***
Платформа девять и три четверти была одним из тех самобытных явлений, которые невозможно сравнить ни с чем. Только прочувствовать. Впитать, жадно глотая ртом аномально жаркий для этого лета лондонский воздух. Вслушаться в каждый совиный крик, каждый перестук колес тележек, заботливо прихваченных родителями вернувшихся на каникулы учеников. Стоило Гермионе только подумать, что у малышни, гремящей чемоданами о ступеньки Хогвартс-экспресса, впереди еще годы, годы спокойных учебных будней, как в груди у нее противно заскреблась… зависть? Или, скорее, неуемное желание так же сгрузить вещи в тележку, прижаться к родителям в объятии и отправиться домой с уверенностью, что в сентябре она вновь вернется сюда. На платформу девять и три четверти. Но ее вещи и переноску с Глотиком нес Забини, идущий чуть позади. А у арки с коваными железными воротами, ведущими на Кингс-Кросс, шутливо толкались Гарри и Джинни: будто спорили, кто активней радуется ее прибытию. — Эй, Гермиона! Сюда! — крикнула Джинни, призывно махнув руками над головой. Ее локоть как-то резко дернулся в воздухе и сбил с лучезарно улыбающегося Гарри очки. Он, явно не ожидавший этого, лишь разинул рот и уставился невидящим взглядом в пространство, поморщившись от звяканья дужек оземь. Вот же… Даже издалека Гермиона смогла услышать треск стекла под каблуками сердитой волшебницы, только что выскочившей из арки. Женщина и на секунду не прервала решительного чеканного шага и, лишь отмахнувшись от возмущений Джинни и оханья Гарри, похожего теперь на подслеповатого крота, заспешила к поезду, хмурясь все больше. Складывалось ощущение, что за прошедший год ее ребенок умудрился как минимум породниться в Пивзом и прогулять все занятия Макгонагалл. Джинни, все еще сверля взглядом спину вредительницы, порылась в большой кожаной сумке, оттягивающей плечо, и извлекла оттуда палочку. Взмах — и целые очки-кругляши вновь красовались на носу у Гарри. Гермиона не сдержала улыбку, с облегчением признавая, что в своё время отдала этого мистера Неуклюжесть в надежные руки. Мгновение — и его зеленые глаза нашли ее в толпе, радостно щурясь. Друг. Лучший. Гермиону вдруг накрыла необъяснимая волна щемящей радости. Она разошлась по всему телу белоснежными барашками, оставляя солоноватое послевкусие-понимание: как же это все-таки хорошо — вернуться домой. — Что ж, пока они просто блестяще справляются с тем, чтобы делать вид, что меня не существует. Блейз тут же удостоился ее укоризненного взгляда и подчеркнуто громкого шепота: — Дай им шанс! Вы еще даже не познакомились по-человечески… — Мы учились вместе шесть лет, — пробурчал он. — Что-то мне подсказывает, что этого было вполне достаточно, чтобы запомнить, как меня зовут. — Поверь, они знают, — Гермиона почувствовала, как из-за его излюбленной привычки драматизировать все, в горле начинает першить раздражение. — Просто, ну-у, им нужно время. Я тоже не сразу поняла, какой ты… — Неотразимый? Великолепный? Восхитительный? — …засранец, Забини, — фыркнула она. — Но хороший друг. Этого не отнять. — Жаль, не все это ценят. Даже не видя его лица, Гермиона могла с уверенностью сказать, что он нахмурился. И явно говорил не о Гарри и Джинни, которые все так же продолжали, словно заведенные, радостно махать им. Нет. Речь шла о нем. Как сама Гермиона отмалчивалась по поводу причин ссоры с Роном, так и Забини лишь пожимал плечами на все ее практически походя брошенные осторожные вопросы о Малфое. Да, больше не общаются. Да, где-то около года. Почему? Ох, Грейнджер, любопытство сгубило кошку. Вот и все, что он отвечал. А она так ни разу и не решилась поспорить: добавить, что, удовлетворив свое любопытство, кошка воскресла[1]. — Гермиона! Она ойкнула — крепкие объятия чудом не повредили ей ребра. Рыжие волосы тут же защекотали щеки, а над ухом прозвучало протяжно-восторженное: — У-у-ух, как же я скучала! Она согласно закивала, тоже обхватив Джинни за плечи. Не так сильно, конечно, но куда уж ей было до натренированных мышц новой охотницы «Холихедских гарпий»? Вблизи раздались сдержанные приветствия: — Забини. — Поттер. В любом случае ожидать лучшего так сразу было бы откровенно глупо. Пока Гарри и Блейз сухо кивали друг другу, но держали кулаки при себе, Гермиона предпочитала думать, что все идет по плану. А вот Джинни приятно удивила: она тепло улыбнулась Забини и даже первая протянула ему руку. Вишенкой на торте было то, что Гарри проследил за ее жестом таким ошарашенным взглядом, будто она собиралась поздороваться не иначе как с жабой-Амбридж. Гермиона лишь удрученно покачала головой, когда Блейз, послав ему победную ухмылку, в ответ галантно подхватил ладонь Джинни и легко прикоснулся к ней губами. Ох уж этот… джентльмен, блин. Ни секунды без позерства. — Поттер, что с лицом? — притворно удивился он. — Ты весь красный… Аллергия? — Ага. На змеиный… — Стоп-стоп, — вклинилась Гермиона, предчувствуя назревающий конфликт. — Давайте не сейчас, а еще лучше — никогда, ладно? Мы действительно устали с дороги, и я думаю, было бы отличной идеей сперва отправиться по домам, а вот вечером… как насчет «Дырявого котла», м-м? Годрик, ничего более самоубийственного придумать ты не могла? Однако Блейз и Гарри одновременно пожали плечами, демонстрируя вялое согласие. Заметив эту синхронность, они тут же неприязненно зыркнули друг на друга исподлобья. Ей-Мерлин, совсем как дети. Даже Джинни тихонько прыснула, наблюдая за картиной, отчетливо напоминавшей самой Грейнджер ясли, где двое малышей негласно меряются размером ночных горшков. — Слушай, Гермиона, а зачем куда-то идти? Поужинаем все вместе на Гриммо, клянусь, Кикимер просто умрет от счастья! Мне кажется, он до сих пор втайне проклинает меня за то, что я иногда вожусь на кухне вместо него. Гарри издал нечто среднее между кашлем и икотой, похоже, сраженный неожиданным предложением Джинни в самое сердце. — Э-э, но… — Гарри Джеймс Поттер, ты имеешь что-то против? — прищурилась она, сжав губы в тонкую линию. — Нет. Определенно, нет, — он часто замотал головой, обреченно сглатывая. Забини пробормотал себе под нос что-то отдаленно напоминающее «чертов подкаблучник», за что тут же заработал от Гермионы профилактический щипок за бок и фирменный а-ну-веди-себя-прилично грозный взгляд. — Спасибо за приглашение, мы обязательно придем, — она широко улыбнулась друзьям. — Во сколько? — В шесть, — Гарри с нескрываемым отчаянием покосился на ухмыляющегося Забини. — Мы ждем вас в шесть. — Что ж, в таком случае мне пора: нужно успеть отметить этот день красным цветом в календаре. Гермиона закатила глаза. Блейз был просто… неисправим. — Я пойду первым, — процедил Гарри. — Отнесу вещи. Он выхватил у Забини ее чемодан и переноску: бедный Глотик даже мяукнул, недовольный тряской. Но Гарри, проигнорировав это, мигом развернулся и шагнул сквозь арку, чудом не столкнувшись лбами с только что появившимся оттуда старичком в остроконечной шляпе и кричаще-зеленой мантии. Тот, видимо, недоумевая, что за яростный вихрь только что пронесся мимо, на мгновение застыл на месте, изучая железную ковку. Секунда — и он покачал седой головой, бурча что-то про невоспитанную молодежь, и побрел восвояси дальше по перрону. Гермиона нахмурилась, понятия не имея, что сделать первым: выговорить Забини за его вечные шуточки или, наоборот, последовать за Гарри и провести с ним воспитательную беседу. В особенности касающуюся того, как следует обращаться с ее питомцем. Однако Джинни решила за нее. Дружественно хлопнула Блейза по плечу и в открытую заявила: — Не заморачивайся. Гарри с недавних пор очень трудно дается принятие того факта, что слизеринцы могут быть, ну, знаешь, нормальными засранцами. Со временем он привыкнет. С недавних пор? Если Гермиону не подводила память, он всегда не слишком-то жаловал учеников этого факультета. Но что, если он… знает? Ее прошиб холодный пот. Она внимательно посмотрела на Джинни: та стояла все с той же улыбкой, будто и не заметив в своих словах несостыковки. Раздумья оборвал едкий хмык Блейза: — Пусть лучше не привыкает, Уизлетта. Мне нравится его злить. — Будь с Гарри помягче, Забини, у меня на него планы, — Джинни шутливо пригрозила ему пальцем и вдруг стушевалась: — Кстати, эм, о планах… Я оставлю вас наедине? Ну, вы же наверняка хотите попрощаться, ну и… — тут она быстро-быстро попятилась к стене и прежде, чем сделать последний шаг, выпалила: — Встретимся на выходе из вокзала, Гермиона! Оказавшись вдвоем, они с Блейзом переглянулись, пытаясь найти хоть малейшее объяснение тому, что только что произошло. Складывалось ощущение, будто Джинни вдруг приложили минимум тройным Конфундусом, заставив полностью потеряться и в пространстве, и в ситуации. — Это выглядело о-очень странно, — наконец протянула Гермиона, задумчиво пощипывая себя за подбородок. — Зато я теперь понимаю, почему все говорят, что эти двое идеальная пара. Оба какие-то шизанутые.***
— Джинни, что это было? — возмутилась Гермиона, едва приземлившись на заднее сиденье серебристого Фольксвагена. — Что за «я оставлю вас наедине» и «вы наверняка хотите попрощаться»? Подруга, сидящая спереди вполоборота к ней, вдруг отвела глаза в сторону, делая вид, что очень увлечена тем, как более или менее отошедший Гарри покупает им кофе в привокзальной забегаловке. Зрелище и правда выходило комичное: он, будто начинающий жонглер, неловко перекидывал из одной руки в другую пластиковую подставку с тремя картонными стаканчиками, пытаясь при этом совладать с горстью фунтов, то и дело выскальзывающих сквозь пальцы прямо на асфальт. — Ну-у, — протянула Джинни, все еще пряча взгляд, — я не думаю, что при мне вы бы стали… ну… — Что стали? — напряглась Гермиона. — А что обычно делают люди, когда встречаются? — подруга фыркнула так, словно она сейчас спросила о чем-то вроде функционала волшебных палочек — настолько же очевидном. — Ты решила, что мы… что-о-о? Слова застряли в горле. Большего абсурда… большего абсурда и придумать было нельзя! Гермиона поерзала на сиденье, придвигаясь ближе к Джинни в надежде, что, взглянув ей в лицо, поймет, что это какой-нибудь состряпанный на скорую руку розыгрыш. Но, хоть та и выглядела смущенной — щеки постепенно заливал румянец в цвет веснушек, — выражение ее глаз не оставляло сомнений: сказанное не шутка. — Джинни, объясни мне, — осторожно начала Гермиона, — с чего ты вообще это взяла? — Посуди сама, ты ни словечка за год о нем не написала! — копна рыжих волос подпрыгнула вслед за резко дернувшейся шеей, и лицо Грейнджер обдало обиженным шепотом: — А потом р-раз — и «я приеду не одна, встречайте», блин! Вот что я должна была подумать? А? — Не знаю, хотя бы что мы с ним друзья, а мне попросту не хотелось беспокоить Гарри раньше времени! Это же очевидно! — Ну, знаешь ли, — прищурилась Джинни, — ты не всегда поступаешь так уж очевидно, когда дело касается слизеринцев. Гермиона открыла рот, готовясь парировать словесный удар, но его смысл вдруг будто прихлопнул ладонью челюсть. Какой… толстый намек. — Ясно. Все, что ей удалось выдавить. Ее максимум. Глаза зажмурились. Стоило ей только ненадолго отключиться, окунуться в атмосферу родного города и родных лиц, как все опять скатилось в ту утыканную остриями копий яму, в которой она целый год засыпала и просыпалась. — Эй, ты чего? Голос Джинни изменился: теперь он словно поглаживал ее по голове, успокаивая. — Ты все еще?.. — Да, черт возьми! — панически вырвалось у Гермионы. — И эти твои намеки… Они не помогают ситуации. Вот оно — то самое чувство. Когда ты держишься, сцепив зубы. Долго держишься, наплевав, что проблема стучит о темечко по капле, будто изощренная водяная пытка. Ты все еще можешь. А потом последняя, гадкая последняя капелька, и все — ты сдался. Гермиона сдалась. Уткнулась носом в ладони, сжимая лицо так, словно еще чуть-чуть — и ей удастся сорвать маску, обнажить то, что под ней. А что там? Джинни лучше не видеть. Ей самой лучше не видеть. Последний раз она чувствовала нечто похожее, когда Рон вернулся. Тогда, в лесу. Гермиона никогда не забудет, как хотела одновременно и разорвать его на клочки, и вцепиться в его изодранную толстовку покрепче. Вдохнуть запах застарелой грязи и счастья. Счастья, что он снова рядом. Рон… Она ошиблась. Вот — последняя капля. На задворках сознания билось понимание: ее трясет. И ладони были мокрыми, черт возьми, полностью мокрыми. Будто вся та вода, что пытала ее целый год, просачивалась меж век, не собираясь останавливаться, пока не выйдет до конца. Дверь автомобиля щелкнула и открылась — Гарри вернулся. Гермиона с нажимом провела ладонями по лицу, вытирая влагу, и подняла голову. Друзья прожигали ее взглядами: Джинни — понимающим, Гарри — ошарашенным. Нужно было успокоить его. Сбить со следа. — Я просто не могу поверить, что дома, — она продемонстрировала другу вымученную улыбку, приняв стаканчик с дымящимся кофе из его протянутой руки. — Вот и… расчувствовалась. — Оу. Мы тоже очень рады тебе, Гермиона. К счастью, Гарри быстро отвернулся, наверняка смущенный ее неожиданной слабостью, и не заметил, как Джинни коснулась ее колена. Гермиона тут же отодвинулась, вжимаясь в заднее сиденье. Сочувствие казалось ей сейчас неприятным, ненужным дружеским атрибутом — воспалившимся аппендиксом, нуждающимся в срочном удалении. — А как же магглы? Если мы взлетим, они могут заметить. Сложно сказать, чего в ее вопросе было больше: желания скорее перевести тему или искреннего беспокойства. Однако друг в ответ лишь повернул ключ зажигания, и мотор автомобиля довольно заурчал, готовясь к старту. — Кто сказал, что мы полетим? — Гарри клацнул ремнем безопасности. — На прошлой неделе я получил водительские права. — Правда? Поздравляю! Я слышала, что это довольно сложно. — Ага, было бы с чем… — Джинни состроила кислую мину. — Знаешь, я очень советую тебе пристегнуться. — Да что ты ее пугаешь? Мы же сюда как-то приехали! — Гарри завелся с пол-оборота: точь-в-точь как мотор минуту назад. Складывалось ощущение, что всего за неделю вождения эта тема успела набить ему оскомину. — Вот именно, что как-то! Вид пререкающихся на повышенных тонах друзей заставил Гермиону крепче прижать кошачью переноску к бедру и все же пристегнуть ремень, да так туго, что нижняя лямка неприятно впилась в живот. Оставалось надеяться, что «неудобно» в данном случае — синоним «безопасно». — Э-эй, я все еще здесь, — она помахала увлекшимся ребятам, напоминая, что их в машине чуть больше, чем двое. — Гарри, послушай, если ты не уверен… Друг оборвал ее, стукнув по рулю со страдальческим стоном: — О, Годрик, эти женщины!.. Реддл не смог — вы решили меня добить? Нет, если так, то без вопросов — получается просто отлично! Продолжайте в том же духе! Я просто сдал на долбаные права, чтобы водить долбаную машину, а ощущение, будто прикупил себе ядерный чемоданчик! — А что такое этот яде… — Жутко опасная штука, Джин! Но и близко не такая опасная, как ты, когда пытаешься взорвать мне мозг! Гермиона всерьез задумалась: существуют ли какие-то заклинания, позволяющие врасти в сиденье автомобиля? Если да, она отчаянно жалела, что не знает их, потому как все, чего ей сейчас хотелось — убраться подальше от развернувшейся прямо перед носом баталии. — Раз тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь поискать себе кого-то получше! Она как-то никогда раньше не размышляла о происходящем между Гарри и Джинни всерьез. Их «долго и счастливо» раньше казалось настолько естественным, что не нуждалось в допинге из дружеских советов и одобрений. Но сейчас… напряжение между ними напоминало парную преддождевую духоту, будто еще чуть-чуть — и ливень забарабанит по крыше автомобиля, подкрепляя всю серьезность ситуации громовыми раскатами. — Да ладно, ты снова это сделала?! Гадкий прием, Джин, отвратительно гадкий! — И это ты мне говоришь?! Что-то явно было не так. Что-то изменилось за тот год, что она провела вдали от друзей. Но что? Крещендо раздраженных озлобленных выкриков лупило по ушам. Гермиона уже даже не выслушивалась, не всматривалась — уткнулась глазами в пол, надеясь, что скоро в ребятах просто не достанет ни обиды, ни гнева, чтобы продолжать ссору. Ждать действительно пришлось недолго. Вскоре в машине белым флагом повисла уставшая тишина, нарушаемая лишь перестуком мотора и тяжёлым дыханием. Гермиона подняла голову, собираясь сказать что-нибудь миротворческое, но не успела. — Все, хватит, — Гарри перевел дух, вытирая ладонями взмокшее и раскрасневшееся от достаточно долгого крика лицо. — Давайте, черт возьми, доберемся до дома. Джинни лишь коротко кивнула в ответ, сглатывая. Она отвернулась к окну и уперлась в него щекой: до Гермионы, сидящей прямо за ней, долетел приглушенный всхлип. Один-единственный, словно подруга сама боялась его услышать, — он звучал громче любых слов. И проблема точно заключалась вовсе не в навыках вождения Гарри. Что-то явно было не так.***
Единственная привычка, с которой Гермиона не пыталась бороться, — ритуал воссоединения с домом после долгой разлуки. Стоило ей только переступить порог и выпустить Глотика на улицу, как вещи с грохотом падали на пол в коридоре, а сама она опрометью неслась к дивану в гостиной, не утруждая себя ни мытьем рук, ни тем, чтобы снять уличную одежду. Вот и сейчас, вытянувшись на мягких подушках, она просто затихла, прикрыв глаза, и глубоко дышала. Впитывала умопомрачительную пустоту. В эти драгоценные первые минуты она ни капли не тяготилась одиночеством: шума ей с лихвой хватило по дороге домой. Гермиона осознала всю степень опасений Джинни, едва Гарри нажал на газ: даже сумасшедшая поездка на Ночном рыцаре показалась ей степенной автомобильной прогулкой в сравнении со скоростью, которую он развил. А то, как он прижался к рулю, чудом не утыкаясь в него носом… Гермиона не назвала бы себя яро верующей, но в тот момент она вспомнила все известные с детства молитвы. И она еще смела когда-то ругать то, как выворачивает при трансгрессии? К драккловой матери это — поездка с супер-водителем Гарри Поттером оказалась в миллион раз хуже. Мысли опять вернулись к ссоре, свидетелем которой она невольно стала. Внутри заворочался противный червячок, твердящий: произошло что-то, чего она не знает. И неизвестно, узнает ли когда-нибудь. Весь год в Хогвартсе Гермиона поддерживала с друзьями еженедельную переписку, и ни один из них и словом не обмолвился о проблемах. Странно. Очень странно. Она не могла вспомнить случая, когда Гарри или Джинни что-то скрывали от нее. С другой стороны, разве сама Гермиона поступала как-то иначе? И вот оно — снова. Казалось, образ Малфоя в ее голове неустанно сидел в засаде, как хищник, выжидая максимально удачный момент для нападения. Момент, когда она позволит себе расслабиться. Здесь, в пустой квартире, которую она так и не успела как следует обжить прошлым летом, острые когти, врезающиеся в грудную клетку, чувствовались по-особенному. Удивительно, но в Хогвартсе ее спасал Забини. Он служил своеобразным напоминанием, затравкой для того самого голодного хищника: смотри, мол, вот наше общее — человек, который двумя пальцами придерживает последнюю нитку лопающегося троса. Не дает ему порваться окончательно, бросить нас туда, где мы были изначально — по разные стороны баррикад. По разные стороны Ла-Манша. Раньше Гермиона наивно полагала, что вызывать в ней злость могут только три вещи: провал на экзаменах, несправедливое отношение к тем, кто слабее, и школьные издевательства Малфоя. Но нет. В этот список давно пора было добавить четвертую — ее саму. За напрочь отсутствующую силу воли. В Хогвартсе она всегда закатывала глаза в ответ на нытье Лаванды и Парвати о том, как трудно дается им поддержание формы — вокруг ведь столько всего вкусного! Крошечный квадратик горького шоколада по утрам, яблоко на ужин или ежедневные утренние упражнения — все эти строгие, но вечно нарушаемые ими правила находились за гранью ее понимания. Казалось бы, что сложного — просто держать себя в руках? Как легко, оказывается, было рассуждать о чем-то, не пропуская через себя. Потому, видимо, Вселенная и посчитала нужным преподать ей урок. Постыдное безволие Гермионы проявилось не в съеденном в ночи пирожном, не в недостатке физической активности — в мыслях. Тех, которые было не вытравить ни ацетоном, ни щелочью. Тех, которые она собственноручно загнала под кожу, будто грязь под ногти на занятиях по травологии. Ей всегда нравилось думать о себе, как о человеке со стержнем. Как о том, кем нельзя манипулировать. И это действительно было так — для окружающих. Но вот что оставалось делать, когда противник — ты сама?.. Безумие. Как если бы ей диагностировали раздвоение личности. Одна часть ее психики — предположительно, более разумная — понимала, что вспоминать о Малфое — хуже чем бессмысленно. Но и другая, совершенно рехнувшаяся, имела тот же доступ ко всем интеллектуальным ресурсам Гермионы. И безжалостно использовала их против нее. Эта дурная сторона никогда не просыпалась от звонкой трели будильника Грейнджер, она заводила свой — на минуту, а то и на две раньше. Так чтобы успеть всласть помучить хозяйку образами, сотканными из цепких пальцев, упоенно целующихся губ и чертовски необъяснимого что-то в серых глазах, чудом не тонущего среди блуждающих волн. Гермиона ведь тогда так и не разглядела его, это что-то. А теперь — поздно. — Так, все, — выдохнула она, открыв глаза. — Соберись, наконец! О, удивление — ее темная сторона действительно притихла. Будто уже наелась сегодняшней вспышкой эмоций, пожалуй, самой сильной за весь год. Короткой, да, но зато единственной, когда Гермиона разжала внутри кулак, державший нервную систему в псевдоспокойном состоянии. Гермиона резко села на диване и ухватилась за мягкую обивку, выжидая, пока пройдет возникшее из-за быстрого подъема головокружение. Даже забавно, что она, держащая в голове каждую строчку рецептов большого числа зелий, никак не могла запомнить: вставать рывком — плохая идея. «Но все же не такая плохая, как принять предложение Кингсли» — промелькнуло в голове, пока Гермиона брела на кухню, попутно призвав из дорожной сумки у входа ненавистный квиддичный справочник. Когда следующим вечером после объявления результатов ЖАБА пестрая неясыть Министра бросила перед Грейнджер конверт с его личным адресом, с ее губ почти сорвался радостный визг. И сорвался бы, если бы не избыток заинтересованных однокурсников, скрипящих тарелками по столу в ее сторону. Она выскочила из Большого зала и даже не дотерпела до гостиной — разорвала конверт сразу за дверью. К слову сказать, это было единственное письмо с предложением о работе, которое она дочитала до конца. Младший помощник министра Магии. Лучше, чем все ее самые смелые мечты о том, чем заняться после школы. По крайней мере, сначала именно так и казалось. Библиотека уже закрывалась, и, чтобы разузнать о предлагаемой должности что-либо поподробней, Гермионе необходимо было дождаться утра. Но ее терзали сомнения: вдруг она не единственный кандидат? Вдруг кто-то другой отреагирует на письмо раньше? Первый во времени — сильнее в праве. Вот что она решила, выводя пером на пергаменте слова благодарности и согласия. Обещая непременно оправдать возложенные надежды. По сути, о своих будущих компетенциях она что-то да знала — раньше младшим помощником был Перси. Правда, информацией из первых уст Гермиона похвастаться не могла — до окончания войны дома у Уизли его не особо-то жаловали. Но тех крупиц, что она в свое время вычитала в «Пророке», тоже хватало, чтобы составить маломальское представление о том, с чем ей предстояло столкнуться: например, перспектива содействовать Кингсли в подготовке проектов его распоряжений и указов казалась Гермионе невероятно интересной. И, что самое важное, максимально приближенной к ее конечной цели — законотворчеству. События последних лет отчетливо дали ей понять: законодательство магической Британии далеко от идеала. Внутри уже существующих актов скрывалось великое множество совершенно неэффективных в практическом применении норм, а некоторые сферы общественной жизни и вовсе не были никак регламентированы. Создавалось ощущение, что Отдел магического правопорядка на полном серьезе использовал схему в один шаг: прикрыть проблему ладошкой и сделать вид, что ее даже не существует. Потому Гермиона и видела своей первоочередной обязанностью исправление всех этих досадных упущений. В перспективе, конечно — на данном этапе ей еще объективно не доставало опыта. Хотя первые шаги — активное участие в судьбе кодекса эльфов-домовиков и письмо для Кингсли, только-только привязанное к лапке совы — уже казались ей почти великаньими. Но следующим утром, отыскав в библиотеке «Структуру Министерства Магии», Гермиона буквально нутром прочувствовала фразу о том, что поспешность бывает нужна только при ловле блох[2]. От громкого возмущения ее тогда удержало лишь одно: известная кровожадность мадам Пинс в случаях, когда кто-то осмеливался шуметь в ее святыне. Впору было взять жирный черный маркер и повычеркивать половину еще теплящихся в груди ожиданий. Настолько ее будущие полномочия оказались… жалкими. Помимо исчерпывающей формулировки, звучащей дословно как: «помощник — это тот, кто помогает», в главе, посвященной центральному аппарату Министерства, Гермионе удалось обнаружить лишь крохотную приписку о том, что в ее обязанности будет входить сопровождение Министра на всех возможных мероприятиях. «Разве не лучше было нанять на эту должность дементора? Вот кто шикарно справился бы с ролью постоянного конвоя…» — Гермиону до сих пор интересовало то, как скоро она окажется заперта в палате Мунго, если обратится к Кингсли с подобной инициативой. — Динь-дон! Динь-дон! Она вздрогнула от неожиданности и вцепилась ладонью в грудную клетку. Несколько секунд на осознание и… фу-ух. Это был всего лишь дверной звонок. Натужно дыша, она подобралась к выходу. Трель звонка не смолкала, будто бы тот, кто стоял за дверью, приклеился к маленькой черной кнопке пальцем. Вот же гад! И Гермиона знала лишь одного человека, который мог позволить себе подобную бесцеремонность. Она раздраженно покрутила ключ в замке, открыла дверь и констатировала, не глядя: — Забини. — Грейнджер, и как я раньше жил без твоей проницательности? — притворно вздохнул он, заходя в квартиру. Теперь она все же осмотрела Блейза и хмыкнула про себя: он был одет так, словно только что спрыгнул со страниц «модного романа»[3]: темно-синий легкий костюм — самое то для жары, стоящей на улице, — белая рубашка, наверняка вдоль и поперек отутюженная домовыми эльфами, и… Боже правый, это что, розовый жилет? — Уверена, что отвратительно, — съязвила Гермиона. — Зато мне со здоровыми барабанными перепонками жилось просто отлично. — А, ты из-за этой черненькой штучки на входе? Она все-таки работает? Я просто не был уверен до конца, поэтому, ну-у, и слегка… — Оборзел. Ты слегка оборзел. — …перестарался, — тут Блейз обиженно поморщился: — Фу! Знаешь, Грейнджер, это было довольно грубо. — Как я и рассчитывала, — Гермиона весело подмигнула ему, жестом приглашая идти за собой на кухню. — Кстати, тебе не кажется, что еще рано? Мы же вроде договаривались, что ты зайдешь в полшестого. Забини фыркнул в ответ: — Посмотри-ка на ту круглую штуковину, которую наверняка повесила над столом исключительно красоты ради, и скажи мне, что показывают стрелки? — Ты всерьез считаешь, что я не знаю, что такое часы? — взвилась Гермиона, оборачиваясь к циферблату. — Я что, по-твоему, совсем… И вдруг — осознание: — О, святой Мерлин, Забини! Уже без пятнадцати шесть… — она схватилась за голову. — Ну вот теперь-то я уверен — ты действительно знаешь, что такое часы. — Не смешно ни капли! — прикрикнула она, лихорадочно стуча пальцами по вискам в раздумьях, за что сперва хвататься: выбрать вещи, принять душ, разложить чемодан… Нет уж, будь реалисткой — времени на чемодан сейчас не хватит. — В общем, ты располагайся, наверное, а я… А я попытаюсь быстрее. Да. Гермиона подбежала к кухонному шкафу, распахнула его и схватила щербатую эмалированную кружку — импровизированную подставку для зубной щетки и пасты. Призвала из гостиной палочку и, взмахнув ей, заставила необходимые для водных процедур принадлежности выскочить из груды вещей в коридоре и проплыть по воздуху к двери ванной. Вновь глянула на часы. Черт. У нее оставалось всего четырнадцать минут. Нужно было срочно ускориться, так что в душ Гермиона понеслась, словно гоночная метелка. — Боюсь спрашивать, что ты делала с того момента, как пришла домой! — крикнул ей в спину Блейз. И правильно. Она сама боялась задаваться вопросом о том, как почти три часа пролетели за пять минут. Хотя где-то на подкорке уже зудел готовый ответ, состоящий из одного-единственного слова. Имени. Но этой гадкой и назойливой части ее сознания пора было, наконец, запомнить: отвечать стоит лишь тогда, когда спрашивают. А Гермиона даже не думала наступать на эти грабли вновь.***
С опозданием трансгрессировав на порог дома номер двенадцать на площади Гриммо, Гермиона чертыхнулась про себя — дурацкий квиддичный справочник так и остался на кухонном столе в ее квартире, толком не начатый! А первая игра Чемпионата должна была состояться уже завтра… Что ж. Здравствуй, восхитительно-бессонная ночь. — Ух ты, — присвистнул Блейз, возникший из воздуха с громким хлопком на миг позже нее. — Пусть хоть кто-то теперь попробует сказать мне, что распределение Поттера на Гриффиндор не самая дерьмовая шутка на свете. Если бы Гермиона не знала, кому раньше принадлежал этот дом, она не стала бы спорить: от выкрашенной в черный входной двери с серебристым молоточком-звонком в форме змеи буквально несло душком Слизерина. Глаза пробежались по фасаду и расширились в удивлении, ведь особняк будто застыл во времени, точь-в-точь похожий на себя трехлетней давности — когда они с Гарри и Роном недолго укрывались здесь перед тем, как отправиться за крестражами. Разве что окна больше не выглядели такими закопченными, словно огненные языки вылизали их изнутри. Гермиона очень сомневалась, что Гарри комфортно жить в полнейшей мрачности, а потому была действительно удивлена. Возможно, они с Джинни просто не успели разобраться с внешним видом дома, так как переехали сравнительно недавно? В голове короткой вспышкой пронеслась другая мысль: что, если это служит напоминанием обо всем? О забавной неуклюжести Тонкс, вечно что-то ронявшей под истошный ор портрета миссис Блэк. О мелких пакостях Фреда и Джорджа, доводивших миссис Уизли чуть ли не до инфаркта, трансгрессируя прямиком ей под нос. О профессоре Снейпе и Грозном Глазе, о Люпине и, конечно, о том, кто позволил всему этому произойти именно здесь, за дверьми дома на площади Гриммо, — о Сириусе. Внезапно желание Гарри оставить все как есть показалось Гермионе понятным и даже каким-то правильным. А еще — печальным. Очень. Она звонко стукнула змеевидным молоточком, и в прихожей тут же послышались шаркающие шаги. Кикимер. Дверь распахнулась со щелчком, и оттуда, чуть ниже уровня бедер Гермионы, высунулся крючковатый нос. — Кикимер чует, как воняет грязно… — бурча, он ступил на порог и задрал голову вверх. Презрение в водянистых глазах тут же сменилось радостным узнаванием: — Мисс Гермиона, это вы? Кикимер просит прощения — он вас не узнал! Проходите-проходите! Да, таким он определенно нравился ей больше: когда не ворчал сверх меры и не изрыгал оскорбления. Его поведение служило живым доказательством того, что ее вежливость к нему таки принесла плоды. Войдя в полутемный коридор, Гермиона добродушно улыбнулась вслед домовику, уже переключившему внимание на «представителя благородного чистокровного рода мистера Блейза, про которого Кикимеру столько рассказывали мистер Драко и мисс Цисси». Странно, но в этот момент лицо Забини вытянулось так, будто эльф сообщил ему, что магии на самом деле не существует. Гермиона подалась ближе в жадной надежде увидеть, понять больше, но входная дверь захлопнулась, и эмоции друга скрыл полумрак, нарушаемый лишь слабым дрожанием огоньков свечей в канделябре. Кикимер, держась костлявой рукой за поясницу, проковылял мимо них и зажег щелчком пальцев массивную люстру под потолком. Гермиона невольно зажмурилась: после темноты яркий свет резал глаза. Открыв их, она с удовлетворением заметила на эльфе идеально отглаженное чистое полотенце и… Годрик, ну какой же милый фартук! — Кикимер, как твои дела? — поинтересовалась она, игнорируя то, как Блейз закатил глаза на это. — У Кикимера все в порядке, мисс Гермиона. Хозяин заботится о Кикимере. Хозяин любит Ки… — Кикимер, срочно нужна помощь! — из кухни донесся крик Джинни. — Индейка, кажется, горит! Домовик раздосадованно хлопнул ушами и, сверкая потрескавшимися пятками, понесся спасать ужин. И как ему удается так быстро передвигаться? В его-то возрасте… Гермиона вдруг осознала, что понятия не имеет, сколько Кикимеру лет. У эльфов вообще уместно спрашивать об этом? Решив все же отложить размышления, она поманила Блейза за собой по коридору. Не успели они добраться до лестницы, ведущей в гостиную на втором этаже, как оттуда, сопровождаемый скрипом половиц, сбежал Гарри. Ух ты. Улыбающийся Гарри. То ли Джинни за эти три часа провела с ним воспитательную беседу, то ли на него так действовало ощущение «своей территории», но, так или иначе, после их приветственных объятий он расслабленно протянул Блейзу руку и даже пригласил его чего-нибудь выпить наверху. Прежде, чем ухмыльнуться и ответить на рукопожатие, Забини скосил на неё взгляд, вопрошающий: Во что еще ты меня втянула? Гермиона на это лишь пожала плечами: он знал, куда идет, и даже обещал вести себя дружелюбно. Ее немного испугала радость, заворочавшаяся в груди, когда Гарри и Блейз вместе скрылись за лестничным пролетом. Видимо, это было какой-то странной потребностью — находиться в связке. В трио. И, против воли, перспективы рисовались сами собой — может, они разговорятся и, кто знает, со временем… подружатся? «Бред, — она тряхнула головой, отгоняя абсурдные мысли. — Они не пытаются друг друга убить — и это уже подарок небес». В ноздри ударил запах подгорелого мяса, и Гермиона, стараясь не морщиться, дабы ненароком не обидеть Джинни, поспешила на кухню. Добравшись до порога, она на мгновение замерла, потому как взгляду открылась прежде невиданная картина: Джинни, с ожесточенным выражением лица, одной рукой в варежке придерживала противень с обуглившейся индейкой, а другой пыталась оттащить от дымящейся духовки бьющегося в конвульсиях рыдающего Кикимера, так и норовящего засунуть туда лысую голову. — Стой! Что же ты делаешь? — Гермиона отмерла и бросилась на помощь. Она присела, схватила хлюпающего носом домовика за костлявые плечи и потянула на себя: он что-то истошно вопил и сучил ножками, видимо, недовольный тем, что наказание отменяется. — Виноват! Кикимер страшно виноват перед Хозяйкой! Кикимер должен понести кару! — Я вот даже не знаю, веселит меня или пугает то, что мое абсолютное неумение готовить он каждый раз воспринимает, как свой личный провал, — пропыхтела Джинни, со звоном приземляя противень на подставку под горячее. — Он сейчас пытался опалить себе голову, и это абсолютно точно не весело! — возмутилась Гермиона. — О, ты еще не видела, как он всю ночь просидел в холодильнике, когда я пересолила пюре… — И ты ему позволила?! — у нее вырвался потрясенный вздох. — Да как ты вообще… Стоп. Ты сказала холодильник? Здесь? — Ага. А еще, как видишь, духовка, микроволновая печь и даже, — голос Джинни преисполнился гордости, — посудомоечная машина. — Но… как? Разве техника может работать здесь, учитывая, сколько защитных заклинаний наложено на дом? — Папа как-то настроил все на магическое управление: например, режимы в духовке я не выбираю, просто ставлю туда противень, и она сама выставляет температуру в зависимости от того, что оказывается на нем. По идее, это должно было исключить любые осечки в виде… такого, — Джинни окинула сгоревшую индейку печальным взглядом. — Кикимер… виноват… плохой… Гермиона покрепче прижала к себе домовика. Судя по исступленному бормотанию, у него начался следующий виток самобичевания. Она чувствовала потребность как можно скорее успокоить его: то ли из-за того, что ее грызла нестерпимая жалость, то ли из-за того, что икры ее налились свинцом от продолжительного сидения на корточках и удерживать Кикимера становилось чем дальше, тем труднее. — Послушай, ты ни в чем не виноват. Пожалуйста, перестань пытаться себя наказать, Джинни и не думает злиться на тебя. Не так ли? — обратилась она к подруге в поисках поддержки. Оттого, что та при этом выглядела совершенно невозмутимо, возмущение забурлило в районе горла. Помоги. Мне. Ну же! Заметив, что Джинни-таки открыла рот, Гермиона преисполнилась надежды: ей наверняка удастся подобрать нужные слова, утешить старого эльфа и… — Кикимер! Ну, что ты расселся без дела? — она грозно уперла руки в боки. — Поднимись в гостиную и спроси, не нужно ли Гарри чего-нибудь! И поживее! Что?! Мерлиновы портки… что?! Гермиона ощутила, как дряблое тельце в ее руках прекратило вырываться. Протяжные всхлипы тоже оборвались так резко, будто кто-то попросту выключил звук. Секунда — и по ушам ударил громкий хлопок, а ее пальцы сомкнулись на пустоте. — Джинни! — прошипела она и, наконец, поднявшись на ноги, повернулась к подруге. — Это же… это… было просто отвратительно! Та лишь развела руками, улыбаясь. — Иногда не так важно, как именно мы достигаем нужного результата. Главное — достигаем. Контраргументы уже выстроились в голове Гермионы римским легионом с копьями наперевес: она была ярой противницей точки зрения о том, что цель оправдывает средства, ведь это значило, что всякий поступок можно… Стоп. Она выдохнула. Выдохнула и, смотря в открытое добродушное лицо Джинни, спросила себя: почему? Почему она все время пытается воевать даже с теми, кто не направляет на нее оружие? Хватит. — Возможно, в этот раз ты и права, — Гермиона улыбнулась уголками губ. Когда Джинни предложила вместе исправить приключившееся с индейкой, ее лицо осталось таким же открытым и добродушным. Запах горелого в кухне смешался с запахом облегчения. Счищая с птицы обуглившуюся кожицу кулинарным заклинанием, Гермиона не могла не анализировать, не искать конкретный момент, когда, кажется, распавшееся сейчас напряжение впервые сдавило их стальным обручем. Может, из-за письма? Джинни обиделась, что она рассказала о дружбе с Блейзом лишь год спустя? Или вообще решила, что она «заменила» им Рона, о ссоре с которым так и не рассказала никому толком? А возможно, дело было не в ней вовсе? И сегодня, встретившись у Хогвартс-экспресса после долгой разлуки, каждый принес свой личный багаж? Джинни и Гарри — неизвестную ей размолвку, а они с Блейзом — ненужную, но цепкую память о нем? К счастью, им с Джинни, похоже, удалось потушить враждебное пламя до того, как оно сожгло бы потаенную радость от долгожданной встречи, теплящуюся в груди несмотря на ворох недопониманий снаружи. Хотелось надеяться, что и у ребят все… Ох, черт! Блейз и Гарри. Одни в гостиной все это время. Годрик-Годрик-Годрик! Там же наверняка, наверняка до сих пор пылился этот жутчайший буфет с кучей древней родовой мерзости внутри! С кучей проклятых колечек, цепочек и чашечек, которые при желании можно было бы с легкостью использовать друг против друга… Гермиона напрягла слух, ощущая, как сердце испуганно бухает в груди. Фу-ух. Никаких особенно подозрительных звуков не было слышно. Однако поторопиться все равно стоило. Тем более, индейка уже приобрела божеский вид: покрылась румяной, блестящей от выделяющегося сока корочкой. А как она пахла… — Джин, тебе не кажется, что Гарри и Блейза пора бы проверить? — поинтересовалась Гермиона, левитируя над столешницей готовое к подаче блюдо. — Кажется. И очень. Нет, конечно, если бы что-то пошло не так, Кикимер уже бился бы здесь в падучей… — завидев ее прищур, подруга фыркнула: — О, обещаю, мы бы остановили его до того, как он нанес бы себе увечья. — Ты даже не представляешь, как я на это надеюсь.***
— Серьезно, Грейнджер, ты оглушила Маклаггена? — Блейз от удивления уронил картофелину обратно в тарелку — в глазах у него было написано что-то подозрительно напоминающее гордость. — Черт, стоит мне подумать, что ничего безумней вытворить ты уже не можешь, как тут же находится нечто доказывающее обратное. — Гарри! — воскликнула она, повернувшись к другу, потягивавшему сливочное пиво с почти что с ангельским выражением лица. — Ну вот кто тебя просил рассказывать? — О, не я начал эту войну, Гермиона. Иначе откуда Забини знает про историю с Оборотным? — Блейз! Ты же обещал! — Прости, Грейнджер, — он нисколько не виновато ухмыльнулся, — я не сдержался. Понимаешь, Поттер сначала показался мне таким занудой: его нужно было как-то растормо… — Кто зануда? Это я-то зануда? Судя по всему, Блейз рассчитывал на такую реакцию: он сразу же открыл рот, явно готовый рассказать в красках о своем первом впечатлении от общения с Гарри. Однако Джинни прервала их пикировку коротеньким кашлем в стиле Амбридж: — Кхе-кхе. Не то чтобы я сильно хотела вмешиваться, но… Вы настолько громкие, что рискуете разбудить портрет этой злобной стервы внизу. — Ох… черт, — спохватился Гарри. — Спасибо, Джин, иначе мы бы ее и до утра не заткнули. Блейз поднял бровь в немом вопросе, и Гермиона едва сдержалась, чтобы не стукнуть себя ладонью по лбу: она так ничегошеньки и не рассказала ему об особняке, и о том, кому он принадлежал. Сейчас было самое время прояснить хоть что-то. — В коридоре первого этажа висит портрет миссис Блэк — прежней хозяйки этого дома. Она, эм, даже в нарисованном виде несколько… эксцентрична. — Ты, наверное, хотела сказать, что она выжившая из ума, помешанная на чистоте крови старуха? — уточнил Гарри. — Плюс-минус. — Погодите, — Блейз насупил брови, тем самым придав лицу выражение глубокой задумчивости, — вы сказали Блэк? То есть она?.. — Именно, она тетка… — Нет же, она приходится Малфою бабушкой, Гарри, — машинально поправила его Гермиона. — Двоюродной. — Да, но я имел в виду его мать. В смысле, она же племянница этой старой ведьмы. В ответ у Гермионы вырвался лишь резкий выдох, и она уставилась в тарелку, чувствуя, как щеки заливает краска. Позор. Просто. Полный. Позор. — Поттер, да какая разница? — кажется, Блейз цокнул. — Ты сказал так, Грейнджер — по-другому. Один хрен, я теперь понял, что за мадам висит внизу. От его слов стало еще хуже. Как минимум потому, что Гермиона внезапно — так, словно не она тщательно скрывала это весь год — вспомнила, что он не в курсе. Вот ни на йоту не в курсе. И Гарри. Гарри ведь тоже не в курсе. Ее бросило в жар. Как будто в горло залили кипяток: она буквально ощущала, как раскаленная субстанция опаляет сначала грудную клетку, а потом и желудок. Если сейчас хоть кто-то из них хоть что-то… — Да, главное, ты понял, — выдавила она спустя несколько секунд молчания. Гермионе нужна была поддержка. Хоть один понимающий взгляд. Она оторвалась от изучения тарелки и подняла голову в надежде встретиться глазами с Джинни, но, видимо, сделала это слишком рано. Или, наоборот, вовремя. Вовремя, чтобы увидеть, как та обменялась с Гарри понимающими кивками. Этот едва заметный жест был похож на последний найденный кусочек от огромного портрета из пазлов. На что-нибудь концептуально важное: вроде глаза или носа, без которых картина отказывалась называться законченной. И вот он, обнаруженный где-то в пыли под диваном, встал на свое место как влитой и… испортил все. Потому что этот едва заметный жест буквально оглушил ее пониманием: Гарри знает. Джинни рассказала ему. Ей вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Комната стала расплываться перед глазами, будто внутрь запустили угарный газ. Гермиона почувствовала, как дыхание затрудняется: накрывший ее стыд оттого, что Гарри, читая все ее письма оптимистичного содержания, осознавал, что скрывается за ними, казалось, проник в ее легкие и забил их ватой. — Я… мне нужно выйти. Гермиона даже не удивилась тому, насколько сипло прозвучал ее голос. Плевать. Сейчас были вещи и поважнее. Например, то, что она, добравшись, наконец, до ванной и облегченно щелкнув задвижкой, понятия не имела, как и когда осмелится отсюда выйти. Возможно, ей стоило остаться здесь навечно и превратиться со временем в кого-то вроде Плаксы Миртл? Учитывая обстоятельства, эта идея не казалась ей такой уж безумной. Ведь привидения хотя бы не краснеют от стыда так, что капилляры на лице, кажется, вот-вот лопнут. Гермиона подошла к раковине, все же полагая, что станет хоть немного легче, если умыться. Она открыла кран и плеснула холодной водой на щеки. Еще раз. Еще. Еще. И легче действительно стало. Дышать. Думать. Будто кто-то немного ослабил удавку вокруг ее головы. Жмурясь из-за того, что вода попала в глаза, она нащупала справа от себя крючок с махровым полотенцем. Вытерлась. Открыла глаза и с радостью подметила, что предметы вокруг тоже обрели четкие очертания. Особенно «Еженедельник ловца», брошенный кем-то на плетеной корзине с грязным бельем. Порхающие на метлах по его обложке игроки в розовых мантиях выглядели кричаще ярко и производили странное впечатление: притягивали и отталкивали одновременно. Гермиона никогда прежде не видела квиддичных команд с такой формой. Не то чтобы она вообще видела их достаточно, но… Это привлекло ее внимание. Руки потянулись за журналом и поднесли его поближе к глазам. Она бегло оглядела игроков на обложке и уже хотела перейти к содержанию, как что-то заставило ее остановиться — вернуться к изучению розовых фигурок, вгрызться в их лица взглядом. Что-то болезненно знакомое вроде кривой ухмылки и изогнутых бровей… Может, ей просто показалось? Гермиона переключила внимание на заголовок, который сначала и не заметила — он попросту терялся на фоне броских мантий:«Изгнание подошло к концу: Драко Малфой прибыл в Лондон на Чемпионат Европы по квиддичу.»
Нет. Ей точно не показалось.