25 декабря 2006 года. Магическая Британия. Лестрейндж-холл. Норд-Райдинг.
На улице царила солнечная погода, что не могло не радовать. Луна Лестрейндж стояла у большого французского окна в мастерской и с улыбкой наблюдала за своими детьми и маленьким Руди, которые носились по поляне, кидая друг в друга снежки. Когда Лиссандер упал, Луна рефлекторно дернулась и хотела выхватить волшебную палочку, чтобы помочь сыну подняться. Но к нему тут же ринулись няня и Лаура, которые следили за детьми. Полумна хотела бы составить им компанию, но она — леди Лестрейндж и у нее в преддверии рождественского бала в Лестрейндж-холле много забот. Раньше всем этим занималась Амелия, Луна же находилась в стороне. Но теперь она в полной мере осознавала свое положение хозяйки этого дома, как и других владений своего мужа. Все мы играем свою роль, как говорил ей супруг. Роль Луны — быть хорошей матерью и женой, надежным тылом для мужа и детей. Будущее Пандоры, Лоркана и Лиссандра, что снова носились по поляне с широченными улыбками на румяных лицах, зависит от ее ума и хитрости. Полумна, понимая, что у нее много работы, отошла от окна и окинула взором серых глаз мастерскую. Во время их ссылки эта комната была закрыта, никто не решался входить сюда, помня, чья это вотчина. Когда они с мужем вернулись из Германии, Луна, пользуясь тем, что дети под присмотром, снова начала заниматься живописью. Она боялась, что ее навыки утеряны и руки забыли, каково это — держать кисть. Все-таки она три года не занималась любимым делом, дети отнимали много времени и сил. Но теперь, когда они подросли и стали чуточку более самостоятельными, Луна снова начала рисовать. Она за минувший месяц нарисовала три картины, которые ушли за кругленькую сумму с аукциона. Вырученные средства леди Лестрейндж пожертвовала в благотворительный фонд, основанный Амелией, которым теперь управляла Шарлотта. Но, как Полумне удалось выведать, Шарлотта редко приходила на заседания попечительского совета. Совет управлял фондом от имени жены наследника престола, Шарлотта же была увлечена семейными проблемами и делами, что неудивительно. Луна видела, насколько она измучена. Видимо, семейная жизнь ее сложилась неудачно. Да и Альтаир рос капризным. Полумна вошла в попечительский совет фонда, нашла там «подруг», если так можно выразиться. Она втиралась к ним в доверие, строя из себя честную и добрую леди, которая тревожится о малоимущих и пострадавших во время войны. На самом деле Луну уже давно не волновали судьбы других людей, единственное, что ее волновало — собственные дети. Когда-то она презирала таких людей, но в итоге постепенно и сама становилась такой же. Ее не воспринимали всерьез, помнили, кто она по происхождению и на чьей стороне сражалась, видели в ней игрушку Рудольфуса. Никому и в голову не приходило, что игрушка стала игроком. Пользуясь чистой репутацией, Луна медленно проворачивала свои дела. Она искала что-то, что помогло бы ей встать во главе фонда самостоятельно. Шарлотта придет в ярость, но ее гнев утихнет. Ей не очень-то нужна эта власть, ее волнуют лишь семейные дела… А Полумне нужны были рычаги давления на общество. Общественное мнение — важная составляющая жизни страны. Помогая бедным, она сможет немного очистить репутацию мужа, создать репутацию своих детей, обеспечить им достойное будущее. Власть станет в ее руках щитом, под которым она укроет детей от врагов. За месяц Луна посетила три благотворительных обеда, была в приютах для бедных и оставшихся без крова людей. Она сама стояла на раздаче и передавала тарелки с едой в руки волшебников. Многие из них забыли о гигиене, хотя были магами, но, вероятно, слабыми. Страна с виду оправившаяся от многолетней войны, все еще залечивала раны. На первый взгляд они были сильны, но другая сторона жизни пугала и вызывала отвращение у многих благородных дам, которые так же, как и Полумна, пытались строить репутацию через сердца людей. У Луны было преимущество: она видела такое и раньше, она сама была такой в месяцы, проведенные в трудовом лагере. Она точно так же кидалась на еду, словно животное, она тоже была немыта из-за отсутствия волшебной палочки, а в ее грязных волосах завелись вши. Она тоже смотрела с ненавистью на людей, которым повезло больше, чем ей. Поразительно, как изменилась ее жизнь за восемь лет. Теперь Луна — благородная дама, жена третьего человека в стране, в ее услужении лучшие лекари, лучшие слуги. Полумна помогала людям в столовой, передавала им еду, разговаривала, спрашивала их о делах. Кто-то отвечал взором, полным ненависти, на что Луна сочувствующе улыбалась, кто-то спешил рассказать о своих проблемах, найдя в ее лице хорошего слушателя. Леди Лестрейндж устроилась в кресле перед камином и отпила из чашки ароматный клубничный чай. Женщина продумывала дальнейшие действия, шаг за шагом, когда в дверь постучали. — Войдите, — велела она громким и четким голосом. В мастерскую зашла главная служанка замка. Она с почтением поклонилась Полумне и подошла к ней. Прошлая глава слуг умерла от сердечного приступа, и в отсутствие хозяйки на работу наняли новенькую — женщину тридцати пяти лет с жесткими черными волосами, затянутыми в пучок на затылке. Глаза у нее были серые, нос с горбинкой, тонкие губы всегда поджаты. — Леди Лестрейндж, доброго вам дня, — поклонилась она. — Здравствуй, — кивнула Луна, глядя на прислугу. — К балу все готово? — спросила она. — Да, моя госпожа, — кивнула управляющая. — Надеюсь, на столах не будет ни одного угощения с медом? У моей дочери аллергия, если ей станет дурно, я никого не пощажу, — с угрозой произнесла леди Лестрейндж. — Я лично проследила за этим, ни одного угощения с медом не будет, — сообщила управляющая. Они обсудили меню и грядущее торжество. Луна, удостоверившись, что все готово и должно пройти идеально, отпустила прислугу. Стоило ей уйти, как двери вновь распахнулись. Полумна думала, что управляющая зачем-то вернулась и хотела напуститься на нее, но не успела. В мастерскую вошел довольный до неприличия Рудольфус. Он демонстративно поднял руки и зааплодировал ей. — Браво, — сказал он улыбкой на губах. — Не знал, что ты бываешь такой грозной. Такой ты нравишься мне еще больше. Полумна смущенно улыбнулась и встала навстречу мужу. Тот приблизился к ней и заправил ей за ухо прядь выбившихся из пучка волос. Было нечто странное в том, как столь беспощадный человек невесомо убирает ей волосы от лица, словно боясь навредить. Лестрейндж вообще был странным человеком, многогранным. Каждый раз Луна узнавала его все больше и больше. Какие-то черты ее пугали до ужаса, а какие-то, наоборот, восхищали. — К торжеству все готово, — сообщила Полумна, глядя в глаза мужа. Тот кивнул в знак согласия. Грядущий бал — возможность показать всем, что Лестрейнджи вернули себе былое величие, что они — первые среди равных. — Прекрасно, — улыбнулся Рудольфус. После возвращения из ссылки и возвращения поста министра Лестрейндж много работал, но его настроение в кругу семьи было хорошим. В свободное время он играл с детьми, те были в восторге от общества второго родителя. Особенно Пандора. Рудольфус желал всем сердцем сына, но дочь любил намного больше, чем близнецов. Пандора отвечала ему тем же. — Полагаю, нужно начать готовиться к празднику, — сказала Луна и, хлопнув в ладоши, вызвала домовика. — Сообщи Люси, что детям пора в замок. Близнецов и Пандору нужно искупать, — велела она. — Наряд Пандоры готов? — Да, моя госпожа, — сказал эльф и отправился исполнять ее волю. — Как думаешь, нашей маленькой госпоже понравится платье? — спросил Рудольфус со смешком. Пандора, хоть и казалась тихой и покладистой, временами могла довести до слез кого угодно своими капризами. Луна вспомнила, чего им всем стоило выбрать для Пандоры подходящее платье. То платье не того цвета, то кружева не такие, то бантов на юбке много, затем, наоборот, мало. Швеи раз десять перешивали платье, на последней примерке девочке оно понравилось. Но надолго ли? — Уповаю на это, иначе бедная швея выйдет в окно, — ответила Полумна, думая, что дочь пошла нравом в отца даже больше, чем кажется. Рудольфус тоже бывал невыносим, когда речь шла о каких-то делах. Он был педантичен до тошноты и изводил этим всех. Его новая секретарша каждый день хотела уволиться, но почему-то не увольнялась.***
— Мама, мне идет этот цвет? — спросила громко Дельфини, крутясь перед зеркалом. — Вам он к лицу, подчеркивает ваши волосы, — льстиво сказало зеркало. — Я не у тебя спрашиваю, — процедила девочка раздраженно. Шарлотта усмехнулась. Она пришла в покои дочери, чтобы проверить, как идет подготовка к балу. — Тебе оно к лицу, но не слишком ли темное? — спросила миссис Слизерин, подходя к дочери, которая насупилась, глядя на ее отражение в зеркале. — Нет, — резковато ответила Дельфини. Шарлотта поджала губы, оглядывая дочь. В ней совсем ничего не было от нее, словно Дельфини целиком и полностью принадлежала стороне отца. Вот и теперь она крутилась перед зеркалом, придирчиво разглядывая свое отражение. Девочка хмурила брови точно так же, как ее бабушка, и кривила губы, как отец. Наряд ей явно нравился, если судить по блеску в серых глазах. Платье было бордовым, пышным, с корсетом. Слишком взрослое для ее лет, но это был подарок Беллатрикс. Разве свекровь хоть раз считалась с мнением Шарлотты? Едва ли. Беллатрикс по-прежнему ее едва терпела, хотя когда-то давно благоволила ей. Когда между ними кошка пробежала? Наверное, в тот день, когда стало известно об свадьбе Шарлотты с Сигнусом. Принц, будучи наследником престола, должен был заключить династический брак с османской принцессой. Но он выбрал ее, Шарлотту, что очень не понравилось Темному Лорду и его жене. К счастью, войны они избежали, Шарлотта все еще была членом царственного семейства. Но Повелитель ее не очень-то любил. Шарлотта так и осталась приложением к своим детям, что очень сильно ее расстраивало. Возможно, это не давило бы на нее так сильно, если бы Сигнус, как и раньше, любил ее. Однако супруг вел себя странно. Конечно, он всегда был со своими тараканами, как выразился бы покойный Сильвий, но с каждым годом эти тараканы становились все крупнее и крупнее. Сигнус желал еще одного ребенка, хотя Шарлотта не хотела больше рожать, опасаясь пророчества. Он уговорил ее родить Альтаира, так ухаживал и заботился о ней, что Шарлотта сдалась, лишь бы угодить мужу. Всю беременность Сигнус с нее пылинки сдувал. Они засыпали в одной постели, просыпались вместе, вместе играли с детьми. Но стоило Альтаиру сделать первый вдох, как Сигнус изменился. И, самое страшное, Шарлотта не сразу это заметила. Она была слишком поглощена своим крохотным малышом, родившимся раньше срока, шестого июня две тысячи шестого года. Сигнус отдалился, он снова ото всех оградился, переехал в отдельные покои, пропадал где-то, якобы выполняя поручения Повелителя. Но, как выяснилось, он ей лгал. Нет и не было никаких тайных заданий. Он снова окружил ее ложью. Сигнус делал все, чтобы меньше бывать дома, а как он глядел на младшего сына? Временами Шарлотте казалось, что он прикидывает, каким образом его убить: запустить Аваду, отравить или накрыть личико мальчика подушкой. Шарлотта не знала, что и думать. Она пыталась поговорить с мужем, видела, что он чем-то терзается… Но Сигнус лишь посмеялся. Сказал, что она придумывает ерунду на пустом месте. Когда Шарлотта попыталась поговорить об этом с Беллатрикс, та только посмеялась над ее словами. «В тебе говорит ревность из-за того, что он не с тобой круглосуточно. Это нормально», — сказала миледи тогда, с насмешкой глядя на взволнованную Шарлотту. Тогда-то Шарлотта и начала думать, что сходит с ума. Медленно, но сходит. Почему она видит то, чего нет? Почему все говорят, что все хорошо, а ей неспокойно?***
Он немного не уложился в сроки, хотя Повелитель требовал зачать ребенка строго в определенный день. Но у Шарлотты то настроения не было, то дети ее утомили, то она устала. Сигнус терпеливо ждал, ощущая себя мерзко, словно предатель какой-то. Но по сути он им и был. Предатель жены, предатель своих детей. Жену он предал трижды. В первый раз, когда сделал из нее инкубатор для будущей жертвы Темного Лорда. Во второй раз, когда предпочел отца своим детям, которых супруга так сильно любила. Шарлотта, если узнает правду, будет его ненавидеть, возможно даже отравит. Какое счастье, что, если правда всплывет, он уже будет мертв. Непреложный обет его убьет раньше. Сигнус не попадет в лапы разъяренной жены, которая действительно любила его, но детей — в сто раз больше. В третий раз Сигнус предал жену сегодня утром, шестого июня. Срок родов подойдет через две недели, но ребенок должен родиться именно в эту дату. Только тогда ритуал будет возможен. Сигнус специально тянул с зачатием, но не сильно, чтобы его замысел не раскрылся Темному Лорду. Если бы ребенок родился не в ту дату, он был бы непригоден для ритуала. Но Милорд дал ему зелье, вызывающее роды, и приказал подлить в чай жене. Сигнус не мог воспротивиться, поскольку в тот момент, когда подумал об отказе, сердце сжали невидимые тиски, в глазах потемнело, а воздуха стало не хватать. Это длилось всего несколько секунд, но Сигнусу они показались вечностью. Сигнус боялся смерти. Его можно, конечно, назвать трусом, однако мертвым он своим любимым двойняшкам никак не поможет. Поэтому он взял зелье, подлил его в чай жены утром, когда они завтракали в покоях, и предал Шарлотту в очередной раз. Роды проходили тяжело. Шарлотта так кричала, что Салазар уже несколько часов обливался слезами. Конечно, на ее покои наложили звукоизолирующие чары, но он был рядом с матерью, когда все началось. Пока ее доставили в покои, пока вызвали врача, о чарах никто и не думал. Сигнус не верил в богов, но сейчас он молился всем и сразу: чтобы Шарлотта выжила, чтобы родилась девочка. Он даже готов был желать смерти этому ребенку, если это мальчик. Всего одна жизнь взамен нескольких. Этот ребенок вызывал в нем лишь злобу, бессильную ядовитую злобу. Напоминал Сигнусу о его предательстве, напоминал ему о предательстве матери и отца. Его не должно быть в этом мире. Это противоестественно. Смерть необратима, а души переселять нельзя, это скверна… Но когда Темный Лорд чтил какие-либо законы? Сигнус мерил шагами свой кабинет, прекрасно зная, что в замке Повелителя его отец тоже волнуется. Сигнус переживал за жену и за будущее двойняшек. Если этот ребенок — мальчик, он станет сосудом для души Повелителя, когда наступит подходящее время для переселения. О том, куда денется душа этого мальчика, Сигнус не хотел даже думать… Если это мальчик, он решит избавиться от конкурентов на трон. Темный Лорд пошел убивать годовалого мальчишку, когда узнал лишь часть пророчества пьющей шарлатанки. Повелителя испугала одна лишь вероятность того, что кто-то может сравниться с ним по силе и могуществу, кто-то может бросить ему вызов. Понятно, что Повелитель, перейдя в новое тело, решит устранить двойняшек. Они — наследники Темного Лорда, в их жилах нужная кровь, они рождены в законном браке… Они опасны. Как бы лорд Волдеморт не решил убрать близнецов в ближайшие годы, не дожидаясь, когда те наберутся ума и сил. Дверь в кабинет распахнулась. Сигнус замер, глядя на взволнованную Лауру Лестрейндж, которая находилась при Шарлотте. Девушка улыбалась, значит Шарлотта жива. Сигнус не успел поблагодарить Мерлина за это, как Лаура, сияя от счастья, произнесла: — Поздравляю, мой принц, у вас здоровый и сильный сын. Мир обрушился. Теперь их ничто не спасет. Сигнус покачал головой, отгоняя дурные воспоминания. Он стоял в детской младшего сына и глядел на гомонящего в колыбели младенца. Он выглядел таким же, как и его старшие дети в этом возрасте. Мальчику было шесть месяцев, он был здоров и полон сил. Сигнус глядел на ребенка и ощущал себя паршиво. Он хотел бы его любить, но не мог. Боялся привязаться. Этот ребенок обречен на смерть. Его скоро не будет, по крайней мере, не будет его сына, будет Темный Лорд. Сигнус в который раз удивлялся тому, насколько извращенное чувство юмора у природы. Его старшие дети были отражением родителей. Салазар, сейчас стоявший рядом с отцом и ворковавший над братом, был рыжеволос и зеленоглаз. У него были губы, скулы матери, ее нос с горбинкой и ее бледная кожа. Дочь, Дельфи, пошла в Сигнуса, вобрала в себя все черты Блэков: бледность, внешнюю хрупкость, черные вьющиеся волосы, серые глаза. Альтаир же представлял из себя смесь черт родителей. У него были темные волосы, но не черные. При свете солнца они отдавали едва уловимым медным отливом. Волосы его вились мягкими кудрями. Лицо его хоть и было еще совсем детским, но уже стали заметны глазу некоторые черты — высокие скулы Блэков, их же бледность, как и подвижные темные брови с изломом. Но разрез глаз, форма губ и нос с горбинкой мальчику достались от Лестрейнджей. Глаза Альтаира казались смесью оттенков серого и зеленого. Альтаир соединял в себе черты обоих родителей, и это причиняло Сигнусу боль. Он хотел бы ненавидеть этого малыша и какая-то его часть, темная часть, уже его ненавидела, но сожаления и горечи было больше. Сигнус не мог любить этого ребенка, любить — означает привязаться к смертнику. Рано или поздно тело Альтаира займет Повелитель. А его сын умрет раз и навсегда. Таковы условия договора, который был заключен обманом. Каково Альтаиру будет узнать правду? Что он рожден не для жизни, а для смерти. Зачатый в обмане, в результате предательства отца, обмана бабушки и царственного деда? Каково будет узнать, что он — пешка в жестоких играх Темного Лорда? В глубине души Сигнус надеялся, что Альтаир всего этого не узнает. Что его убьют тихо и безболезненно, возможно, отравят. Но что-то подсказывало принцу, что такой исход маловероятен. Он, будучи сыном Темного Лорда и леди Беллатрикс, знал, как никто другой, насколько ужасна темная магия. Она совсем не милосердна. Она жестока. Скорее всего, Альтаиру выпадет страшная и мучительная смерть. От этого становилось только хуже. Сигнус пытался убежать от правды и самого себя. Он топил горе в вине, иного выхода у него просто не было. Нервное перенапряжение, страх разоблачения, давление Темного Лорда открывали в нем темные стороны, кормили его демонов. Сигнус всегда был вспыльчив, но держал нрав под контролем, но теперь обстоятельства срывали оковы, стирали границы. Безумие Блэков, все это время спавшее в нем, постепенно просыпалось. Сигнус чувствовал, что смерть дышит ему в спину. — Братик быстро растет, — радостно сказал Салазар, обратив на отца взор зеленых глаз. — Ты прав, — кивнул Сигнус лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. В последнее время он отдалился от семьи. Перед Шарлоттой было бесконечно стыдно, он любил ее, но жестоко ее предал и не раз. Салазар был похож на мать, с его личика на мужчину смотрели глаза преданной им жены. От этого становилось тошно. Альтаир обречен, лучше к нему не привязываться. Матушка, ранее бесконечно любимая Сигнусом, выбрала не его, впрочем, как и всегда. Темного Лорда всегда заботило только его благополучие и его власть. Какое ему дело до чувств сына? Временами Сигнус думал, что родился сиротой. У него никогда не было семьи. Для матери существовал только Темный Лорд, и она, должно быть, умерла для сына еще в восемьдесят первом году, когда выбрала не его. Таким образом, рядом с Сигнусом оставалась только Дельфини, его маленькая девочка, его душа. Все хорошее, что было в Сигнусе, видела лишь она. — Поскорее бы он вырос, — продолжал говорить Салазар, гладя брата по курчавым темным волосам. — Я буду читать ему книги, рассказывать добрые истории. Мы будем вместе играть, я научу его колдовать. Поскорее бы мы стали взрослыми. Сигнус горько улыбнулся. Будучи ребенком, он тоже хотел скорее повзрослеть, а сейчас с радостью вернулся бы в детство, такое светлое и беззаботное, полное самых добрых надежд.***
Платье из золотой парчи шелестело в такт шагам, тугой корсет сдавливал ребра и приподнимал грудь. Луна в который раз порадовалась, что две беременности стерли ее болезненную худобу, и теперь она могла похвастаться пышными формами и не выглядела ходячим мертвецом из-за бледности кожи. Луна закончила очередной танец с мужем. Рудольфус отвесил ей чинный поклон и поцеловал протянутую руку. Он словно сбросил несколько лет, помолодел. Зеленый камзол, расшитый золотой нитью и украшенный самоцветами, шел ему. Отросшие почти до плеч волосы Лестрейндж собрал в низкий хвост и перетянул его черной лентой. Вернее, перетянула Луна, она же завязала ленту в аккуратный бант. Но вся эта напускная роскошь не скрывала того факта, что Рудольфус старел. Их разница в возрасте была заметна глазу. — Полагаю, мне нужно проведать детей, — улыбнулась Луна мужу. Она знала, как влияет ее улыбка на него. — Как тебе угодно, дорогая, — ответил Лестрейндж. — Я отлучусь к Повелителю. Луна кивнула, и они, наконец, разошлись. Леди Лестрейндж взяла с подноса бокал шампанского и сделала небольшой глоток. Почему-то она пьянела очень быстро, и ей приходилось быть крайне осторожной, чтобы спьяну не разболтать кому-то секреты мужа. Впрочем, ничего важного Лестрейндж ей никогда не рассказывал. Но осторожность не помешает. Любое ее слово, любая фраза может быть вырвана из контекста и использована против нее, точнее, против ее мужа. Луна некоторое время в тени колонны наблюдала за балом. Супруг ее подошел к Темному Лорду, неизменно облаченному в черное, словно в мире не существовало иных цветов. Рядом с ним стояла миледи Беллатрикс в темно-зеленом наряде. В ее волосах сверкала бриллиантами диадема, длинные серьги переливались в свете свечей. Воистину, она была рождена, чтобы быть королевой. Но все это не затмевало того факта, что ее Луна опасалась и не очень-то любила. В самом начале вечера они с Рудольфусом на правах хозяев замка приветствовали гостей. Разумеется, они не могли не уделить внимание царственному семейству. О, как трудно было выдержать взор Повелителя, у Луны рядом с ним подкашивались ноги так, что приходилось опираться о руку мужа. Когда приветствие было окончено, Рудольфус сказал ей, что она держалась неплохо, но пора бы унять страх. Но Луна помнила, кто ее окружает. Вчерашние убийцы и темные волшебники — вот что представляло из себя все это высшее общество. Впрочем, она теперь его часть, поздно сомневаться. Отведя взор от Повелителя и его свиты, Луна увидела Рабастана Лестрейнджа, который словно коршун кружил вокруг молодой вдовы Миллисенты Гойл. Между ними что-то происходило. Луна не в первый раз замечала их переглядывания и робкие улыбки, которые подошли бы школьникам, а не взрослым сформировавшимся личностям. Нужно бы спросить у Рудольфуса, не заметил ли он чего-то необычного. Принц Сигнус беседовал с Иваном Долоховым, который слушал своего господина с каменным лицом, пока его молодая жена кружила в танце с постаревшим Антонином Долоховым. Луна нахмурилась, увидев улыбку на губах старшего Долохова, что исказила его лицо. Из-за шрамов на его лице любая улыбка смотрелась дико и безобразно. Поняв, что ничего нового она не увидит, Луна покинула бальный зал и устремилась в детскую, чтобы проведать детей. Высшее общество теперь не нуждалось в ней. Она всех встретила, станцевала пару раз с мужем, с нее достаточно. К тому же корсет все так же мешал ей, на голову давила фамильная тиара Лестрейнджей, а юбки платья были тяжелыми и путались. Детская встретила Полумну шумом и гамом. Оглядев отпрысков благородных фамилий, Луна заприметила три белобрысые макушки своих малышей. Она взглянула на часы, висевшие на стене. Детям скоро пора спать. Она уже предвкушала истерику Лоркана. Впрочем, можно скинуть столь неприятную процедуру на нянечку. Луна подошла к благородным дамам, которые тоже нашли компанию детей приемлемой для себя. — Леди Лестрейндж, бал великолепен, вы славно постарались, — произнесла леди Мальсибер с широкой улыбкой на губах. — Благодарю, — кивнула Луна, устроившись рядом с Лаурой на диванчике. Она заметила, как закатила глаза Шарлотта, что оставалась такой же невыносимой. Временами, глядя на падчерицу, Луна задавалась вопросом, откуда в ней столько ненависти и яда? Почему спустя столько лет Шарлотта все еще питает к ней неприязнь? — Лаура, ты вся светишься, — негромко заметила Луна, окинув взором подругу. Лаура, не изменяя прежним вкусам, отдала предпочтение белому цвету. Платье ее не могло похвастаться пышными юбками и тугим корсетом, но имело воздушные длинные рукава, расшитые золотой нитью. Аккуратные стежки складывались в причудливый цветочный узор. Темно-русые волосы Лаура завила и уложила в собранную прическу так, что несколько завитых прядок у висков обрамляли ее круглое, полное женского очарования лицо. Рудольфус называл красоту Луны холодной и классической, такая красота всегда привлекает внимание. Полумна, ранее не считавшая себя красавицей, расцветала от слов мужа. И теперь не сомневалась, что красива. Лаура же была теплой, нежной и уютной. Рядом с ней было приятно находиться. — Неужели это так заметно? — спросила Лаура, хитро глядя на леди Лестрейндж. — Сияние твоих глаз видно издалека, — усмехнулась Полумна. — Мы хотели подождать до семейного ужина, — наклонившись к ней, прошептала Лаура. — Мы с Асентусом ждем пополнение в семействе. Луна замерла. Она рефлекторно нашла взором своих детей, носившихся по детской с криками. Такие маленькие и беззаботные, они были значительной и самой лучшей частью ее жизни. — Поздравляю, — улыбнулась леди Лестрейндж. Она столько лет дружила с Лаурой и была за нее рада. Наверное. Точнее, Луна пыталась всеми силами обрадоваться за подругу, которая так желала вновь стать матерью. Вот только ее пугали перемены в Асентусе. Ранее эти перемены не были так отчетливо заметны, но, вернувшись из ссылки, Луна увидела в Асентусе сильного и умного человека. Как бы он не захотел сам встать во главе рода. В таком случае ее детей ждет незавидная участь. — Мы только утром узнали, я поправилась, не смогла влезть в платье, что для меня сшили, пришлось срочно менять наряд, — говорила восторженно Лаура, не замечая ничего и никого вокруг. Тем временем эльфы принесли сладости и поставили большой поднос на журнальный столик. К нему тут же поспешили дети. Луна увидела, как ее дочь взяла круглую конфету из белого шоколада, покрытую кокосовой стружкой. Пандора отправила ее в рот и хотела схватить еще, но Луна ее опередила: — Девочка моя, тебе не стоит есть незнакомые сладости. — Она говорила негромко и глядя в глаза дочери, которая вмиг сникла. Луна смягчилась: — У тебя может появиться сыпь — реакция на какой-то из ингредиентов. Давай мы посмотрим, будут ли последствия, если их не будет, я велю эльфам снова приготовить этих конфет специально для тебя. Пандора кивнула, хотя и выглядела недовольной. Луна вздохнула, не хотелось постоянно ограничивать дочь во всем, но слабое здоровье девочки доставляло массу хлопот. К счастью, ей можно было все объяснить, и она понимала, почему нельзя. Пандора убежала играть с братьями, которые мало понимали суету вокруг сладостей и были увлечены игрой. Шарлотта тем временем позволила сыну и Руди-младшему забрать вазочку с заветными конфетами, предварительно съев пару штук. От сладости не отказалась и Лаура. — Теперь понятно, почему меня тянуло на сладкое, — посмеялась миссис Лестрейдж, прожевав конфету. — Скорее всего, у нас будет девочка, как мы с Асентусом всегда и хотели. — С чего ты взяла? — поинтересовалась без особого интереса Луна, глядя на своих детей. К счастью, Лиссандер и Лоркан не заметили сладости и продолжили лупить друг друга мягкими игрушками. — Говорят, если тянет на сладкое, родится девочка, — пожала плечами Лаура, положив руку на пока еще плоский живот. Она мечтательно прикрыла глаза, и лицо ее озарила улыбка. — Вот бы она была похожа на Асентуса.***
Уложив детей спать, утомленная Полумна пришла в супружескую спальню. Рудольфус же переоделся ко сну и теперь стоял у распахнутого окна и курил сигару. Луна не любила дым от этих сигар. Во время второй беременности ее воротило от всего, а дым вызывал в ней такую дурноту, что Луну рвало. На второй раз она высказала все мужу, и Рудольфус теперь не курил в ее присутствии. Вот и теперь он поспешил затушить сигару, чтобы не доставлять ей дискомфорт. — Ты была великолепна, — сказал Лестрейндж, закрыв окон взмахом волшебной палочки. — Ты только это заметил? — спросила со смешком Луна. С годами она перестала его бояться так сильно, как в самом начале их пути в качестве семейной пары. В сущности ее жизнь была не такой уж и плохой. Она живет в замке, у нее есть слуги, золото и власть. У нее трое замечательных детей. Все могло бы сложиться иначе. Хуже, намного хуже. Временами Луна задумывалась о том, что с ней стало бы, если бы судьба не свела ее с Лестрейнджем. Она осталась бы в лагере для повстанцев. Отец бы умер у нее на руках. Что-то подсказывало Луне, что она после него недолго бы прожила в этом мире. Лагерь охраняли оборотни — настоящие звери. Их-то она боялась и ненавидела всем сердцем. В памяти до сих пор оставалась картина, как они с Гермионой нашли в кустах за бараком тело одной из бывших магглорожденных студенток Хогвартса. Шестнадцатилетнюю только-только расцветшую девушку жестоко изнасиловали и убили. Похоже, преступников было несколько. Луну тогда вырвало, Гермиона подняла крик, сбежалась охрана. Грейнджер требовала наказать преступников, но никто ничего не сделал, а эти твари продолжили охранять лагерь. Луна боялась за свою жизнь. Неоднократно она ловила на себе жадные, полные вожделения взгляды. Фантазия услужливо рисовала перед внутренним взором картины последних минут жизни несчастной жертвы. Возможно, со временем Луна разделила бы с убитой ее участь. Но все сложилось иначе. Она вышла из лагеря не просто бывшей заключенной, а невестой министра магии. Он дал ей свободу, сытую жизнь, детей, власть. В том лагере, где содержалась Луна, уже летом тысяча девятьсот девяносто девятого года вспыхнуло восстание. Конечно, его жестоко подавили, многих убили Пожиратели Смерти, но кто-то вырвался. Гермиона Грейнджер, Джинни Уизли, Флер Делакур, Ханна Аббот. Еще в нескольких лагерях вспыхивали бунты и некоторые из них тоже закончились побегами заключенных. Так в леса ушли Невилл Лонгботтом, Рон Уизли, несколько его братьев. Раньше Луна радовалась за бывших союзников, желала им жизни, пусть в глуши, но жизни. Но теперь она боялась и сомневалась. Рудольфус Лестрейндж — верный слуга Темного Лорда. Враги Темного Лорда — его враги. А Полумна теперь не просто жена Рудольфуса, а мать троих его детей. Если вспыхнет восстание, то под ударом окажется ее семья. Нужно сделать все, чтобы власть Темного Лорда не рухнула. Нужно сделать все, чтобы у Лестрейнджей было больше друзей, чем врагов. Даже среди мирного населения, чтобы было куда бежать в случае неудачи. Может, открыть дополнительный счет в банке где-нибудь в Швейцарии? Их банки самые надежные и славятся политической нейтральностью. С этими мыслями Луна переоделась в сорочку и легла спать. Едва голова коснулась мягкой подушки, как Полумна провалилась в крепкий сон. Однако через некоторое время ее разбудил взволнованный Рудольфус. — Что произошло? — сонным голосом спросила она. — Эльф сообщил, что Пандоре нездоровится, — взволнованно промолвил Лестрейндж, вставая с кровати. Он быстро надел теплый халат, который ему подал эльф-домовик. Полумна тут же проснулась и вскочила с постели, словно подброшенная в воздух заклятием. Она велела домовику принести ее халат, а сама торопливо надела домашние тапочки. Через некоторое время супруги вошли в комнату дочери, которая утопала в подушках. Она лежала на боку, сжавшись в позе эмбриона. Голову девочка откинула назад так, что было видно ее бледное и мокрое от слез лицо. — Что произошло? — рявкнул Рудольфус не своим голосом, в то время как Луна подбежала к постели дочери и села рядом с ней. — Мисс Лестрейндж несколько раз вырвало кровью, господин, — запинаясь, промолвила молодая нянька. — Я тут же велела разбудить вас и вызвала целителя. — Что это может быть? — спросила Полумна, с болью наблюдая за мучениями малышки. Она хотела взять ее на руки, но девочку снова начало рвать. Ужас пронзил сознание Луны, когда из нутра Пандоры хлынула кровь. — Близнецы в порядке? — спросил Рудольфус дрогнувшим голосом. — Да, я проверяла, — ответила нянька. Но Луна уже не слушала, о чем они говорят. Она взмахом палочки убрала выделения дочери и бережно уложила ее в постель. Пандору била крупная дрожь, она стучала зубами, а дыхание ее было хриплым. — Что могло произойти?! — спрашивала истерично Луна, расхаживая по кабинету мужа спустя некоторое время. Прибывший целитель пытался определить болезнь девочки, и Рудольфус увлек жену прочь от детской, поскольку она, кажется, лишилась рассудка. — На празднике Пандора была активна и совершенно здорова. Прогулка в саду не могла так быстро подкосить ее здоровье. К тому же у простуды другие симптомы. Что с ней случилось? Луна смотрела на мужа так, словно он знал все ответы. Но он тоже выглядел растерянным и беспомощным, что пугало еще больше. Лестрейндж молча подошел к шкафчику, в котором хранил огневиски, вытащил бутылку и два стакана, плеснул в них янтарной жидкости. — Пей! — велел он, передав стакан с алкоголем жене. Луна терпеть не могла это пойло, горькое и противное, оно вызывало в ней лишь отвращение. Но Рудольфус, кажется, был очень и очень зол, поэтому Луна покорно приняла из его рук стакан. Лестрейндж тут же залпом осушил свой и даже не поморщился. Он хотел что-то сказать, но в камине взметнулось зеленое пламя и возник напуганный Иван Долохов, глава стражи семьи принца Сигнуса. У Луны недобро засосало под ложечкой. Слишком много событий для одной ночи. Слишком много. — Леди Шарлотту отравили, — промолвил Иван Долохов тихим голосом и отвел взгляд, словно чувствовал себя виноватым в произошедшем. — Какие симптомы? — спросила Луна севшим голосом. — Неоднократная кровавая рвота, сильный жар, бред и галлюцинации, — промолвил Иван. — Пандора тоже отравлена, — тихо произнесла леди Лестрейндж, поняв, что все-таки случилось с ее ребенком. Но кто?! Кто посмел совершить такое? Кто посмел покуситься на детей Рудольфуса Лестрейнджа, кто считает себя бессмертным? — Магнус, — внезапно сказала Луна, подняв взгляд на мужа. — Это сделал бастард, — с ненавистью заключила леди Лестрейндж.