***
Когда Гермиона вывалилась из камина — она была бы не собой, если бы не запуталась в собственных ногах, — во «Всевозможных волшебных вредилках» царил полный хаос. Бедлам. Беспорядок. Она поморщилась. — Привет! — Алисия вихрем пронеслась мимо нее, да так, что Гермиона даже пару раз моргнула, проверяя, не привиделось ли ей это. Как оказалось, застыть на месте было опрометчивым решением: в плечо тут же врезалась что-то большое и тяжелое. Раздался звон разбитого стекла, а следом чьи-то громкие ругательства. Гермиона пошатнулась и начала заваливаться назад — она точно упала бы прямо в каминную золу, если бы кто-то, появившийся следом, не подхватил ее под мышки и не вернул обратно в вертикальное положение. Проморгавшись, она заметила у ног громадную картонную коробку, а над ней — Ли, неловко чесавшего затылок и бормотавшего извинения за свою неосторожность. — Неужели так трудно было смотреть хоть немного дальше собственного носа?! — возмутилась Гермиона. — А если бы я сломала копчик?! Ли состроил еще более виноватую мину. А Рон — спасителем оказался именно он — недовольно шепнул ей на ухо: — Да чего ты такая злая сегодня? У тебя что, эти дни? Зря он это сказал. Очень зря. Гермиона вывернулась из его рук и вперила гневный взгляд в веснушчатое лицо, со странным удовлетворением заметив, как по нему пробежала тень страха. А еще изумрудный отблеск пламени. — Ребята, что тут… — но появившийся из камина Гарри уже не смог бы ее остановить. — Неужели ты правда считаешь, Рональд, — угрожающе, будто кобра перед броском, зашипела Гермиона, — что единственная причина, по которой девушка имеет право злиться, — то, что у нее эти дни? Он бросил на Гарри взгляд, полный мольбы о помощи, но тот лишь отрицательно потряс головой: разбирайся, мол, сам, дружище. А через секунду они с Джинни, только что вышедшей из камина, уже скрылись за прилавками. Оставшись с ней один на один — ну, за исключением Ли, восстанавливавшего содержимое коробки, — Рон помялся с ноги на ногу и наконец протянул: — Э-э… не то чтобы я так считал, конечно, но-о… — Гермиона нахмурилась, и он моментально исправился: — Без но! Конечно, я так не считаю. — Вот и славненько, — она натянуто улыбнулась и, вздернув подбородок, направилась к дальним стеллажам. Когда вслед ей донеслось приглушенное бормотание Рона: «И все равно с тобой что-то не так», Гермиона лишь поджала губы, запретив себе оборачиваться. В десятый раз меняя местами на полке блевательные батончики с обморочными орешками, она готова была признать: что-то определенно не так. С самого утра ей хотелось кричать. Вопить. Громко, как банши, чтоб даже стекла треснули. Бесит, блин! Все… Бесит! Потому что расплата за ночное признание не заставила себя долго ждать. Как будто чертов Малфой тогда подкрался к ней со спины и подслушал все мысли о себе. А потом… Решил закрепить успех. Нагло вторгся в ее предутренний сон и все доказал ей. Вернул Гермиону в тот момент в Дырявом Котле, когда она — вотжесумасшедшая — перегнулась через стол и швырнула ему в лицо слова, которые раньше даже мысленно не произносила. «Иногда достаточно просто вздоха, чтобы знать, что ты не один». Резкое: «Стоять», и Малфой заставил ее замереть в этом положении: балансируя над поверхностью на локтях. Он не дал ей сесть обратно. Гермиона огляделась по сторонам и с удивлением поняла: они в баре одни. Уже повернулась спросить, в чем дело, но… Стул перед глазами оказался пустым. А на поясницу вдруг надавила его ладонь. Он избегает зрительного контакта? Требовательное: «Прогнись», — и вместо того, чтобы хорошенько лягнуть его, подобно необъезженной лошади, Гермиона… подчинилась. Коснулась стола животом. Мозг вопил: «ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?!» — но эти звуки доносились до нее, будто через вату. Что-то хмыкнув, Малфой небрежно подцепил край ее платья. Казалось бы — лучший момент для сопротивления. Лучший просто. Но она позволила, Годрик, позволила его рукам потянуть ткань наверх! Слабачка. Она просто слабачка. Тут Малфой сжал пальцами ее бедра и прерывисто выдохнул. О… Мерлин. Когда он толкнулся к ней, Гермиона поняла, что ошибалась на свой счет. Вот теперь она точно была слабачкой. Потому что инстинктивно — откуда в ней такие инстинкты?! — подалась навстречу. Потому что сделала это так сильно, что ощутила ягодицами холод пряжки его ремня. Потому что захотела узнать, что будет дальше. А дальше… Позор. Концентрированная смесь стыда и обиды — Малфой отстранился и с издевкой бросил ей: — Ты так быстро сдалась, Грейнджер. Если бы от стыда можно было умереть, Джинни утром непременно обнаружила бы ее хладный труп. Потому что в его — или, на самом деле, в ее собственных? — словах не прозвучало ни капли лжи. Только правда. Правда с запашком гнили, избавиться от которого не помогли даже жесткая мочалка и сладкий аромат геля для душа. Потому что тот шел не снаружи: не от волос и не от кожи — изнутри. Словно это ее мозг медленно умирал. Кто-то вдруг коснулся плеча. — Ты сейчас его раздавишь. — А?! — Гермиона вздрогнула от неожиданности и резко обернулась: за спиной оказался всего лишь Рон. Облегчение накрыло ее с головой. — Что ты сказал? — Ты сейчас раздавишь батончик. Гермиона растеряно опустила взгляд на руки. О… Оу. Она и не заметила, как схватила с полки Забастовочный завтрак и сжала пальцы на обертке так сильно, что фольга лопнула, испачкав ладонь противной липкой кашицей. — Я… задумалась. Как ни в чем не бывало, Гермиона вытащила из заднего кармана джинсов палочку и трансфигурировала батончик — точнее то, что от него осталось, — во влажную салфетку. Тщательно вытерла руки. Отлевитировала мусор в ведро у кассы. — Нет, ну правда, ты с утра сама не своя, — не унимался Рон. — Что случилось? Это из-за того, что вы вчера виделись с Ма… Даже первых букв его чертовой фамилии хватило, чтобы раздражение Гермионы сорвалось с цепи. — Рональд, пожалуйста, хватит! Ты все утро меня препарируешь, будто лягушку под микроскопом, — это уже невозможно! Я. В полном. Порядке! Гневный взгляд едва не оставил на лице Рона подпалины — тот машинально отступил назад, едва не задев стеллаж позади себя. Из-за ее крика. Это подействовало на Гермиону отрезвляюще — она затихла и с нажимом провела ладонью по лицу, успокаиваясь. Послала другу вымученную улыбку. — Извини, наверное, я просто не выспалась. — Да не парься. Я привык, — Рон пожал плечами, слегка улыбнувшись ей в ответ, и кивнул в сторону лестницы на второй этаж, откуда доносились отголоски чьей-то оживленной беседы. — Там Джорджу, наверное, помощь нужна. Пойдем? Гермиона мысленно застонала: эта фраза буквально явилась венцом ее недовольства собой. Потому что единственной причиной, по которой Рон, Гарри, Джинни и она сама подорвались с постелей так рано (в восемь, учитывая, что они-то с Гарри легли не раньше трех), было завтрашнее открытие «Всевозможных волшебных вредилок» — магазин приостановил работу еще прошлым летом, и все это время близнецы рассылали товары с помощью совиной почты. Теперь Джорджу не терпелось скорее начать работу. Так что семейство Уизли, как и Гарри с Гермионой, проводили здесь почти каждый день: восстанавливали разрушенный Пожирателями фасад здания и разбитые оконные стекла, чинили стеллажи, расставляли товары — в общем, старались вернуть ему прежний вид. Не то чтобы речь шла только о магазине. По мере приближения к лестнице, голоса становились все громче и вместе с тем все меньше напоминали Гермионе оживленную беседу. Скорее бурный спор. Она похлопала по плечу шедшего впереди Рона. — А? — обернулся он. — Как думаешь, что там происхо… — ДАЖЕ. НЕ. ДУМАЙ. ДЖОРДЖ. УИЗЛИ! Невольно вздрогнув от оглушительного вопля Джинни, Гермиона проводила возмущенным взглядом Рона, бросившего ей: «Стой, я гляну, что там» — и скрывшегося за стеллажом. Она ему что, стреноженная лошадь?! Или какая-то беспомощная клуша?! Поспешив следом, на лестнице Гермиона столкнулась с Кэти и Анджелиной: видимо, их тоже привлек крик. Пробормотав извинения, она протиснулась между ними и первая взбежала наверх по ступенькам. Там, в центре зала — пока еще пустующего, за исключением нескольких картонных коробок — уже собрались все остальные: Ли, Алисия, Гарри, Рон, и, конечно, виновники шума — Джордж и Джинни. Эти двое были похожи на быка и тореадора во время корриды: они, тяжело дыша, стояли друг напротив друга и, кажется, только чудом не оставляли на паркете вмятины в форме подошв. — Ты не сделаешь этого, Джордж Уизли, — с убийственной интонацией произнесла Джинни. — Да ну? — тот поднял бровь, скрещивая руки на груди. — И что мне помешает? — Совесть?! Мужское достоинство? Уважение к женщинам? — Что происходит? — громким шепотом спросила Гермиона, добравшись до Гарри и Рона. — Джордж придумал новое зелье, — ответил Гарри, продолжая неотрывно следить за перепалкой. — Конкретнее. — Гермиона, я же говорил тебе ждать вни… — под ее угрожающим взглядом Рон мгновенно поднял руки, как бы сдаваясь. — Все-все. Она закатила глаза. — Гарри, конкретнее. — Да я знаю разве? — напряженно. — Когда я подошел, она уже кричала. Так что кроме «Уничтожь это хреново зелье!» разжиться пока нечем. Будто услышав за собственным гневным дыханием обрывки их разговора, Джинни прорычала: — Ты не будешь. Продавать. Зелье. Долбанной. Похоти! Что, черт возьми?! — О чем идет речь? — Гермиона, раздвинув мальчишек локтями, прошла вперед и встала рядом с Джинни. Та возмущенно фыркнула. — Поверь, тебе не понравится. Этот бизнесмен решил устроить тут центр помощи всем неудовлетворенным и обездоленным! — Хороший слоган, тебе не кажется? — прыснул Джордж. — Лучше заткнись, пока я тебя не… — Еще раз, в чем дело? — Гермиона повысила голос, остановив новый виток ссоры. — Джордж, объясни лучше ты. Подруга пробормотала нечто, подозрительно напоминающее «Предательница…», но спорить не стала. — Видишь ли, Гермиона, с того момента, как мы запустили в продажу «Товары для девочек», мы получили несколько интересных писем, — начал он, хитро прищурившись. — Пусть имена отправителей останутся в тайне, но общий их смысл заключался в том, что неплохо было бы придумать нечто подобное и для мужской половины волшебного сообщества. Только, м-м, с немного другим эффектом. — Это омерзительно! Голос Джинни почему-то напомнил Гермионе тот звук, который издает шипучка, растворяясь в стакане. Она с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть. — Пожалуйста, — бросила на подругу выразительный взгляд. — Дай ему договорить. Что-то в выражении лица Джинни подсказало ей, что вечером их ждет минимум драка подушками. Минимум. — Так что за эффект, Джордж? — Ну-у, скажем так, это зелье не будет возбуждать в том, кто его примет, романтические чувства. Скорее, оно будет просто возбуждать, — с усмешкой закончил он. Гермиона на секунду задумалась, прокручивая в голове его слова. Где-то она уже встречала нечто подо… Ох. Вспыхнувшее перед глазами изображение с рекламного билборда заставило кровь прилить к щекам. И ожидание ее «праведного гнева», легко читавшееся во взгляде Джинни, совсем не помогало избавиться от смущения. — Это что-то вроде… средства для потенции? — наконец выдавила она. Джордж расхохотался. — Гермиона, если вдруг раздумаешь быть освободительницей эльфов, знай, что я жду тебя здесь. Ты подаешь потрясные идеи! А если еще разработать зелье с обратным эффектом и продавать под видом… — Не отходи от темы! — крикнула Джинни, видимо, отчаянно надеясь заручиться ее поддержкой. — Давай, расскажи Гермионе, как на самом деле действует эта гадость! И будь уверен, она ни за что не захочет с тобой работать после такого! — Мерлиновы панталоны! Ни у кого нет с собой Успокаивающей настойки? — он окинул взглядом собравшихся, отрицательно покачавших головами. Притворно вздохнул: — Как жаль. Тебе бы не помешало выпить пару пузырьков. Джинни приглушенно зарычала. — Так что там с зельем? — напомнила о себе Гермиона. — А с зельем все хорошо, скоро начнем принимать заказы, — хмыкнул Джордж. — На самом деле, в нем нет ничего такого, отчего моя сестрица визжит: это всего лишь способ доставить удовольствие обоим партне… — Не смей врать! — выпалила Джинни. — Это зелье не для удовольствия — оно подчиняет сознание и волю! Хочешь знать как, Гермиона? По заказу в пузырек добавляются волосы покупателя и… — Годрик, мне даже говорить об этом противно! — достаточно всего пары капель зелья, чтобы девушка, принявшая его, чувствовала все желания урода, который ей его дал, и хотела их выполнить. И мне плевать, что он, — она яростно ткнула пальцем в сторону брата, — напишет на этикетке: суть от этого не изменится! Когда Джинни смолкла, эхо ее крика еще несколько мгновений гневно сотрясало воздух, будто надеялось сделать сказанное еще более весомым. Хотя куда уж более. — Ты с ума сошел?.. — прошептала Гермиона, приложив руку ко рту и таращась на Джорджа во все глаза. — Это правда? Звучало настолько противно и низко, что ей аж сводило зубы. — Ну, как по мне, Джинни преувеличивает, — невозмутимо ответил он. — Никто из обратившихся к нам потенциальных покупателей не планирует использовать зелье таким способом. Скорее, речь идет просто о том, чтобы помочь выпившему зелье точнее почувствовать, чего, м-м, хочет его партнер. Можно сказать, это что-то вроде алкоголя, просто с более ярко выраженным эффектом, так что я, честно, не вижу поводов для паники. — Но ты ведь не можешь исключить и такой вариант использования, верно? — Да, не могу, — пожал плечами Джордж. — Но, если вам с моей сестрицей станет легче, мы не планировали продавать его несовершеннолетним. — О, какая прекрасная новость, — ядовито пропела Джинни. — Еще чуть-чуть, и я умру от счастья. — Ты ведь понимаешь, что, если вдруг кто-то применит зелье во вред, тебя могут привлечь к ответственности? — Гермиона пустила в ход самый, по ее мнению, весомый аргумент. — Мы привыкли решать проблемы по мере их поступления. Джордж все время говорил «мы». И почему-то с каждым этим «мы» ей было все тяжелее на него злиться. В последнее время она слишком. Быстро. Сдавалась. Почему-то эта фраза прозвучала в голове с насмешливой интонацией Малфоя. Буквально взяла Гермиону за волосы и ткнула носом в собственную отмирающую рациональность. Кажется, Джинни и Джордж продолжали спорить. Кажется, Джинни подскочила к нему, тыча пальцем в грудь и с пеной у рта доказывая свою точку зрения. Кажется, Джинни даже звала ее. Кажется. В висках пульсировало: «Слабачка» — стучало, будто кровь, прилившая к голове от быстрого бега. Слабачка. Слабачка. Слабачка. — Слабачка… — с отчаянием прошептала она. — Эй? Ты здесь? Чья-то большая и теплая ладонь похлопала ее по плечу. Гермиона вздрогнула и вернулась в реальность — перед ней оказался Рон. В ярко-голубых глазах плескалось беспокойство. — Все нормально? Нет. И уже давно. Она прикусила губу, сдерживая лишнюю в данной ситуации правду, и кивнула. Судя по морщинке, пролегшей меж бровей, Рон не очень-то ей поверил, однако допытываться не стал. — Может, спустимся, пока от Джинни еще можно спастись? Гермиона кивнула снова, почти не вдумываясь в сказанное, и последовала за другом вниз по лестнице, рассеяно скользя ладонью по перилам. Добравшись до первого этажа, она уже рассчитывала улизнуть куда-нибудь к дальним стеллажам, чтобы поработать над своим состоянием, но… Рон удержал ее за запястье. Всего на секунду, потому что Гермиона выдернула руку и непонимающе на него уставилась. По телу пробежались неприятные колкие мурашки от внезапного осознания: он постоянно к ней прикасался. Сначала, вроде как, вынужденно, позже — очевидно намеренно. У камина, когда помешал ей упасть. У стеллажей, когда она погрузилась в воспоминания о ночном… происшествии. Только что, на втором этаже, когда она опять… Годрик, ты вообще можешь думать о чем-то, кроме Малфоя?! И она могла. Сейчас — безусловно. Когда наблюдала за тем, как Рон переминается с ноги на ногу и уже открывает рот чтобы что-то сказать, но так его и захлопывает. У нее прямо-таки под кожей скреблось желание наколдовать себе громадный черепаший панцирь, которым получится укрыться с головой. — Гермиона, послушай… — все же начал он, неловко почесывая затылок. Но у Рона не было ни единого шанса договорить. Нельзя было позволить ему сделать это. Только не снова. — Нет-нет, — она вскинула руку, заставляя его умолкнуть. — Мы уже говорили. Много раз. — Но ведь прошло уже достаточно времени, тебе не кажется? — надежда в его голосе злила ее. Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы не закричать; не затопать что есть сил по полу ногами, как делала в детском саду, когда воспитательница предлагала ей попробовать очевидно невкусный суп еще раз. — Неважно. Ничего не изменилось, — отрезала она. Выдержала паузу и добавила, чтоб уж наверняка: — И не изменится, Рональд. Искреннее замешательство во взгляде друга отщипнуло от ее и так потрепанной нервной системы еще кусочек. Парочка резких комментариев уже царапала гортань, но… Сейчас было неподходящее время для того, чтобы идти на поводу у эмоций. Это был идеальный момент для бегства. Гермиона моментально развернулась и стала пробираться к выходу, лавируя между взрывающимися тут и там фейерверками, драчливыми телескопами и прочими вещицами, что жили в магазине собственной жизнью. Рон догадался не идти за ней, и это ощущалось настоящим облегчением. Подобные недо-разговоры случались все чаще и чаще, будто они приносили ему удовольствие. Но, в своей обычной манере, он не задумывался, что кому-то могут быть не по душе его бесконечные попытки склеить чашку, которая никогда и не была целой. Эдаким браком на производстве. Гермиона понимала, что однажды сама допустила ошибку — проявила инициативу. Не нарочно. Она не планировала, просто… Когда смерть наступает на пятки, ты невольно ускоряешь бег. И не всегда бежишь в правильном направлении. Не то чтобы это было единственной причиной. Однако все лишние мысли мгновенно потонули в утренней суете Косого переулка, стоило только ей выскользнуть за дверь. Впервые за последний год улица действительно ожила. Повсюду раздавались веселые голоса волшебников и волшебниц, которым наконец не было страшно выбираться из дома. Гермиона так залюбовалась миром, сквозящим даже в трещинах брусчатки под ногами, что едва не налетела на стайку детей, приклеившихся к витрине. Подняв взгляд на вывеску лавки, она буквально ощутила, как в душе разливается что-то настолько же теплое, как родной дом или самый вкусный на свете горячий шоколад. Олливандер вернулся. Воспоминания об исхудавшем, едва живом мастере волшебных палочек, бежавшим вместе с ними из Малфой Мэнора, все еще жили в ее сознании. Именно поэтому Гермиона мечтала скорее увидеть его, такого, как раньше: с пушистыми седыми волосами и доброй улыбкой. Чтобы навсегда вытеснить из рецепторов запах крови и смерти. Заменить его древесным ароматом, исходящим от бесконечных полок магазина, когда-то подарившего ей новый мир. Толкнув дверь и войдя внутрь, Гермиона замерла: ей нравилось чувствовать. Вдыхать запах волшебства, сосредоточенного в каждом квадратном дюйме помещения. Тихонько скользя между стеллажей, бережно проводя пальцами по каждой деревянной коробочке, она вдруг услышала голоса. Скрипучий баритон однозначно принадлежал Олливандеру, а другой — высокий, тянущий слова; с нотками стали, не сулящими ничего хорошего… Она узнала бы его из… многих. Гермиона на цыпочках подобралась к последнему шкафу и осторожно выглянула оттуда. Малфой — а вторым говорившим был именно он — стоял к ней спиной. Костюм сливался с темными очертаниями комнаты, так что выделялись лишь серебристая макушка и побелевшие оттого, с какой силой Малфой вцепился в прилавок, костяшки пальцев. Он все больше нависал над столом, вдавливая ладони в поверхность так, что, казалось, останутся отпечатки. Это было несвойственно ему. Непривычно. Все же Малфой всегда был про укус исподтишка, про обидную колкость, про язвительную интонацию — не про откровенную злость. Парадоксально, но она ему шла. Гермиона старалась не проводить параллели. Она понимала, как это глупо — сравнивать Малфоя-из-сна с реальным Малфоем. Но когда он, вслушиваясь в то, что говорил Олливандер, вдруг прерывисто — как и ночью — выдохнул, она будто снова ощутила кожей его толчок к ней. Пальцы, сжавшие бедра. Холод от пряжки ремня. «Ты так быстро сдалась, Грейнджер». — Да вы издеваетесь! — который раз за сегодня она вздрогнула, услышав крик. — Это какая-то долбанная шутка?! Под тяжестью рухнувших на нее ощущений Гермиона умудрилась совершенно упустить нить разговора и очнулась лишь сейчас: когда Малфой, перейдя на крик, стукнул кулаком по столу с такой яростью, будто мечтал расколоть его надвое. Она тихонько зашипела и на автомате потерла правую ладонь — даже смотреть на это было больно. — Мистер Малфой, к сожалению, я не властен над выбором палочки, — невозмутимо произнес Олливандер. — Хватит скармливать мне эту чушь! — услышав глухой удар по прилавку, Гермиона снова поморщилась. — Что значит, мне не подходит ни одна палочка в вашем сраном магазине?! — Дело в том, что у вас уже есть палочка. Она выбрала вас и теперь ревностно хранит своего волшебника. — Моя палочка уже давно не моя, если вы вдруг забыли. Поттер отнял ее, когда… — он не закончил фразу. Гермиона закатила глаза. Типичный Малфой, который все также ненавидел признавать поражения. — Насколько мне известно, уже после вашего, м-м, поединка, мистер Поттер с помощью Старшей палочки восстановил свою — из остролиста. А так как ни одному волшебнику не может принадлежать две палочки сразу, мистер Малфой, ваша вернулась обратно к вам. Гермиону будто огрели по затылку чем-то тяжелым, а сверху еще и выплеснули кипяток. Для пущего эффекта. Осознание на миг дезориентировало ее, заставило сделать неловкий шаг назад — она едва не сбила коробки с палочками, когда схватилась рукой за стеллаж в попытке не грохнуться на пол. Восстановив равновесие, она бегом направилась к выходу, свалив-таки несколько деревянных упаковок. Впрочем, перспектива выдать свое присутствие теперь волновала ее в последнюю очередь: Малфой больше месяца жил, как сквиб! Его палочка так и осталась у Гарри. Гермиона даже не придержала дверь. Даже не поморщилась, услышав за спиной громкий хлопок. В районе желудка нещадно пекло, как всегда и происходило, когда она нервничала или злилась. Но почему? Годрик, почему ее это так волновало? Неужели… Неужели ей всерьез было стыдно за то, что они с мальчишками — вот же бред — забыли о Малфое? Вот. Же. Бред. Гермиона не помнила, как именно ворвалась во «Вредилки». Отмахнувшись от вопросительных взглядов остальных, она тут же схватила немного ошарашенного Гарри за локоть и затащила в подсобку за кассой — подальше от лишних ушей. Комнатка оказалась настолько крошечной, что им едва удавалось стоять, не отдавливая друг другу ноги. — Где палочка Малфоя? — Честно сказать, я пытаюсь не думать о Малфое в таком ключе. — Спрячь свою ухмылочку, Гарри Поттер! — возмущенно фыркнула Гермиона. — Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду не это. Тут друг опустил взгляд к ее ногам и вопросительно приподнял бровь. — Ты записалась на курсы чечетки? Гермиона закатила глаза и уже открыла рот, чтобы спросить, что он, Годрик милостивый, вообще несет, но потом… Вот черт. Пусть и неосознанно, она действительно отбивала по полу нервный ритм. Усилием заставила себя остановиться. — Не увиливай от темы, Гарри Джеймс Поттер! — прикрикнув, она тут же сменила интонацию на почти-просительную: — Надеюсь, его палочка все еще у тебя? — Даже не представляешь, насколько ты сейчас близка к истине, — друг вдруг полез в карман толстовки и… Уже через пару секунд протянул ей гладкое темно-коричневое древко. — Ты носишь ее с собой? — удивилась она. — Но почему? — Веришь, я не ношу, — пожал плечами Гарри. — Она все это время лежала в тумбочке, но сегодня… Вот будто сама попросила ее взять. Странно, да? — Как и все, что связано с палочками, — улыбнулась Гермиона. — Ну, я пойду? — Только не передавай ему от меня привет, ладно?***
— Малфой, подожди! Это не должно было так работать. Он не должен был останавливаться сразу, как только услышал этот пронзительный надоедливый, слишком громкий для его гудящих висков голос. — Да, Грейнджер? — он резко повернулся, и девчонка чуть не налетела на него. Моментально отступила на шаг, пряча руки за спиной, а взгляд — в брусчатке Косого Переулка. Она неловко перекатилась с пятки на носок, и Драко понял, что пялится. Пялится на ее дурацкие маггловские кроссовки и думает — идиот… — думает о том, какие у нее, блять, миниатюрные ступни. Да пошел ты с такими мыслями, Малфой. — Привет, — Грейнджер словно под шумок глотнула чего-то для храбрости, потому что опять задрала нос. Впрочем, ничего нового. Драко вернулся к изучению ее обуви. На самом деле, это уже вошло в привычку — избегать ее взгляда, так что реагировал он молниеносно. Любое движение Грейнджер, любая попытка установить зрительный контакт — он будто чувствовал их на пару секунд раньше. Хотя сегодня — черт, Драко уже и забыл, как это бывает, — кошмар так и не пришел. Его заменило нечто более странное — видимо, последствие мерзостного окончания вчерашнего вечера. Сначала секс с Пэнси в мужском туалете Хогвартса. Громкий. Протяжно-ненатуральный. Грубый и злой. Потом ссора с Блейзом. До мельчайшей детали, с одной лишь разницей — во сне друг все же сломал ему нос. А звонко и оглушительно кричащая Грейнджер словно решила дать ему передышку на ночь, чтобы с большим удовольствием достать утром. Или надеялась, что он успеет соскучиться? — Малфой? Нотки возмущения в ее голосе ненавязчиво дали Драко понять, что он забыл поздороваться в ответ. И что Грейнджер это явно не устроило. Салазар, с каких пор они вообще начали здороваться? — М-м? Ты что-то хотела? Честно говоря, сегодня он не чувствовал в себе особого желания обменяться с ней даже парой колкостей. Он сегодня вообще ничего не чувствовал. Ну, кроме раздражения. Пиздец какого сильного раздражения. Грейнджер тоже недалеко ушла: она, как разъяренный бычок, громко дышала ему куда-то в район грудной клетки, не собираясь, видно, и рта раскрыть, пока он… Ну вот что он? Вот что? Она, черт возьми, ждет бурных восторгов? — Слушай, я не настроен сейчас на вот это все. У тебя что-то важное? — Ну что ты, Малфой, — хмыкнула она. — Раз ты не настроен, не смею тебя больше задерживать. Уже развернулась к нему спиной и едко добавила: — Если тебе по вкусу жизнь сквиба, конечно. Какая же… Сука. Драко сделал глубокий вдох. Выдохнул. — Знаешь, Грейнджер, ты начинаешь меня пугать. Нет, серьезно, ты как будто мной одержима, — кто бы говорил, ага. — Вот послушай: сначала за мной кто-то следит у Олливандера, — от внимания Драко не укрылось то, как ее спина напряглась, — потом ты выкрикиваешь меня по всему Косому Переулку, чтобы поделиться очередной бредовой идеей на мой счет. Вчера спаситель, сегодня сквиб. Ты бы определилась. Если его расчеты не врали, Грейнджер должна была смертельно обидеться и сбежать. Наконец-то оставить его в покое. В одиночестве, блять, и покое. Без магии. Без себя. Без своих — ясожрутвоюдушу — глаз. Но она вдруг без лишних возмущений повернулась обратно и… Протянула ему до боли знакомую палочку, держа ее на раскрытой ладони. — Сегодня моя очередь быть спасителем, Малфой. Когда его пальцы сомкнулись на древке, по телу огромной волной прошелся всплеск энергии. Магии. Салазар, как же давно он ее не ощущал. Неописуемый восторг. Даже не задумываясь о том, что делает, он перевел абсолютно ошарашенный — охеревший — взгляд на Грейнджер. К ее глазам. Большим карим глазам, в которых концентрированной смесью плескались удивление и волнение. И что-то еще. Черт знает что, но точно не жгучая ненависть из его кошмаров. Точно не разочарование. И не боль. Что-то правдивое. Искреннее. Настоящее. Что-то, напомнившее ему о чертовом постоянно растущем долге: Грейнджер помогала ему уже во второй раз, взамен не получив ничего. Не попросив ничего. Что-то, заставившее его бездумно выдохнуть: «Спасибо», развернуться и пойти прочь, не дождавшись ответа. Пока ничего другого не захотел.