Пробуждение

      Сережа сегодня весь день был сам не свой. Он украдкой следил за Олегом не выпуская его из виду, но одновременно словно прятался от него. Что за глупые игры? — раздраженно думает Волков, когда Разумовский скрывается за поворотом не давая найти себя. А потом вновь выглядывает из-за двери, смотрит виновато и затравленно. А вечером и вовсе устраивает сцену прямо в столовой, выбивая у Олега из рук тарелку с кашей. — Да что с тобой не так?! — устало вздыхает сероглазый мальчишка, глядя в сторону убегающего друга. Усталость и напряжение последних дней давит на плечи, наваливается невидимым грузом. У него не осталось ни физических ни моральных сил сейчас разбираться с истериками Разумовского. Волков даже рад, что ему не придется спать сегодня на чердаке. Воспитатели недавно все-таки спалили, что он регулярно пробирается по ночам в маленькую комнату на чердаки и ночует там на полу у ног Разумовского.       Олег не обращает внимания на настороженные взгляды и насмешки других ребят, вяло огрызается и скалит зубы. Он слишком устал. Сознание отключается стоит голове коснутся подушки. Олег почти сразу проваливается в сон, глубокий и без сновидений. — Олежа. Олег просыпайся! Проснись! — тонкий, испуганный голос доносится словно из-под толщи воды.       Волков пытается отмахивается от назойливого голоса, отворачиваясь и натягивая на голову одеяло. Резкая боль обжигает щеку, заставляя распахнуть глаза. Похоже мелкий со всей силы запал ему пощечину. — А? Что? — Волков трет заспанные глаза, пытаясь привыкнуть к темноте. Сережа сидит на нем, продолжая тормошить. — Нужно бежать, — тараторит Разумовский. — Сейчас Олег. — бледный и испуганный, он смотрит на Волкова своими голубыми глазами. — Куда бежать Сереж? Ночь на дворе. — Тише. — холодная ладонь рыжего ложится на его губы. — Он может тебя услышать. — испуганно шепчет Сережа, оглядываясь по сторонам, — Но я не отдам ему тебя, слышишь. Он тебя не получит. Ты мой единственный друг. — Сереж, тебе просто приснился кошмар. Ты сейчас всех детей здесь разбудишь, — пытается воззвать к голосу разума Олег. — Они не проснутся. — чуть слышно говорит Сережа, опустив голову.       Когда рыжий вновь смотрит на Волкова в его глазах он видет янтарный огонь. — Какой же ты проблемный, волчонок, ~ — жуткая улыбка озаряет лицо рыжего ребенка. — Я уже говорил тебе раньше: подчиняйся мне добровольно или умри! Неужели так сложно запомнить с первого раза?! — лицо Разумовского искажается злобой. Движение слишком быстрое, почти неуловимо для человеческого глаза. Ребенок хватает с тумбочки тяжелый металлический будильник, со всей силы бьет им по затылку Волкова. — Все приходится делать самому. — усмехается Птица, склоняясь над лежащим на полу телом. ****       Сознание возвращается медленно. Первое что понимает Волков — он лежит на мокрой траве. Олег поднимается на локти, пытаясь сфокусировать взгляд, чувствуя головокружение и нарастающую тошноту. Осторожно касается затылка, неверяще смотря на испачканные липкой кровью пальцы. Последнее что он помнит — искаженное злобой лицо своего друга.       Ночной воздух дышит жаром. Глаза слезятся от дыма и гари. Олег медленно поднимется с сырой земли с ужасом сморит на полыхающая пламя. Темные небеса освещают всполохи огня, черные вороны кружат над головой с мерзким клекотом. Приют объят пламенем, чувствительный нос оборотня улавливает отвратительный запах паленного мяса и человеческой плоти. К горлу вновь подкатывает тошнота. Клекот воронов смешивается с криками агонии и боли, образуя безумным симфонию звуков. — Сережа! — бьется безумной мыслью в груди.       Это похоже на затянувшийся кошмар, словно ад спустился на землю. Но Олегу плевать, все о чем он сейчас способен лишь молить о том, чтобы его друг остался жив. Олег облегченно выдыхает, замечая знакомую хрупкую фигуру в растянутом фиолетовом свитере, отросшие рыжие волосы развиваются на ветру, подобно языкам пламени. Разумовский стоит неподвижно, словно завороженный смотря как огонь стремительно пожирает здание приюта. — Правда красиво, волчонок? — лицо ребенка искажает жестокая улыбка, Олег видит в демонически-золотых глазах отражение пламени. — Гори, гори ясно! — Сережа безумно смеется, кружась вокруг своей оси. — Что ты наделал? — обреченно шепчет Волков. — Освободил нас? — рыжий мальчик наклоняет голову, зло смотря на своего друга. — брось волчонок, я же прекрасно знаю что ты тоже ненавидел это место, — зловеще продолжает Птица, — Ты ненавидел детей, издевавшихся надо мной, воспитателей, которым было на все наплевать. И видят боги, я слишком долго это терпел…       Сережа испуганно на мгновение застывает, судорожно вздрагивая. Олег видет, как глаза друга снова принимают привычный лазурный цвет. Сережа дрожит, боязливо оглядываясь по сторонам, его глаза расширяются от ужаса. — Олег?! Что?! Почему мы? Что здесь произошло? — испуганно шепчет Разумовский. — Нет…нет …нет. — Не смотри! — Олег прижимает рыжего друга к себе, закрывая от всего этого кошмара. — Все… Все закончилось. Это не твоя вина.       Волков чувствует, как Сережа мелко дрожит в его объятиях, как его рубашка стремительно мокнет от чужих слез. — Это я? Это я все сделал? — голубые глаза полны отчаяния и боли. — Нет. Это был несчастный случай, Сережа. — спокойно отвечает Волков.       Где-то вдали слышится вой полицейских и пожарных машин. — Взрослые будут задавать вопросы, — тихо шепчет рыжий, вновь прижавшись к груди своего единственного друга. — Что мы им скажем? Я ничего не помню. — Тебе не надо ничего говорить. — голос Олега звучит непривычно серьезно и уверенно. — Я сам с ними поговорю. А теперь слушай меня внимательно. — Олег берет заплаканное лицо Сережи в свои руки, заставляя посмотреть на себя. — Я проснулся посреди ночи от запаха дыма. Я пытался разбудить детей из младшей группы и позвать на помощь. Но к тому времени огонь уже охватил левое крыло. Мы были заперты в ловушке, двери были заперты на ночь. Началась паника. Я схватил тебя на руки и выпрыгнул в окно. Все ясно? — Да. — Сережа тихо кивает, сжимая ладонь своего друга. — Не бойся. Я с тобой. — обещает Волков. *****       Константин зевает, прикрывая рот рукой. На часах два пятнадцать ночи. До окончания дежурства оставалось еще как минимум три часа. Ночное патрулирование проходило в штатном режиме. На районе было спокойно и тихо, даже местные бомжи и гопники попрятались. Что не удивительно: Константин недавно с местными гопниками провел разъяснительную беседу, по традиции настучав в бубен и сломав несколько носов для облегчения понимание. Дабы борзые личности не кошмарили законопослушных граждан.       Слишком спокойно и тихо, даже подозрительно. Константин открывает окно, затягиваясь сигаретный под неодобрительный взгляд напарника. Федя никак не комментирует но осуждает. Да, обещал бросить. А как бросить-то, с нашей работой?! — Да что с тобой такое, Костя? Ты сам не свой. — не сдержавшись выпаливает напарник. — Если бы я знал, Федя. Предчувствие у меня скверное. Словно все это затишье перед бурей. Хотя возможно ты и прав, поехали поедим что ли, здесь я кафе круглосуточное видел за поворотом.       Старенький Нокиа разряжается противной трелью. Номер неизвестный. — Может номером ошиблись? — встревоженно предполагает Прокопенко. Номер Константина знали только его сын и несколько коллег, включая самого Федора. И зная крутой нрав Грома, вряд ли кто-то из них решится звонить ему посреди ночи.       Константин хмурится, зависая на несколько секунд смотря на вспыхнувший экран, прежде чем ответить на звонок. Он сам не может объяснить, почему смотрит на телефон, словно ядовитую змею. Почему у него предательским мелко подрагивают кончики пальцев. — Константин Гром слушает, — рявкает полицейский. — Дядя Костя… — голос тихий, тоненький, испуганный. На фоне слышится треск и помехи. — Я… мне очень страшно. Здесь повсюду огонь. — в трубке слышится тихий всхлип… — Я… я не могу никого разбудить. — Где ты находишься, Сережа? Слушай меня внимательно ты должен… В трубке слышится какой-то треск а потом связь резко открывается. — Блять! Прокопенко, звони спасателям, в скорую и пожарным. — Игорь выворачивает руль врубая скорость на полную, параллельно диктуя адрес приюта. — Это… Тот самый ребенок? — осторожно спрашивает Федор. — Что стряслось на этот раз? — Тот самый. — мрачно говорит Гром, — Приют горит.       Пламя зловеще взвивается в черном небе. В горячем воздухе кружится пепел. Мимо них пролетают машины скорой и пожарные. Константин с горечью понимает что опоздал. Глаза слезятся от копоти и гари, горячий воздух опаляет легкие. Константину кажется, что он чувствует удушающий тошнотворно-сладкий запах паленой плоти.       Опоздал. Над пепелищем роят вороны. Огонь удалось локализовать, пожарные и спасатели разбирают завалы, извлекая из-под рухнувших перекрытий обгоревшие тела. Константин насчитывает на лужайке больше тридцати брезентовых мешков. — Есть выжившие? — севшим голосом спрашивает Гром. — Двое детей, — пожарный вытирает пот со лба, размазывая сажу по лицу, указывая куда-то в сторону. Гром, едва завидев знакомую рыжую макушку, бросается к чудом выжившим мальчишкам. — Что могло стать причиной возгорания? — осторожно спрашивает Прокопенко, понимая, что опрашивать свидетелей придется самому. — Комиссия разберется. — холодно бросает пожарный. — Не для протокола, как думаете как такое могло произойти? — понижает голос Прокопенко, протягивая мужчине бутылку воды. — Когда мы приехали здесь был настоящий ад. Здание старое, 1912 года постройки. Ремонт не делался со времен революции. Старая проводка, балки и перекрытия деревянные. Проводка гнилая заискрила. Все вспыхнуло как спичка. Огонь охватил здание за несколько минут. — Неужели никто не проснулся? — Скорее всего просто задохнулись во сне угарным газом. А даже если бы и проснулись все равно бы сгорели заживо.

***

      Константин с облегчением выдыхает, узнавая в рыжем ребенке Сережу. Мальчишка сидит на сломанном дереве, испуганно глядя по сторонам, вцепившись в ладонь своего друга. Мальчик с серебристо-серыми глазами, сжимает губы, смеряя полицейского недоверчивый, хмурым взглядом. — Дядя Костя! — лицо Сережи озаряет робкая улыбка. — Ты не обжегся, малыш? Ничего не болит? — спрашивает Гром, мысленно выдыхая, не обнаружив никаких видимых повреждений. — Расскажи пожалуйста все что ты помнишь, Сережа? — Константин присаживается на колени рядом со старым поваленным деревом, внимательно глядя в глаза мальчика. — Я… Проснулся посреди ночи, хотел воды попить, — тараторит Сережа. Рыжий мальчик замолкает, нервно кусая губы, ребенка снова начинает трясти от пережитого ужаса, светло-голубые глаза блестят от слез. — Там был огонь и я… Я так испугался. Я хотел разбудить Светлану Михайловну, но она не просыпалась.       Ребенок тихо всхлипнул и неожиданно спрыгнул с поваленного дерева, неуверенно обнимая Константина, прижался к его небритой щеке, тихо всхлипывая куда-то в шею, вцепившись маленькими пальцами в белую рубашку, уже не сдерживая подступающую истерику. — Мне было так страшно и…другие дети…они тоже не посыпались. И тогда Волчик сказал, что мы должны прыгать, потому что за дверью огонь и мы задыхаемся. И мы прыгнули вместе… А потом я на Волчика упал и он головой ударился… — Тише… Тише. Все закончилось, мелкий. Ты все сделал правильно. — Константин растерянно гладит по спине испуганного ребенка, берет на руки, начиная укачивать как маленького. Как всегда делал с Игорьком, когда родного сына кошмары мучали.       Сережа тихо всхлипывает, положив рыжую голову на плече полицейского. Олег невольно отводит взгляд. Он прекрасно видит, как на лице Сережи расцветает едва заметная хитрая улыбка, а глаза на мгновение вспыхивают янтарным огнем.