Сегодня
Наверное, каждый студент Хогвартса знает, что это такое — встреча с домом после долгой разлуки. Да-да, то самое чувство, когда все обыденные, по сути, мелочи кажутся твоими и оттого… значительными? Важными? Ну… Может быть. Но все семь лет, входя в купе, уже кем-то для него занятое, Драко точно знал, что вернется. Выдержит месяцы нудных занятий, бессмысленный гогот слизеринцев в общей гостиной и, если повезет, застанет очередной поттеровский позор. А потом вернется. И все будет как прежде. Он и отвыкнуть толком не успевал. А вот прошлым летом, крепко сжав в кулаке портключ, он возвращаться не собирался. И весь год отучал себя от дома: завтракал в чем попало и чем попало (оказалось, что готовить самому даже с помощью магии — полный кошмар: однажды, попытавшись пожарить яичницу, Драко чуть не спалил квартиру, которую ему выделили); со временем перестал просто бросать грязные вещи на пол (почему-то никто не появлялся, чтобы отнести их в стирку, и в какой-то момент передвигаться по квартире стало проблематично). В конце концов, он плюнул и сдался — купил себе книгу бытовых заклинаний, зарекшись когда-либо признаться в этом хоть одной живой душе. Ни при каких обстоятельствах. Тогда проще сразу будет приклеить себе на лоб табличку с надписью «домовик-профессионал». Возможно, поэтому теперь, когда Драко знал, как заставить посуду самостоятельно мыться, овощи — нарезаться, а вещи — стираться и гладиться, он завис посреди своей комнаты, непонимающе пялясь на протянутую сморщенную ладонь Сэмпера. — Чего тебе? — Ваша одежда, Хозяин Драко, — домовик вытянул и другую руку, судя по всему, готовясь принять целый ворох. — Сэмпер должен постирать вашу одежду. — Да я сам, — по привычке бросил он в ответ и направился к двери, стремясь наконец встретиться с мамой — вчера было уже слишком поздно, чтобы будить ее. Громкое, почти истеричное аханье за спиной сперва сбило его с толку. У Сэмпера опять случился приступ актерства? А потом откуда-то из глубин сознания всплыло воспоминание о том, что раньше это был каждодневный утренний ритуал: домовик либо сам подбирал грязные вещи, либо, если не находил их, спрашивал у него, есть ли что-то для стирки. Удивительно, насколько быстро меняются некоторые привычки. Тем временем эльф за его спиной все продолжал сокрушаться: — Хозяин Драко хочет выгнать Сэмпера?! Ну да, ведь Сэмпер постарел и теперь совсем никому не ну-у-ужен… Салазар, это что, был всхлип? — Если так хочешь, можешь взять вещи из дорожной сумки, — Драко вышел за дверь и цокнул. Кое-что все же не меняется никогда…***
Когда он просунул голову внутрь Малого зала, мама поднялась из-за стола и приложила палец к губам, показывая ему вести себя тихо. Ладно-ладно, что бы это ни значило. Драко осторожно закрыл за собой дверь и в секунду преодолел те несколько шагов, что отделяли его от мамы. Обнял ее и… Какой же он, сука, идиот, раз думал, что сможет так просто уехать и не скучать. — Ты даже не попрощался. Мама наверняка хмурилась сейчас, уткнувшись щекой ему в плечо. — Просто я спешил. Молчание. — Ну?.. — Я тебя больше не пущу, — давление на его лопатки усилилось: кажется, мама вложила в сказанное буквальный смысл. — Да я пока и не уезжаю, — черт, они оба до смешного напоминали ему студентов, шушукающихся на задней парте у Макгонагалл. — Я читала утреннюю газету. Ты не расстроился? — вдруг спросила мама, не прекращая его обнимать. — А должен был? — Надеюсь, нет, — в тихом голосе прозвучала улыбка. — Просто в школе тебя никогда не устраивало второе место. Драко всерьез задумался над тем, что же изменилось. — Знаешь… — начал он чуть погодя, — иногда победить и сделать так, чтобы кто-то другой проиграл, — разные вещи. Мама едва слышно пробормотала что-то о том, как он повзрослел, и Драко не выдержал: — Может, наконец, объяснишь, почему мы шепчемся? — У нас гости, — мама кивнула в сторону «мягкой зоны». — И они тут прикорнули. Он удивленно поднял брови. Гости? Редкое явление. До Волдеморта — если вообще можно назвать гостем того, кто заявился в твой дом, будто хозяин, который вернулся из затянувшейся поездки — они особо никого не принимали: отец предпочитал встречаться с нужными ему людьми на нейтральной территории. А после… Пф, кто-то серьезно хотел их навестить? Последней в Мэноре была… Грейнджер. Драко почувствовал, как желудок непроизвольно сжимается. Только не второй день подряд. Он оглянулся, уже рисуя в воображении — похоже, это и правда не лечится — то, как контрастно на фоне кипенно-белой кожи дивана выглядят ее каштановые кудри. И лучше бы так и было. Видит Салазар, лучше бы так и было. Потому что мелкие темные кудри женщины, которая, безмятежно закрыв глаза, утопала в мягкой обивке, выделялись еще ярче. Путались, шли барашками и откровенно насмехались над ним. Хохотали так безумно и исступленно, как умела только их обладательница. Драко узнал бы их из тысячи. Как и бледное остроносое лицо. Все это гнилым шлейфом, изуродованной тенью сопровождало каждый из его прошлогодних кошмаров. Грейнджер никогда не являлась на закланье по своей воле. Ее, упирающегося кудрявого агнца, всегда тащили за волосы узловатые пальцы. И выдирали клочки. Он не забыл. — Кру… — Это не она! — шипение опалило ухо. — Не Беллатриса. Он опомнился, только когда мамины пальцы сжали плечо. Будто со стороны увидел свою правую руку, а в ней палочку, направленную точно в цель. Осознал, что собирался сделать. — Тише, — мамина ладонь скользнула по руке, опуская ее все ниже, ниже, ниже… — Тише, дорогой. Ты ее разбудишь. — Кто это? Как смешно было говорить шепотом в ситуации, когда хочешь заорать. Охренительно громко. Подойти, встряхнуть за плечи тот ночной кошмар, что сейчас так безмятежно спит в твоем — блять! — твоем доме, на твоем диване, и узнать: какого черта? — Это Андромеда, еще одна моя сестра. — Какого че… Что? — осекся Драко. — Знаешь, давай-ка мы позавтракаем на балконе, — мама снова взяла его за плечи — теперь уже обеими руками — развернула и подтолкнула к двери. — А там я тебе все в подробностях расскажу. Он не был уверен, что хочет подробностей. Что они обернутся хоть чем-то хорошим. В этой семье просто не выжил бы никто прям… хороший.***
— И Андромеда серьезно вышла за гряз… магглорожденного? — казалось бы, Драко уже давно находился не в том положении, чтобы удивляться подобному, но он чудом не поперхнулся. — Могу представить, что тогда устроила бабушка — она была прямо фанатичкой. Помню, в детстве, когда она приезжала, отец чуть ли не записывал за ней. Кстати, об отце. Стоит ли рассказать сейчас? Прикинув вероятности, Драко решил повременить. Пока. — О, дорогой, ты прав: бабушка была просто в ужасе. Больше того, она выжгла Андромеду с семейного гобелена и запретила нам всем о ней говорить. Вот поэтому ты никогда раньше о ней и не слышал. Мама, держа блюдце на весу, поднесла чашку к губам и отпила кофе — ее манеры были настолько безупречны, будто сейчас она рассказывала о том, как обстоят дела с атмосферной влажностью. Точно не о сестре, с которой столько лет даже не здоровалась. — А как вы нафали обфаться? — судя по укоризненному взгляду, она не оценила его попытку есть и говорить одновременно. Но промолчала — поистине несвойственный ей поступок. Может, догадалась, что таких круассанов, как в Мэноре, больше нигде не пекут? — Прошлым летом я отправила Андромеде письмо с просьбой о встрече, — начала мама. — Признаться честно, я даже не надеялась на ответ, но… Не смогла удержаться. Драко, с упоением размазывавший густым слоем по круассану инжирный конфитюр, не отрываясь от своего занятия, вопросительно поднял брови. — Видишь ли, со временем кровные узы начинают значить больше. Конечно, в твоем возрасте об этом еще не задумываются, — фарфоровая чашка в ее руке едва заметно дрогнула. Возможно, ему не стоило уезжать. Предчувствуя, что мама сейчас тоже скажет нечто подобное, Драко решил помешать ей. — Так, а зачем Андромеда вышла за этого Теда, если знала, как отреагирует ваша семья? Любовь и все такое? — скептично усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла. — Ну, дорогой, ты ведь помнишь, что это чувство никогда не приходит в одиночку? — мама отзеркалила его мимику. — Думаю, Андромеда действительно любила Теда, но… В то же время ей было важно вырваться из-под родительской опеки, а лучшего способа, чем брак с магглорожденным, и придумать нельзя. К тому же она всегда была несколько… — Своенравной? Хорошо, что мама уговорила его оставить палочку внутри, потому что рука инстинктивно дернулась в карман. Этот голос. Поприветствовав их, Андромеда обогнула стол и опустилась в плетеное кресло рядом с мамой, выглядевшей несколько смущенной тем, что сестра застукала ее за обсуждением. Подле стола моментально возникла эльфийка (Дипси, кажется?) с еще дымящейся туркой в руках, и над столом разлился густой аромат крепкого кофе. Она наполнила все их чашки, не забыв капнуть в каждую немного молока, и, покорно хлопнув ушами, растворилась в воздухе. Сохраняя совершенно невозмутимый вид — пожалуй, в этом было ее единственное отличие от старшей сестры, — Андромеда добавила в кофе пару ложек меда и принялась тщательно размешивать. Звякнула ложкой о кромку блюдца. Сделала глоток. — Вас не напрягает такое сходство с ней? — не выдержал Драко. Губы Андромеды сжались в тонкую полоску. — О, я его ненавижу. — Почему? Он слишком поздно почувствовал, как мама пинает его под столом, призывая к молчанию. — Беллатриса убила мою дочь, — в голосе Андромеды звучала сталь. Мама тут же попыталась сменить тему, используя свой дежурный арсенал — улыбку и «разговоры для завтрака». Удивительно, но ее сестра особенно не сопротивлялась, и спустя где-то минуту они уже увлеченно обсуждали новую коллекцию парадных мантий, завезенную в «Твилфитт и Таттинг» из Италии. Драко хлебнул кофе, чтобы как-то занять себя, но даже не ощутил вкус, несмотря на крепость и внушительную порцию меда внутри. Его полностью поглотили собственные мысли. Вот Андромеда — он постоянно подчеркивал в голове ее имя, чтобы ни на секунду не забывать, кто именно перед ним — вела с мамой непринужденную беседу, жестикулировала и даже слабо улыбалась. А Драко все не мог понять — как. Она только что рассказала ему, пожалуй, о самой жестокой штуке судьбы, что с ней приключалась. Вот так просто — при первой встрече, и неважно, родственники они или нет. Это так не работает. Люди не говорят такие вещи за завтраком. Люди не доверяют другим так быстро. Это, блять, так не работает. Драко не знал, пугает она его или восхищает. — Дромеда, а где Тедди? — бурная дискуссия на тему «какие пуговицы больше подходят к шелку цвета сапфира: золотые или серебряные?» внезапно перервалась. — Ты ведь не оставила его одного? — Нет, Цисси, с ним один из ваших домовиков. Ну, тот, артист, — Андромеда на миг задумалась и предположила: — Сэнклер? Или Спэмпер? — Сэмпер, — с улыбкой исправила ее мама. — Но это не так важно: ты очень узнаваемо его описала. — А кто такой Тедди? Драко не имел ни малейшего понятия, почему, стоило ему задать этот вопрос, они обе уставились на него так, будто он заявил, что магии на самом деле не существует. — Дорогой, ты разве не видел, что на диване рядом с Дромедой спал ребенок? — скепсиса в мамином голосе было хоть отбавляй. — Меня больше интересовало ее лицо, — буркнул он в ответ. Мама ожидаемо подняла бровь — жест, явно вопрошающий: «ну и где твои манеры?». А вот Андромеда удивила его: прикрыв рот ладонью, прыснула, несмотря на свои прежние слова о ненависти к сходству со старшей сестрой. Что это было: хорошее чувство юмора или сила духа? Драко все еще не знал.***
Тедди оказался внуком Андромеды — учитывая, что выглядела она лишь немногим старше мамы, что-то внутри Драко инстинктивно сжалось на слове «внук» — и первым метаморфом, которого он встречал. Когда с завтраком было покончено, эти***
Вчера
— Так, Грейнджер, тебе уже хватит. Блейз ловко выудил из ее вялых пальцев едва початый стакан. Она не помнила, какой именно, но точно не первый. — Э-э-эй… — слабо запротестовала она. — Верни-и-и. По-хорошему, ей следовало наградить его своим фирменным ты-совсем-оборзел взглядом, но голова отчего-то совсем не хотела поворачиваться в сторону этого алкогольного вора: был шанс, что от резких движений давление в висках только усилится. Еще эта музыка… Умом Гермиона понимала, что песня играет не слишком-то громко, но ее головная боль в своем раздражении упорно отвергала доводы сознания. — Серьезно, уже третий огневиски? — ну, вот вопрос с количеством и выяснился. — Грейнджер, ты куда так разогналась? — Й-а? — у нее вырвалось нечто среднее между удивлением и икотой. — Я ни за кем не гналась… Последовавший за этим крик Блейза неприятно отразился от ее барабанных перепонок. — Поттер, Уизли, да отлипните вы друг от друга, гиппогриф вас раздери! Тащите сюда свои задницы и присмотрите за Грейнджер, пока я поищу зелье! Не давайте ей пить! Стоило одной неприлично надоедливой мамочке исчезнуть — кто вообще мог подумать, что Забини способен на подобное человеколюбие? — как перед ней, словно из-под земли, выросли две других. — Ого-о… — присвистнула Джинни. — Вот тебе и потанцевали. — А я говорил, что не надо было оставлять Гермиону на Забини: у него вообще ни в чем меры нет, а в алкоголе — тем более. Вот, полюбуйся теперь! Нам утром в Министерство, а она едва шевелится… Гермиона попыталась негодующе стукнуть кулаком по мягкому подлокотнику дивана, но рука тут же соскользнула вниз и повисла плетью. Кажется, ее протест вообще остался незамеченным, потому что Джинни немного подалась вперед и, пристально взглянув на Гарри, едко заметила: — Ничего подобного ты не говорил. Впрочем, это неудивительно: ты вообще любитель отмалчиваться. Температура в комнате резко изменилась, словно от этих двоих потянуло холодным ветром. Гермиона вдруг вспомнила, что уже видела нечто подобное у Кингс-Кросса, когда Гарри поцапался с Джинни почти на ровном месте — из-за его навыков вождения. Она ведь так и не узнала, что послужило настоящей причиной. — Может, хватит уже? — раздраженно выдохнул Гарри. — Мне казалось, мы выяснили все в тот день, когда забирали Гермиону. В этот момент Грейнджер сделала самое, на ее взгляд, логичное: закрыла глаза и максимально расслабила тело. Пусть они думают, что она отрубилась от двух полных стаканов (признаться честно, она была близка). Годрик милостивый… Под веками отблесками стробоскопа вспыхнули белые и темные пятна, а голова закружилась яростней, чем вертолетный пропеллер. Гермиона уже собиралась закончить этот неизвестно зачем начатый спектакль, не дожидаясь оваций, когда Джинни заговорила. — Ты-то выяснил, а вот она — нет. Как думаешь, почему сейчас все та… Черт, — она перешла на шепот. — Гермиона же… Любопытство взяло над ней верх. Грейнджер постаралась дышать еще размеренней, понимая, что сейчас к ней обращено все их внимание. Ну же. Пусть поверят. — Кажется, она уснула, — тихо ответил Гарри. — Так что ты имеешь в виду? — Мы оба знаем, почему Гермиона сейчас в таком состоянии. Мы просто обязаны рассказать ей, что… Она выругалась про себя, когда Гарри не дал Джинни закончить. — Да о чем ты? Она всего лишь выпила. Вы-пи-ла. Кто этого не делает? — У меня смутное ощущение, что все годы вашей дружбы ты провел в изоляции, — голос Джинни стал еще тише: видимо, они отошли подальше, опасаясь ее «разбудить». Или быть подслушанными? — Гермиона обычно не пьет ничего крепче сливочного пива, максимум — эльфийское вино. С чего бы ей, по-твоему, напиваться? — А почему это обязательно должно быть связано с Малфоем? Так-так. Гермиона, превозмогая хмельной шум в голове, окончательно обратилась в слух. Она так и не обсудила с Гарри эту щекотливую тему — не успела, да и не захотела. Не нашла подходящих слов. В конце концов, что бы ни происходило между ней и Малфоем (и кем угодно другим) — это было ее личным делом. Тем более, Гарри вроде и сам не горел желанием осудить ее. Как и поддержать. И это уже было его личным делом. — О, не делай вид, что не читал ту газету. Ты прекрасно знаешь, что Малфой был на Чемпионате, а то, что Гермиона почти все время там якобы «неважно себя чувствовала», только подтверждает мою догадку! Нам нужно рассказать ей о… Гарри — нет, ну он точно издевается! — опять оборвал Джинни громким шепотом: — Нельзя! Мы же обещали. Грейнджер мысленно дала себе оплеуху: ее так и подмывало открыть глаза и заставить друзей рассказать, кому и что они обещали, и главное — какое отношение это имеет к ней. И к Малфою. Однако она понимала, что если ей хочется докопаться до сути, то лучшее решение — впитывать информацию, а не выпытывать. — Знаешь! — достаточно громко начала Джинни, но тут же спохватилась и понизила голос: — Он мой брат, а не твой, и то я не собираюсь больше выбирать между ним и Гермионой. Похоже, они что-то обещали Рону. Хотя… Годрик, у Джинни столько братьев… — Я выбираю их обоих, Джин. Неужели ты правда думаешь, что нам удастся сохранить дружбу, если она узнает? — Я думаю, что, если она узнает не от нас, точно не удастся. — Рон просил не говорить, — даже в таком тихом голосе Гарри все равно отчетливо слышалось упрямство. — И в какой-то мере я с ним согласен. Для нее так будет только лучше. Что ж, догадка оказалась верной: Рон. Только почему что-то, что Гарри и Джинни пообещали ему, будет лучше для нее, если она этого даже не знает? И как это связано с Малфоем? Как бы там ни было, Гермиона все еще находилась под влиянием крепкого алкоголя: мозг оставался затуманенным, и мысли ворочались медленно, будто сытые ленивые коты. Она ничего не понимала. Но молила всех: Годрика, Мерлина и даже маггловского Бога, надеясь, что хоть кто-то один из них да поможет ей вспомнить этот пусть и топорно, но очень кстати подслушанный странный разговор завтра, дабы хорошенько его обдумать. — Эй, ну как она тут? — совсем рядом Гермиона услышала насмешливый возглас Блейза и перезвон стекла: он явно что-то принес. — Живая? — Тише, Забини! — шикнул на него Гарри. — Она уснула. — Что ж, придется ее разбудить, потому что я нашел в аптечке антипохмельное, и его лучше выпить как можно скорее. — Но… — Иначе утром она будет не помощником Министра Магии Гермионой Грейнджер, а пожеванной эльфийской наволочкой. Вы этого хотите? — Ладно-ладно, ты прав, — спустя мгновение рука Джинни осторожно потрепала ее за плечо. — Э-эй, просыпайся. Гермиона по-прежнему притворялась спящей. Не обладая стопроцентной уверенностью в том, как именно следует вести себя людям в ее состоянии, она решила выждать немного для верности. — Гермио-она, встава-ай, — судя по игре света и тени под веками, Гарри только что помельтешил ладонью перед ее лицом. Пожалуй, было еще рановато. — Если ты сейчас не откроешь глаза, я отправлю Брустверу шары, которые мы сюда притащили, и скажу, что надпись «Грейнджер в Министры» выбрала ты, — едкие слова Блейза оглушили правое ухо, и таки побудили Гермиону к активным действиям. Она выпрямилась на диване — признаться честно, еще минут десять в таком ужасном скрюченном состоянии, и она вряд ли бы вообще когда-нибудь смогла разогнуться — и придала лицу максимально безмятежный вид. — А я тогда скажу, что ты наглый… о-а-обманщик, — сонно и, дай Мерлин, правдоподобно зевнула она. Блейз прыснул и протянул ей маленький флакончик с водянистой субстанцией, напоминающей по цвету ромашковый чай. — Антипохмельное. Тебе надо выпить весь пузырек и потом… О, умоляю, убери это облегчение со своего лица — зелье на вкус прегадкое! В общем, потом нужно сразу лечь спать, чтобы оно должным образом подействовало. Провожаемые тремя парами внимательных глаз, ее пальцы с характерным чпоком вытащили пробку из флакона и поднесли его ко рту. Мда… Если зелье на вкус такое же, как пахнет, она лучше проведет весь завтрашний день, мучаясь от похмелья. Завтрашний день. О… Годрик! Гермиона мигом опрокинула в себя все содержимое пузырька, стоило только вспомнить о том, что ей предстоит всего через несколько часов. Охватившее ее желание рассказать об этом друзьям прервало внезапное: Ой-й… Как Блейз и предупреждал, на вкус зелье оказалось хуже самых горьких таблеток, что ей прописывали в детстве при простуде. Зато хоть шум в голове немного поутих. — Фу! — воскликнула она, все еще морщась от горечи, осевшей на языке. Прокашлялась. — Можно водички? — Его не запивают, — отрезал Блейз, а затем тоном, не терпящим возражений, заявил: — Так, а теперь, друзья, настало время сваливать — Грейнджер нужен полноценный отдых. Гермиона уже открыла рот, собираясь поспорить: ей ведь становилось лучше! Но в этот момент Блейз послал ей предупредительный взгляд, так и убеждающий хранить молчание. Ладно, что бы он ни имел в виду. Блейз — если честно, он напоминал ей хозяйку, загонявшую кур в курятник — принялся активно направлять прощающихся с ней Гарри и Джинни все ближе и ближе к двери. — Спокойной ночи, Гермиона! — Поправляйся, а мы на днях заглянем! — До встречи… Спасибо, что пришли. Отвечая, она чувствовала себя немного рассеянной: видимо, зелье действительно не помогало так быстро, а первое облегчение в висках и затылке оказалось не больше, чем эффектом плацебо. Когда Гарри, Джинни и Блейз скрылись в коридоре, Гермиона огляделась: на журнальном столике тихонько шипел радиоприемник — кстати, надо будет узнать у Забини, откуда он взялся, — там же примостились грязные кружки вперемешку с бокалами, а по бокам дивана, на котором, обложившись подушками, восседала она сама, все еще колыхались шарики. К стыду своему, она не помнила, когда «вечеринка» переместилась из кухни в гостиную. Так вообще можно называть мероприятие, виновник которого наклюкался в самом его начале? Гермиона бессильно зарылась рукой в волосы и, подперев коленом локоть, уронила голову на плечо. Она уже начинала клевать носом, когда в комнату вошел Блейз. — Грейнджер, хорошие новости: здоровый сон отменяется. Она приподняла голову, недоуменно глядя на него. — Почему это? Ты же сказал, что зелье подействует лучше, если я высплюсь. — Оно в любом случае подействует где-то через час, так что я немного приврал. Вот удивительно, да? — Блейз развел руками, будто и правда не видел в этом ничего странного. Смысл его слов все еще доходил до Гермионы с опозданием, словно сейчас как раз был час пик, и на пути к ее сознанию выстроилась здоровенная пробка. — Не пойму, зачем ты это сделал? — Предполагаю, что тебе это не понравится, но помни: нет смысла злиться на то, что уже случилось, — иронично оправдался Блейз. — Мне нужно было выставить Поттера и Уизлетту. — И… зачем? — возможно, она и возмутилась бы, если бы не странная расслабленность, охватившая тело после первого минутного «укола бодрости» от антипохмельного зелья. Забини подошел ближе и уселся на диване, скрестив ноги по-турецки. — Предполагаю, что это тебе тоже не понравится, но помни, что злиться на человека за его врожденную проницательность точно так же бессмысленно. Черт его знает, что у них там случилось, но Поттер и Уизлетта с головой ушли в свои проблемы, поэтому не думаю, что им есть хоть какое-то дело до твоих. Гермиона не нашлась с ответом, и на этот раз не из-за плохо уловимого смысла. Она начинала подозревать, что размолвка между Гарри и Джинни напрямую связана с ее проблемами, но… озвучить это Блейзу, по сути, не разобравшись до конца, было как-то нечестно. Не по-дружески. — Впрочем, я собираюсь поговорить не о них, а о тебе, — он склонил голову набок и — вполне возможно, все дело заключалось в игре света — обдал Гермиону таким… проницательным взглядом. — А что я? — и вызов, и дурость в одном вопросе. Она невольно отползла назад по дивану. — Ну-у-у… — нарочито задумчиво протянул Блейз. — Во-первых, ты держишь меня либо за идиота, либо за слепого, что одинаково печалит. А во-вторых… Гермиона догадалась, что будет дальше еще до того, как слова вылетели из его рта. Всего лишь по изменившейся позе: Забини уперся локтями в колени и подался вперед. — Ну, и что же он сделал, Грейнджер? — Кто? — она подняла брови, изображая удивление. — Если ты имеешь в виду Гарри, то я не припомню, чтобы он что-то конкретно… — О, коне-ечно, Гарри, — Блейз прыснул, и последняя надежда на то, что он имеет в виду кого-то другого, рассыпалась, как карточный домик. — Это ведь о нем ты меня расспрашивала весь год, наверное, воображая себя лучшим шпионом на свете? Кто там у магглов в почете? Джеймс Бонд? В любой другой ситуации Гермиона обязательно расхохоталась бы и спросила, откуда он знает. Но сейчас ей удалось только покраснеть. Как самой худшей позорно рассекреченной шпионке. — Я не… — слова не шли. И Блейз совершенно не помогал ситуации: насмешливо изогнутые темные брови напрямую свидетельствовали о том, что он не поверит ни единому ее слову, кроме правды. — Когда ты понял? — наконец выпалила она. — Еще в сентябре, когда ты стала задавать вопросы о нем. — Гермиона нервно вздохнула, осознав, насколько быстро ее рассекретили. — Знаешь, как обидно было думать, что ты начала общаться со мной, чтобы быть поближе к Драко? Она открыла рот, готовясь немедленно разубедить Забини в этой глупости, но он ей не дал. — Не паникуй, Грейнджер, я знаю, что все совсем не так, — смешок. — Ты ведь не сбежала, узнав, что мы с ним больше не общаемся. Ух-х. Существует ли в мире что-то более неловкое, чем обсуждать своего бы… — Годрик, ну когда-нибудь же она должна это выговорить! — с его бывшим лучшим другом? Вряд ли. И, раз уж Блейз оказался настолько догадливым, Гермиона решила пропустить этот несомненно постыдный этап и сразу перейти к сути. — А почему ты считаешь, что именно он что-то сделал? Может, наоборот, со мной что-то не так? Забини усмехнулся. — Дело в том, что у Драко раньше был целый список того, что с тобой не так. Характер, происхождение, компания, интересы, даже, блин, волосы, понимаешь? И раз уж у вас все равно что-то было — а твой нетрезвый грустный взгляд практически кричит об этом, — его вряд ли могло отпугнуть хоть что-то еще. — О, умоляю, скажи, что список — просто фигура речи. — Не-е-ет, — покачал головой Блейз. — Список реально существовал. — Откуда ты знаешь? — Гермиона сама недоумевала, с чего в ней вдруг взялось такое неумное желание узнать побольше: по логике, сказанное должно было ее огорчить, а не подстегнуть любопытство. — Ты сам видел? — Нет, но… у Драко была привычка бормотать перед сном. Возможно, ей и показалось, что Блейз ответил как-то нехотя. В любом случае Гермиона уже не могла остановиться, и следующие вопросы вылетели у нее изо рта буквально пулеметной очередью. — Когда это было? И как часто? И что именно входило в список? Ну, ты сказал характер, происхождение, волосы — Годрик, никогда бы не подумала, что Малфоя волнуют мои волосы! — компания, но что конкретно было со всем этим не так? Не то чтобы она сама не знала некоторые ответы в мельчайших подробностях. Догадаться, что в ней отвращало Малфоя, — задачка без звездочки, но… Кипяток, разливавшийся у нее по телу с каждой секундой разговора все дальше и дальше, требовал получить подтверждение от кого-то еще. Однако Блейз отрицательно помотал головой. — Нет, Грейнджер, давай остановимся на том, что ты уже знаешь. Я и так сильно подзабил на морально-этическую сторону вопроса, рассказав тебе это. Она только сейчас поняла, что за весь год не видела, чтобы Блейз был чем-то расстроен. Но теперь он был, о чем свидетельствовали напряженная челюсть и опущенный взгляд. — Ладно, — осторожно сказала Гермиона. Она могла бы пообещать ему, что никому не расскажет. Она умела хранить секреты. Но в этих словах не было бы никакого смысла для Блейза: едва ли его теперешнее уныние объяснялось страхом какой-то огласки. К счастью, ее голова уже достаточно очистилась от хмельного шума, чтобы сообразить: ему просто стыдно. Перед Малфоем за то, что выдал ей нечто личное. Превозмогая неловкость, Гермиона попыталась отвлечь его, вернувшись к главной теме их разговора. — Кстати, ты неправ. Это была не моя инициатива — закончить все. Еще на моменте «ты неправ» Блейз вновь поднял на нее заинтересованный взгляд. — Да ладно? И в чем причина? — Ну… Если честно, то я не знаю, — несколько быстрее, чем нужно, ответила Гермиона. Несмотря на все еще преследовавшее ее легкое головокружение, несмотря на откровения самого Блейза, ей тяжело было решиться поделиться с ним своими мыслями на этот счет. Рассказать про кошмары Малфоя о ней, про то, что она же в итоге и послужила ему лекарством. И не чем-то вроде инсулина, который диабетики вынуждены принимать постоянно. Скорее вакциной от кори — ввел единожды и получил иммунитет. — Скучаешь? — вдруг спросил Блейз. Отчего-то ей показалось, что это был тот самый вопрос, который он не решался задать себе самому. — Я не знаю, — и сейчас она говорила абсолютно честно. — Все случилось прошлым летом и длилось где-то недели три, чего, по логике, недостаточно, чтобы успеть действительно привязаться к человеку… — Но ты привязалась? — Мерлин, Блейз, мне отвратительно неловко обсуждать это с тобой! — Зря, — хмыкнул он. — Антипохмельное подействует еще примерно через полчаса, так что, если вдруг выболтаешь мне слишком много, наутро у тебя будет прекрасное оправдание. Дерзай, Грейнджер.***
— В общем… вот. Гермиона отхлебнула из кружки чай и поплотнее закуталась в плед. Когда она в последний раз проверяла часы, они показывали около двух ночи. Загвоздка была в том, что она не помнила, когда в последний раз проверяла их. Она говорила без умолку. Пока они сидели в гостиной, пока кормили внезапно проснувшегося Живоглота, заваривали чай, перетаскивали пледы, кружки и френч-пресс на балкон — все время. Про Беллатрису и Мэнор — то, с чего все началось, про Битву за Хогвартс, когда ей почему-то стало не все равно, про суд и язвительные письма, про то, как вернула Малфою палочку, про свидания — это ведь были свидания? — в Стоунхендже и Шордиче, про ночь в ее квартире, про встречу на приеме — про все. А Блейз молча слушал, лишь изредка присвистывая от удивления, и кивал. Только произнеся заключительное «в общем… вот», Гермиона осознала, почему он так старался заставить ее говорить. Мысли, облеченные в слова, приобретали резкость, словно фотография после профессиональной обработки. — Грейнджер, а повтори-ка еще раз, что тебе вчера сказал Драко? — Что он «не хотел», — скривилась она. — Видимо, предполагалось, что о том, чего именно он «не хотел», я догадаюсь сама. Тут с Блейзом произошла странность. Выражением лица он напомнил ей детектива, обнаружившего зацепку. — Что? — Видишь ли, — он задумчиво почесал подбородок, лишь усилив образовавшееся в ее голове сходство, — в переводе на человеческий это вроде как извинение… — Ну, неудивительно, — Гермиона закатила глаза. — Учитывая то, как он поступил, ему действительно стоило извиниться. — Не-ет, ты не понимаешь. Драко никогда не извиняется, даже если неправ. Не так уж и никогда. Ей вдруг вспомнился тот момент в библиотеке Мэнора — почему-то она совершенно забыла упомянуть о нем в своем длиннющем монологе, — когда Малфой целенаправленно задел ее словами о родителях. А потом сказал, что «не хотел». Даже забавно: тогда она посчитала, что извинение хуже и придумать нельзя, а теперь… Оказывается, и это было редкостью. — Значит, для него существуют исключения, — Гермиона потянулась к столику за френч-прессом, плеснула себе еще чаю и повернулась к Блейзу. — Будешь? — Можно, — отмахнулся он. На самом деле она сомневалась, что он вообще придал этому значение: морщинка, пролегшая у него меж бровей, свидетельствовала о том, что Забини очень сосредоточен. Наполнив его чашку, к которой он, кстати, все равно не притронулся, Гермиона какое-то время хранила молчание, опасаясь сбить его с мысли, и ждала, пока он заговорит сам. Так и случилось. — Нет, я все-таки ни черта не понимаю! — он хлопнул рукой по кованым балконным перилам. — Серьезно, у меня просто в голове не укладывается Драко, который извиняется перед кем-то даже так. Признавайся, ты наслала на него Империус? — смешок. Хоть Блейз никогда и не рассказывал о причинах их с Малфоем ссоры, Гермиона начинала догадываться, кто был в ней виноват. И, судя по всему, прощения он так и не попросил. Они мусолили тему этого странного раскаяния еще несколько минут или даже дольше, прежде чем Блейз произнес то, что заставило ее о-очень крепко задуматься. — Здесь должно быть что-то еще. Того, что ты рассказала, просто недостаточно, чтобы заставить Драко сожалеть. На ум почему-то сразу пришли подозрительные шушуканья Гарри и Джинни. Когда Забини отправился домой, часы показывали около четырех утра. Прежде, чем самой отойти ко сну, Гермиона оставила на журнальном столике подле дивана чистый лист бумаги и ручку — верных спутников завтрашнего дня. Возможно, это и помогает — озвучить свои мысли. Но разве хоть что-то может сравниться с тем, чтобы записать их?***
Сегодня
Шаги гулким эхом отражались от пола Атриума. Какого черта он сюда явился? Драко не хотел знать причину. Вот честно, совсем не хотел. Однако она отчетливо стучала в висках. Грейнджер врала. Стояла там вчера, сведя брови к переносице, прожигала в нем дыру возмущенным взглядом — ее любимое выражение лица, припасенное для него аж со школьных времен — и врала. «Какие-то личные мелочи не могут быть важнее работы». Она правда держала его за идиота, который в это поверит? Конечно, так ведь и должна говорить девушка, которую… — найди уже в себе смелость признать это — которую… изнасиловали. Черт возьми, Грейнджер вела себя совершенно не так. Во всем. Она не испугалась, не сдала его ни Брустверу, ни Слаймену, ни даже мракоборцам, которых он на приеме насчитал больше, чем гриндилоу в Черном озере. И это — мисс освободительница-домашних-эльфов? Борец за справедливость, обмотанный алым гриффиндорским флагом? Не-ет. Она просто спятила, раз думает, что может скормить ему подобную чушь. Драко на автомате совершал движения, никоим образом не нарушавшие безудержный поток мыслей в его голове. Слава Салазару, он вошел в лифт один, потому что присутствие кого-то рядом сейчас окончательно вывело бы его из равновесия. Он резким движением закатал рукав пиджака на левой руке: часы показывали без пяти двенадцать, а значит, он пока успевал. Да и странно было бы не успеть, ведь отца приведут только к часу. Еще одна причина, по которой он здесь. Грейнджер. С его отцом. Наедине. Просто за гранью. Если бы только он не боялся испортить все еще больше, давно бы стоял в кабинете у Бруствера и требовал аннулировать эту херову сделку. Но нет. Не-ет. Потому что каждый раз, когда Драко представлял, как он откроет дверь и заявит, заорет, что все к драккловой матери отменяется, перед глазами возникало лицо Грейнджер. Недовольное. Оскорбленное. Она же со стопроцентной вероятностью решит, что проблема в ней. В ее некомпетентности или еще какой-нибудь херне. — Уровень седьмой, — неожиданно прозвучавший над ухом мелодичный голос заставил его вздрогнуть. — Отдел магических игр и спорта, включающий в себя штаб-квартиру Британско-ирландской лиги квиддича, Официальный клуб игроков в плюй-камни и Сектор патентов на волшебные шутки. Он и забыл, что этот лифт умеет болтать. Немудрено — последний раз Драко был здесь чуть больше года назад… С Грейнджер. И надо же — какая избирательная память — до сих пор видел, будто воочию, как она прижимается к нему вплотную, «незаметно» втягивая носом запах его одеколона, и пытается сделать вид, что ей не хочется задержаться в таком положении еще хоть немного дольше. — Уровень шестой. Отдел магического транспорта, включающий в себя руководящий центр Сети летучего пороха, Сектор контроля за метлами, Портальное управление и Трансгрессионный испытательный центр. Вроде потом он пригласил ее в Стоунхендж. Хотя кому он врет? Точно пригласил. И там Грейнджер была настолько охренительно честной и открытой перед ним, что смотреть ей в глаза сразу стало как-то проще. Забавно, что этот эффект так и остался. Пусть даже его кошмар воплотился наяву — взгляд Драко больше не отводил. — Уровень пятый. Отдел международного магического сотрудничества, включающий в себя Международный совет по выработке торговых стандартов, Международное бюро магического законодательства и британский филиал Международной конфедерации магов. А вот что, если Грейнджер и правда… не злится? Она же ненормальная. Серьезно, ненормальная. С диагнозом «извращенная форма альтруизма». Драко мотнул головой, отгоняя самую идиотскую мысль, что только приходила к нему в голову. Вчера, когда она заявила, что никогда «не поставит личные мелочи выше работы», он чудом не рассмеялся. И не от души, как порой бывает из-за чьей-нибудь меткой шутки, а гомерически. — Уровень четвертый. Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, включающий в себя подразделения зверей, существ и духов, Управление по связям с гоблинами и Консультационное бюро по борьбе с вредителями. Потому что это звучало как абсурд. Как Долгопупс, сваривший идеальное зелье. Как Гойл, получивший двенадцать СОВ. Как Поттер, оставшийся без шрама на лбу. Он не сомневался бы ни минуты, если бы это была не Грейнджер. Грейнджер, которая не лукавила с ним и в неудобных вопросах. Которая, плеснув в него кипятком из чашки — благо она промахнулась, — с криком призналась даже в черт знает когда случившемся поцелуе с Уиз… Едва в воспоминаниях объявилось ненавистное веснушчатое лицо, Драко вцепился металлический поручень в попытке унять внезапный гнев. Не на того злишься. — Уровень третий. Отдел магических происшествий и катастроф, включающий в себя Группу аннулирования случайного волшебства, штаб-квартиру стирателей памяти и Комитет по выработке объяснений для магглов. Катастрофа. Вот оно — идеально подходящее слово. Спасибо, голос-из-лифта. Между ними с самого начала была катастрофа. Как будто они с Грейнджер встретились у обрыва, оба в какой-то момент споткнулись и кубарем полетели вниз. Грохнулись. И пока не поднялись. И вот это вот «пока не поднялись» казалось Драко странным, совершенно ему не подходящим. Точно не тем, что должно с ним происходить. — Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру мракоборцев и административные службы Визенгамота. Ладно, тогда, год назад, это граничило с потребностью. Ему нужно было вылечиться — черт возьми, да хоть раз нормально выспаться, — и живая сострадающая девчонка оказалась лучше любых успокаивающих настоек и зелий для сна без сновидений. Действительно помогла, потому что его отпустили кошмары. Только вот сама Грейнджер почему-то не отпустила. — Уровень первый. Министр Магии и обслуживающий персонал. Пора. Драко покинул лифт и, стараясь создать видимость спокойствия, неспешно двинулся по коридору, устланному фиолетовой ковровой дорожкой. Тянувшаяся по обеим сторонам от него вереница дверей из красного дерева сбивала с толку: ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы разобрать тиснение на очередной прибитой к двери золотой табличке, ибо он понятия не имел, какой именно из сотни кабинетов принадлежит Грейнджер. На пути Драко пока не встретилось ни души, и единственным звуком, нарушавшим тишину помимо его собственных шагов, был какой-то стук впереди. Когда он достиг холла, так и не обнаружив нужной таблички, оказалось, что этот стук принадлежал министерской типографии — точнее, ее печатным машинкам. Он как раз вовремя повернул голову, чтобы увидеть вдоль стены напротив холла еще две двери, но уже из дерева потемнее. Черт его знает, из какого конкретно, да и важно ли это вообще? Вряд ли, потому что к одной из дверей была прибита та самая табличка.«Младший помощник Министра Магии Гермиона Джин Грейнджер»
Однозначно не лучшая его идея. Драко даже не придумал, как объяснить свое присутствие так, чтобы не выглядеть пациентом, сбежавшим из Мунго, и — вот уж действительно задача не из легких — не заставить Грейнджер сомневаться в себе. Она ведь наверняка носится со своей работой даже больше, чем с любым из заданий Макгонагалл. Это же так ответственно и важно — не сгноить или, наоборот, сгноить его отца в Азкабане. Ладно. Сейчас он просто постучит. Зайдет внутрь. И честно — честно! — постарается ей не грубить. Часы показывали пять минут первого, а значит, до встречи с отцом оставался еще почти час. И Драко даже не хотел задаваться вопросом о том, что он собрался делать в кабинете у Грейнджер все это время. Допрашивать ее? Пить чертов чай? Стучать он, конечно, не стал. Нажал на ручку двери, вошел внутрь и… никак не обозначил свое присутствие. Там, за мрачно блестящим т-образным столом, в поистине огромном для нее кресле ссутулилась Грейнджер и царапала что-то ручкой на листе. Судя по всему, она с головой погрузилась в свое занятие: склонилась к столу так, что чудом не утыкалась в него носом, и даже не предприняла ни одной попытки убрать упавшие на лицо пряди волос. Драко понял, что сама она не заметит его еще ближайший… день. Ну, или пока не закончит с этими писульками. Он легонько покашлял, привлекая ее внимание. Вот специально же не издавал громких звуков, не делал резких движений: помнил, что она раньше часто такого пугалась. Но эффект — м-м, ничего нового, верно? — вышел обратный. Грейнджер, будто вор, пойманный с поличным, подорвалась с кресла, спрятав исписанный лист бумаги за спину. Она что там, продумывала планы его убийства? — М-малфой, — свободной рукой она оправила приподнявшуюся черную юбку-карандаш, натянула ее почти до самых коленок. — Дай угадаю, напугал? — язвительность прорезалась в голосе без ведома Драко. Как обычно. Ладно, плевать на план. Если Грейнджер был нужен здесь кто-то милый, она могла бы наврать карликовому пушистику. Нет. Не-ет. Он ведь сейчас не сравнил себя с?.. Черт. Сравнил. Она наконец избавилась от своих каракуль — запихнула листок в ящик стола — и сразу заметно расслабилась. Предположение о том, что она планирует его убийство, больше не казалось Драко таким уж смешным. — Нет, ты вовсе не напугал меня, — будто в подтверждение своей храбрости Грейнджер вздернула подбородок. — Я всегда готова к посетителям — это моя работа. Кстати, ты?.. Как быстро они перешли к тому, на что у Драко не был заготовлен правильный ответ. И импровизация, на которую, в общем-то, и была вся надежда, никак не хотела с ним случаться. Пока Грейнджер, опершись ладонями на стол, стояла в нескольких футах от него и недоуменно моргала, кажется, еще не догадываясь о причинах его визита, Драко просто не мог думать ни о чем, кроме: Она красивая. В этой вот растерянности — особенно. — Не хотел оставлять отца наедине с тобой, — бросил он, подходя к столу. И только через пару мгновений по поджатым губам Грейнджер понял, что сказал. — Я все правильно расслышала, Малфой? — ее настрой резко сменился, и теперь из ноздрей разве что не шел гневный пар. — Ты явился сюда, чтобы проконтролировать меня? — Нет. То есть да, — чувак, ты безнадежен, — Бруствер сказал, что я могу присутствовать во время вашей беседы, если у меня появятся определенные сомнения. — Постой-постой, — угрожающе произнесла Грейнджер, огибая рабочий стол. Приближаясь. — Объясни, в чем же ты сомневаешься? Может, в моей компетентности? Или в моей беспристрастности? Мне казалось, вчера мы все обсудили! — Ты обсудила. Она вцепилась в угол столешницы, будто надеялась таким образом удержаться на месте. И это было очень кстати, потому что расстояние между ними стало еще меньше, а горящие карие глаза, смотрящие прямо на него, — еще ближе. Драко принципиально не опускал взгляд к ее губам: он хотел продолжать вести диалог, а не мямлить, как подросток, впервые увидевший журнал с обнаженкой. — А я имею полное право сомневаться, — он оперся о край стола совсем рядом с ее рукой. — Ты ведешь себя хуже разъяренной фурии с той самой секунды, как я зашел сюда. Где гарантии, что это никак не скажется на деле моего отца? Она хватила ртом воздух, собираясь что-то сказать. Но нет. Драко еще не задал главный вопрос. — Где твой профессионализм, Грейнджер? — ухмылка. Рациональность — или, лучше сказать, то, что от нее осталось — колотила его изнутри кулачками, негодуя. Все шло не просто не по плану — все летело в тартарары. Грейнджер стушевалась. Отвела взгляд, ссутулила плечи и сделала шаг назад. Задержала внимание на настольных часах. — Мой… мой профессионализм проявится через сорок пять минут, — она принялась теребить нижнюю пуговицу на строгой рубашке. — Или раньше, если кто-то обратится ко мне по делу. И все-таки как быстро она сдалась. Раньше Грейнджер могла спорить с ним куда активней и дольше. Осознав, что он так или иначе влияет на ее поведение, Драко немного расслабился. И решил закрепить эффект — Грейнджер становилась куда разговорчивей, если ее хорошенько разозлить. — А можно чаю? — он уселся на краю стола и добавил, наслаждаясь ее ошалевшим видом: — Ну, я ведь обратился к тебе по делу, так что теперь твой профессионализм просто обязан проявиться, не так ли? — Это не входит в мои обязанности — делать кому бы то ни было чай, — парировала она, возвращаясь к своему рабочему месту. — Кафетерий для посетителей Министерства находится на четвертом уровне. — А если я не хочу в кафетерий? — Боюсь, ничем не могу помочь. Кажется, она приняла его подколки слишком близко к сердцу и теперь пыталась демонстрировать стальную выдержку, потому что в обычной ситуации Грейнджер уже раз десять за последнюю минуту попыталась бы проклясть его чем-нибудь погаже. Она никогда особенно не отличалась терпением, но сейчас… Драко еще отчаянней захотелось узнать, что на самом деле творится у нее в голове. Однако… Он не мог поступить так. Нет. Слишком хорошо помнил, чем это закончилось в прошлый раз, даже когда Грейнджер сама его попросила. На какое-то время между ними повисло молчание. Такое, будто кто-то из них или нет — они оба на самом деле заходились хохотом от абсурдности ситуации, но были под Силенцио и делали это беззвучно. Грейнджер, восседавшая в огромном черном кресле, видимо, отчаялась придумать себе «важное» занятие, потому что просто крутила в пальцах монету. И не глядела в его сторону. А сам он ругал себя за упрямство, но не слезал со стола, тешась надеждой пощекотать ей нервы. Когда в дверь постучали, Драко моментально глянул на часы, чтобы убедиться: еще не время. Отца приведут только через полчаса. Он поерзал на своем месте: перспектива освободить кабинет и шататься оставшееся время по министерским коридорам, если к Грейнджер заявится кто-то по работе, совсем его не прельщала. И вовсе не потому, что одному там было бы скучно. — Войдите. Судя по голосу, она нервничала. Тоже не хотела, чтобы им помешали? Тут дверь открылась, и все размышления потеряли свою актуальность: по воздуху к столу плыл поднос, на котором слегка дребезжали чашки и дымился чайник. Следом семенила эльфийка в белоснежном переднике, держа в сморщенной руке вазочку с печеньем. — Добрый день, мисс Гермиона! И вам, мистер! — она вперилась огромными ярко-голубыми глазами в Грейнджер и робко уточнила: — Мисс Гермиона, скажите, Липпи ведь верно прочла надпись на своей монете, вы просили принести только чай и печенье? — О, Липпи, большое спасибо! Все правильно. Так вот зачем… Протеевы чары? — Серьезно, Грейнджер? — фыркнул Драко. — Это же не входит в твои обязанности. — А я разве что-то делаю? — равнодушно (да-да, почти достаточно, чтобы он поверил) бросила она. Наполнив обе чашки красноватым чаем и отлевитировав одну ему, а другую, вместе с печеньем, — Грейнджер, эльфийка робко спросила: — Мисс Гермиона желает еще чего-нибудь? — Большое спасибо, Липпи, этого достаточно. Не забудь, через полчаса у тебя перерыв на обед. Когда она тепло улыбнулась домовику, Драко затопило неприятное ощущение дежавю. Мама точно так же поступала с ним в детстве: после какой-нибудь их ссоры, держась по отношению к нему подчеркнуто холодно, она с легкостью дарила улыбки всем остальным. — Липпи помнит, мисс Гермиона! — эльфийка согласно захлопала ушами. — Скажите, может быть, мистер… — Ему хватит того, что ты принесла, — отрезала Грейнджер. — Еще раз спасибо, Липпи, ты можешь идти. Та поклонилась и засеменила к двери. Нет, мама все же была лояльней. Грейнджер даже с обожаемыми ею домовиками говорила о нем с ощутимым недовольством. Кстати, о домовиках… — Быстро же работа в Министерстве тебя испортила, — взяв в руки чашку, Драко соскочил со стола и прошелся вперед. — Использование рабского труда бедных домашних эль… Грейнджер вскинула на него глаза, и внутри них бесновалось янтарное пламя. — Липпи — свободный эльф! Она здесь работает и получает зарплату! У нее два выходных в неделю и ежегодный отпуск! — забавно, но в моменты особенного раздражения ее голос становился только тише. — Я бы никогда не… Что это ты делаешь? Тонкие брови удивленно взлетели вверх, стоило Драко занять боковое кресло совсем рядом с ней. — А что такого, Грейнджер? Я всего лишь сел ближе к печенью. Он, наслаждаясь ее замешательством, демонстративно медленно потянулся к вазочке, как вдруг… — Депульсо. Пальцы Драко сомкнулись на пустоте, а вазочка вмиг оказалась на другом конце стола. Там, где он буквально минуту назад сидел. Они с Грейнджер будто обменялись мимикой: теперь его приподнятые брови выражали удивление, а она, небрежно крутящая в руке палочку, наоборот, выглядела… довольной? — Что ж, теперь ты снова можешь пересесть ближе к печенью. Серьезно? Она еще и хихикнула? — Акцио, — едко произнес Драко. В тот момент, когда вазочка оказалась у него, глаза Грейнджер стали такими огромными, что ни один из домовиков всего волшебного мира не смог бы конкурировать с ней. — Ты… ты ведешь себя как ребенок! — возмутилась она. Жаль, кулачком по столу не ударила — это бы очень сюда подошло. Еще немного, и она будет готова поговорить честно. — Как славно, что ты поступаешь по-взрослому, отбирая у своего посетителя еду, — хмыкнул Драко и, схватив из вазочки скандально известное печенье, закинул его в рот. Запил чаем. Не сказать, что это все того стоило, конечно, но отвращения в целом не вызвало. А вот протест, пылающий на щеках Грейнджер, и ее часто открывающийся рот — видимо, в попытке придумать ответ поядреней — пробуждали в нем поистине неведомую раньше жажду. И страх. До того как уехать во Францию, он не знал и на самом деле не имел ни малейшего желания знать, что такое электрический ток. Но вынужденно вник в тему, когда Джо — о, какой херов юморист! — сказал ему, что «та белая штука в стене», если коснуться ее именно мокрой рукой, вызывает прачку, которая забирает грязную одежду из раздевалки. Это звучало слишком по-идиотски, и Драко, уточнив у Питерса, в итоге зарекся делать две вещи: покупаться на провокации Джо и дотрагиваться до чего угодно, связанного с электричеством. Первый зарок он нарушил, когда согласился, чтобы Эдер погадала ему на картах, а второй — прямо сейчас. Потому что целенаправленно злить Грейнджер было все равно что совать мокрые пальцы в розетку, точно зная, что тебя шарахнет током. Но ему нужно было узнать, что она правда испытывает. Пока необъяснимо зачем, но нужно. — Это ты-то посетитель? — нашлась наконец она. — Может, ты записался у дежурного в Атриуме? Или тебе было назначено заранее? Я вот что-то не припоминаю ничего из вышеперечисленного! Слабо, Грейнджер. Очень слабо. Драко вдруг понял, что, несмотря на все его наверняка возмутительное с ее точки зрения поведение, она еще ни разу не попыталась выставить его за дверь. И это лишь углубило подозрения. Единственное, чем ему удалось вывести ее из себя — подозрением в ее некомпетентности. В том, что ей не удастся абстрагироваться от их прошлого, ведя беседу с его отцом. И если бы он не догадывался, что дело тут не чисто, точно решил бы, что теряет хватку. Ну, раз так, попытка номер два? — Нет, Грейнджер, я не записывался. И мне не было назначено. Я всего лишь — всего лишь! — присутствую здесь с разрешения Министра Магии, потому что не доверяю тебе. Такое подтверждение статуса «посетителя» тебя устроит? Она напоминала Драко бурю, запертую в стеклянной банке. Раньше. Он только что открыл крышку. Грейнджер чуть ли не со свистом рассекла рукой воздух и указала ему на дверь. — ВОН! — похоже, крик неважно отразился на ее связках, потому что продолжила она с хрипотцой: — И раньше часа — не возвращайся! А вот и та реакция, которую он ждал. Но… Когда Драко увидел совершенно белые от силы давления на стол подушечки обычно точеных, но сейчас распластанных по поверхности пальцев, ему стало — не стыдно, нет — просто хреново. Потому что его снова одолело это дурацкое «вдруг». Моментально, будто раньше сидело в засаде, пригнувшись к земле, и выжидало удобный случай. Вдруг Грейнджер действительно настолько больна альтруизмом, что смогла его простить? В таком случае меньше всего на свете ему хотелось когда-нибудь анализировать их сегодняшнюю встречу и думать, до какой степени уродом он выглядел со стороны. Но, кажется, отступать уже слишком поздно? — Если считаешь, что сможешь так просто меня выставить — поздравляю, ты ошибаешься. Я уйду не раньше, чем ты скажешь, почему соврала, — Драко непроизвольно принял напряженную позу: руки сцепились в замок, локти с силой уперлись в стол. — В чем? Хоть Грейнджер и смотрела на него так, будто он, подобно Снейпу, заявил, что не нашел ее эссе по зельям в стопке сданных работ, что при любых обстоятельствах было бы абсолютно нереально, постановка вопроса ее выдала. Она могла спросить его как угодно. Например, «о чем ты?» или «что ты несешь?», но нет. Она выбрала конкретное «в чем?». — В мелочах, — он усмехнулся и до боли сжал переплетенные между собой пальцы. — То, что я сделал — точно не мелочь, и ты прекрасно это знаешь. Какого же черта ты убеждала меня, что все в порядке? Чего ты этим добилась? Время ее молчания показалось ему вечностью, хотя оно едва ли вместило в себя три его вдоха. Наконец у Грейнджер вырвался нервный смешок. — Возможно, будет лучше, если ты сам перестанешь юлить? — В каком смысле? — скривился он. Ее прерывистый вздох не предвещал ничего хорошего. — Ты все время используешь общие фразы, Малфой! О, не думай, что я хотел этого! О, после всего, что я сделал! — она с упоением коверкала его слова, а потом вдруг стукнула ладонью по столу и вскочила, нависнув над ним. — Давай, скажи уже прямо: что такого ты сделал?! Грейнджер сдула прядь волос, в порыве гнева упавшую на лицо, и продолжила несколько спокойней: — Ну, или дай знать, если все запасы твоей храбрости исчерпываются тем возмутительным количеством хамства, что ты на меня за сегодня вывалил. В этом случае, уверена, ты знаешь, где дверь. Она осела в кресло, судя по немигающему взгляду, шокированная собственной вспышкой. А все, что сделал в ответ Драко, — придвинулся ближе к столу. Вовсе не от «недостатка храбрости» — из-за чертовых облегающих брюк: худшего момента продемонстрировать Грейнджер, как на него влияет ее сучий характер, и придумать было нельзя. Когда в дверь кабинета постучали, Драко не почувствовал ни единого укола разочарования — только облегчение. Сейчас у него слова просто никак не хотели складываться в предложения даже мысленно, и неважно, что стояло на кону. Кажется, он упустил из виду нечто важное. Только что? Грейнджер в очередной раз бросила взгляд на часы и пробормотала что-то подозрительно напоминающее «они меня доконают». Сделала глубокий вдох-выдох и с плохо скрываемым раздражением крикнула: — Войдите! Дверь скрипнула, и за его спиной раздался суровый басистый голос. — Мисс Грейнджер, заключенный был только что доставлен на десятый уровень в комнату для допросов. Вы можете спускаться. Драко потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что под заключенным имелся в виду его отец. Неужели он действительно был настолько глуп, что рассчитывал услышать «мистер Малфой»? И… Серьезно, комната для допросов? Десятый уровень? Напряжение, возникшее в районе паха после недавней пламенной речи Грейнджер, моментально спало. Драко передернуло от воспоминаний о самом дерьмовом — это учитывая, что все каникулы шестого и седьмого курсов он ужинал за одним столом с Волдемортом — месяце в своей жизни. Серые стены. Холод. Только он сам и министерские крысы. Он почувствовал на себе пристальный взгляд Грейнджер прежде, чем она произнесла: — Я не вижу необходимости в таких суровых мерах, Сэвидж. Нам с мистером Малфоем предстоит не допрос, а всего лишь беседа. И мы вполне можем провести ее в моем кабинете. В попытке воздержаться от благодарного взгляда в ее сторону Драко обернулся на стоявшего в дверях облаченного в черную мантию волшебника с хмурыми кустистыми бровями и заметной горбинкой на носу. Видно, его не раз ломали. Малфою потребовалось меньше секунды на то, чтобы убедиться: это мракоборец. В глаза сразу бросились два отличительных признака: осанка, наводящая на мысль, что к обеим его лопаткам пришили нити и болезненно туго связали их за спиной, и взгляд. Всегда один и тот же. «Ты точно в чем-то виноват, хоть я пока и не знаю в чем. Но я узнаю, не сомневайся». Драко прерывисто выдохнул и повернул голову обратно к Грейнджер. Лучше пусть она видит эту чертову благодарность на его лице. Чуть погодя мракоборец, видно, обдумав ее слова, пробасил: — Как скажете, мисс Грейнджер. Но тогда кто-то из моих людей будет находиться в вашем кабинете, чтобы обеспечить безопасность. Она с улыбкой покачала головой. — Не думаю, что мне требуется охрана, Сэвидж: вряд ли Люциус Малфой сможет как-то мне навредить. Тем более, наши с ним беседы должны быть откровенными и честными, а я сомневаюсь, что присутствие мракоборцев этому способствует. Должно быть, решив, что последнее звучало не очень-то вежливо, она добавила: — Не подумайте, я уважаю ваше стремление оградить меня, как сотрудника Министерства, от возможной опасности и благодарю вас за это! Но, уверяю, в охране действительно нет необходимости. — С вами трудно спорить, мисс Грейнджер, — судя по буквально выдавленным словам, мракоборец все равно остался недоволен таким положением вещей. — Тогда, будьте добры, отразите в протоколе до… кхм, беседы, что сами отказались от присутствия охраны. — Конечно, Сэвидж, можете не сомневаться. Дверь захлопнулась, и они вновь остались одни. — Тебе лучше пересесть, — вдруг сказала Грейнджер. — Что на этот раз? Загораживаю вид на дверь? Она прикусила губу — насколько он помнил, жест крайней нервозности, — а затем негромко, гораздо тише и неуверенней, чем говорила с тем мракоборцем, произнесла: — Нет, не загораживаешь. То есть… Я хотела сказать, — ее пальцы зачем-то поправили волосы, которые и так лежали за ухом. — В общем, не думаю, что твоему отцу понравится, что ты сидишь так… близко. И это плюс. Но ему не стоит раскрывать все карты перед ней. — Думаю, после года отсидки в Азкабане его меньше всего волнует то, где сижу я. Уголок ее рта на миг дернулся вверх. — Ладно. Но, если ты будешь вмешиваться в разговор, я выставлю тебя за дверь, и тебе даже не удастся пожаловаться мистеру Брустверу. Я сделаю это первой. — Нет. — Что нет? — лицо Грейнджер забавно скорчилось. Хотя она наверняка думала, что выглядит угрожающе. — Ты меня не выставишь, — усмехнулся Драко. — Это еще почему? — Если бы ты на самом деле хотела от меня избавиться, то не стала бы предупреждать о том, как мне стоит себя вести. Ты бы просто дождалась, пока я облажаюсь, и легко добилась бы у Бруствера запрета на мое посещение ваших с отцом встреч. Вот почему для метаморфов название есть, а для тех, кто меняет свою мимику до неузнаваемости, — нет? Грейнджер точно этого заслуживала, потому что ее недовольно скукоженное лицо всего за секунду разгладилось и сразу же удивленно вытянулось. — Из чего я делаю простейший вывод, что… — выдерживая демонстративную паузу, Драко не отказал себе в удовольствии откинуться на спинку кресла и забросить ногу на ногу, — ты просто хочешь меня здесь видеть. Вот и все. Он ожидал, что Грейнджер стушуется, как пойманная за списыванием школьница. Что начнет оправдываться. Но она… засмеялась. — Малфой, ты так много о себе думаешь! Неправда. Разве что об одном: о том, что ее чуть показавшиеся в улыбке ровные белые зубы — помнится, когда-то его стараниями они доставали едва ли не до подбородка, — забавно сморщенный нос и этот дробный смех отдаются участившимся стуком у него в груди. Нет, ну каков идиот. Грейнджер над ним издевается, а он… Вновь раздавшийся стук в дверь оборвал ее смех и, будто гриндилоу, увлекающий своих жертв на дно, выбил весь воздух у Драко из легких. Даже смешно: он безостановочно представлял, как скоротает час в обществе Грейнджер, но совершенно не думал о том, что делать, когда этот час истечет. Как себя с ним вести теперь? Когда он больше не мальчик, который проиграл в квиддич, зная, что за ним пристально следит безразличный ко всему, кроме победы, взгляд. Не запуганный подросток, который только что просрал важное задание. Не отражение без собственных желаний. Набираясь смелости, Драко задерживает взгляд на ней. На остром упрямом подбородке и закушенной до побеления нижней губе. На напряженных крыльях носа и широко раскрытых — не зря он недавно сравнил их с эльфийскими — карих глазах. На бледной, едва заметной россыпи веснушек на скулах. — Войдите! А голос нарочито громкий, показушно уверенный. Она тоже не знает, как вести себя с его отцом. Прежде чем обернуться, Драко последний раз оглядывает ее: тонкие пальцы терзают пуговицу у ворота почти что школьной белой рубашки. Нет. Как бы паршиво оно ни вышло в итоге, Грейнджер была его выбором. И, если придется, он это отстоит.