она обвила руками шею брата, уткнулась носом в его плечо, все же Магнус был выше нее примерно на полголовы. От него пахло травами, как и всегда. — Рад тебя видеть в здравии, — чуть хрипло сказал Хоулп, отстраняясь. Он оглядел сестру и, увидев покрасневшие зеленые глаза, горящие на бледном лице, озадаченно нахмурился. — Что-то случилось? — Отец обвинен в предательстве, — перешла к делу Шарлотта. Магнус вытаращился на сестру, словно услышал самую абсурдную новость за всю свою жизнь. — Хорошая шутка, но не смешная, — сказал он негромко. Они сели напротив друг друга, Шарлотта сразу же взяла салфетку с подставки и начала ее рвать на мелкие кусочки, как делала всегда в минуты волнения. — К сожалению, это не шутка, — покачала головой она, глядя на брата. Тот поднял брови в изумлении. — Отец — предатель? — спросил Магнус и даже испустил смешок. — Я больше поверю, что он мне не отец, чем в это абсурдное обвинение. — Он выписывал деньги со своего сейфа в банке и передавал их сопротивлению. Не последнюю роль в этом сыграла Полумна, — начала объяснять Шарлотта, глядя на брата. Тот хмурился, пытаясь вникнуть в суть, но по взгляду становилось понятно, что него голова идет кругом от информации. — Отец думал, что дает деньги на ремонт дома Лавгуда и на открытие магазина, Полумна просила средства на это… Непонятно, знала ли она истинное положение дел. — Я так и знал, что белобрысая тварь принесет ему неприятности, — злорадно промолвил Магнус Хоулп, и в его голосе прозвучали мстительные нотки. Только непонятно, над кем он смеется, над отцом или над мачехой. — Я тоже в этом не сомневалась, но отец доверял ей, — вздохнула Шарлотта. — Никто не знает, что будет с отцом. — Максимум, что его ждет — ссылка, — заверил сестру Хоулп, глаза которого буквально светились мстительным удовлетворением. Он чуть ли не усмехался. — Отец столько лет положил на алтарь службы Повелителю, томился в Азкабане за его идеи. Темный Лорд ценит верность превыше всех других качеств. — Но косвенную вину никто не отменял. — За косвенную вину его не казнят, — спокойно отозвался Магнус, сохраняя хладнокровие. Он в противовес сестре мыслил холодно. В критических ситуациях его мозг искал выходы и решения, Шарлотта же металась в панике. — Надеюсь, что нашу маменьку мы потеряем. Последняя фраза прозвучала особенно жестоко из его уст. Шарлотту едва заметно передернуло. Она сама была вспыльчива, мстительна и любила злорадствовать над неудачами окружающих, из-за чего у нее было не так много подруг. Но на фоне Магнуса даже Шарлотта казалась ангелочком. В Хоулпе все темные качества, присущие Шарлотте и тщательно скрываемые ею, цвели бурным цветом и пахли. Он даже не пытался их сдержать. Миссис Слизерин не любила Полумну, поскольку ревновала. Девчонка забирала у нее внимание отца, он дарил ей подарки, проводил с ней большую часть свободного времени. Теперь она родила ему ребенка, и они стали настоящей семьей. Семьей, которой у Шарлотты никогда не было. Магнус же не просто не любил Полумну, а ненавидел всем сердцем, кажется, так ненавидеть просто невозможно. Шарлотта понимала, что это обусловлено ревностью, но одной ревности мало для чувства такой силы. — Ты ревнуешь, — проницательно заключила Шарлотта. Хоулп угрюмо кивнул, ничего не отрицая. — Я ее ненавижу, — сказал он честно. — Кажется, я ее возненавидел со дня нашего знакомства. — Ты травил ее, — любезно напомнила Шарлотта. Магнус, усмехнувшись, смерил ее снисходительно-насмешливым взглядом, отчего его глаза отчетливее полыхнули зеленью. — Если бы я хотел ее отравить, то давно это сделал, и никто бы не доказал мою причастность, — сообщил Хоулп, уверенный в своих навыках отравителя. Впрочем, так оно и есть. Шарлотта знала, что Магнус виртуозен в алхимии и зельеварении, словно природа, извиняясь за отсутствие магии, довела один из его талантов до абсолюта. — Не думаю, что Полумну казнят за измену. Она — Лестрейндж, отец сделает все, чтобы спасти ее, — сказала Шарлотта, прекрасно понимая ситуацию. Как бы она ни презирала Луну, смерти ей она не желала. В первую очередь из-за сестренки. Шарлотта сама росла без матери и знала, каково это. Она просто не желала такой же участи Пандоре. — Спасти, — хмыкнул презрительно Магнус. — Для нее он готов сделать все что угодно. А для моей матери не мог выделить лишних пары минут, чтобы просто обнять ее и сказать добрые слова. — Покачав головой, Хоулп вдруг зашелся сухим кашлем. Шарлотта напряглась, глядя на брата. Тот все кашлял и кашлял, чуть ли не задыхаясь. Откашлявшись, Хоулп утер с губ слюну салфеткой и поднял на сестру взор. — Пару дней назад, когда мы с Фелицией гуляли в парке, попали под дождь. Фелиция даже не чихает, а я приболел, — объяснил Хоулп. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Шарлотта с волнением. — Если честно, паршиво. Ноет голова, ломит суставы, кашель замучил, еще и глаза слезятся, словно я хочу реветь. — Тебе нужно к врачу. — Да, я пойду завтра.