Философский камень Драко Малфоя

      В дверь постучали, и Драко усмехнулся.       Это она так вину загладить пытается?       Впрочем, на большее уважение к его личному пространству маму не хватило — она заглянула в комнату, не дожидаясь ответа.       — Драко?       Он даже не повернулся: перестал барабанить пальцами по поверхности стола, но продолжил отстраненно глядеть на парковую зелень за окном.       — Кх-кхм. Драко?       Ноль эмоций.       — Ты меня слышишь?       Если его подсчеты верны, то мама выйдет из себя через три… две… одну…       Когда окрика не прозвучало, а тихие — наверняка из-за мягких домашних туфель — шаги раздались прямо у него за спиной, Драко удивленно приподнял брови. Это было что-то новенькое. В смысле, обычно, если он не соответствовал маминым планам, она вспыхивала покруче Адского пламени.       Барабанные перепонки тут же обожгло эхом от пронзительного вопля Кребба, который сорвался прямо в огненную бездну. Нет. Драко слегка потряс головой — он не собирался зацикливаться на этом. Так недалеко и до…       — Сынок?       Тем временем мама уже заглядывала ему в глаза: она оперлась ладонями на стол с левой стороны и наклонилась ближе к его лицу. Сынок. Он ненавидел это обращение, но сейчас даже не успел разозлиться, потому что недоумение пересилило. В маминых глазах так же отчетливо, как чернильная клякса на прежде чистом пергаменте, читался испуг.       Она придвинулась еще ближе, немного повернув голову вправо, и Драко показалось, что она к чему-то прислушивается. К чему-то. Ему нравилось думать об этом в неопределенном ключе, потому что если она действительно…       Для проверки он сделал нарочито громкий вдох и не менее громкий выдох. Будто чертов страдающий от лишнего веса Гойл, взобравшийся на Астрономическую башню. Однако мама тут же отстранилась, выпрямляясь над столом, и… — лучше бы ему показалось — облегченно вздохнула.       — Серьезно? — не выдержал Драко. — После того, что ты сделала, единственной причиной, по которой я не желаю с тобой разговаривать, может быть то, что я не дышу?       — С чего ты взял, что я…       — О, брось это, мам, — закатил глаза он. — Твои действия говорят сами за себя.       — И что значит, «я не желаю с тобой разговаривать»? — поджала губы она. — Я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить такое обращение к себе.       Драко с новой силой забарабанил пальцами по столу, чувствуя, как на их кончиках начинает зудеть раздражение.       — Давай посчитаем? Ты влезла в мою голову, пока я спал — это раз. Два — ты…       — Но ты бы сам никогда не объяснил мне, почему каждую ночь просыпаешься с криками! — возмутилась мама, оторвав ладони от стола и нервно сомкнув их на талии.       — Тебе не кажется, что в этом и был смысл? — прорычал Драко. Его до сих пор бросало в жар от осознания того, что она видела, как он… Грейнджер… Салазар помоги. Он медленно выдохнул, немного приходя в себя. — Продолжим. Два — ты влезла в мою переписку.       — Но ты написал мисс Грейнджер просто ужасное письмо! Я бы на ее месте ни за что не согласилась пойти на встречу с тем, кто потребовал бы от меня «извинений за свое спасение». Или назвал мои волосы «вороньим гнездом».       Драко приглушенно зарычал.       Он, может, и не хотел, чтобы она соглашалась. Его вполне устроило бы получить только тот первый отказ, щедро приправленный раздражающим грейнджеровским снобизмом, и просто сказать себе, что все, зависящее от него, он сделал. Написал? Написал. Это она не захотела.       Эх, видела бы мама, как в итоге было сформулировано второе письмо… Наверное, она вынудила бы его написать третье. Под диктовку.       — Что ж, допустим, — наконец ответил он. — Но на черта ты предложила мне идею с «интервью»?       — Как ты правильно заметил, я ее только предложила, — подчеркнула мама, — а не навязала. С моей точки зрения, вероятность того, что мисс Грейнджер согласится встретиться с тобой просто, чтобы поговорить, была ничтожно мала. А так, поскольку я уже отправила Рите Скиттер довольно… внушительный конверт, где, конечно же, нашлось место и для письма с просьбой прекратить свою бурную деятельность, ты можешь просто сказать мисс Грейнджер, что проблема решена. И обсудить с ней свой, м-м, вопрос. Она ведь согласилась на встречу, не так ли?       Драко буквально ощутил, как гневный вопль умер на подступах к гортани.       — А какова была вероятность, — зашипел он, — что она окажется настолько упрямой стервой, что решит сама выбрать хренова интервьюера?       Мама приоткрыла рот в безмолвном сочувственном «о».       — Да, представь себе, — процедил Драко. — Мне и Грейнджер действительно придется давать интервью.

***

      — Гермиона Грейнджер!       Звучный крик прямо над ухом заставил ее вздрогнуть. Гермиона вскочила с кровати, как ужаленная, и уткнулась носом прямиком в твердый лоб нарушительницы спокойствия. Пушок волос защекотал ноздри, и она, морщась, отодвинулась. Протерла заспанные глаза и гневно воззрилась на ухмыляющуюся Джинни.       — Что это ты творишь? — угрожающе зашипела Гермиона.       — Прием, сонное царство! — подруга замельтешила перед ее лицом ладонью, только подогревая зудящее раздражение. — Ты время видела?       Взгляд метнулся к настенным часам и…       — Ме-ерлин… — застонав, Гермиона схватилась за голову. — Уже два…       — А я тебе о чем! — Джинни сложила руки на груди и окинула ее скептическим взглядом. — Ты все еще в пижаме, дорогуша. Опять полночи читала?       Она отрицательно помотала головой, погрузившись в ступор. Лучше бы она читала, видит Годрик. Лучше бы читала, чем мучалась от обилия мыслей — яростно жужжащих пчел, вылетевших из развороченного улья, чтобы отомстить ей за то, что так долго их сдерживала.       — Давай, бегом в душ!       Но Гермиону от собственной неорганизованности стреножил ужас: она по-прежнему таращилась на часы и не двигалась с места.       — Э-эй, проснись, — подруга потрясла ее за плечо и, заполучив-таки ее внимание, продолжила: — Советую поторопиться, потому что Рон тоже только продрал глаза: они с Гарри до трех болтались на кухне. Ты же не хочешь, чтобы он успел первым?       Этот вопрос ускорил ее получше любого допинга. Рон был печально известен умением торчать в ванной часами, а сегодня она просто не могла этого допустить. Гермиона со всех ног рванула на третий этаж, едва не сорвав с петель двери.       Она влетела в кабинку, выкручивая кран на холод. Благо мистер Уизли провел в Норе водопровод, потому как она сейчас не смогла бы заставить упасть и каплю. Была слишком напряжена для магии.       Взбодрившись ледяным потоком, Гермиона дернула кран в другую сторону. Лихорадочно намылив тело гелем для душа и растерев по волосам пахнущий чем-то приторно-сладким шампунь Джинни, она наконец расслабилась под горячей водой.       Более приятным средством для пробуждения она, конечно, считала крепкий кофе, но контрастный душ был необходим. Гермионе предстоял суматошный день и очень тяжелый вечер.       По крайней мере, она так считала.       Покончив с не самым любимым утренним ритуалом, она, будто накаченная сильнодействующим энергетиком, побежала обратно в комнату. Джинни уже разложила на крохотном столике весь свой внушительный арсенал красоты так ловко, что Гермионе оставалось только гадать, как ей это удалось.       — Прошу, — подруга махнула рукой в сторону стула, приглашая ее опуститься. — Что будем делать? В принципе, если заплести волосы…       — О нет! — Гермиона затрясла головой. — Никаких кос, хвостиков и прочего! Можно мы просто оставим, как есть? — голосом, полным одновременно мольбы и раздражения, попросила она.       — Не-е-ет, — протянула Джинни, вынуждая ее желудок сжаться в страхе. — Мы их уложим. Но, так уж и быть, оставим распущенными.       Гермиона испустила слабый вздох и беспомощно обмякла в кресле. Спор с дочерью Молли Уизли никогда не имел смысла. Поэтому, клятвенно пообещав подруге не подглядывать, она полностью отдалась… ощущениям.       А если быть честной, то своим надоедливым мыслям. Даже щекочущие прикосновения косметических кисточек к коже, заставлявшие ее то и дело морщиться, не могли помешать бесконечным вопросам, вспыхивающим в ее голове, будто огни стробоскопа.       Почему она согласилась на встречу? Зачем? Для чего? Чего она хотела этим добиться? Что она, в конце концов, скажет?       У Гермионы не находилось ответа ни на один из них. Она даже не могла внятно сформулировать — Годрик, хотя бы про себя! — причину, по которой возникла сама эта ситуация.       Вот куда пятого числа делась бумажка с ее предполагаемой речью свидетеля? Ну, с той самой речью, которую она составляла весь вечер четвертого июня, углубившись в изучение приобретенного с утра Магического Уголовного Кодекса Британии, пока, наконец, не вырубилась за столом на кухне. О том, почему она вообще уделила подготовке столько внимания, Гермиона категорически запрещала себе думать.       Так или иначе, она точно знала, что должна сказать. И поначалу даже следовала плану: упомянула об отсутствии состава преступления в действиях Малфоя в Выручай-комнате, о смягчающем обстоятельстве в виде психического принуждения в деле о его покушении на убийство Дамблдора и…       — О, Мерлин! — ахнула Гермиона, дернувшись на стуле и открыв глаза.       Судя по гневно поджатым губам и возмущенному выдоху, это явно не понравилось Джинни, застывшей над ее лицом с карандашом, только что съехавшим с брови.       — Что-то не так? — с угрозой в голосе поинтересовалась подруга.       — Я забыла про добровольный отказ… — прошептала Гермиона, с трудом сдерживаясь, чтобы не стукнуть себя ладонью по лбу — Джинни тогда точно убьет ее за вмешательство в «идеальный тон лица».       — Добровольно ли, принудительно ли — тебе от меня не отделаться, — хмыкнула та, убирая ватной палочкой излишки над ее бровью. — А теперь закрой глаза и, молю, не мешай мне творить сногсшибательную обложку для «Придиры».       Джинни ничего не смыслила в юридических вопросах, а потому интерпретировала ее слова совершенно неверно. Добровольный отказ от убийства Дамблдора был просто железным аргументом в защиту Малфоя, и Гермиона чувствовала, как злость на саму себя — за забывчивость? подверженность эмоциям? — оседает ей на плечи кольчужным металлом.       Но она… Годрик, она не могла иначе! Пока мялась у дверей в зал суда, она запрещала картинкам того, как, должно быть, выглядит Малфой после месяца в министерском изоляторе, просачиваться в мозг. Гермиона боялась увидеть его таким.       Почему? Она собиралась подумать об этом позже. И достаточно давно собиралась.       Собраться. Вот, что ей следовало сделать, когда она взобралась на трибуну и открыла рот. Собраться, а не таращиться на Малфоя, с каждой секундой все больше ужасаясь тому, насколько заострились его скулы и подбородок. Собраться, а не беспокоиться о том, как ужасно она, наверное, выглядит с хвостом на голове из-за того, что не успела с вечера помыть голову, заснув лицом прямо в Уголовном Кодексе. Собраться, а не нести всю эту неаргументированную чушь про выбор и его отсутствие.       А прежде всего ей следовало наконец спросить себя: по-че-му?       Почему, сидя у окна спальни в «Ракушке» и вслушиваясь в шум прибоя, Гермиона все время спрашивала себя, что они с мальчишками оставили за собой? Что стало с Малфоями? С Малфоем?       Почему тогда, столкнувшись в Выручай-комнате, за миг до испуга она ощутила облегчение, что он выжил? Почему ее потом так больно полоснуло разочарование оттого, что он перед всеми перешел на сторону Пожирателей?       Почему ей не хватило сил как следует разозлиться на него за это? Почему она так быстро забыла, что он… он…       — Предатель! — вырвалось у Гермионы.       Возмущенный взгляд Джинни тут же остудил ее пыл.       — Я понимаю, что ты сейчас наверняка выбираешь приветственное слово, — ядовито начала та, выдвигая малиновую помаду и проводя ею по губам Гермионы. — Но, будь добра, делай это про себя. Предатель заслуживает того, чтобы попускать на тебя слюни, прежде чем ты откроешь рот.

***

      Лавгуд. Она выбрала Полоумную Лавгуд.       Драко хотелось наорать на нее. Прям дико хотелось.       Но он просто сделал еще один глоток огденского, слушая краем уха, как Грейнджер вместе с — Мерлин, где были ее чертовы огромные мозги? — Лавгуд обсуждают предполагаемую дату публикации.       Полоумная предлагала напечатать интервью аж в двадцатых числах июня, мол, в их с папашей газетенке темы выпусков были расписаны аж на две недели вперед. Бред.       — Полумна, видишь ли, интервью должно выйти как можно скорее, — настаивала Грейнджер. — И я и… Малфой, — он почувствовал на себе ее быстрый взгляд, — никому из нас не доставляет удовольствия этот внезапный ажиотаж, и было бы весьма неплохо, если бы правда оказалась на страницах «Придиры» быстрее, чем «Пророк» успеет приписать мне незапланированную беременность.       Кажется, огневиски пошло не в то горло. Драко закашлялся достаточно громко, чтобы привлечь внимание и без того частенько поглядывавших на них волшебников за соседними столиками.       — Я не думаю… — выдохнул он, — что «Пророк» готов зайти настолько далеко.       Грейнджер на миг поджала губы, будто ожидала от него другого ответа. Ну, или он просто спятил, потому что… Черт. Драко реально балансировал на грани того, чтобы спустя три года вновь заглянуть к идиоту Финеасу из Мунго: он отказывался одновременно испытывать вот это все.       Яркие губы Грейнджер, которая будто нарочно именно сегодня узнала о существовании косметики, постоянно двигались, диктуя Полоумной Лавгуд свои условия. Их чертов вызывающий цвет заставлял Драко крепче сжимать в ладони рокс, напряженно двигая им по поверхности стола.       Потому что хотелось. И кололось одновременно. Эти ее губы в последнее время слишком часто мелькали в сознании: ему даже казалось, что он наизусть выучил их вкус — нежность и соль. Покорность и борьба. В его снах она всегда плакала.       И рано или поздно начинала сопротивляться.       Драко понятия не имел, что он здесь забыл. Не видел ни единой цели, кроме одной — избегать взгляда Грейнджер. Он будто служил триггером для его кошмаров, буквой «К» в слове «Круцио». Он мучил.       Страх, что так и случится, стоит им с Грейнджер встретиться, ходил за Драко по пятам еще с первого пробуждения в холодном поту, но настиг его совсем недавно — во время битвы. Когда она всматривалась в него так пристально, что доставала до нутра, и просила… О чем просила?       Во снах она всегда просила убить ее быстро.       — Ты не против? — малиновые губы, за которыми он все еще отстраненно следил, шевельнулись, и Драко запоздало осознал, что Грейнджер обращается к нему.       Моргнул, приходя в себя.       — Беременности? Мне кажется, тебе рановато.       Лавгуд прыснула. Возможно, ему стоит перестать звать ее Полоумной.       — Эта шутка уже пять минут как устарела, Малфой, — Грейнджер снова поджала губы, тут же, впрочем, язвительно ухмыльнувшись. — Но тебя, видимо, очень зацепила тема?       — С чего бы?       — Ну, раз так запомнилась.       Они сейчас правда спорят о несуществующей беременности Грейнджер, которую гипотетически может выдумать «Пророк»?       Они идиоты. Оба.       — Так против чего я там должен быть? — спросил Драко, делая глоток огневиски. Ему просто необходимо было немного расслабиться.       — Надеюсь, не против, потому что альтернативы я не вижу, — Грейнджер продемонстрировала ему свой вздернутый профиль, так что неодобрение в ее голосе, видимо, предназначалось Лавгуд, сидевшей по правую руку от Драко.       Почему, кстати? Полоумные притягивают Полоумных?       Черт. Он ведь собирался больше не называть ее так.       — Выпуск с интервью выйдет только двадцать восьмого июня, — с плохо скрываемым возмущением продолжала Грейнджер. — Поэтому еще две недели придется… терпеть.       — Вряд ли, — хмыкнул Драко.       — Надеюсь, не потому, что тебе доставляет удовольствие читать весь этот, простите, полнейший бред? — она обернулась и…       Не смотри.       Он прекрасно справился с задачей, вновь уперевшись взглядом в ее приоткрытый рот. Что-то приятно и вместе с тем омерзительно дернулось внизу живота: Драко знал, как ощущается скольжение этого рта по члену, когда он сжимает в кулаке ее волосы и…       Против ее воли, кретин.       — Не думай, что мне нравилось читать про наш «бурный роман», Грейнджер, — он ответил резче, чем планировал, и увидел, как она хмурится. Серьезно? — Но я знал, что твое упрямство не приведет ни к чему хорошему, поэтому просто решил вопрос со Скиттер по-своему.       — Это как? Сделал так, чтобы твой отец узнал об этом?       — Гермиона, — укор в голосе Лавгуд поставил жирную точку в том, чтобы называть ее теперь Полумной.       На самом деле, Грейнджер была не так уж и не права: со Скиттер ведь договаривалась мама. Но черта с два Драко даст ей это понять.       — Все в порядке, Лавгуд, — с притворной печалью вздохнул он. — Тем, кто водит тесное знакомство с семьей Уизли, просто неведомо элементарное правило переговоров — галлеоны вперед.       Грейнджер приглушенно зарычала. Так обычно ведет себя садовый гном перед тем, как вцепиться в палец. И пусть у Драко дома их не водилось, поместье Забини буквально кишело мелкими пакостниками, так что… Звук был вполне ностальгический.       Надо будет как-нибудь к нему заглянуть.       — Лучше водить знакомство с семьей Уизли, чем с семьей преступников, тебе не кажется?       Его почти не задело. Почти не задело. Почти не…       — Лучше помалкивай о моих родителях, Грейнджер, пока я не завел речь о твоих, окей?       Она вдруг ахнула. Так, будто ей дали под дых. Скрипнула стулом, поднимаясь на ноги.       — Мне… надо умыться.       Какое-то время Драко напряженно прислушивался к удаляющемуся стуку каблуков. Он не считал себя виноватым. Нет. Грейнджер сама его спровоцировала и должна была понимать, что в долгу он не останется. Никогда ведь не оставался.       Просто он был… удивлен?       Тут Драко вспомнил, как в самом начале встречи — которая, к слову, до сих пор не переросла в интервью, — Полоу Полумна рассказывала о героях завтрашней первой полосы «Придиры» — мелких засранцах, дурно влияющих на мозг. Наверное, это будет очень паршивая шутка, но…       — Лавгуд, так что ты там говорила про этих, как их… мозгохренов? — Драко повернулся к ней, облокотившись локтем на спинку стула.       — О, так ты слушал! — она растянула губы в улыбке. — Их правильное название — мозгошмыги. Они совсем крошечные и незаметны человеческому глазу, но я могу их видеть с помощью этого, — она помахала перед его носом странными психоделическими очками с розовым ободком. — Они могут заползти в мозг, вызвать размягчение и…       — Как думаешь, — перебил ее Драко, — много их в голове у Грейнджер?       — Очень, — мечтательно произнесла Лавгуд.       Она вдруг нацепила эти странные очки, моментально напомнив ему стрекозу, и подалась чуть ближе. Покачала головой.       — А знаешь, у тебя их все равно больше.

***

      Спустя минут десять Грейнджер вернулась, но помады на ней больше не было. Однако на губах и даже немного вокруг них остался смазанный розовый след, будто она кому-то…       — Гермиона, ты плакала?       Вопрос Лавгуд заставил их одновременно вздрогнуть. Грейнджер, наверное, — от беспардонности Полумны, а самого Драко — от одной только мысли, что он мог довести ее до слез.       В реальности.       — Эй, — чтотынесешькретин. — Грейнджер, я не…       Она подняла руку, призывая его к молчанию.       — Не трать силы, Малфой. Все в порядке. И нет, Полумна, я не плакала. Просто у меня, как оказалось, эм, аллергическая реакция на косметику.       — Оу, ясно, — отозвалась Лавгуд.       Попадался ли ему в жизни хоть один человек, который врал так же неубедительно, как Грейнджер?       Именно поэтому Белла ей не поверила. Черт. Он закусил губы изнутри, выдохнув через нос. Пытаясь этим выкинуть из головы ее образ.       Не такой как сейчас. Не с аккуратно уложенными волосами — Салазар, она правда послушалась? — не одетой в какое-то подобие цветастого платья на тонких бретельках, оголяющих чуть загорелые плечи. Плечи, острые локти и…       Еще до того, как Драко запретил себе, его взгляд метнулся к ее левому предплечью, то ли случайно, то ли нарочно повернутому тыльной стороной к нему. Чтобы он мог прочесть, даже не щурясь.       Грязнокровка.       Судя по всему, Грейнджер заметила его взгляд: она убрала правую руку со сгиба локтя левой, будто надеясь этим улучшить ему обзор. Она ненормальная? Мазохистка? Ей это нравится?       — Может, уже приступим? — чуть громче нужного спросил Драко, поднеся ко рту спасительный огневиски. — Я не собираюсь торчать здесь до ночи.       Резкий запах алкоголя ударил в нос, делая всю ситуацию несколько более выносимой. А от большого глотка, почти моментально обжегшего желудок, Драко и вовсе захотелось улыбнуться.       О — облегчение.       — Не думай, Малфой, что впустую потраченные полчаса хоть как-то меня радуют, — парировала Грейнджер, вернувшаяся к прежнему довести-тебя-моя-главная-задача состоянию. — Определенно, нам лучше начать. Полумна?       Та лишь странно улыбнулась. Будто знала что-то, им недоступное.       — Что? — нахмурилась Грейнджер.       — Нет-нет, совсем ничего, — покачала головой Лавгуд. — Гермиона, ты не будешь против, если мы начнем с тебя?

***

      В целом, интервью — которого, на минуточку, вообще не должно было быть — прошло неплохо. Лучше, чем Драко предполагал.       Ну, кроме того, что Лавгуд притащила с собой колдоаппарат и заставила их сделать один снимок.       Если точнее, она заставила Драко на время съемки пересесть к Грейнджер и даже положить ей руку на плечо. Черт. Было сложно сохранять спокойствие, учитывая, что он хорошо помнил, как несколько ночей назад кусал это плечо.       Сама Грейнджер выглядела так, будто только что увидела боггарта, пока Драко не вернул ей колкость из ее первого письма.       «Хочешь, чтобы мое надменное лицо вышло в кадре лучше?»       Зато теперь он точно знал, что Грейнджер улыбается, когда пялится на него.       Самым забавным, пожалуй, был вопрос Лавгуд об их «отношениях» в Хогвартсе: у Грейнджер пошел носом кофе, и ей пришлось просить салфетки у другого стола, потому что их собственная салфетница по какой-то причине оказалась пустой. Драко едва сдержался, чтобы не прыснуть, когда сидевшая там с ребенком пожилая волшебница попросила Грейнджер, все еще прикрывавшую половину лица ладонью, сделать с ней колдо. Девчонка очень неловко отнекивалась.       Ей шло не-сучье поведение. Оказывается.       На вопрос в итоге пришлось отвечать ему, раз уж Грейнджер застряла с назойливой старушенцией. Так что Драко в одиночестве опроверг каждый эпизод, вмененный им обоим, будто преступление, «Ежедневным Пророком».       Нет, он не сох в тайне по Грейнджер еще с первого курса. Нет, они не встречались, скрываясь от всех, на шестом. Нет, ее хук справа на третьем курсе — Скиттер что, подкупила Гойла жратвой, чтобы об этом узнать? — не всколыхнул ни в ком из них запретную страсть. Да, после Святочного бала он хотел ее тра… Просто хотел. И пусть тот, кто был там и хотел чего-то другого, сделает шаг вперед.       Лавгуд обещала вырезать последнее.       Когда Грейнджер наконец отвязалась от своей престарелой, но очень ярой поклонницы, на повестке оставался всего один вопрос. И она получила его, как только приземлилась на стул и немного отдышалась.       — Нет, ну это просто какой-то сумасше…       — Гермиона, почему ты выступала в защиту Драко на его суде?       Браво, Лавгуд. Он тоже хотел бы узнать ответ.       — По-че-му? — по слогам переспросила Грейнджер. — Э-э, почему?       Создавалось ощущение, что она надеется провернуть общеизвестный трюк: произнести слово столько раз, чтобы оно потеряло всякий смысл.       — И правда, Грейнджер, почему? — подал голос Драко.       Раз уж быть смущенной ей действительно шло больше, чем быть сукой, он собирался закрепить результат.       Она дернулась, переключая внимание с Полумны на него.       — Потому же, почему и все остальные, Малфой.       — Да ну? — поднял бровь Драко. — Что ж, давай проверим. Лавгуд, — обратился он, — ты ведь тоже выступала в мою защиту. Почему?       — На Рождество в подземелье твоего дома стоял жуткий холод, Драко. Если бы не те три одеяла, что ты принес… Я бы просто замерзла, — она произнесла это так отстраненно, что плечи у него покрылись мурашками. — Так что я просто вернула то, что ты уже дал мне, — помощь.       Повернувшись обратно, он заметил, что Грейнджер до побеления закусила губу.       — Чувствуешь разницу?       Она мотнула головой, что-то отрицательно промычав.       — Да ну? Где твой огромный мозг, Грейнджер, если ты ее не чувствуешь?       — А вдруг ты мне тоже помог, Малфой?       Звонкий голос отозвался болью в барабанных перепонках. Такой же, как от ее разрывающихнахренвсевокруг криков там, в зале, от которого он неделю назад не оставил и камня на камне.       — Не неси херню, — сквозь зубы.       Лавгуд рядом тихонько ахнула, похоже, не ожидав от него грубости. Серьезно? Как-то даже жаль было ее разочаровывать.       На самом деле, нет.       — Я говорю как есть! — Грейнджер задрала подбородок так резко и высоко, что Драко увидел, как натянулись мышцы на ее тонкой шее.       — Я ничего. Не. Сделал.       Наверное, она тронулась умом. Скорее всего, так и было. Потому что иначе объяснить то, что Грейнджер вдруг чуть ли не перегнулась через стол, не оставив ему ни единого варианта, кроме как смотреть ей прямо в глаза, Драко не мог. Как и ее слова. Не мог.       — Знаешь, иногда достаточно просто вздоха, чтобы знать, что ты не один.