Философский камень Драко Малфоя

      — Сынок, иди же!       Голос отца, жмущегося возле Темного Лорда, не производил особого впечатления. Разве что это мерзкое «сынок»…       Но ужас ледяной коркой сковал грудь Драко, когда взгляд наткнулся на безжизненное тело Поттера в дрожащих ручищах недовеликана Хагрида, захлебывающегося в слезах и соплях. Это было уже слишком — поверить, что все кончено. Впервые в жизни он мечтал, чтобы очкастый идиот, черт возьми, победил.       Он ни капли не сомневался: это никогда, мать его, никогда не закончится.       Не будет шрамоголового, будут другие: МакГонагалл, куча этих Уизли, остальные орденцы. Она. А потом в расход пойдут и Пожиратели с недостаточно подобострастным видом, недостаточно дрожащие в страхе, ведь бледнолицему ублюдку никогда не хватит той власти, что у него уже есть.       Давящую тишину нарушил тихий голос, который он узнал бы из всех:       — Драко.       Мама.       Она звала его, одним словом требуя преодолеть футы пропасти между ними. Между поникшим разбитым Орденом и улюлюкающими Пожирателями. Между проигравшими и победителями.       Он уже занес ногу для шага навстречу, как наткнулся на пронзительный взгляд карих глаз.       До сих пор не верилось, что она осталась жива, — да, он знал и раньше, он слышал, но, даже увидев ее впервые за эти месяцы в Выручай-комнате, едва смог справиться с волной облегчения. Остаточный эффект все еще был: что-то с пугающей легкостью сжималось внутри, и он не мог заглушить это ни силой, ни страхом.       Ни сжечь в Адском пламени.       И сейчас Грейнджер — живая-здоровая Грейнджер, — вся вымазанная в грязи, стояла в первом ряду защитников Хогвартса и будто пыталась забраться к нему в нутро.       Она будто… просила его? Так, как каждую ночь.       Отвернись.       Но в ее глазах было то, что чугунным сапожищем пригвоздило его к земле, — надежда. Надежда на то, что он… А что он, собственно, мог?       Сделать шаг вперед.       Драко увидел, как эмоцию, мерцавшую на ее радужках, стерло разочарование. Впрочем, ничего нового. Через секунду Грейнджер отвернулась, вцепившись в Уизли, как в последний оплот надежды.       Этой секунды Драко было достаточно, чтобы прочувствовать, как с каждым дальнейшим шагом его жизнь наполняется ошибками, которых он попросту не мог избежать: при выборе между подчинением и Авадой он предпочитал считать, что выбора у него нет вовсе.       Но никакое ее разочарование не стояло по своей противности даже близко со склизкими объятиями Темного Лорда.       Едва почувствовав лед длинных пальцев и запах гнили, Драко внутренне содрогнулся. И невольно позавидовал участи Крэбба, сгоревшего в Адском пламени.

***

      Гермиона смотрела на Малфоя, шагавшего в сторону матери и отца, ютящихся в тени Волдеморта, и никак не могла уложить в голове его поступок.       Ей казалось, что тогда, в Малфой Мэноре, он… Впрочем, неважно. Теперь это ничего не значило.       Разочарование.       Это чувство наполняло ее легкие, и она цеплялась за него, как за последнюю держащуюся на воде дощечку утонувшего корабля. Отпусти — и ничего не останется.       Малфой не изменился. Не стал лучше. Ей просто показалось.       То ли осознания этого, то ли от нервов к горлу подкатывала тошнота.       Но пальцы так и норовили соскользнуть с мокрой древесины. Гермиона и сама едва держалась, заталкивая в дальний угол сознания мысль:       Что, если эта упрямая дощечка унесет ее еще дальше от берега?       Когда Волдеморт протянул к застывшему Малфою бледные руки с землистыми длинными ногтями, она инстинктивно дернулась вперед.       Разжала пальцы.       Сильные ладони тут же легли ей на плечи.       — Что это ты творишь? — гневным шепотом спросил Рон.       Что она творила? Да она понятия не имела.       Ощущения рухнули на Гермиону лавиной: беспокойство за жизни каждого из орденцев, надежда, ускользающая сквозь пальцы, будто песок… И снова — все грани разочарования трусом, который теперь жался к своим родителям на темной стороне.       Точнее, лишь к матери. От внимания Гермионы не ускользнуло то, как он отшатнулся от руки отца, протянутой, видимо, чтобы похлопать его по плечу. Малфой обошел мать с другой стороны и сжал ее ладонь в своей. Кажется, они о чем-то зашептались.       Вдруг — по ушам ударил страшный крик.       Гермиона дернулась на звук, и ее рот распахнулся в немом ужасе: это был Невилл… и он… он горел. Вся съедаемая огнем, Распределяющая шляпа каким-то образом оказалась у него на голове и теперь закрывала ему половину лица. Наблюдавший за его страданиями Волдеморт лишь холодно усмехался. Зато Беллатриса, прыгавшая вокруг него, будто собачонка, визгливо хихикала.       Как это случилось?       Неужели Гермиона настолько долго смотрела в противоположную сторону, что даже не заметила?       — Да что он?.. — послышалось откуда-то сзади.       Невилл внезапно зашевелился и сбросил с себя пылающую шляпу. В воздухе блеснуло серебро, и свет заиграл на рубиновой рукояти… меча. Меча Годрика Гриффиндора.       Все завертелось, будто в ускоренной съемке: свистящий взмах, отсеченная голова Нагайны, покатившаяся по земле, отчаянный крик теперь уже смертного Волдеморта и осознание — Гарри жив.       Именно с этой мыслью она присоединилась к Джинни и Полумне, сражающимся с Беллатрисой.       Прежде она не знала, что возмездие может захлестывать с головой, не мешая при этом дышать. Голова осталась холодной, несмотря на то, что сердце неистово билось об ребра.       Палочка, зажатая в руке, отказывалась действовать со всей злостью против своей прежней хозяйки, но в каждый взмах Гермиона вкладывала больше, чем позволяли возможности. Она хотела взять реванш.       Лестрейндж не перестала издевательски хихикать даже в тот момент, когда вовремя подоспевшая Молли пронзила смертельным лучом ее грудную клетку.       И Гермиона искренне надеялась, что Сириус, Люпин и Тонкс не дадут этой безжалостной твари смеяться по ту сторону занавеса.

***

      Драко, притаившийся с родителями в углу Большого зала вдалеке от сражения, во все глаза таращился на Грейнджер, выступившую против своей недавней мучительницы.       Два его ночных кошмара боролись друг с другом, сливаясь в один, как и каждую ночь до этого. Ничего необычного.       И, по правде говоря, он думал, что после безрассудного налета на хранилище Беллы в Гринготтсе Грейнджер уже ничем его не впечатлит. Но развернувшаяся на его глазах схватка уверенно заняла первое место в списке «не ожидал, что Грейнджер такое умеет».       Когда Белла рухнула замертво, Драко понял, что до этого не дышал.       Один его ночной кошмар победил другой — так просто. Так, как он сам не мог.       Грейнджер откинула со лба взмокшие волосы и оглянулась: в месиве Большого зала она пыталась найти кого-то глазами.       Кого-то… Смешно.       Уж точно не его. Наверняка своего очкастого дружка.       Будто в ответ, до него вдруг долетели голоса: приглушенное угрожающее шипение Темного Лорда и выкрики Поттера. Драко напряг слух и замер.       — Северус Снейп никогда не был настоящим хозяином Бузинной палочки! И никогда не одерживал победы над Дамблдором!       — Он убил…       — Истинным хозяином Бузинной палочки был Драко Малфой!       Что за… нахрен? Он инстинктивно шагнул назад. Шок. Больше, чем чертово удивление.       Разочарование неприятно полоснуло по груди: он знал, что это была за палочка. Какие вещи она умела. Не мог не знать, прожив с ним два года под одной крышей.       И не мог не знать: если Поттер сейчас его не грохнет, лучше будет просто пустить себе в лоб Аваду. Это будет гораздо безболезненней, чем отвечать перед Волдемортом.       И вдруг — хлопок.       Драко даже не успел увидеть, что случилось дальше, лишь услышал приглушенный стук.       И счастливый вопль.       Он обернулся и едва сдержался, чтобы не заорать в ответ: Волдеморт распластался на плитах, раскинув руки. Сморщенный. Мертвый. Черт возьми, мертвый.       Пока мракоборцы левитировали бледное тело наружу, Поттера, застывшего со смесью неверия и радости на лице, облепило ликующее людское море.       А Драко просто выдохнул. Громко и облегченно.       Тут же он ощутил толчок в плечо. Обернулся.       — Подвинься, хорек несчастный! — мерзкий дружок Поттера выкрикнул это прямо ему в лицо.       — Уизли… — пренебрежения внутри Драко хватило бы и на всю их семейку.       — Уже выбрал себе камеру в Азкабане, а? — рыжий сверкнул на него глазами, мгновенно становясь похожим на багровый раздутый пузырь. — Надеюсь, она будет поближе к дементорам!       — Просто поразительно, Уизли. Даже в этот легендарный момент тебя больше волнует моя судьба, чем драгоценный Поттер. На его месте я бы ревновал.       Он всем своим видом старался показать, что перспектива попасть в Азкабан его не задела. И не испугала. Нет.       — Заткнись, приду… — Уизли был прерван грозным окриком Грейнджер, внезапно оказавшейся между ними.       — Рон, идем же, мы нужны Гарри! Не стоит тратить время на детские разборки!       Она откровенно безразлично мазнула взглядом по нему, остановившись на лице.       Не. Смотри.       Но Драко опять сдался.       — Не думаю, что он стоит потраченного времени. Особенно теперь.       Что-то в этом предложении резало слух.       Грейнджер буквально искупала его в разочаровании, но Драко едва заметил. Он утоп в моментально вспыхнувшем в голове образе — ненавидящих и одновременно умоляющих его карих глазах.       Его отпустило, только когда Грейнджер исчезла из поля зрения. Почти.       Драко все равно с каким-то идиотски-пристальным вниманием наблюдал за тем, как она обжимается с Поттером и Уизли. Он прокрутил в голове фразу, брошенную ею под конец, раз пять, пока не понял, что именно показалось ему странным.       Она сказала «теперь»?