***
Неделя вышла исключительно паршивой. Драко вынужден был ежедневно мерить шагами палатку, едва продрав глаза, потому как ни секунды не мог вынести неподвижно лежа. Слишком уж много надоедливых образов, будто насекомые, исправно жалили сознание каждый день из семи. Сегодняшний не стал исключением. Шаг. Карие глаза. Ужас в них. Прилипшая к уголку губ каштановая прядь. Снова глаза… Это вообще кончится? Еще один. Наверное, уже тысяча-какой-то-там. Он хотел поцеловать Грейнджер. После всего. Он спятил. Еще шаг. Проблема в адреналине. Да, именно. Если бы не такой мощный выброс, все было бы в порядке, и он не оказался бы на грани того, чтобы сделать это. Чтобы даже допустить безумную мысль: потянуться. — Эй, Малфой, ты там скоро? Прием уже начинается. — А? — он резко остановился и, повернувшись на звук, наткнулся на Джо: тот, просунув лысую голову внутрь палатки, почему-то странно на него поглядывал. — Ага, я сейчас. — Так и пойдешь? — В каком смысле? — нахмурился он. — Малфой, ты стоишь посреди палатки в одних трусах. Вот я и интересуюсь: ты так пойдешь? Взгляд метнулся вниз за подтверждением. Надо же. — Отвали, лысый. — Ладно-ладно, — голова Джо со смешком исчезла в проеме. — Учти, у тебя максимум минут пять! Солид бесится! — крикнул он уже снаружи. Драко сдавленно зарычал и сделал еще несколько быстрых шагов.***
Воронка трансгрессии принесла его прямо в центр шатра, где проходил прием в честь закрытия Чемпионата. Учитывая, что подсчет очков еще не завершился, Драко казалось, что праздновать закрытие как-то рановато, хотя… Английское Министерство никогда не подбиралось к вершинам логики ближе, чем на пару сотен миль. Да и лучшего способа забить чем-нибудь голову он не придумал. Судя по местами свалявшейся траве под ногами, шатер установили на поле для квиддича. И прям расщедрились — заняли все поле. Под огромным белым навесом с лёгкостью разместились бы несколько сотен волшебников, поэтому редкие гости в виде игроков и министерских клерков его даже забавляли: напоминали смельчаков, бродящих по Хогвартсу после отбоя в надежде не напороться на Филча. Чисто на глаз, столов здесь было больше, чем людей. И на то имелась причина. Драко она казалась столь же очевидной, как собственное имя — Министерство проводило смотрины. Первого января — уж эту дату наверняка знал каждый из присутствующих — открывался прием заявок на Чемпионат мира. И сегодня Англии, насмотревшейся через омнинокль на каждого из игроков, будто на цирк Арканус[1], представилась возможность собрать сливки к себе в сборную. Как удачно, что бывшие Пожиратели не попадают в категорию «сливок». Драко меньше всего улыбалось получить на руки реальную возможность остаться. Он покрутился на месте, высматривая в полупустом пространстве гору мышц Солида, загоревшегося, по словам Джо, идеей провести вечер общим сбором. Возможно, последний вечер в таком составе: у самого Драко, у Эдер и у Димитрова были контракты, которые истекали с последней игрой сезона — сегодняшней. Он зарылся пальцами в волосы и раздраженно дернул. Не думай об этом. Тут вместо смоляной шевелюры Солида глаза Драко зацепились за неаккуратно лежащие каштановые пряди. Горло моментально сдавило. Да ладно. Он уже инстинктивно сделал пару шагов вперед, как хозяйка волос обернулась. И оказалась немолодой женщиной: убрать отпечаток возраста с ее лба не смогли бы даже самые сильные чары Гламура. Он гребаный параноик. Трижды пробежавшись взглядом по лицу колдуньи — можно подумать, первой секунды было недостаточно, чтобы отмести любые сходства с Грейнджер, — Драко осознал, что спазм, который он ощущает в горле, совсем не от волнения — просто забыл вдохнуть. Он сглотнул, усилием проталкивая воздух внутрь, и напомнил себе о том, что случается, если забывать про такую пустяковую вещь, как дыхание. Едва ли кто-то оценит, если он публично растянется на траве с синеющим лицом. Очнись, ну. Грейнджер здесь уже и не встретишь. Она ведь такая храбрая, что аж убежала с матча. Выскочила из министерской ложи, стоило ему приблизиться на дюйм, и застучала высокими каблуками по лестнице. С ее-то неуклюжестью. Часть Драко надеялась, что она хотя бы не переломала себе ноги. А другая гаденьким шепотком напоминала ему: это не самое худшее из уже случившегося с Грейнджер, далеко не самое. И лучше бы ему побеспокоиться о том, чтобы эти вечно спотыкающиеся сами об себя ноги не понесли ее к мракоборцам. После того, что он с ней сделал, глупо было бы не ждать, что рано или поздно за ним придут. Драко подсознательно ждал всю неделю. Нет-нет да и оглядывался на вход в палатку, уже представляя, как оно будет: ткань затрещит, лопаясь под натиском заклинаний, и внутрь ворвутся министерские крысы в черных мантиях. Обязательно с ее ненаглядным дуэтом «слабоумие и отвага» во главе. Эти-то уж точно спят и видят его койку в Азкабане. Но единственными, кто за семь дней навестил его в палатке, оказались ребята из команды. От этого боль в затылке, и без того раскалывавшемся от обилия мыслей так, будто Драко ненароком приложился им о бетонную перекладину, многократно усилилась. Почему он все еще на свободе, если вернулся? Если даже встретил ее? Грейнджер, конечно, бывала и раньше до черта непредсказуемой в своем «я на тебя не злюсь», но чтобы настолько? Нет. Если в чем-то Драко и был уверен, заглянув ей в глаза на матче, так это в том, что она никогда не простит его. Он сам, блять, себя не простит. — Мистер Малфой, — за спиной вдруг послышалось легкое покашливание. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Он обернулся и встретился лицом к лицу с затянутым в оранжевый костюм приземистым толстяком. Тьфу. Самым большим недостатком был даже не режущий глаз цвет его одежды, а абсолютная несхожесть с Солидом, которого Драко реально требовалось найти. И поскорее. Потому что если кэп не получает, чего хочет… Ох. Об этом безопасней не думать. — Мистер Малфой, вы меня слышите? — кажется, все это время толстяк что-то говорил. — Вы что-то хотели? — О, всего лишь немного вашего времени, — улыбнулся тот: налитые щеки подпрыгнули вверх, превратив глаза за стеклами очков в щелки. Его улыбка показалась Драко слишком слащавой. А подчеркнуто вежливый тон — раздражающим почти так же сильно, как цвет пиджака. — Может, представитесь для начала? Улыбка, плотно приставшая к широкому лицу, стала еще менее естественной. — Простите, все время забываю, как давно вас не было в Лондоне. Я Мэверик Слаймен — новый глава Отдела магических игр и спорта. Я комментировал ма… — Поверьте, я слышал. Драко мог только поаплодировать блестящей интуиции, заставившей его изначально не особо подбирать слова в разговоре. Теперь он знал, как выглядит тот козел, что громогласно расстроился, когда бладжер-таки не снес ему башку. — Так что вы хотели, мистер?.. — Драко сделал вид, что не запомнил имя. — Мэверик Слаймен, — на секунду улыбка толстяка пропала, но тут же вернулась обратно. Жаль. Ты можешь лучше, Драко. — У меня есть к вам деловое предложение. Может, пройдем к столу? — Извините, не привык смешивать деловые разговоры и ужин. Улыбка с лица напротив пропала с концами. Прекрасная работа. — Что-о ж, — Слаймен шумно выдохнул, все еще теребя пиджак. — Мы можем поговорить и здесь. Я всего лишь хотел сказать, что Министерство Магии с радостью увидит вас в следующем сезоне в составе сборной Англии. Ох ты ж. Что там было про бывших Пожирателей и «сливки»? — Министерство? — Драко усмехнулся, скрестив на груди руки. — Знаете, при последней встрече с вашими коллегами у меня сложилось впечатление, что они с большей радостью увидели бы меня в Азкабане. Судя по трем одновременно вытянувшимся подбородкам, такого варианта развития событий толстяк не предполагал. — Мой ответ — нет, мистер Слаймен. Видишь? Я даже назвал тебя мистером, чтобы ты не грустил. На самом деле это оказалось даже приятней, чем Драко думал — ощутить свой триумф. Осознать: он только что отказался от подачки, брошенной ему министерским псом, уверенным, что оказывает ему чуть ли не честь. Слаймен завис на мгновение, смотря перед собой. Медленно прикрыл глаза, выждал немного и открыл их, вновь собранный. Вот только улыбка, приставшая к его рту, была теперь такой напряженной, что губы толстяка побелели. — И… почему же? Почему? Серьезно? Потому что ты хреновый комментатор, Слаймен. Потому что мне, наконец-то, ничего не нужно от вашего поганого Министерства. Потому что здесь Грейнджер. — Посудите сами: я играю за команду во Франции. Тренировки сборной проходят в Англии. Едва ли постоянные перемещения положительно скажутся на моей игре. Двадцать очков Слизерину. Бесспорно, он мог бы сказать иначе. Что-то вроде «просто я не хочу», но… разве тогда был бы хоть один шанс, что Слаймен оставит его в покое? — Насколько я знаю, «Квиберонские квоффельеры» заключали с вами годичный контракт, — похоже, сдаваться толстяк не собирался. — Нет причин не продлять его. — Так или иначе, сегодня состоялась последняя игра сезона, а значит, действие контракта истекло, не правда ли? Драко молча выгнул бровь. Это конкурс «кто скажет самую очевидную вещь»? — Утром к нам в Отдел магических игр и спорта поступила заявка на вас от «Паддлмир Юнайтед», — объявил Слаймен с таким выражением лица, будто только что выложил свой главный козырь. — Заявка? Вам? Я что, похож на домашнего эльфа? — фыркнул он. В ответ толстяк коротко выдохнул и, делая большие паузы между словами, как если бы взаправду держал его за умалишенного, начал объяснять различные процедуры набора игроков: отборочные испытания, сотрудничество со спортивным агентом, заявочная система Министерства и дальше, дальше, дальше… Мол, это ж Чемпионат — здесь за игроков настоящие бои разворачиваются, потому через Министерство действовать проще… И пусть ни слова из сказанного не выбивалось из стандартных правил, известных Драко… Все выходило слишком складно. Слишком. — Что вам от меня нужно? — Простите? — брови Слаймена взлетели на лоб, тут же собравшийся тремя внушительными морщинами. — Я ведь говорю об этом с самого начала! После вашего выступления на Чемпионате «Паддлмир Юнайтед» хотели бы видеть вас в качестве своего ловца, а Министерство Магии… — Министерство ничего и никогда не делает просто так, — не выдержал Драко. — Я хочу услышать истинную причину. — Это и есть истинная причина. Ну не можем мы упустить вас, — и пусть Слаймен произнес это будто бы даже шутя, Драко в действительности так не показалось. Вдруг он почувствовал на себе чье-то пристальное внимание. Повел головой вправо и обнаружил молодую колдунью, остановившуюся в паре-тройке шагов от них. Она крутила в пальцах темную прядь волос, а глаза ее настороженно блуждали от него к Слаймену и обратно. Журналистка? Отчего-то ее лицо показалось Драко знакомым. Только откуда?.. Он на секунду напряг память, но не обнаружил ничего подходящего. — В конце концов, подумайте о вашем отце, мистер Малфой, — до него донесся отрешенный голос Слаймена. Чего, блять? Видимо, в этот момент его взгляд настолько ожесточился, что та девушка испугалась: она часто заморгала и поспешила прочь. Ты зашел на опасную территорию, мистер. Руки Драко непроизвольно опустились и сжались в кулаки. — Что вы имеете в виду? Он рывком повернулся обратно. Крохотные глазенки Слаймена показались ему настолько безразличными, будто тот сейчас предлагал ему чай, а не балансировал на грани сохранности своего физического здоровья. — Я говорил о вашем отце, мистер Малфой. Вы, должно быть, помните его приговор? Двадцать лет без права пересмотра. Еще бы он не помнил. — И вы наверняка хотели бы его, скажем, смягчить? Тут Драко понял, к чему он клонит. И еще сильнее захотел врезать. — Это не в вашей компетенции, Слаймен. Комментируйте лучше матчи, — прорычал он и сдвинулся с места, надеясь уйти до того, как кровь в организме забурлит так, что держать кулаки при себе станет выше его сил. — Я, может, и не вправе сделать это, а вот министр… Полная рука, пиджак на которой до того был натянут, что, казалось, вот-вот затрещит по швам, замерла в нескольких дюймах от его локтя. До Драко медленно доходил смысл сказанного. Министр. Он и правда может. В голове отзвуком пронеслись строчки из занудной «Структуры Министерства Магии», которую отец в свое время заставил его сделать чуть ли не своей настольной книгой. Так сказать, «деликатно» обозначил собственное видение его будущего. Министр действительно мог бы реабилитировать отца. Мог бы. С одним таким ма-аленьким «но». — Черта с два Бруствер станет, — Драко почувствовал, как немеют костяшки: он слишком сильно сжал руки. — Я бы на вашем месте не спешил так с выводами, мистер Малфой. На носу Чемпионат мира, а вы, без сомнений, — именно тот, кто нам и нужен. Знаете, ведь если бы та девушка… по-моему, это была мисс Грейнджер, — Слаймен будто и не заметил, как он вздрогнул при звуке ее фамилии. — Если бы она коснулась снитча раньше вас или если бы ваша метла хоть на дюйм пересекла границу трибун, вашу команду попросту дисквалифицировали бы, а вы… Суметь провернуть все так точно… Одним словом — высший пилотаж! — Почему бы нам не вернуться к теме реабилитации моего отца? — Так, а я же об этом, именно об этом и говорю! Министр не сможет отказать, объясни я ему все то же, что только что объяснил вам, — по виду, Слаймен разве что руки не потирал, предвкушая удачную сделку. Мистер, да ты меня покупаешь? — Допустим, я заинтересован, — Драко заставил себя произнести это максимально лениво. — Только у меня есть одно условие — согласие министра вперед. Он заметил, как с каждым сказанным словом щеки Слаймена наливались пунцовым, однако улыбка — он что, серьезно ее приклеил? — так ни разу и не дрогнула. — Постойте, ну зачем так горячиться? Поймите, — все еще мастерски держа лицо, Слаймен выдавал себя тем, что беспокойно крутил пуговицу на пиджаке, — у министра о-о-очень плотный график… Все это потребует серьезных временных затрат, которые сборная ну просто не может себе позволить! Надо ведь и назначить встречу, и переговорить, возможно, даже несколько раз… — Вы ведь только что сказали, что Бруствер не откажет, разве нет? — Драко разрывался между подступающим к горлу от абсурдной изворотливости толстяка смехом и зудом в костяшках от одной мысли о встрече с его щекой. — Да, но поймите же… Нечто подобное он и предполагал. «Громкие обещания, которые компенсирует необязательность их выполнения» — вот был бы идеальный девиз британского Министерства. Еще несколько минут Драко со скучающим видом выслушивал замаскированные оправдания толстяка, параллельно изучая обстановку вокруг. Он искал кое-кого очень смуглого. В очень странной балахонистой одежде. Бруствер просто обязан был явиться на чертов министерский прием. Удача однозначно чувствовала себя должной Драко, потому что извечная синяя тюбетейка министра вскоре мелькнула совсем рядом с тем местом, где они со Слайменом «вели переговоры». — …лучше будет сперва оформить ваше членство в команде, а потом уже я постараюсь как-нибудь пробиться к… Драко включился в монолог толстяка лишь для того, чтобы наконец прервать его: — Почему бы вам не спросить министра прямо сейчас? — Сейчас? — удивился Слаймен. — Но он, вероятно, еще не… — Он, можно сказать, за вашей спиной. Все лишние килограммы Слаймена в едином порыве практически прыжком развернулись, а сам он моментально выхватил из нагрудного кармана платок и обтер им взмокший лоб: Бруствер, стоявший за ближайшим столиком, заметил его и приветственно поднял бокал с шампанским. — Ну и что мешает вам теперь? — поинтересовался Драко. — Видимо, абсолютно ничего. В произнесенном сквозь зубы согласии сквозила досада. Похоже, Слаймен не рассчитывал на то, что обещанное придется приводить в исполнение так скоро. Он коротенько вздохнул, а затем, вернув лицу мнимое довольство, сделал первый шаг к столу министра. Драко всерьез задался вопросом о том, с каким лицом толстяк спит. Должно быть, тоже улыбается? Сам он остался стоять на месте: его не волновал процесс — только результат. Где-то на подкорке сигналом тревоги звенела мысль о том, что он совершает огромную, идиотски-огромную ошибку. Ради отца. Отца, который вряд ли знает про его игру в квиддич. Отца, который точно не знает про Грейнджер. Хотя… Он одобрил бы то, что Драко с ней сделал. Урод. Но все еще его отец. Эшафотный узел, всегда ассоциировавшийся с их взаимоотношениями, вновь стал ощутимым. Пока что он свободно болтался на шее, заставляя внутренности сжаться, но не перекрывая кислород. Ничего. Если все выйдет — начнет. Видно было, как Слаймен мнется у столика Министра и подбирает слова. Как тот в ответ кивает и задумчиво чешет безволосый подбородок. Ситуация все больше напоминала Драко полнейший сюр, казалась странно-неправильной. Слишком простой в своем разрешении, будто весь год до этого он был пешкой, которую шахматист мотал по доске то в один, то в другой конец веселья ради. Какое значение имело его месячное заключение в министерской тюрьме, его непростое слушание? А тот «окончательный» приговор отца? К чему это было, если все может решить один разговор? Кажется, Драко впервые прочувствовал на собственной шкуре те «связи», о которых вечно говорил отец. Краем глаза он продолжал наблюдать за Бруствером и Слайменом: толстяк активно жестикулировал, видимо, как раз объясняя его бесспорную ценность для английской сборной. «Вы показали высший пилотаж» — так, кажется, Слаймен сказал чуть ранее? Признаться честно, Драко не особо задумывался над его словами. Каждый раз, стоило мыслям потечь в сторону того момента, когда его ладонь сомкнулась на снитче, они будто спотыкались. Ужас, плескавшийся в карих глазах, ставил им подножку. — Мистер Малфой! Он моргнул, отгоняя воспоминание. Толстяк призывно махал ему из-за столика Министра. Подойдя, Драко удивился протянутой руке. Надо же. Бруствер крепко сжал его ладонь, компенсируя силу радушием, отразившимся на смуглом лице. — Здравствуйте, мистер Малфой. Мэверик заверил меня, что вы можете стать ценным приобретением для нашей сборной на Чемпионате мира. — Могу, — сухо кивнул Драко, пряча руку в карман. — Но у меня есть условие. Тут справа раздалось нервное постукивание по столу: кажется, Слаймен ожидал от него большего почтения в разговоре с Министром. — Да, Мэверик сказал мне. Взамен вы хотите, чтобы ваш отец был реабилитирован? — Мистер Слаймен сам мне это предложил, — пожал плечами Драко. Бруствер перевел взгляд на толстяка, слегка приподняв брови: — Вот как? Тот закашлялся и даже позабыл про свою дежурную улыбку. Платок, скомканный в толстой ладони, вновь шлепнулся на покрасневший лоб. Похоже, наедине Слаймен преподнес Министру суть их разговора с максимальной выгодой для себя. Плевать. Драко не располагал ни временем, ни желанием ждать, пока толстяк придумает, как выкрутиться теперь. — Это вообще возможно? — он сам удивился резкости вопроса и негромко добавил: — Ну, с отцом. — Знаете, если вы хоть вполовину так же напористы на поле, я могу понять, почему Мэверик так очарован, — в темных глазах Бруствера не мелькнуло и тени недовольства — только полное спокойствие. Наверное, такая мелочь была бессильна вывести его из себя. — Да, это возможно. Но в большей степени зависит от вашего отца, чем от меня. Видно, на его лице слишком явственно отразилось замешательство, потому что министр пояснил: — Я могу подписать указ о реабилитации только в случае, если он докажет, что действительно изменился в лучшую сторону. С вашим отцом проведут пять встреч, по итогу которых я получу заключение, свидетельствующее о том, что он заслуживает прощения. Или не заслуживает. Как я и сказал, все зависит от него. Драко не был уверен, по какой причине стоит сейчас здесь и договаривается: потому, что хочет, или потому, что должен. И вот эта маленькая оговорка, возможность при любом исходе сказать, мол, я сделал все, что мог — она казалась спасительной. — А кто будет проводить встречи? — спросил он. — Лично вы? — Хотел бы я найти на это время, — Бруствер устало улыбнулся. Переводя взгляд с него на Слаймена, Драко не мог не удивляться, насколько все-таки разные у них были улыбки: толстяк внушал ему лишь желание сделать все, чтобы эта фальшиво-довольная маска треснула, а Бруствер — отчего-то уверенность. — Беседовать с вашим отцом будет мой помощник. Но — если вы вдруг засомневаетесь в ее компетентности или беспристрастности — родственники осужденного вправе присутствовать при встречах. Ее? Драко казалось, что помощником у Министра работал Перси Уизли. Видимо, теперь это будет его женская версия — такая же зануда с гнусавым голосом. — А ваша помощница сегодня здесь? Я хотел бы знать, с кем мне предстоит иметь дело. — Сомневаюсь, что вас нужно знакомить, — расплывчато ответил Бруствер. — Надеюсь, она скоро появится, и вы увидите сами, однако… Не обещаю, ей уже неделю нездоровится. Если что, мой секретарь может назначить вашу с ней встречу, как только ей станет лучше. Драко она заведомо не понравилась. Если ради этой болезной зануды ему придется плестись в Министерство… — Мистер Бруствер! Откуда-то сзади раздался звонкий голос. Знакомый. Даже слишком. — Господин Министр, кажется, она уже здесь, — нарочито довольно, будто происходящее было его личной заслугой, встрял Слаймен. Ну нет. Не-ет. Это будет просто смешно. Призывно подняв руку, Министр помахал тому, кто неумолимо к ним приближался: — Вы все-таки пришли! Его улыбка больше не внушала Драко уверенность. Совсем. Она скорее превращала в лед кровь, циркулирующую по телу. Он не выдержал — повернулся. За секунду до того, как глаза безошибочно узнали очертания каждого дюйма ее лица и тела, надежду на то, что ему просто показалось, разрушил Бруствер: — Видите? Я же говорил, что вас не придется знакомить.***
Даже не думай, Гермиона. Даже не… — Мистер Бруствер! — слова вылетели сами. О, она еще никогда так сильно не мечтала заклеить себе рот. Что за глупый, просто идиотский поступок? Она ведь прекрасно понимала, кто стоит рядом с Кингсли: еще при входе заметила и уверенный разворот плеч, и худую шею, и его визитную карточку — слишком светлые в любом освещении волосы. Вот правда, она все понимала. А удержаться… не смогла. Кингсли махнул ей, показавшись из-за спины Малфоя, вдруг заметно напрягшегося. Неужели он узнал ее голос? Это казалось Гермионе слишком… слишком желанным, чтобы быть правдой. Она была уже близко, когда осознала, что Малфой поворачивается. Совсем не так, как она тем утром — не ошарашенным рывком, а медленно и осторожно, будто в земле прямо под его ногами кто-то зарыл мины. Выражение лица тоже оказалось совершенно другим. Ее собственное тогда — Гермиона чувствовала — буквально сочилось страхом. Его же сейчас было гладкой маской. Будто и не лицо вовсе, а так, восковой слепок. Сердце, раньше отбивавшее в груди почти что решительный ритм, в эту секунду, кажется, подскочило к горлу. О нет. Недели оказалось слишком мало, чтобы подготовиться. Слишком мало, чтобы спокойно воспринимать Малфоя, стоявшего так неподвижно, словно его только что застиг врасплох чей-то Петрификус. Ее глаза предательски шарили по его телу и впитывали каждое мелкое движение: вот руки натянули ткань на карманах брюк, а грудная клетка, ставшая значительно шире за то время, что Гермиона его не видела, вздымалась редко и отрывисто. Заметно было, как на бледной шее пульсирует жилка. Весь вид Малфоя олицетворял в ее голове слово «раздражение». Раздражение фактом ее присутствия поблизости. И это казалось до смешного непривычным. Каким-то давнишним, будто родом из детства, когда между ними не было ничего кроме. Как и сейчас, впрочем. До нее вдруг дошло, что никто до сих пор не проронил ни слова. Как невежливо. Гермиона прочистила горло и встретилась взглядом с Кингсли, обогнувшим Малфоя. — Добрый вечер, мистер Бруствер! — Добрый-добрый, мисс Грейнджер. А я уже успел найти вам работу! — он мягко рассмеялся, и уголки ее губ невольно приподнялись в ответ. — Вы ведь знакомы с мистером Малфоем, не так ли? Гермиона что-то утвердительно промычала. Больше нельзя было отодвигать неизбежное. Стоило ей повернуть голову, как сердце ухнуло вниз: серые глаза смотрели прямо на нее. Абсолютно бесстрастно. — П-п, — серьезно, Гермиона? Собираешься сказать ему «привет»? — Добрый вечер. Он лишь кивнул. Нет, серьезно, ни словечка не произнес. Гермиона чудом не поперхнулась воздухом от возмущения: вот же… вот… Какой гад! Она поджала губы и обратилась к Кингсли со всей деловитостью, на которую только была способна: — Мистер Бруствер, что от меня требуется? Мистер Малфой, кхм, создает какие-то проблемы? — Скорее, наоборот. Гермиона вздрогнула, впервые за долгое время услышав его голос: высокий, с налетом ленцы. Годрик… И как ему только совести хватает разговаривать в таком тоне? Здесь же Министр! — Я обращалась к мистеру Брустверу, — она исподлобья зыркнула на Малфоя. Прежний трепет мигом испарился, оставив лишь раздражение в вязком осадке. — Но ты ведь спросила обо мне, Грейнджер, — невозмутимо произнес он. — Тебе не кажется, что я имел полное право ответить? — Мне… мне… Нет, — Гермиона сглотнула вертевшиеся на языке дурацкие ответы, — мне не кажется. И знаешь, это очень невежливо — перебивать. Острое желание взвыть оттого, насколько жалко все сейчас прозвучало, чуть не победило в ней. Позор. Нет — полнейшее, тотальное позорище. Она уже чувствовала, как прямо пропорционально скорости распространения стыда по ее щекам этот момент впечатывается в память, чтобы выскакивать оттуда каждый раз, осмелься она остаться наедине со своими мыслями. — Мисс Грейнджер, пройдете со мной на пару минут? — голос Кингсли звучал непривычно сурово. О ужас. До Гермионы только сейчас дошло, что эта вот пикировка двух бывших… — кого-то? — развернулась прямо на глазах у министра магии. Министра. Магии. — К-конечно, мистер Бруствер. Как скажете. Ее уволят. Однозначно уволят. — Мистер Слаймен, Вы можете пока уладить с мистером Малфоем все формальности касательно его перехода. Гермиона только сейчас заметила Мэверика, крутящегося возле них: лишнее подтверждение тому, насколько эмоции ее захлестнули. Она выдохнула и, избегая смотреть на Малфоя, двинулась вслед за Кингсли, направившимся к выходу из шатра. Ему то и дело приходилось задерживаться, дабы ответить на чье-то рукопожатие, и Грейнджер шепотом молилась, чтобы его недовольство затерялось в этой суете. Быть уволенной, даже не добравшись до своего кабинета — слишком унизительно. Но и вполовину не так унизительно, как быть уволенной на глазах у Малфоя. Гермиона постаралась расправить плечи и держать спину как можно ровнее, будто ее затянули в тугой корсет. Внутренне так оно и ощущалось — ребра корсетом держали гулко бухающее в груди сердце, словно оно было и не органом вовсе, а тяжеленным гонгом. Но внешне, она надеялась, сохранять мнимое спокойствие удавалось. Потому что Малфой наверняка смотрел. Наверняка кривился ей вслед. А что, если?.. Нет. Нет. Отчего-то все естество Гермионы выступило против даже завалящей мыслишки о том, что он мог и не повернуться. Заняться — о чем там говорил Кингсли? — своим переходом? Сто-оп. Переходом? Вопросы крупным градом застучали по ее плечам: Что Малфою могло понадобиться от главы британского Отдела магических игр и спорта, если он играет во Франции? Какие формальности им с Мэвериком предстоит совместно уладить? И главное — что за работу для нее нашел Кингсли? Гермиона аж притормозила у выхода, боясь ненароком спугнуть пронзившую ее догадку. О, нет. Она приоткрыла шатровую ткань и высунула наружу голову: трибуны успели разобрать, оттого теперь и все пространство над ней, и справа, и слева, и, казалось, абсолютно каждый уголок, до которого мог дотянуться взгляд, обволакивало густое темно-синее небо. Нависало так, будто собиралось раздавить ее. Когда ее внимание наконец сфокусировалось на смуглой, почти сливающейся с сумрачной вересковой пустошью фигуре Кингсли, Гермиона поняла, что мысль об увольнении больше не вызывает в ней дрожь. Выдох. Она шагнула в прохладный вечер и выпалила: — Мне придется работать с Малфоем?