***
Магическая Германия. Ноябрь 2006 года. Особняк Рудольфуса Лестрейнджа. Погода стояла солнечная, чему Луна Лестрейндж была очень и очень рада. Когда из-за туч выходило солнце, настроение девушки, теперь уже молодой женщины, менялось в лучшую сторону. Впрочем, на Рудольфуса солнце тоже действовало благотворно. Полумна вошла в кабинет мужа и прислонилась спиной к дверному косяку. Она окинула прищуренным взором серых глаз супруга, пытаясь определить его состояние. Кажется, Рудольфус был вполне доволен жизнью и собой. За прошедшие три года мужчина ни капли не изменился: волосы его по-прежнему горели пламенем, зеленые глаза обладали цепким взором, когда он улыбался, вокруг рта и глаз собирались сеточки морщин. Характер его тоже не претерпел никаких изменений, остался таким же несносно-тяжелым. Луна сама не понимала, как все еще живет с этим человеком. Если бы не дети, она, должно быть, сошла бы с ума. — Не можешь налюбоваться? — спросил Рудольфус, оторвав взгляд от важных бумаг и устремив его на жену. Луна вместо того, чтобы смутиться, улыбнулась, можно сказать, самодовольно. Три года в ссылке изменили ее. Ушел юношеский максимализм, она стала спокойнее, увереннее, взрослее. Теперь она нет-нет да проявляла упрямый характер в спорах с мужем, который, что удивительно, временами ей уступал. Полумна теперь самостоятельно управляла поместьем, прислугой и была вхожа в местное благотворительное общество. Что удивительно, ей нравилась благотворительность, нравилась светская жизнь и свобода, которую она неожиданно обрела, родив мужу троих прекрасных детей. Наверное, Луну изменило материнство. Вполне может быть, так на нее повлияла внезапная скоропостижная смерть отца от болезни. Все же раны, полученные в Битве за Хогвартс, существенно подкосили здоровье Ксенофилиуса Лавгуда. Лечение дало временный результат, и темная магия в конечном итоге победила. Полумна помнила свое состояние, когда Рудольфус спустя три месяца после того, как они покинули Магическую Британию, сообщил ей о смерти родителя. Луна сперва не поверила, подумала, что муж шутит. Но Рудольфус не был склонен к подобным шуткам. В конце концов Полумна истерично рассмеялась, а после и вовсе расплакалась. Она хотела бы проститься с родителем, однако приказ Повелителя не позволил ей вернуться на родину и проводить отца в последний путь. Полумна до сих пор корила себя за то, что так и не смогла спасти отца, который рисковал ради нее жизнью. Да, первое время после начала ссылки она на него обижалась. Все же Лавгуд своими интригами с Андромедой обесценил все усилия дочери. Но отец есть отец, Луна быстро его простила и до сих сожалела, что не смогла в последний раз с ним поговорить и сказать, как она его любит. Со временем боль потери немного стихла. Луна вновь забеременела и чуть больше года назад, в октябре две тысячи пятого года родила сыновей — близнецов Лоркана и Лиссандра. Полумна прошла вглубь кабинета, не сводя с мужа лукавого взгляда серых глаз. Она молча села на свободный стул напротив Рудольфуса, мельком подумав, что когда-то в присутствии мужа боялась даже дышать. Теперь она вела себя как хозяйка особняка. Все же наличие троих детей от Лестрейнджа развязывало ей руки. — У вас сегодня выходной, — произнесла Полумна тоном, не терпящим возражений. Рудольфус откинулся на спинку кресла и обвел ее взором прищуренных глаз, явно пытаясь понять, что задумала жена. — Я хочу, чтобы мы вышли на прогулку. Сэр Лестрейндж усмехнулся кончиками губ. Ни одна его женщина, не считая Беллатрикс, не говорила с ним таким тоном. «Я хочу». «Я желаю». Тон этот был ласков и спокоен, но между тем в нем ясно угадывалась железная уверенность, с которой обычно идут до конца. — Пандора хочет посмотреть на уток, — выложила Луна последний козырь. Так было всегда, когда она о чем-то просила, и Рудольфус сомневался, стоит ли удовлетворять просьбу жены, Луна начинала говорить о детях, и Лестрейндж сдавался. — Ну раз уж Пандора хочет, — усмехнулся Рудольфус. Полумна довольно улыбнулась, понимая, что вечер явно будет интересным. Сидеть в четырех стенах она не желала, вот и приходилось искать развлечения. Супруги переглянулись, когда услышали чьи-то причитания из коридора и топот детских ног. Луна помимо воли улыбнулась и обернулась к двери, которая вскоре отворилась, и в кабинет залетел маленький ураган. — Мама! — радостно вскрикнула трехлетняя Пандора и кинулась к матери, чудом не запутавшись в юбках светло-желтого платья, в которое была облачена. Луна поспешила обнять дочь и поцеловать ее в золотоволосую, непонятно в кого, макушку. Она поправила кудри дочери и заглянула в ее счастливые светло-зеленые глаза того же оттенка, что и у отца. — Я соскучилась, — сообщила девочка, заглядывая в глаза матери. После того она обратила взгляд на отца, обошла письменный стол, чтобы Рудольфус посадил ее себе на колени и поцеловал в макушку. Луна с улыбкой наблюдала за мужем, который, кажется, терял рядом с дочерью всю свою власть. — Герр Лестрейндж, простите, я просила ее не бегать по дому, говорила, что вы работаете. — В кабинет вошла нянечка, держа на руках одного из близнецов, второго мальчика она держала за руку. — Ничего страшного, Мэгги, — ответила Луна, поднимаясь со стула, чтобы подойти к нянечке и забрать из ее рук старшего сына, который всеми силами пытался вытащить из пучка няни все шпильки. — Иди ко мне, Лоркан, — сказала Полумна, протягивая руки к отпрыску, но мальчик проигнорировал мать, продолжая издеваться над Мэгг. Полумна попыталась силой забрать сына, но тот заупрямился, недовольно пыхтя. Его руки вцепились в волосы бедной девушки, а зеленые глаза вспыхнули алчным блеском, когда он все же ухватился за очередную заколку. Лиссандр тем временем спокойно стоял подле няни и ждал, когда его брат угомонится. — Лоркан, — позвал сына Рудольфус, по-прежнему сидя в кресле и держа Пандору у себя на коленях. Мальчик, услышав голос отца, повернул голову на звук, вот только копаться в волосах бедной Мэгг не перестал. Тогда Рудольфус вытащил из чехла на поясе волшебную палочку, демонстративно показал ее сыну и положил на стол. Лоркан смотрел за манипуляциями родителя немигающим взглядом зеленых глаз, после чего замычал. Нянечка поспешила поставить мальчика на пол, а сама начала поправлять прическу, виновато глядя на Полумну. Лоркан тут же подбежал к столу отца и схватил с него волшебную палочку. Луна напряглась, опасаясь, что мальчик покалечит себя. Рудольфус же довольно рассмеялся. Он взъерошил свободной рукой золотисто-русые, по-детски кудрявые волосы сына, довольный его поступком. Лоркан тем временем сосредоточенно рассматривал волшебную палочку, помахал ею, однако был слишком мал и слаб, чтобы магия проявила себя. Луна беспокоилась за своих детей. Старший сын Рудольфуса — сквиб, оставалось надеяться, что ее детей эта печальная участь миновала. — Сделай, — повелительно сказал Лоркан, протягивая отцу его волшебную палочку. Рудольфус, по-прежнему улыбаясь, принял палочку и взмахнул ею, зажигая в воздухе маленький огонек. Пандора, сидевшая на коленях родителя, рассмеялась и захлопала в ладоши, тем самым выражая бурную радость. Лоркан же замер, зачарованно глядя на огонек, его глаза вспыхнули алчным блеском. Мальчик начал тянуть руки к огоньку, пытаясь его потрогать и по возможности стащить. Луна, покачав головой, подняла на руки самого младшего своего ребенка, Лиссандра. Мальчик был копией брата, что неудивительно, они близнецы. Луна поцеловала сына в румяную щечку, и он обвил ее шею руками и положил голову на плечо матери. Полумна любила всех своих детей, все трое были похожи внешне на нее, не считая прекрасных зеленых глаз. Про характеры пока рано говорить, но Луна уже предполагала, что Лоркан в будущем задаст им с Рудольфусом жару. Полумна посмотрела на Рудольфуса, который посадил старшего сына себе на колени рядом с дочерью. Лоркан попробовал спихнуть малышку Пандору с колен отца. Он не очень-то любил делиться игрушками, вкусностями и родительской лаской. Пандора некоторое время терпела, но потом повернулась к брату и вцепилась рукой в его светлые волосы. Лоркан нахмурился, но не заплакал. Он недовольно засопел. Рудольфус поспешил разжать цепкую хватку дочери, понимая, что сейчас дети начнут ссориться, и все закончится слезами. Луна поспешила сделать дочери замечание, что поднимать руку на другого человека плохо, но девочка посмотрела на мать кристально чистым взглядом и лишь безмятежно улыбнулась, став еще больше похожей на нее. Свою порцию замечаний получил и Лоркан, но от отца, но то ли от возраста, то ли от безразличия ко всему он никак не отреагировал и даже не понял, что его поругали. Лишь Лиссандер на руках Полумны оставался тихим и спокойным.***
День давно перевалил за полдень. Похороны сэра Люциуса Малфоя, министра магии, подошли к концу. Тело после церемонии прощания переправили в фамильный склеп Малфоев. А похоронная процессия переместилась из небольшой готической часовни в родовой замок Малфоев. Асентус Лестрейндж, облаченный, как и всегда, в черные одежды, подошел к перилам лестницы и окинул взором холл, перетекавший в бальный зал, заполненный скорбящими гостями. Ну как скорбящими? Искренне горевала только семья Люциуса Малфоя, Нарциссу вовсе хватил сердечный приступ после смерти мужа, она сейчас отлеживалась в своих покоях и лила слезы. Драко пытался держаться, но все равно выглядел подавленным. Он не отходил от своей беременной жены. Астория Малфой, в девичестве Гринграсс, искренне скорбела по свекру и даже не пыталась притворяться. Асентусу в глубине души было ее жаль. Она так юна и нежна, в ней играет юность и эмоции. Миссис Малфой не знает правила жестокой игры, в которую играет ее муж. Если она не станет сильнее и не научится скрывать эмоции и притворяться, то рано или поздно ее ждет крах. На фоне Астории Малфой ее старшая сестра Дафна Крэбб выглядела статуей, пустой и безжизненной. На лице ее застыла маска равнодушия, в синих глазах царили холод и презрение ко всему живому, движения были автоматическими. Кажется, она превратилась в куклу. Но даже красота ее померкла. Асентус прищурил взор и отпил вино из кубка. Да, он помнил Дафну совсем другой, солнечной, улыбчивой и нежной. Она была хрупка и нежна. Такие, как правило, нравятся мужчинам. Когда-то дядя подумывал обручить их, но вмешалась леди Амелия и сама нашла сыну подходящую партию. Хоть за это Асентус был благодарен матери. Лестрейндж усмехнулся, увидев, как его отец, Рабастан Лестрейндж о чем-то беседует с Миллисентой Гойл, вдовой Грегори Гойла, погибшего во время боевой операции чуть больше года назад. Леди Гойл все еще носила траур по мужу, однако иногда Асентус видел ее в компании своего родителя на каких-либо мероприятиях. Он понятия не имел, что у этих двоих общее, но чувствовал, что это принесет проблемы в будущем. Оставалось надеяться, что они не натворят глупостей. — О чем задумался? — услышал Асентус за спиной голос жены. Он повернул голову и увидел, что Лаура встала рядом с ним и устремила взгляд вниз, на гостей. — О будущем, — туманно ответил Лестрейндж, продолжая цедить вино. Лаура лишь покачала головой. — Ты слишком много работаешь, — покачала Лаура головой, положив руку на плечо мужа. — Это мой долг, — ответил Асентус, даже не пытаясь улыбнуться жене. Он был крайне напряжен, поскольку понимал, что внезапная и странная смерть Министра Магии повлечет за собой борьбу за место под солнцем. Оставалось надеяться, что Лестрейнджи выйдут победителями и устоят под натиском врагов. — Повелитель думает вернуть дядю из ссылки, — сообщил тихо Асентус жене. Лаура просияла, глаза ее вспыхнули, как огни. Лестрейндж знал, как его жена привязана к Луне. Они ровесницы, их истории похожи, у них сходные характеры, все это положило начало крепкой и искренней дружбе. — О, я так соскучилась по Луне и ее малышам, — сказала Лаура, уже мысленно представляя встречу с подругой. Асентус усмехнулся. Они были в Германии почти год назад, когда Луна только-только родила близнецов. Лаура не могла наглядеться на малышей и теперь хотела родить еще, но пока зачать ребенка у них не получалось, что ввергало Лауру в уныние. — Думаю, нам нужно вернуться в Лестрейндж-холл, — произнес Асентус. Пока Рудольфуса Лестрейнджа не было в стране, замком и семейным бизнесом управлял Асентус. Получалось у него весьма хорошо, все же сказывалось воспитание Амелии и аналитический склад ума. Однако жить в родовом замке было непривычно, казалось, что он украл что-то у родных, у дяди и его детей. Асентусу было предпочтительно жить в лондонском доме. Но в холле всегда должен быть Лестрейндж, так сказал Рабастан. — Да, Руди, должно быть, заскучал, — ответила Лаура. — Нужно было отправить его к Шарлотте. Асентус сомневался, что это было бы хорошим решением. У Шарлотты и так дома детский сад. Трое своих детей и Арлетта Малфой, которую отправили к родственникам подальше от суеты и похорон. У младшего сына Шарлотты, пятимесячного Альтаира начали резаться зубки, должно быть, миссис Слизерин не отходит от колыбели ребенка. Собственно поэтому она не посетила похороны. Зато Сигнус здесь. Асентус тут же посмотрел на наследника престола и нахмурился. Сигнус с каждым годом все сильнее и сильнее менялся. В его черных кудрях появилась первая седина, он похудел еще сильнее так, что одежда на нем чуть ли не болталась, словно на вешалке. Кожа его стала бледнее, а в глазах застыло странное выражение, словно принц всегда ожидает удара. Почему-то никто не замечал в принце перемен, но Асентус видел их и в душе чувствовал, что Сигнус носит в себе какую-то угрозу. Впрочем, то же чувство охватывало Асентуса, когда он глядел на Темного Лорда. Через некоторое время Лестрейнджи засобирались домой. Асентус и Лаура спустились на первый этаж, вдоволь понаблюдав за аристократами. Асентус приблизился к отцу, который все это время беседовал с миссис Гойл. Но о чем, ради Мерлина, можно с ней разговаривать столько времени? На взгляд Асентуса Миллисента была самой обычной. Высокая, далеко не худощавая женщина, личико вполне приятное, когда улыбается, на щеках появляются ямочки, которые, вроде как, выглядят мило. Волосы у нее темные, вьющиеся. Вокруг глаз сеточка мимических морщинок. Нет, миссис Гойл была мила, но точно не красива. При приближении Асентуса и Лауры Миллисента осеклась на полуслове и окинула их чуточку напряженным взглядом, после чего приветливо улыбнулась, поправив юбку черного шерстяного платья со стоячим воротом. Асентус заметил этот жест и понял, что она волнуется. Рабастан Лестрейндж не подал виду, что что-то не так. Он перевел неопределенный взгляд на сына, но не выказал недовольства, что их с миссис Гойл беседу прервали. — Отец, мы с Лаурой желаем вернуться домой, пока не стемнело, — сообщил Асентус, продолжая глядеть на отца, после этого он перевел взгляд на миссис Гойл, которая опустила глаза в пол, кусая губу. Для вдовушки она, конечно, хороша. И фигура у нее соблазнительная. Рабастан Лестрейндж таких любит. Но у Миллисенты двое сыновей-погодок, и вряд ли она сможет удержать внимание мистера Лестрейнджа. — Хорошее решение, — кивнул Рабастан сыну. — Думаю, мне тоже пора покинуть это мероприятие, — сказал он. Миллисента Гойл, поняв, что она лишняя в узком семейном кругу, пожелав доброго вечера, удалилась. Асентус заметил, каким взглядом ее проводил отец. — Я попрощаюсь с Дафной и Асторией, — сказала Лаура и отошла к сестрам Гринграсс, которые уже не носили эту фамилию. — Ты погляди, — прошептал Рабастан негромко, подавшись к сыну. Он кивнул в сторону столика с закусками. Асентус проследил за его взглядом и подавил усмешку. У столика, беседуя с Антонином Долоховым, стоял Роберт Пиритс. Он все пытался удержать края мантии на своем круглом животе, который, кажется, за эти годы стал больше, чем раньше. — Да уж, — протянул Асентус. — Явиться на похороны человека, которого сам же и убил… Весьма храбро. — Или глупо, — усмехнулся Рабастан, глядя ненавидящим взглядом на врага. — Держу пари, Драко уже угостил его ядом. — Храбрость и глупость часто идут бок о бок, — заметил Асентус, продолжая наблюдать за Пиритсом. — Драко пока не до него. Да и характер банально не тот, — сказал он. Рабастан вынужден был согласиться с сыном. Все же Асентус разбирался в людях куда лучше, чем он сам. Временами Рабастану казалось, что он сын Рудольфуса, а не его. Но Лестрейндж отмел эту идею раз и навсегда. Хотя он люто ненавидел Амелию, брату он доверял. Рудольфус никогда бы так с ним не поступил.***
Лондон. Площадь Гриммо, 12. В детской царил шум и гам. Дельфини и Арлетта играли в войну. Они выстроили фигурки рыцарей, облаченные в мантии Пожирателей Смерти, и имитировали сражение. Такая игра больше подошла бы мальчишкам, а не девочкам, но Салазар предпочитал читать книгу, сидя за столом, и изредка с недовольством поглядывать на сестру и Арлетту. Впрочем, выражать недовольство словесно он не спешил, храня молчание. Была в мальчике черта терпеть до последнего, и Шарлотта понимала, что в будущем это принесет ему проблемы. Но пока ему всего шесть лет, и он может не волноваться о грядущих днях. — Ты будешь играть грязнокровками, — услышала Шарлотта, войдя в детскую, звонкий голос дочери. Дельфини часто говорила с повелительными нотками, она каким-то образом подмяла под себя всех своих сверстников. Даже ребята постарше слушались ее. Наверное, это кровь Блэков дает о себе знать, или Темного Лорда. Шарлотта в детстве больше походила на Салазара, проводила время за книжками. Так она убегала от реальности, в которой ей не было места. Семья ее матери ее не любила, а скорее терпела из-за страха перед именем Рудольфуса Лестрейнджа. Все же Кэрроу предполагали, что Темный Лорд может вернуться, поэтому не выкинули бастарда из дома. Шарлотта не любила родню по матери. Даже сейчас, когда Кэрроу пытались найти себе место под солнцем и давили на жалость, твердя, что они ее вырастили, она с трудом их терпела. Да, Шарлотта была сыта, одета и обута, но за все годы, проведенные под крышей особняка Кэрроу, она не услышала от них ни одного доброго слова. В подростковом возрасте ее называли тощей и уродливой, говорили, что глаза у нее цвета слизи. Волосы отвратительные. Шарлотта помнила все, что ей говорили, и все еще держала на Кэрроу обиду. — Почему я опять за грязнокровок? — спросила обиженно Арлетта Малфой, надув пухлые губки. Дочь Драко и Пэнси росла милой и ласковой девочкой. Она разительно отличалась внешне от черноволосой и сероглазой Дельфи. Арлетта имела светлые, почти белые волосы Малфоев, такие же светло-серые глаза, как у отца, унаследовала от родителя бледную и чувствительную кожу без единого изъяна, но про характер еще рано было говорить. Слишком девочка мала. Шарлотта смотрела на крестницу и не видела в ней ни единой черты своей подруги, Пэнси, виновных в смерти которой еще не нашли. И вряд ли когда-либо найдут. — Потому что я сражаюсь за Пожирателей Смерти, — сказала твердо Дельфи, глядя строго на Арлетту, которая отвела взгляд и вздохнула. Она, может быть, хотела бы возразить, но не рискнула. Все же Дельфи была сильнее ее. Девочки снова выстроили две армии на ковре друг против друга. Дельфи взмахнула своей первой волшебной палочкой, на которой имелись ограничители. Сигнус подарил близнецам волшебные палочки на их шестой день рождений. Шарлотта была против, но принц не стал ее слушать. Дельфи могла колдовать, зажигать огни с помощью магии, зачаровывать игрушки так, чтобы они двигались, как, например, сейчас. Шарлотта села на диван, расправив юбки платья и смотрела, как армии девочек сходятся в бою. Она нахмурилась, увидев, как одна из фигурок в маске Пожирателя Смерти взмахом палочки сносит голову другой. Арлетта вздрогнула от этого, а Дельфи сидела на ковре и улыбалась. Она была облачена в светло-розовое платье с кружевами на рукавах, но, Мерлин, как оно ей не подходило. Дельфини выглядела старше своих шести лет, была довольно высокой для своего возраста. Она могла так хмурить темные брови и так смотреть, что учителя бледнели. Едва ли кто-то из прислуги мог сделать ей замечание. Помимо этого, девочка всегда горой стояла за брата, который не любил шумные компании и на которого в силу характера другие дети могли нападать. Девочка сразу жестоко карала обидчиков. Шарлотта вспомнила, как сын Макнейера после ссоры с Салазаром из-за мяча скатился по лестнице. К счастью, юный Макнейер отделался испугом и ссадинами, его пытались расспросить о произошедшем, но мальчик говорил, что сам споткнулся. Однако Арлетта как-то проговорилась отцу, что это Дельфини толкнула мальчишку на лестнице. Она же его запугала. Шарлотта пыталась поговорить с дочерью, но Дельфини хранила поистине королевское достоинство и отвечала, что ни в чем не виновата. Она делала большие глаза, хлопала длинными черными ресницами и спрашивала: «Как вы могли о таком подумать, матушка?» Миссис Слизерин смягчалась, но умом понимала, что ее дочь может сделать все что угодно, и это сойдет ей с рук. Она боялась, что вседозволенность испортит девочку, однако никто об этом не думал. Шарлотта пыталась воспитывать Дельфини, наказывать ее за проделки. Но Беллатрикс, души не чаявшая во внучке, и Сигнус сводили все усилия Шарлотты на нет. Игрушечный бой тем временем завершился и, конечно же, победой Пожирателей Смерти. Арлетта Малфой недовольно хмурилась, ей явно не нравилось раз за разом проигрывать. А Дельфини выглядела довольной до неприличия. Увлеченная наблюдением за дочерью, Шарлотта не сразу заметила, как ее старший сын отложил книгу по истории магии, встал из-за стола и приблизился к ней. Очнулась она только в тот момент, когда мальчик поцеловал ее руку и сел рядом, глядя заискивающим взглядом ей в лицо. Шарлотта натянуто улыбнулась. У ее младшего ребенка, пятимесячного Альтаира, начали резаться зубки, и мальчик сильно страдал из-за этого. Приходилось чуть ли не каждый час мазать его десна зельем, которое любезно предоставил Магнус. Альтаир заливался слезами по поводу и без, привык к рукам матери и теперь не хотел лежать в колыбели. А раньше он был спокойным и улыбчивым ребенком. Шарлотта надеялась, что острый период закончится, и Альтаир снова станет тихим и улыбчивым, как раньше. Шарлотта потерла виски — ныла голова. От волнения за сына она не находила себе места и плохо спала. Да, у них были домовики и нянечка, но Шарлотта так переживала за отпрыска, что ночами часто укачивала сына сама и бегала к нему каждый час. Это раздражало Сигнуса, который около двух лет назад снова переехал в общую спальню к радости супруги. Однако теперь он снова перебрался в другую комнату, говоря, что не высыпается из-за метаний жены. Такое поведение мужа задело Шарлотту, однако она предпочла промолчать, не желая начинать очередной конфликт. Они и так в последнее время в странно-натянутых отношениях. Миссис Слизерин не знала почему, но Сигнус держался отчужденно. Да и к младшему сыну относился с пренебрежением и раздражением. Он как будто бы не любил его. Совсем. Сигнус не брал его на руки, хотя Дельфини до сих пор таскал на руках, не целовал, как Салазара. Кажется, Сигнусу даже смотреть на Альтаира было неприятно. На руках он держал мальчика лишь несколько раз: сразу после рождения, во время церемонии введения в род и еще как-то ночью. Временами Шарлотта замечала у мужа такой взгляд, когда он смотрел на сына, словно он прикидывает, швырнуть в него Аваду или нет. Шарлотта не понимала этого. Она не хотела еще одного ребенка, это Сигнус ее уговорил, так почему он ведет себя столь странно? Попытки поговорить с мужем не дали результатов. Он только отмахивался и говорил, что она накручивает себя. Беллатрикс тоже говорила, что ей просто кажется. Разве отец может не любить своих детей? Шарлотта не знала, что ответить на это. Все же пример отца и Магнуса она прекрасно помнила. Девушка утешала себя мыслью, что отцовские чувства Сигнуса рано или поздно проснутся. Все же Альтаир очаровательный малыш. Особенно когда не плачет. — Я прочитал о восстании гоблинов, — сообщил Салазар негромко. Шарлотта обняла его за плечи, сминая темно-зеленую ткань жилета, в котором был мальчик. Она поцеловала сына в висок, чувствуя угрызения совести. Из-за болезни Альтаира она совсем забыла о двойняшках и уделяла им мало времени. Не хотелось, чтобы они думали, что их любят меньше, чем брата. — Кто подавил восстание? — спросила Шарлотта. — Сэр Карлуис Лестрейндж, — ответил Салазар с гордостью. Шарлотта удовлетворенно кивнула, радуясь, что ее сын такой умный и ласковый. Он так открыто и преданно смотрел в ее глаза, что Шарлотта не могла найти слов, чтобы выразить своих чувств. С каждым годом Салазар становился все больше и больше похожим на нее. — Когда-нибудь твой дедушка, Рудольфус Лестрейндж, вернется из Германии и проведет тебе экскурсию по оружейным Лестрейндж-холла. Он знает много интересных историй. Веками представители рода Лестрейндж верно служили Магической Британии, твой дед был в числе тех, кто не отвернулся от Темного Лорда, когда его власть дрогнула, он хранил величайшую его тайну и сделал все, чтобы вы росли в безопасности, — сказала Шарлотта уверенно и чуточку фанатично. Видимо, общество Беллатрикс, которая много времени проводила с Дельфини, а значит и с Шарлоттой, давало о себе знать. Салазар внимательно выслушал мать, впитывая ее слова, как губка. — Я буду похожим на дедушку, — сказал он негромко, обратив взгляд на сестру, которая теперь строила из кубиков замок. Арлетта покорно ей помогала в этом. — Я знаю, мой милый, — ответила Шарлотта, погладив сына по рыжим волосам. Она на мгновение смежила веки, ощутив новый приступ головной боли. Мерлин, как же она устала. Может, пока Альтаир спит после приема лекарства, тоже вздремнуть? Но на кого оставить детей? Нянечка Люси, совсем молоденькая девушка, дежурила у колыбели младшего принца, там же был и домовик на случай, если что-то понадобится. Конечно, можно призвать еще домовика, к счастью, у них их много, но Шарлотта особо не доверяла лопоухим созданиям. Особенно после того случая год назад, когда двойняшки гуляли в саду под присмотром домовика и няни, и Салазар каким-то образом свалился в пруд. К счастью, мальчика успели вытащить, но Шарлотта здорово переволновалась. Это едва не спровоцировало выкидыш, но все обошлось. Няню уволили в тот же день, а домовиком занялся Сигнус. Больше его никто не видел, и Шарлотта знала, что эльф был уничтожен с особой жестокостью. Она бы и сама с ним разобралась, если бы не лежала в постели под присмотром целителя. Шарлотта, стиснув зубы, откинулась на спинку дивана. Главное, не заснуть в детской. Она в последние дни принимала огромное количество обезболивающих зелий, и теперь у нее немного ныл желудок. — Мама, я хочу метлу, — негромко сказал Салазар, потянув мать за руку. Шарлотта открыла глаза и взглянула на сына. Салазар удивил ее. Он, в отличие от сестры, не был склонен к риску, не любил верховую езду. Шарлотта прекрасно помнила ту истерику, которую закатил Салазар, когда Беллатрикс попыталась посадить его в седло. Он так кричал и вырывался, что напугал лошадь. Успокоился мальчик только после того, как увидел в конюшне взволнованную мать, которой доложили о произошедшем. Салазар, заливаясь слезами, кинулся к ней, обнял за ноги и прижался щекой к ее животу. Шарлотта обнимала сына за плечи и утешала его, но кожей чувствовала, как Беллатрикс буравит ее неодобрительным и раздраженным взглядом. В тот день Шарлотта увела сына из конюшни, а вечером у нее состоялся разговор с мужем, которому отчего-то не понравилось, что Шарлотта имеет такое влияние на его наследника. Помимо лошадей, Салазар никогда не летал на метле. Он банально боялся высоты. Так почему сейчас мальчик решил попросить метлу? Хочет преодолеть свой страх? Или это Сигнус его надоумил? — Ты же не любишь летать, — осторожно заметила Шарлотта. И мальчик стушевался. — Я хочу научиться, — сказал он. — Папа говорит, что полет бесподобен. — Ах, это папа сказал? — спросила Шарлотта, поняв, что без влияния Сигнуса не обошлось. Салазар, как и всякий ребенок, хочет заслужить любовь и внимание отца. Даже в столь нежном возрасте он желает быть хорошим сыном, чтобы им гордились. Но Шарлотта знала по себе, попытки угодить кому-либо никого до добра не доводили. Нужно жить для себя. Она уже хотела сказать это сыну, но не успела, поскольку явился домовой эльф и сообщил, что младший принц проснулся. Шарлотта, вздохнув, встала с дивана и посмотрела на Салазара. Протянула в его сторону руку, и мальчик мгновенно все понял. Он встал с дивана и взял ее за руку, преданно глядя на мать снизу вверх. Они вместе покинули детскую и направились в смежную комнату, которую пока занимал Альтаир. У детей не такая большая разница в возрасте, можно было выделить им одну комнату, но Альтаир часто плакал и мог мешать брату и сестре. Мать и сын вошли в детскую и увидели, как молоденькая нянечка укачивает Альтаира, который снова заливался слезами и кричал. Люси, девушка со светло-русыми волосами и серыми глазами, сама чуть ли не плакала, пытаясь успокоить принца. Увидев Шарлотту и Салазара, девушка склонилась в поклоне, продолжая держать наследника на руках. Шарлотта поспешила забрать отпрыска из рук нянечки и велела ей идти к девочкам. Люси, кажется, вздохнула с облегчением и покинула комнату Альтаира. Шарлотта же принялась успокаивать сына. Ему не нравилось горизонтальное положение, и успокаивался он только в вертикальном. Шарлотта поудобнее перехватила сына, прижимая к себе и придерживая спинку с головкой. Мальчик уронил голову ей на плечо. Кажется, истерика его утомила, или же общество матери действовало на него благосклонно. — Что же ты такой капризный, мой мальчик? — проворковала Шарлотта нежным и низким голосом, поглаживая темно-каштановые, с едва уловимым медным отливом волосы сына. Альтаир, разумеется, ничего не ответил, продолжая хныкать. — У брата болят зубки? — спросил Салазар, залезая на кресло. Он с удобством разместился на нем и взял в руки одну из погремушек брата — золотого василиска. — Да, — кивнула Шарлотта, продолжая успокаивать младшего сына. Салазар покивал с умным видом. — Когда же он вырастет? Я так хочу с ним играть, — сказал мальчик, устремив взор зеленых глаз на мать. — Он вырастет очень быстро, милый, — ответила Шарлотта, расхаживая по комнате. — Совсем скоро вы будете вместе бегать по замку. — Брат такой маленький пока, — с сомнением сказал Салазар, явно не доверяя словам матери. — Вы с Дельфи были такие же, — улыбнулась Шарлотта старшему сыну. — А теперь какими большими и сильными стали? Салазар почему-то не ответил. Шарлотта в этот момент подошла к колыбели, чтобы положить в нее затихающего Альтаира, но не успела, поскольку Салазар вдруг радостно вскрикнул: «Папа». Шарлотта обернулась, все еще держа Альтаира на руках, и увидела, как в детскую вошел Сигнус, облаченный в неизменные темные одежды. На его руке буквально висела Дельфи, следом, на расстоянии, семенила Арлетта, которая, кажется, побаивалась Сигнуса. Салазар подбежал к отцу, и Сигнус похлопал его по плечу и щелкнул пальцем по носу с горбинкой, мальчик тут же заулыбался, глядя с восхищением на родителя. После приветствия детей принц посмотрел на жену, которая нашла в себе силы улыбнуться ему, устало и натянуто. — Вы, должно быть, устали, — сказала Шарлотта. — Я велю накрыть на стол. — Не стоит, — покачал головой Сигнус. — Я поужинал на поминках. Шарлотта кивнула, глядя на то, как муж выпроваживает из детской старших детей. Дельфи снова просила отца поиграть с ней в Пожирателей Смерти, Салазару не терпелось поделиться знаниями, которые он почерпнул из книг, а Арлетта скромно молчала, испуганно поглядывая на Сигнуса. Тот пообещал близнецам уделить им внимание, выпроводил их из детской и запер дверь. После этого он подошел к жене, буравя ее тяжелым взглядом. Поцеловал ее в щеку, даже не взглянув на ребенка у нее на руках. — Как ты? — спросил он, садясь в освободившееся кресло. — Немного устала, — ответила Шарлотта. — Альтаир весь день капризничает. В этот момент младенец, словно поняв, что говорят о нем, снова захныкал. Шарлотта принялась с новыми силами его укачивать. А Сигнус, глядя на это, хмурился. — Не хочешь подержать сына? — спросила Шарлотта у мужа. Тот поджал губы и смерил жену тяжелым взглядом серых глаз так, что она напряглась. — У меня холодные руки, я боюсь ему навредить, — сказал принц, поднимаясь с кресла. — Я буду в детской с двойняшками, — сообщил он и покинул комнату, оставив озадаченную жену наедине с младенцем. Шарлотта нахмурила тонкие брови и все же положила сына в колыбель. Мальчик стремительно рос и набирал вес так, что таскать его на руках становилось все сложнее и сложнее. Альтаиру перемена положения не понравилась. Он нахмурился и снова расплакался, начиная дергать руками и ногами. Мальчик смотрел на мать слезящимися зеленовато-серыми глазами, нос его покраснел. Рот кривился от крика, а на деснах белели первые зубы — причина беспокойства ребенка. Шарлотта потерла виски. У нее уже не было сил думать о странностях мужа. Она списала все на то, что Сигнус банально устал, и взяла с тумбочки флакончик с зельем, чтобы вновь смазать десна Альтаира.***
Магическая Британия. Норд-Райдинг. Лестрейндж-холл. Когда Лаура и Асентус Лестрейнджи вернулись с похорон сэра Малфоя, они первым делом заглянули в детскую к сыну. Рудольфус-младший рисовал, он открыл в себе любовь к рисованию несколько лет назад. Рабастан говорил, что рано или поздно это увлечение сойдет на нет, и Руди заинтересуется мечами, волшебными палочками и доспехами. Но время шло, а мальчик самозабвенно рисовал. Стоит заметить, получалось у него недурно. — Мама и папа пришли! — радостно вскрикнул Рудольфус, увидев родителей. Голубые глаза его расширились от радости, а на губах заиграла довольная улыбка. Он вскочил из-за стола и, перепрыгивая через разбросанные по полу игрушки, кинулся к родителям. Первым делом Руди обнял мать. Да, он был похож внешне и отчасти характером на отца, но стремился больше к матери. Лаура довольно улыбнулась, обнимая своего единственного и горячо любимого ребенка. Она души в нем не чаяла, окружала лаской и любовью, изливала на него все нерастраченные чувства. Лаура была добрым и чутким человеком, и рядом с такой матерью Рудольфус-младший не знал печалей и горестей. После матери мальчик поприветствовал отца. Он сперва подался к нему, явно желая обнять, но засмущался и протянул руку, как делают взрослые и состоявшиеся мужчины. Асентус, усмехнувшись, пожал руку сына. Да, в таком возрасте дети часто хотят поскорее повзрослеть и казаться взрослыми. Они просто не понимают, насколько прекрасно детство. Сам Асентус хотел бы вернуться в детство, когда не было никаких проблем и забот. Когда леди Амелия была рядом с ним, и он не знал о ее темной стороне и поступках. Когда матушка служила ему щитом и мечом. Но с тех пор прошло много лет. Асентусу уже минуло двадцать восемь, у него растет сын, и ответственность за семью целиком и полностью лежит на нем. А если вспомнить о нраве Рабастана Лестрейнджа, то временами Асентусу казалось, что у него не один, а двое сыновей. В отсутствие Рудольфуса Лестрейнджа Асентус взял почти все его обязанности на себя. И стоит заметить, справлялся он недурно. Ему уже пророчили в далеком будущем пост Министра Магии. Асентус же не стремился к креслу министра, прекрасно понимая, что его дядя больше достоин этой власти и могущества. — Я нарисовал Призрака, — сказал Руди-младший, взяв мать за руку. Он увлек ее к письменному столу, на котором хаотично были разбросаны кисти, краски и листы пергамента с корявыми рисунками. Асентус пошел вслед за женой, желая посмотреть, что нарисовал сын. Призрак — это серо-белый пегас, подаренный Рудольфусу дедом в честь дня рождения. Пока мальчик боялся на нем кататься, но частенько посещал конюшню, гладил крылья пегаса и кормил его из рук. Все это происходило под присмотром главного конюха и Асентуса. Уж очень Лаура боялась за сына. — Вот! — мальчик вытащил нужный рисунок из стопки листов и протянул его матери. — Весьма похоже, — сказала Лаура, улыбнувшись. Она показала рисунок мужу. Асентус нахмурился. Да, линии были кривыми, голова не похожа на голову, крылья пегаса больше напоминали крылья снитча. Ну, впрочем, едва ли бы он сам в семилетнем возрасте изобразил бы пегаса лучше сына. — Очень красивый рисунок, — произнес Асентус, помня, как важна для каждого ребенка поддержка отца. Когда-то он тоже в ней нуждался, но Рабастан Лестрейндж банально этого не понимал. Руди-младший, кажется, вздохнул с облегчением и улыбнулся, став чем-то похожим на мать. — У тебя талант. Асентус смотрел в голубые глаза сына, такие же, как его собственные, и понимал, что ради этого мальчишки он готов на многое. Почему-то осознание, что он — отец, появилось не сразу после рождения Рудольфуса, не в тот волшебный миг, когда он, Асентус, неловко взял вопящий сверток в руки. Осознание, что он — отец, а Рудольфус его кровь и плоть, пришло намного, намного после. Асентус положил руку на плечо сына и слегка сжал его, тем самым выражая свою поддержку. Он сам рос без отца, Рабастан много лет провел в Азкабане, и теперь понятия не имел, как должен вести себя настоящий отец по отношению к ребенку. Он не знал, но пытался сделать все, чтобы Рудольфус чувствовал его поддержку и внимание. — Думаю, нам нужно попить чай, — промолвила Лаура, лукаво улыбаясь мужу и сыну. — С пирожными, — поддакнул Руди-младший, довольный, что его усилия оценили по достоинству.***
В доме Магнуса Хоулпа царил мир и покой, как и всегда с тех самых пор, как в его жизнь ворвалась Фелиция Гамп. Он уже сам не понимал, как это произошло, не понимал, как его нора превратилась в уютное семейное гнездышко. Раньше Магнус никогда не хотел жениться и иметь детей, поскольку боялся, боялся ответственности, боялся снова все потерять, боялся боли и предательства. Все же тяжелое детство, полное тревог и лишений, наложило на него серьезный отпечаток. Но Фелиция… Фелиция перевернула его жизнь с ног на голову. Она стала для него светом, солнцем, воздухом. Когда-то Магнус хотел заслужить любовь отца, но те времена давно прошли. Боль утихла, обида почти сошла на нет. Или он просто запер ее в глубинах души. Факт был в том, что с той же одержимостью, с какой Магнус был замкнут на отце, его теперь замкнуло на Фелиции. Он любил ее одержимо, неистово, стремился сделать ее жизнь комфортной и удобной, чтобы она ни в чем никогда не нуждалась. Теперь он понимал, что та любовь, которую его покойная мать питала к отцу, не была любовью. Это была извращенная и больная привязанность, сплошное насилие. Любовь — это когда ты делаешь все ради любимого человека, когда ты окружаешь его вниманием и заботой, когда ты не пытаешься его переделать. Он любил Фелицию. И, что самое главное, она любила его. Вот только не говорила ему об этом. Обычно мужчины не умеют выражать чувства словами, а если и выражают их, то с целью ввести в заблуждение. Фелиция тоже молчала о своих чувствах, но по тому, как она на него смотрела, становилось понятно, что она любит и любит сильно. Они сошлись очень быстро. Осенью две тысячи третьего года Магнус заболел, и Фелиция навестила его. Она принесла кое-какие лекарства, свежие фрукты и приготовила ужин. После ужина они читали. Читали долго, устроившись в гостиной на диване, завернувшись в теплые пледы. И почему-то такое времяпровождение понравилось Магнусу намного больше, чем просто секс. Раньше он думал, что секс — это и есть проявление чувств, но на самом деле все оказалось иначе. Как-то так получилось, что после того вечера они стали видеться чаще. А потом и вовсе съехались. При этом Магнусу было неловко смотреть в глаза родителям Фелиции, хотя раньше его такие проблемы не касались. Теперь же он был серьезен как никогда. Они жили вместе, спали в одной кровати, проводили вечера вместе, Фелиция помогала ему с зельями, но за это время Магнус ни разу не прикоснулся к ней с дурными намерениями. Да, они целовались, но дальше поцелуев дело не заходило. Хоулп мог держать себя в руках, усмирил свою огненную и ядовитую натуру. О, а как она его целовала. Больше всего с ума сводили не те французские поцелуи в губы, а осторожные, мимолетные поцелуи в щеку. В них было нечто невинное и чистое, что Магнус всей душой хотел сохранить эту чистоту и свет в любимой женщине, боялся запачкать ее своими деяниями и словами. Переспали они только спустя три месяца совместной жизни. И трудно сказать, кто кого совратил: он Фелицию, или она его. — Я хочу кое-что попробовать, — сказала мисс Гамп как-то вечером, когда Магнус отдыхал после ужина, читая книгу. Он поднял взгляд от книги и увидел, что его любимая женщина вошла на кухню в шелковом халате цвета золота, который подчеркивал блеск ее карих глаз. Русые, в пламени свеч золотые волосы Фелиции были завиты каким-то хитрым заклинанием, и выглядела она смущенной, но при этом явно хотела казаться дерзкой и смелой. — Что именно? — спросил Магнус, глядя зачарованным взглядом зеленых глаз на девушку. Фелиция прислонилась плечом к дверному косяку и начала медленно развязывать пояс халата. После этого она повела плечами, и легкая, нежная ткань скользнула к ее ногам. Магнус даже ойкнул от неожиданности, увидев Фелицию полностью обнаженной. Он даже в самых смелых мечтах не представлял подобного. — Ты прекрасна, — констатировал он факт. Фелиция улыбнулась, заливаясь густым румянцем. Было заметно, что она стесняется своей наготы, но все же пытается быть смелой и соблазнительной. Если она хотела проверить терпение Магнуса, то проверка не удалась. Они переспали в первый раз в спальне. Затем еще раз и еще. Раньше Магнус не думал, что близость с любимой женщиной столь волнительна. Но он едва не сошел с ума от буйства чувств, разгоравшихся в нем. Так они стали любовниками. Еще через полгода Магнус решил сделать Фелиции предложение, чтобы она всегда была с ним, чтобы носила его фамилию. Мисс Гамп согласилась стать его женой. Разумеется, они сразу обговорили пункт о детях. Девушка согласилась с позицией мужа. Она сама их не очень-то планировала. Дети — это ответственность, и Фелиция сомневалась, что сможет ее нести. Ей казалось, что она будет плохой матерью. Магнус и Фелиция поженились, но ни о каком свадебном путешествии речи не шло. Фелиция поступила учиться на целителя, в свободное время подрабатывала у мужа в аптеке, а ночи они проводили вместе. С каждым днем Магнус все больше и больше привязывался к ней и всякий раз удивлялся, как эта девушка похожа характером на него. Они любили одно и то же, они ненавидели одно и то же. У них были сходные интересы, привычки и черты. Вот только в Магнусе черты характера появились из-за детских травм, а в Фелиции откуда, если она росла в полной семье, родители в ней души не чаяли? Магнус не знал, а просто радовался жизни. Сейчас, вспоминая о минувших днях, Магнус понимал, что никогда в жизни не был так счастлив. Он улыбнулся своим мыслям и поцеловал в макушку полуторагодовалую девочку, сидящую у него на коленях. Малышка листала книгу, которую держал ее отец, и казалась не по годам собранной и серьезной. — Это безоар, его добывают из желудка козы, — негромко рассказывал Магнус, когда его дочь ткнула пальчиком в изображение белой козы. — Бе? — спросила Лианна Хоулп, повернув голову, чтобы заглянуть в лицо родителя. — Бе-бе, — усмехнулся Магнус, даже не думая, что со стороны выглядит глупо. Лианна тем временем продолжила переворачивать страницы книги, исследуя ее содержимое. — Это Крапива Двудомная, применяют листья, обладает кровоостанавливающими свойствами, — сообщил Хоулп. — Тебе не кажется, что нашей дочери рано все это знать? — услышал Магнус голос жены. Он поднял взгляд от книги и усмехнулся, глядя на вошедшую в детскую Фелицию, облаченную в светло-бежевое шерстяное платье. В который раз за эти годы он восхитился красотой жены. Даже ее большие передние зубы казались ему очаровательными и милыми. — У Лианны талант, — тоном, не терпящим возражений, сказал Магнус, снова поцеловав дочь в рыжую макушку. Он никак не мог нарадоваться этому маленькому чуду, так похожему на него самого. И как раньше он мог думать, что не желает ее? Магнус помнил, как Фелиция сообщила ему о беременности. Тогда они едва не поссорились, Магнус мгновенно вспомнил свою первую жену, которая пыталась удержать его ребенком и давила на жалость. Фелиция сказала, что зелье, приготовленное мужем, дало осечку. Хоулп едва не пришел в ярость, но Фелиция снова поразила его. — Если тебе будет угодно, я избавлюсь от ребенка, — сказала она. — Если есть вероятность, что он сквиб, то лучше не рисковать. Магнуса это смягчило. Фелиция была так печальна и грустна, с трудом сдерживала слезы, и он решил подождать с решением. Несколько дней Магнус думал, даже написал о ситуации сестре, которая могла бы помочь ему с решением. На самом деле Хоулп в глубине души желал переложить ответственность за свой поступок на другого человека, поэтому просил совета. Шарлотта написала сэру Лестрейнджу, и всплыла любопытная информация. Оказалось, что в раннем детстве, до смерти матери, у Магнуса наблюдались проявления магии. Слабые, но проявления. Смерть Лины Хоулп на его глазах послужила ингибитором магии, и она ушла, возможно, скрылась где-то в глубинах его сознания. Узнав правду, Магнус пришел в ярость. Беллатрикс лишила его не только семьи и дома, но магии. Он еще сильнее ее возненавидел. Однако вместе со злостью Хоулп ощутил горькое сожаление. У него же мог быть сын, сын от Мадлены, которому он желал смерти. Мальчик родился бы волшебником, и все было бы хорошо, не считая того, что Хоулп ненавидел Мадлену. Да и шансов быть с Фелицией у него бы не осталось. Магнус принял решение оставить ребенка, и спустя восемь месяцев на свет появилась очаровательная девочка с рыжими волосами отца и светло-карими глазами матери. О, радости Хоулпа не было предела. Он раньше не представлял, что можно кого-то любить сильнее себя. Хоулп хотел бы назвать дочь Линой, в честь матери, однако вмешались Ирма и Джаспер Гампы. «Давать ребенку имя предка, который не был счастлив и умер молодым, не лучшая затея. Я не хочу, чтобы моя внучка повторила судьбу твоей матери, Магнус», — сказал Джаспер Гамп, когда пришел вместе с женой навестить внучку и дочь. Магнус уступил, но выбрал имя, похожее на имя матери, которое можно было бы сократить до имени «Лина». Он остановился на имени Лианна. — Да уж, будь твоя воля, ты бы ее за котел уже поставил, — усмехнулась Фелиция, глядя на то, как девочка сосредоточенно листает страницы учебника по зельеварению. — До этого, думаю, в скором времени дойдет, — ответил Магнус, наблюдая за стараниями дочери. На душе у него было светло и спокойно так, что даже не верилось. Все казалось сладким сном, и Магнус в глубинах души боялся проснуться и обнаружить, что он снова одинок.***
Полумна Лестрейндж уложила утомленных прогулкой детей в постели. Прогулка по городу прошла спокойно и без происшествий. Только в кафе, куда они зашли перекусить, возникли трудности. Она давно привыкла делать детям одинаковые заказы, чтобы никого не обделять. Пока они были маленькие и не могли сделать выбор самостоятельно, что решало многие проблемы. Почти. Пирожные с шоколадом были у всех троих, однако Лоркан почему-то считал, что у его брата и сестры сладость лучше. Он сначала попробовал стащить угощение у сестры, за что получил тычок в бок. Все же Пандора не хотела отдавать то, что принадлежит ей. Тогда Лоркан полез к младшему брату. Лиссандер упустил этот момент, а когда заметил пропажу пирожного, расплакался. Луна с трудом его успокоила. Вернулись домой они уже вечером. Луна помогла няне и домовикам искупать детей, переодела их в пижамы и теперь укладывала спать. Рудольфус ушел работать в кабинет, оставив жену на растерзание отпрыскам. Лиссандер уснул почти сразу, день был полон ярких впечатлений, он устал ходить, хотя нет-нет да хотел залезть на руки матери. Лоркан тоже набегался, но энергия била из него ключом, что приносило трудности. Если Лиссандер рано ложился и рано вставал, то Лоркан поздно ложился и поздно вставал. Завтрак в особняке был строго по расписанию, Рудольфус был тем еще фанатиком правил, и временами Луне казалось, что он бы отлично поладил с Гермионой Грейнджер. Во время завтрака Лоркан клевал носом, тер глаза, зато к вечеру энергия в нем кипела и бурлила. К счастью, Пандора не доставляла проблем. Она могла лечь рано и рано встать, лечь поздно и встать так же рано. Девочка хорошо спала в обед в то время как близнецы не любили дневной сон. Полумна прочитала Пандоре и Лоркану несколько сказок, но сна у них не было ни в одном глазу. Дети лежали в своих кроватях, Пандора обнимала игрушку — белого медведя — и казалась сонной, а Лоркан ерзал и оглядывался по сторонам, его зеленые глаза горели энергией. Полумна едва не застонала. У нее самой глаза слипались от усталости, хотелось лечь в постель и уснуть, но оставлять старшего сына без присмотра — плохая идея. Луна имела привычку сидеть в детской до тех пор, пока не уснут все ее дети. Рудольфус часто раздражался от этого. У чистокровных это не принято, обычно родители желают спокойной ночи и уходят, оставив детей на присмотр домовика или няни. Но ее малыши такие крохи. Они должны чувствовать, что их любят. Сэр Лестрейндж лишь качал головой, но пока не вмешивался. Сыновья, пока они столь малы, не представляли для него интереса. Луне иногда казалось, что Рудольфус только и ждет момента, когда сможет вручить близнецам по волшебной палочке, надеть на них мантии Пожирателей и отвести на собрание. Подобные мысли рождали в душе ужас, но поделать с ним она ничего не могла. Только спустя час, когда Лоркан и Пандора, наконец, уснули, Луна, утомленная и уставшая, вернулась в супружескую спальню. Рудольфус уже лежал в кровати и читал очередную книгу по Темной Магии. Он взглянул на нее поверх очков, все же возраст медленно, но верно брал свое, и у Лестрейнджа появились проблемы со зрением. Луна переоделась в серо-серебристую ночную сорочку и забралась под одеяло под внимательным взглядом мужа. — Я говорил, что ты очаровательна в этой сорочке? — спросил Рудольфус. Луна усмехнулась. Почему-то она теперь не смущалась внимания мужа. Наверное, две беременности и изменение гормонального фона так на нее повлияли. Теперь она не то чтобы совсем не смущалась, а какая-то ее часть даже наслаждалась комплиментами и взглядами мужа, которыми он ее одаривал. Да что там, даже близость с ним не вызывала страха и отвращения. Полумна после родов поправилась, фигура ее округлилась, появились аппетитные формы, которые так нравились Лестрейнджу. Единственное, Луна боялась снова понести, поэтому втайне от мужа снова принимала зелье. Третья беременность едва ее не убила, чудо, что она доносила близнецов до срока. Пандора родилась восьмимесячной, первого ребенка она и вовсе потеряла. Мало ли как может закончиться четвертая вероятная беременность. Больше рисковать собой Луна не желала, да и оставлять троих малышей сиротами тоже. Рудольфус дождался, пока жена ляжет в кровать, а потом решительно отложил книгу, снял очки и поставил их на прикроватную тумбочку. После этого он повернулся к жене и, притянув ее к себе, впился требовательным, чуточку грубым поцелуем в пухлые губы супруги. Луна в ответ обняла мужа за шею. Она устала за день, и ей требовалась разрядка. Лестрейндж навис над ней, раздвигая ноги и устраиваясь между ними. Он начал задирать сорочку, сжимая грудь Луны через тонкую ткань и осыпая шею и лицо поцелуями. Леди Лестрейндж испустила стон, обвив ногами талию мужа, она начала теребить пальцами пуговицы пижамы Рудольфуса, но вдруг услышала стук в окно. Они замерли, глядя друг на друга. — Показалось, — вздохнул Рудольфус, снова начиная ласкать жену, но стук повторился. Луна напряглась, может, ветер? Но каким он должен быть в этом случае, ощущение, что кто-то стучит. Но они-то на втором этаже особняка. — Я пойду посмотрю, — сказал Лестрейндж, когда стук стал настойчивее. Он встал с кровати, игнорируя расстроенный взгляд жены, застегнул пижаму и направился к окну. Луна откинулась на смятые простыни и одернула край сорочки. Рудольфус успел стянуть с нее трусики и откинул их куда-то на пол. Полумна надеялась на продолжение ночи, но все равно было как-то неловко без нижнего белья. Лестрейндж тем временем отворил форточку и запустил в комнату промокшую до каждого перышка сову. Забрал из ее лап письмо и развернул его. Луна нахмурилась еще больше — кому понадобилось писать так поздно? Рудольфус пробежался глазами по строчкам, после чего обратил взор на супругу, которая настороженно глядела на него. — Темный Лорд призывает нас в Магическую Британию, — как-то радостно сказал Рудольфус Лестрейндж, но Луна не разделяла радости мужа. В Германии ей нравилось намного больше, здесь никто не знал о ее роли в войне, никто косо не смотрел и не плел опасные интриги. К тому же в Магической Британии ее будут поджидать призраки прошлого. А Луна уже не хотела о нем думать. Зачем, когда у нее трое детей, и будущее ждет, вроде как, светлое? Однако Рудольфус мечтал о родине, он был тем еще патриотом, выписывал газеты из Магической Британии, вел переписки и ждал, ждал, ждал. Луна, не желая расстраивать мужа, улыбнулась ему, на как-то натянуто. Возбуждение как рукой сняло, и Полумна укрылась одеялом, понимая, что решение Темный Лорд уже не изменит. Значит, их ждет путь домой.