Пробуждение

      Девять лет назад. Подмосковье. — Петя, быстрее! Я его сейчас прямо здесь рожу! — Татьяна вскрикивает, хватаясь рукой за огромный живот, когда чувствует, как тело скручивает очередная болезненная схватка. На лбу выступает холодный пот, правильное дыхание абсолютно не помогает.       Мужчина бросает взгляд в зеркало заднего вида, стараясь подавить нарастающую панику. Влажные от пота ладони намертво впиваются в руль, вдавливая педаль газа. Знал же, что не стоило слушать жену! Но Таня требовала отвезти ее на дачу: там, видите ли, воздух чище и клубника вкуснее, не то, что в местном супермаркете. За последние месяцы Петр четко усвоил простую истину: спорить с беременной женщиной себе дороже. Беременность протекала легко, врачи уверяли, что до родов еще как минимум две недели, казалось, что могло пойти не так?!       В субботу они окончательно помирились, ели вдвоем ту самую сладкую клубнику и даже, как в детстве, пошли плескаться в реке и загорать на берегу. Петр сладко спал, когда его посреди ночи растолкала кричащая жена — у нее отошли воды. Мужчина спросонья не сразу понял в чем дело, а когда понял, перепугался сильнее жены.       Запихав жену как была, в халате и тапочках, в машину, он гнал по проселочной дороге, молясь всем богам, в которых не верил. Только бы не заглох двигатель! Только бы успеть! Мысль о том, что придется принимать роды у собственной жены посреди приводила его в ужас. — Пожалуйста милая… Потерпи еще чуть-чуть. До больницы уже немного осталось! — Ты это еще полчаса назад говорил!       Таня была права — они все еще посреди чертового леса, мчат по размытой дороге, которой не видно ни конца, ни края.       Левая фара отказывается работать, полная луна время от времени тускло освещает грязную дорогу и вновь исчезает за облаками. Где-то вдалеке кричит ночная птица. По обе стороны дороги шумит лес. И вдруг что-то мелькает в свете фар, стремительно вылетая на дорогу. Все происходит как в замедленной съемке. Огромное тело ударяется о лобовое стекло. Петр ударяет по тормозам. Машина теряет управление, съезжает с дороги, чудом не влетев в дерево. Внутри все леденеет от осознания. — Таня, ты цела? — испуганно спрашивает Петр. Он точно знает — поседеет за эту ночь. — Вроде да, — Татьяна садится на заднем сиденье, даже забывая от шока о схватках. — Петя? Петя, мы кажется… -… Человека сбили, — одновременно произносят супруги. — Это несчастный случай, — Петр делает глубокий вдох, борясь с нарастающей паникой. — Он же сам к нам под колеса бросился.       Вот только как это объяснить полиции?! Права у него после такого отберут точно. А может и посадят. Браво, Петр, ты сказочный отец, просто пример для подражания!       Первым малодушным порывом было просто уехать и забыть. Ночь, дорога, никаких свидетелей. Но Петр просто не смог. Знал, что совесть потом его с потрохами сожрет. Он сбитую на дороге дворнягу в ветеринарку вез, а тут человек. Он же не моральный урод какой-то! Дрожащими руками Петр принялся рыться в бардачке в поисках фонарика. Вот и пригодился, чтоб его! — Петя? А откуда здесь человек взялся? Посреди леса, да ещё ночью? — Татьяна наклоняется вперед и испугано хватает мужа за руку. — Мне страшно, Петя. Поехали скорее отсюда! Пожалуйста! Наверное, это какое-то крупное животное. — Нет, я так не могу. Я должен убедиться. Закрой все двери и окна, и если я не вернусь в течении пяти минут, вызывай экстренные службы. Ты меня поняла? Если он еще жив, мы должны отвезти его в больницу, — мужчина поспешно выходит из машины, чтобы не поддаться на уговоры испуганной жены.       Больше всего на свете ему хочется просто уехать и забыть все как страшный сон. Как назло еще и не видно не зги. Петр останавливается позади машины. В темноте смутно проглядываются очертания тела. Петр склоняется ниже, включая слабенький карманный фонарик. На асфальте отчетливо виднеется лужа свежей крови, рядом — кровавый отпечаток человеческой стопы. А дальше он видит еще один ярко-красный след, явно оставленный лапой какого-то животного. — Какого хрена?!       Мужчина не успевает ничего предпринять, как его сбивают с ног мощным ударом когтистой лапы, заставляя упасть на грязный асфальт. Острые клыки вгрызаются в глотку, разрывая сонную артерию. Петр пытается крикнуть, предупредить жену, но из разодранного горла вылетают лишь тихие клокочущие звуки. Он беспомощно выставляет вперед правую руку, но огромный волк вгрызается в запястье, играючи перекусывая кость. Сознание меркнет, прежде чем хищник разрывает живот огромными когтями, тычась мордой в горячие внутренности, принимается жадно пожирать требуху.       Женщина забирается с ногами на заднее сиденье, протирает запотевшее стекло, вздрагивая от каждого шороха. За спиной зловеще шумит лес, тьма вокруг осязаема и словно живет собственной жизнью. Время тянется медленно, как мятная жвачка. Живот прошивает болью. Ребенок, словно чувствуя волнение матери, ощутимо толкается. — Петя!!! — женщина опускает стекло, зовя мужа дрожащим от страха голосом. В ответ дышит тишина. Подзабытая боль снова нарастает.       Хныкая от боли, Таня достает полуразрядившийся телефон, неловко тыкает дрожащими пальцами по кнопкам.        «Как там, 911? Он у нас работает или только в Америке? Боже, как больно! Или 112? Давай, вспоминай, дура!»       У нее трясутся руки. Связь здесь ужасная, но с третьей попытки удается дозвониться. — Служба спасения, что у вас произошло? — Помогите! Мы попали в аварию… — Таня дрожит, чувствуя слабое облегчение, но не может избавиться от подступающей истерики. — Я не могу найти моего мужа… — Пожалуйста успокойтесь. Вы ранены? — Нет, я беременна. М-мы ехали в больницу… у меня схватки, а-аах! Аа, ннгх… Сильные… — Где вы сейчас находитесь? — Я не знаю. Мы застряли посреди леса. — Татьяна всхлипывает, задыхаясь от отчаяния, боли и страха, дышит прерывисто и часто. — Пожалуйста, оставайтесь на линии, чтобы я могла отследить ваш звонок. Мы вышлем вам «Скорую» и спасателей. Оставайтесь в машине до приезда спасателей!       В трубке слышатся помехи, а затем экран темнеет. Татьяна отбрасывает телефон. А если их не найдут? А если прибудут слишком поздно? Она должна найти своего мужа сейчас же! — Петя? — женщина кутается в тонкий халат, пытаясь рассмотреть что-то в темноте. Оглядывается по сторонам пытаясь, разглядеть Петю или то, что выскочило на дорогу. Татьяна краем глаза замечает, как нечто крупное движется в темноте. Ноги цепляются за что-то и женщина неловко валится на асфальт.       Руки утопают в чем-то мокром и липком. Татьяна шарит руками по знакомому телу, поднимает голову и видит разорванное горло и бледное мертвое лицо своего мужа.       Женщина не успевает даже закричать. Ее откидывает в сторону мощной когтистой лапой. Она пролетает несколько метров и тяжело падает, больно ударяясь затылком об асфальт. Успевает инстинктивно схватиться руками за живот. Таня открывает слезящиеся от боли глаза, понимая, что не может пошевелиться. Голова раскалывается от боли. Грудь жжет огнем, ей трудно дышать.       Откуда-то сверху веет теплое зловонное дыхание. С острых клыков капает свежая кровь. Зверь скалит пасть, утробно рыча, склоняясь к лицу своей жертвы. Серебристо-серые с вертикальными зрачками глаза светятся изнутри. Таня не может даже крикнуть от ужаса.       Зверь склоняется к ее шее, жадно втягивая ноздрями воздух. А после резко вскидывает морду, словно собака, услышавшая зов хозяина. Убирает лапу с ее истерзанной груди и стремительно бросается в сторону, скрываясь в лесной чаще. Где-то вдалеке слышится вой сирен. Женщина теряет сознание. ***       В ординаторской тихо. Старые часы на стене показывает полтретьего ночи. Мирное тиканье часов навевает сон. Максим Леонидович идет к чайнику, заваривать которую за эту ночь кружку кофе. Дежурство по больнице проходило можно сказать, спокойно. Да, тяжелых много, пока ко всем заглянешь, пока каждого опишешь. Еще двое затемпературили, у одной аллергическая реакция. Благо, всего-то сыпь, но крику дамочка подняла, словно душу собиралась Богу отдать. Но наконец, вроде, все уладилось. Может, удастся даже поспать? Времени немного осталось, но лучше хоть сколько-то сна урвать.       «Может, прилечь?» — думает опытный хирург, устало опускаясь на старый кожаный диван. Он подрывается буквально через десять минут, слыша ненавистную трель телефона. Ну за что?! — Максим, ты? — девушка на том конце провода вздыхает с облегчением. — Срочно готовь операционную, звони реаниматологам и в родильное, там сегодня Оксана, кажется. Поднимай всех! У нас экстренная ситуация. — Давай коротко и по существу. — Девушка, беременная. Нападение дикого животного, глубокие рваные раны. Срок где-то восемь с половиной-девять месяцев. Состояние крайне тяжелое. Глубокие раны, сломано несколько ребер, гемопневмоторакс, может и легкое повреждено. Давление 105/60, пульс 95. Полное раскрытие, схватки каждые пять-семь минут, но родовая деятельность слабая. Предлежит головка, на дно еще не опустилась. Пытаемся стабилизировать, но боюсь, не довезем просто.       Уже потом, взглянув на несчастную, Максим сразу понимает — пациентка не выживет. Он не часто видел жертв диких животных, чаще — аварий и катастроф, но шок работает по одним и тем же законам. Пока они сопротивляются и кричат еще есть шанс. Но тишина — зловещий признак.       Кожа молодой женщины кажется невероятно бледной, словно просвечивается изнутри. Максим отчетливо видит змеящиеся под кожей сплетения тоненьких синих вен. Глаза у нее странные, словно выцвели, Максим видит, как зрачок меняет форму, становится вертикально узким, а после снова расширяется. Хорошо, реакция на свет есть, но что за?! Баловалась чем-то на последнем месяце? Прогноз что для нее, что для ребенка с каждой секундой все хуже и хуже.       Бледные пальцы беспомощно вцепляются в руку врача. Время, Максим, время! Соберись! Ситуация паршивая, спасут они только одного. — Оксана, принимай нас! — маленькая пухлая акушер-гинеколог уже колдует над огромным животом. — Что с ребенком? — Пульс сто, слабый. Да пропустите вы меня к ней, надо посмотреть!       «И залезть внутрь» — мелькает в голове совершенно идиотская неуместная шутка. Благо, Максиму хватает такта прикусить язык. Он все-таки тоже на взводе, хотя и старается держаться спокойно. — Есть! Не опустилась еще! Быстро, у нас мало времени!       Повезло ему сегодня с командой. Все действуют слаженно и быстро. На мониторах биение двух сердец. Угасающее, слабое. Ребенок тоже отчаянно борется за жизнь. Счет идет буквально на минуты. Они должны попытаться!       Вместе они проводят экстренное кесарево. От мысли, что они тянут женщину буквально для выполнения инкубаторных функций тошно, но выбирать уже не приходится. Будь там один пневмоторакс еще куда не шло, но плевральная полость понемногу наполняется кровью. Они тут ничего сделать не смогут, может, будь в больнице профильное отделение…       Младенец маленький, сразу видно, что недоношенный. Дергается слабо, сине-красный весь. Как там баллы по Апгар считать? Он четыре хоть наберет? Оксана поспешно вытирает ребенка сухой пеленкой, укутывает в другую, чистую, и быстро отсасывает из ротика и ноздрей околоплодные воды и слизь. Младенец издает слабый писк делая болезненный первый вдох, а потом, набравшись сил, оглушает операционную звонким криком.       Живой! И порозовел сразу, пакостник! Максим как может помогает Оксане отмыть младенца от слизи и остатков смазки, и тут-то они замечают глубокий порез случайно оставленный скальпелем на маленькой детской щеке. — Не вините себя. — Анна выглядывает из-за плеча, на чистого младенца с пластырем на личике. — Вы ему жизнь спасли. *** — А с мужем что? — спрашивает Максим, с благодарностью принимая протянутую коллегой пачку сигарет. Он давно порывался бросить, но с такой работой! Как Оксанка до сих пор держится? Хотя не дай бог молодые мамочки почувствуют от врача запах табака, сразу в клочья разорвут.       Хирург выдыхает сигаретный дым устало всматриваясь в хмурое предрассветное небо. — Без шансов. Когда мы приехали, там было настоящее месиво. — Откуда взяться волкам в Подмосковье? — Не знаю Макс, — задумчиво говорит Анна. — Одно могу сказать, я раньше никогда с таким не сталкивалась. — А с мелким что будет? — хирургу искренне жаль мальчишку: не успел родиться, а уже потерял всю свою семью. Еще и шрам этот, скорее всего, с ним на всю жизнь останется. Чувство вины давит невидимым грузом. Они не боги, воскрешать не могут. И все-таки он не научился цинично и по-философски относиться к смерти пациентов. — Отдадут в дом малютки, если, конечно, родственники не заберут. А там, возможно, усыновит кто. Здоровых младенцев хорошо разбирают. Мы сделали что смогли, Макс. Дальше уже не наша работа, — сочувственно говорит Анна. — Вали домой, а? Возьми выходной, отоспись. Ты сам уже похож на ходячий труп.