***
Разлепив свинцовые веки, он обнаруживает себя, похожего на мешок с покореженными костями, распластанным в том самом ненавистном зале Мэнора. Голова гудит, в теле ломкой отдается боль, но у Драко получается отскрести себя от ледяного пола под аккомпанемент собственных кряхтяще-сипящих звуков. — Малыш Драко! В комнату вдруг, хихикнув, заглядывает Белла. Входит, стуча каблуками по полу. Запустив руку почти что в корни волос, она тащит за собой чье-то полубезжизненное тело. Женское. Он бы даже сказал — девчачье. Оказавшись на середине зала, она позволяет пленнице с тихим вскриком упасть у ног. Или приказывает? В ее костлявых пальцах остается клок каштановых прядей. Каштановых? Драко вздрагивает. — Подойди же! — выкрикивает Белла, и он, спотыкаясь, подчиняется. Она пинает девушку ближе к нему и рывком поднимает ее за горло, демонстрируя избитое, все в кровоподтеках и ссадинах лицо… Грейнджер. Искалеченная, но не сломленная, та гордо вздергивает подбородок, пряча страх в глазах. «Твою… мать» — обреченно выдыхает его внутренний голос. — Дра-ако, дорогой малыш Драко! — визгливый голос тетки не предвещает ничего хорошего. — Темный Лорд милосердно наградил тебя за то, что ты выжил после его наказания! Он велел привести эту дрянь, чтобы ты попрактиковался. От одной только мысли о пытках его прошибает холодный пот. Воспоминания о боли отдаются в теле крупной дрожью, будто его конечности разрывают на куски, а потом неаккуратно сшивают толстой нитью наживую. — Не представляешь, как мне жаль расставаться с грязнокровкой, — Белла плаксиво дует губы, изображая обиду. — Я успела полюбить ее крики! Скорчившаяся у его ног Грейнджер хрипит, будто бы в подтверждение, и, с трудом приподнявшись на локтях, сплевывает на пол вязкий кровавый сгусток. От этого зрелища в груди Драко все подергивается ледяной коркой, заставляя дыхание замереть. Он никак не может найти сил втянуть в себя спасительную порцию воздуха. Почему снова она? Всегда она… — Пожалуй, останусь здесь и полюбуюсь, как ты расправишься с этой скверной. Знаешь, Долохов так рвался оприходовать грязнокровку, будто у нее пизда золотая! Не желаешь попробовать первым? — Белла хохочет, обнажив гнилые зубы, и вся трясется, отвратительная в своем безумии. — Видишь ли, я предпочитаю чистокровных, — бормочет Драко. Руки отчего-то сжимаются в кулаки. Белла в ответ лишь насмешливо фыркает, закатив глаза. — И, думаю, сегодня мне было достаточно Круцио, так что как-нибудь в другой раз, — настаивает он. — Малыш Драко, от подарков Темного Лорда отказываются только глупцы и смертники. А я почему-то уверена, что ты ни то, ни другое. Так что тебе придется сделать все, чего он ждет. Приступай, ну же! — тетка плотоядно облизывается, не скрывая блеск в глазах. Правая рука Драко дрожит так, что палочка, зажатая в ней, едва не валится на пол. Он молится всем существующим богам, чтобы что-то случилось, отвлекло Беллу, позволило бы ему избежать этой жуткой обязанности. Но ничего не происходит. Никто не спасает его. Он выдыхает и направляет палочку на распластанное по полу тело Грейнджер, изо всех сил уговаривая себя произнести заклинание. И вдруг… Девчонка дергает подбородком и поднимает на него взгляд. Карие глаза сужаются, а в них горит такое презрение, словно она силится на подкорке его мозга выжечь надпись «трусливое ничтожество». Она считает, ему не хватит духу? — Круцио! — выкрикивает Драко. Голос почти не дрожит — похвально. Зато Грейнджер дергается, выкидывает вверх острые коленки и вопит оглушительно громко. Так, как он и помнит. — Круцио! Ему страшно. Но это только поначалу. Первые два свистящих взмаха палочки, первые два непростительных, жгущих язык, действительно сковывают позвонки холодом, но потом… Драко входит во вкус. — Хватит! Умоляю, хватит! Грейнджер так красиво кричит. Выгибает спину и, кажется, в другой ситуации он мог бы по достоинству оценить ее гибкость. Но ему тут же хочется вырвать эти мысли у себя из головы. Они ему чужие. И Драко пугает, что глубоко внутри что-то приятно вздрагивает, откликаясь на них. В какой-то момент он опускает палочку и переводит дыхание. Грейнджер тоже пользуется передышкой: она заваливается на бок и, содрогаясь, приподнимается, упираясь локтями в пол. Тяжело и очень хрипло дышит, будто у нее хроническая простуда. Она еще может двигаться? Драко ловит себя на мысли, что даже немного завидует. Он-то не мог. Какая-то непреодолимая сила или даже темная магия — будто ее и так недостаточно — вдруг раскручивает лассо и набрасывает ему на шею. Тянет вперед… Чтобы что? Проверить, сколько осталось Грейнджер? Не ври. Ты хочешь проверить, как она на тебя смотрит. И Драко с бухающим в горле сердцем преодолевает те несколько шагов. Он — да ты нахрен спятил — опускается на колени. Обхватывает ее ледяной, мокрый от слез подбородок и поднимает лицо Грейнджер вверх. Смотрит пристально. И он едва сдерживается, чтобы не вторить ей — чтобы не взвыть позорно, потому что каждый лопнувший капилляр в карих глазах будто выплевывает ему прямо в лицо это самое хриплое от сорванных связок «не…на…ви…жу». Ненависть Грейнджер его вынуждает. Она его провоцирует. Драко просто хочет чтобыонаушла. Он готов сделать для этого очень многое. И даже то, что делает, уперев палочку ей в дергающуюся жилку на шее. — Имп-перио, — черт. — Империо! — твердый выкрик. Палочка падает на пол. Грейнджер закрывает глаза: то ли потому, что веки тяжелые, то ли так работает заклинание. Когда края искусанных от боли губ поднимаются в полуулыбке, он понимает — второе. Второе. Он чувствует, как в груди растекается кипяток. — Посмотри на меня, — приказным шепотом командует Драко. И она… Салазар, она слушается. И глаза прекрасно-всепрощающе-мутные. Она не ненавидит его. Только не сейчас. — Почему ты остановился?! — визг Беллы наотмашь бьет ему по ушам. А Грейнджер даже не морщится. Драко резко оборачивается и выплевывает: — Выйди. Он не рассчитывает на согласие, он просто говорит, потому что не может иначе. Потому что иначе нельзя. Но Белла, стоящая невдалеке, подпирая бедрами обеденный стол, почему-то согласно кивает. Безумно хихикает себе под нос и уходит, звонко постукивая каблуками по полу. Драко еще какое-то время бездумно пялится в пустоту и вдруг замечает металлический отблеск на деревянной поверхности. Щурится. Кажется, там крутится волчок. Крутится и все никак не падает. Его принесла Белла? Зачем? С мыслей Драко сбивает шорох сбоку. Грейнджер. Он рывком оборачивается и на секунду замирает, не решается испортить картину: она сидит, подогнув под себя колени, и молчаливо ждет дальнейших указаний. Как все-таки хорошо, что Империус купирует боль. И волю. Всего мгновение он чувствует неприятный укол где-то в груди, прежде чем произносит: — Сними майку. Драко хочется понять, насколько далеко эта не-ненависть может зайти. Хотя в глубине души ему кажется, что он уже давно знает — предела нет. Не здесь. Не сейчас. И, черт возьми, как же он прав: Грейнджер подцепляет край грязной футболки пальцами и тянет ее наверх. Обнажает старые синяки на животе и новые царапины на ребрах. Мерлин… Драко кажется, что он мог бы просунуть ей под ребра ладонь, настолько они сейчас выступают. Она откидывает майку в сторону и расправляет плечи, будто показывает себя. У нее почти нет груди — выделяются только соски. Но Драко все равно не хватает воздуха. Сколько она уже здесь? Ее кормили хоть раз? Такие ненужные сейчас мысли. Он придвигается ближе и кусает ее плечо, параллельно расстегивая пуговицу на джинсах. Тянет молнию вниз. — Ложись, — холодно бросает он, хотя внутри, по ощущениям, сгорает дотла. Грейнджер подчиняется, и его это радует. Что-то в Драко беснуется, лихо отплясывает чечетку, когда в голове у него вспыхивает картинка того, как все будет дальше. Наслаждаясь, пока может, ее легкой непонимающей улыбкой и мутной пеленой на глазах, он нависает сверху и медленно, касаясь пальцами холодной кожи, тянет вниз ее джинсы вместе с бельем. Снимает с тонких щиколоток и оставляет валяться на полу. Ему это нравится? Он счастлив? Где он? Драко стаскивает через верх футболку и отбрасывает ее. Звякает пряжкой ремня и прежде, чем приспустить брюки и боксеры, тянется за палочкой, лежащей неподалеку. Направляет ее на Грейнджер, в последний раз заглядывает в пустые, еще не ненавидящие, не умоляющие его глаза, ровным голосом произносит: — Фините. И делает первый толчок.***
Он дернулся на постели и открыл глаза. Сделал глубокий вдох. Выдохнул. Это ни черта не помогло. Учитывая, что теперь даже зелье сна без сновидений перестало оказывать на него хоть какое-либо действие, Драко не был удивлен. Кошмар, начавший преследовать его еще пару месяцев назад, — ну, просто какой-то херов Волдеморт — вернулся снова. Сев на кровати, он уткнулся лбом в согнутые колени, обхватив их руками. За последний месяц ему ведь действительно стало легче. И что теперь? Все по-старому? Сука. Драко приглушенно зарычал, кусая изнутри губы. Чтобы мама не слышала. Но он даже не успел нормализовать дыхание, как дверь скрипнула. Конечно, мама не стучала. — Драко, все в порядке? Я слышала крики. Прекрасно, значит, он еще и орал. Он подозревал, что делал это и в Хогвартсе, потому и накладывал на всякий случай «Оглохни» на полог кровати с тех пор, как ему приснился первый кошмар. А вчера — не додумался. Верил, что все уже кончено. — Плохо сплю, мам, — ответил Драко, поднимая лицо от колен. — И давно? Мама присела на край одеяла и теперь напряженно постукивала пальцами по деревянному столбику кровати. Ее поднятая бровь вкупе с интонацией явно свидетельствовали о том, что объяснение прозвучало неудовлетворительно. — С апреля, — выдавил он. — Помфри тогда прописала мне одно зелье, так что какое-то время… — Зелье сна без сновидений, я полагаю? — получив ответный кивок, мама спросила: — И как часто ты его принимаешь? — До Азкабана принимал каждый вечер. А там уже было как-то не до зелий. Мама коротко вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и он намеренно отвернулся от сочувствия тут же отразившегося в них. — Там тебе тоже снились кошмары? Он усмехнулся. — Разве что о том, как крысы отгрызают мне нечто жизненно необходимое. — Драко. Он слегка повернул голову в ее сторону и… Впрочем, ничего нового. Все-таки маме потрясающе удавался этот взгляд. Взгляд, ненавязчиво так интересующийся, не идиот ли ее сын часом. — Оставим это. В любом случае, Драко, зелье сна без сновидений принимают максимум два раза в неделю и не больше месяца в принципе, если курсом, — мама произнесла это почти по слогам, будто бы сдерживаясь, чтобы не повысить голос. — Неужели мадам Помфри не проинструктировала тебя? — Возможно, она говорила что-то подобное. — Тогда чем ты думал? Как обычно — не головой? — Мам, я просто. Хотел. Спать, — прошипел Драко. — Что мне было делать? Терпеть? — Ну что ты. Для того, кто требует у меня обезболивающее зелье при намеках на головную боль, терпеть — это слишком громкое слово. Восхитительная шутка. Он просто в восторге. — Все, хватит, — буркнул Драко. — Если я так мешаю твоему покою, можешь отселить меня в другое крыло. Или посоветовать что-нибудь более действенное, чем это хреново зелье. — Если бы ты соблюдал инструкции, оно бы действовало, — не унималась мама. — Твой организм просто приспособился к нему, но я запрещаю тебе повышать дозировку! Разве ты не знаешь, что переизбыток зелья может сказаться на твоем психическом здоровье? Драко предусмотрительно решил не сообщать ей, что за неделю до ареста стал принимать двойную дозу. Или спрашивать, что такое это ее «психическое здоровье». Если оно где-то и существовало, Драко о нем не знал. — Так, я свяжусь с целителем ума из Мунго, — вдруг сказала мама, поднимаясь с его постели и излишне активно оправляя платье. — Помнишь Финеаса, который наблюдал тебя раньше? — Даже не думай. — Драко тоже вскочил на ноги: от его подавленности не осталось и следа. — Я не собираюсь опять проходить сотню осмотров и выслушивать про то, что я ненормальный, окей? — Никто не говорит, что ты ненормальный, сынок, — его передернуло оттого, как это слово напомнило ему об отце. — Но ты кричал. Он вцепился пальцами в карманы пижамных брюк изнутри, сдерживая подступающий гнев. С шумом выдохнул. Мама постоянно это делала. Постоянно. Она постоянно хотела приписать ему какое-нибудь отклонение от нормы. — А кто виноват, что я кричал? — Драко вскинул вверх подбородок и понял, что проиграл битву со злостью. — Кто виноват, м-м? Кто притащил сюда твою сестру? Кто выделил ей здесь, черт побери, собственную комнату? Кто позволил ей пытать Гре… Он осекся. Это было слишком близко. Слишком правдиво. — Во-первых, помни про тон, Драко, — мама сжала губы в тонкую полоску и недовольно скрестила руки на груди. — А во-вторых, объясни-ка мне, как твои проблемы со сном связаны с мисс Грейнджер. — Думаю, о моей связи с ней ты сможешь прочитать в утреннем выпуске «Пророка», — фыркнул Драко. — Как, впрочем, и во вчерашнем. Но, на самом деле, ни моя личная жизнь, ни мои, как ты выразилась, проблемы со сном ее не касаются. Никоим образом. Не было сомнений в том, что мама ему не поверила. Скорее всего, она просто сдалась, потому что опустила руки, вновь оправляя платье, и натянула на лицо улыбку. — Как скажешь, дорогой. Увидимся на завтраке. Ох. Некоторые вещи после сна всплывают в голове не сразу. Будто бы реальность по капле оседает на еще не очухавшийся мозг, только что побывавший на границе между двумя мирами. К сожалению, эта реальность далеко не всегда несет с собой приятные воспоминания. Например, сейчас — точно нет. — Мы больше не сможем завтракать там, где обычно, — заявил Драко ей вслед. Уже держась за ручку приоткрытой двери, мама обернулась. — И что же нам помешает? — Дело в том, что я… — протянул он, собираясь с мыслями. — Скажем так, преждевременно озаботился вопросом ремонта. Если Бомбардо Максима, которым Драко взорвал каждый дюйм обеденного зала, где — он, черт возьми, слышал — крики Грейнджер до сих пор эхом отражались от стен, можно было назвать ремонтом. Видимо, правда достаточно явственно отразилась на его лице, потому что мама скептически подняла бровь. И произнесла: — Думаю, тебе стоит отправить мисс Грейнджер сову, пока ты не разрушил Мэнор до основания.