Философский камень Драко Малфоя

      Дорогой дне       Как вообще должны начинаться эти дурацкие записи? Я понятия не имею. И не уверена, что хочу.       Надеюсь, тех пяти страниц, что я добавила сюда, хватит. Не знаю, чего вы вообще от меня ждете.       Чтобы вы знали, я никогда не вела дневник. Доверять свои секреты даже чему-то настолько молчаливому смахивает на слабость, не находите?       Почему я вообще обращаюсь к вам так, будто вы можете прочитать это?       Кстати, вы можете?       Это было бы очень неплохо, потому что, признаться честно, прочитав все, что уже написано здесь, я не получила ни одного ответа, на которые рассчитывала.       Кроме последней строчки. Хотя я и так знала об этом.       Мать рассказывала. А ей… он.       Как вообще стоит называть отца, которого ты никогда не видела? Его вообще стоит как-то называть?       Наверное, вам плевать, но я задаюсь этим вопросом с четырнадцати. С того момента, как узнала, что он у меня вообще есть.       Не то чтобы я росла без семьи, просто… Это другое, понимаете?       Конечно, вы не понимаете. Никто не понимает. Даже моя сестра не понимает, ведь она знает своего отца с той минуты, как открыла глаза.       Я тоже так думала. Раньше.       И пусть я не могу увидеть его — пока, — я делаю все, чтобы приблизить этот момент. Жду, когда наконец загляну ему в глаза и признаюсь, что вот она я, его дочь. Вот здесь. Рядом.       Он ведь даже не знает, представляете? Она ему не сказала. Как она могла?       Впрочем, плевать. Он узнает. Обязательно. И уже очень скоро, ведь у меня…       Зачем я вообще вам это рассказываю? Надеюсь, на самом деле вы не сможете это прочесть.

***

      Драко молотил кулаком в дверь квартиры Блейза уже минут десять. Без толку.       — Забини, твою мать!       Возможно, ему следовало дождаться утра. Возможно, взломать входную дверь Алохоморой и послать на хер эльфа-долбаного-консьержа было паршивой идеей: стоило позволить ему подняться на третий этаж и разбудить засранца, который, кажется, реально наслал на свое жилище Оглохни.       — Забини!       Громкий удар.       — Забини! — рыча.       Когда в коридоре наконец раздались недовольные шаркающие шаги, Драко подхватил с пола в спешке набитую вещами дорожную сумку, приготовившись сразу же войти.       Замок щелкнул, открываясь.       А показавшийся в проеме заспанный Блейз в пижамных штанах и свободной футболке облокотился на дверной косяк, глядя на Драко из-под тяжелых век.       — Малфой, только честно, — громкий зевок. — Ты охуел?       — Ни капли, — Драко протиснулся мимо него в коридор, скинул кроссовки и плюхнул внушительных размеров сумку на пол, походя отметив, что за год здесь ничего не изменилось. Разве что полки справа на стене теперь пустовали. — А вот ты — вполне. Какого черта так долго?       Вместе со звуком закрывающейся двери он услышал за спиной шумный вздох.       — Да ты издеваешься… Три часа долбаной ночи!       — Или утра, — не оглядываясь, передернул плечами Драко, направившись четко в гостиную. Наконец, откинувшись головой на мягкую спинку кресла у камина и прикрыв глаза, он с облегчением выпустил из себя воздух. — Пусть твой эльф заберет мою сумку и отнесет туда, где я буду спать, окей?       — Окей, — процедил Блейз, падая в кресло напротив. — Уверен, коврик у входа пиздец как обрадуется, если ты составишь ему компанию.       — А не пойти бы…       — Тебя Нарцисса выгнала? — перебил друг. Помимо иронии в его голосе ощутимо слышалось беспокойство.       Челюсти непроизвольно сжались.       — Я сам ушел.       — Ага.       — Ну, технически я действительно ушел сам. Просто она сделала это раньше, — буркнул Драко. — Когда я оставил вас с Грейнджер в Косом и рванул в Мэнор, сначала подумал, что он на хрен вымер. Ни мамы, ни записки, ни эльфов, черт их дери, домовиков — вообще ни-че-го. Прикинь, что со мной было? — он распахнул глаза и сел повыше, скрестив по-турецки ноги.       — Ну-у… могу предста…       — Я реально решил, что на дом напали! — Драко с силой долбанул кулаком по подлокотнику и тут же скривился от боли в ладони. Встряхнул ее. — Хотел отправить сову в Министерство, чтобы вызвать этих идиотов мракоборцев… Но знаешь что?       Почти ненамеренная драматическая пауза.       — М-м? — Блейз, похоже, понял всю тщетность своих усилий по ведению диалога с ним. Тем более когда он находится в таком состоянии.       — Сэмпер трансгрессировал прямо мне под нос и этим своим отвратным голосом сообщил, мол, мама просила передать, что ужин с Гринграссами прошел отлично, хотя меня это наверняка не волнует, ведь я его пропустил. И еще — что она будет жить у Андромеды столько, сколько потребуется, «чтобы я вспомнил, что у меня есть не только развлечения, но еще и мать», — передразнил Драко. — А потом он исчез прежде, чем я успел вставить хоть слово. Короче, просто блеск.       — Стоп, — непонимающе нахмурился Забини. — Если Нарцисса съехала к Андромеде, то что ты делаешь здесь? Нет, если что, я вообще не против, хотя ты и ужасная задница, раз заявился посреди ночи, но…       Драко пару секунд молчал, подбирая слова. Он и так был слишком откровенным сегодняшним — уже вчерашним, по сути — вечером. Да и за год успел порядком забыть, каково это: иметь друга, которому можно в чем-то признаться.       — Не могу оставаться там один, — наконец выдавил он, сжав пальцами колено.       Потому что Мэнор огромный и пиздец какой темный. Потому что воспоминания о ее криках могут снова начать рвать его мозг на части, если рядом никого не останется. Потому что… несмотря на то, что чертовых приступов не было уже больше года, они все еще — какая ирония — дышат ему в спину.       Этого он сказать уже не мог.       — Понял тебя. И кстати… ужин с Гринграссами?       Забини потрясающе умел соскакивать с неприятных тем. Но, похоже, эта была неприятна уже ему самому, потому что на лице у друга сейчас появилось такое выражение, будто ему под нос сунули целую кучу драконьего дерьма.       Серьезно, после стольких гребаных лет?       — Ну, я ведь объяснил, перед тем, как уйти, — нахмурился Драко.       Теперь Блейз смотрел на него как на идиота.       — Возможно, ты думал, что объяснил хоть что-нибудь Грейнджер, когда отвел ее в сторонку перед тем, как бросить нас посреди Косого переулка, но… Ни фига подобного, Малфой.       — Значит, успели меня обсудить? — спросил он, отчего-то чувствуя, как внутри разливается прежде незнакомое приятное ощущение. А еще — желание узнать больше.       Грейнджер говорила о нем.       — Мы друзья, — Блейз произнес это так, будто никогда не слышал вопроса глупее. — Нам свойственно делиться всякими подробностями.       — М-м… Например?       — Уверен, ты осведомлен гораздо лучше моего, ведь Грейнджер… Скажем так, ее больше заботило то, что ты, стоило ей начать говорить о работе и упомянуть, как ее бесит «эта-секретутка-Астория», встал как вкопанный посреди улицы, схватился за голову и выдал что-то вроде: «Твою мать… Гринграссы». Нет, определенно, ваш завтрашний ужин немного сглаживает углы, но… В общем, она в замешательстве.       И правда… Твою мать. Он вообще ни черта не успел объяснить ей из-за внезапного — маматочноменяубьет — осознания собственного косяка.       Зато в те несколько секунд, когда они с Грейнджер остались наедине — не считая тени Забини, маячившей перед ними на брусчатке, — он, кажется… позвал ее на свидание?       «Какова вероятность, что мы продолжим завтра в более уединенной обстановке? Например, за ужином».       «Это зависит от тебя».       Хоть Грейнджер и выглядела тогда несколько обескураженной и даже недовольной его внезапной спешкой — что теперь подтвердил Забини, — ее легкая улыбка послужила ему красноречивым ответом.       Оставалось надеяться, что этот ужин послужит достаточным извинением за то, что ему придется опять пропустить их встречу с отцом. Гриндилоу задери Вуда, который будто назло ставит тренировки ровно на двенадцать. Драко даже подумывал наслать на него Империус и заставить перенести время на два, чтобы он мог… поддержать Грейнджер?       Она ведь нуждается в нем. Она сама это сказала. Этим своим охренительно привлекательным ртом, испачканным в вине.       — Значит, у вас были Гринграссы, — задумчиво тянущий слова голос Блейза вернул его в реальность. — Я-то думал, ты просто решил «технично» свалить.       — С чего это?       — Ну, Грейнджер заговорила о работе и…       — Не неси херню, — вырвалось у Драко.       По нему неприятно полоснуло то, что Блейз решил, будто растерянная тараторящая Грейнджер могла ему надоесть. Хоть когда-нибудь вообще. Что он мог допустить мысль… свалить?       Как-то сам собой вспомнился их последний разговор здесь, перед камином. То, как Блейз отреагировал тогда на какую-то подобную фразу, грубо оборвавшую его. Обиделся вроде?       Драко ждал, что сейчас будет то же самое, то же привычное «не охеревай, Малфой», но…       Забини улыбнулся так, словно ответ ему понравился. Странный.       Впрочем, друг тут же поморщился, задавая следующий вопрос:       — Так какого черта они у вас делали?       — Понятия не имею, Забини, меня же там не было, — фыркнул Драко, вновь расслабляясь, и чуть сполз в кресле. — Вроде Астория мечтала посмотреть на нашу библиотеку.       — Что, и Дафна приходила?       — Меня там не было-о-о, еще раз тебе говорю, — закатил глаза он. — Но то, что ты злишься на Дафну спустя херову тучу лет…       — Я не злюсь.       — Я вижу, Забини.       — Эй, она просто… — отпираясь, Блейз выглядел глупо.       Хотя, злясь на Дафну, он выглядел еще глупее, учитывая все обстоятельства.       — Просто испортила Паркинсон чертово платье на Святочный бал, когда они в очередной раз поцапались. Больше четырех лет прошло.       — Паркинсон весь вечер проходила в тех отвратных рюшах.       А потом сняла их, когда мы сбежали пораньше и целовались в моей спальне.       Драко ни за что не произнес бы это вслух. Он усвоил урок.       — К отвратным рюшам, кстати, прилагался отвратный партнер.       — Спасибо, Забини. Ты такой душка.       — Я старался, — Блейз усмехнулся краем рта. Как-то ненатурально.       И тут, несмотря на пустующие полки в коридоре, несмотря на абсурдность самой этой мысли, сложив в голове все переменные, Драко не выдержал:       — Только не говори мне, что вы с Паркинсон снова…       — Нет.       Усмешки на лице Блейза не осталось — ее сменило равнодушие. Почти правдоподобное.       — Ты до сих пор злишься на ее подружку, которая черт знает когда испортила ей платье из-за ссоры.       — Выходит, я просто злопамятное дерьмо, — теперь в голосе Блейза прорезалось раздражение, а взгляд он отвел к камину.       К камину, на котором…       — Забини, перевернуть колдографии не значит убрать их.       Драко не мог промолчать, хотя даже не был на сто процентов уверен, что эти колдо как-то связаны с Паркинсон: в свой прошлый визит он вообще не обращал внимания на детали обстановки, разве что на идеально подобранные по цвету и размеру фигурки на полках в коридоре. Был слишком занят.       Грейнджер.       Не то чтобы сейчас в его мозгу что-то поменялось: эта девчонка все еще продолжала занимать его мысли. Только вот с каких-то пор его начали волновать мелочи. С каких-то пор он стал замечать пустые полки, перевернутые рамки колдографий, желваки на челюсти, как сейчас у Блейза, и прочие совершенно безразличные ему ранее вещи.       И ответ на вопрос «какого хера?» был до смешного простым.       Грейнджер. Все — Грейнджер.       — Просто руки не доходят выбросить, — Забини отмахнулся, подтверждая его догадку, и вдруг неторопливо поднялся с кресла. — Кстати, спросить хотел: будешь что-то?       Драко закатил глаза.       — Сделаем вид, что я не заметил твою попытку сменить тему.       Забини скрестил руки на груди, насмешливо глядя на него.       — Сделаем вид, что ты попросил чай.

***

      Свет бил в лицо так, что Драко поклялся убить Забини еще до того, как открыл глаза и по-человечески проснулся. Спину ломило от ночи на диване, хоть и удобном с виду, но все же слишком коротком и узком для него.       А еще было мерзко. Он так и завалился вчера спать в спортивном костюме, даже не приняв душ, и теперь чувствовал себя просто невероятно грязным.       Поднявшись со своего лежбища и потянувшись, хрустя позвонками, он едва не споткнулся о раскрытую сумку, «заботливо» брошеную Забини — его домовой эльф не пал бы так низко — прямо на полу.       Сука.       Не то чтобы Драко ждал, что Блейз уступит ему свою спальню, но он почему-то был уверен, что в квартире есть и гостевая. Жестокая ошибка, которая будет стоить ему ноющей весь день задницы и противной боли между лопаток.       Внезапно пришедшую на ум мысль о том, что можно было трансфигурировать диван во что-то более удобное, он постарался затолкать поглубже в сознание, дабы не чувствовать себя совсем уж идиотом.       Вечером. Он подумает об этом вечером.       А пока — душ. В срочном порядке.       Хотя… лучше он сначала сходит на кухню и нальет себе большой стакан воды. Два.       Пусть похмелье его почти не мучило — спасибо ускоренному из-за постоянных занятий спортом обмену веществ, — за ночь во рту все равно образовалась маленькая пустыня. Нужно было максимально быстро постараться как-то прийти в себя, избавиться и от боли в спине, и от немного гудящей головы, потому что днем его ждала новая тренировка, а вечером…       Свидание. С. Грейнджер.       Это ведь свидание?       Какая-то часть его протестовала. Гневным шипением твердила ему: «Нет. Не будет никакого свидания. Ты разобрался со своей проблемой: она не считает, что ты взял ее против воли. Тебя больше не мучит чувство вины. У тебя больше нет оправданий. Так чего ты тогда мнешься, как подросток, и собираешься вести ее на какой-то херов ужин?»       Хочется. Единственный ответ — ему хочется. Пиздец как сильно.       Нормальный вечер с ней. Ночь с ней. Утро с ней, и дело вообще не в том, что у Забини неудобный диван.       Просто хочется с ней все.       И этот голос затихает, намеренно игнорируемый.

***

      Блейз обнаружился на кухне: ссутулившись за барной стойкой, заменявшей обеденный стол, потягивал кофе из большой кружки.       — Доброе утро беженцам, — насмешливо бросил он, делая очередной глоток.       — Смотри, как бы беженец не выселил хозяина, — отозвался Драко, наполняя Агуаменти высокий стеклянный стакан. — Есть антипохмельное?       — Обижаешь, Малфой. Мама прислала кучу пузырьков из аптеки, они в нижнем шкафу слева от раковины. И… серьезно, у тебя похмелье?       — Ой, да пошел ты, — отмахнулся Драко, наклонившись и подцепив пальцами темную лакированную дверцу. — Просто тренировка днем, надо чувствовать себя нормально.       — Ага, и ужин.       — Пошел ты.       Осушив пузырек с антипохмельным и сделав щедрый глоток воды, игнорируя настойчивое «Эй! Его не запивают!» от Блейза, он почувствовал, как голова немного проясняется. А повисшая на кухне тишина, нарушаемая лишь прихлебываниями друга, впускает в сознание подробности вчерашнего вечера.       Руки Грейнджер. Сжимающие его задницу. Нетерпеливо дергающие вниз молнию на спортивной кофте. Ерошащие ему волосы.       Стоны Грейнджер прямо ему в рот. Ее дерзкий язычок, старательно вылизавший ему все нёбо.       «Секс — это ни черта не все, чего я хочу», — его, отчаянное.       А потом — держа руки в карманах, чтобы хоть как-то прикрыть стояк — возвращение к остальным, продолжившим в его отсутствие дурацкую игру «Я никогда не…».       «Я никогда не подкатывал к девушке лучшего друга», — от ублюдка Теодора, смотревшего на него в упор, усмехаясь.       То, как они с Блейзом оба опрокинули в себя шоты.       Внезапно мозг иглой кольнула одна мысль.       На самом деле она посетила Драко еще вчера, но была скомкана и спрятана, будто пергамент с пошлым рисунком, когда Снейп в школе проходил мимо его парты, стоило немного растрепанной Грейнджер выскользнуть из туалета, выждав время. Она не должна была этого слышать.       Он устроился на барном стуле напротив Забини. Крутя в пальцах пустой пузырек. Уже начиная злиться.       — Слушай, — начал Драко, внутренне надеясь, что его вчерашняя догадка окажется беспочвенной, и набираясь смелости, чтобы спросить об этом прямо. — Помнишь, как Нотт вчера, очевидно, пытался надо мной постебаться и намекнул на Паркинсон?       — Дуешься, что я ему рассказал? — Забини вопросительно поднял брови, отставив кофе.       — Нет. Меня это, конечно, ни черта не обрадовало, но это твое дело. Я о другом.       — Ну?       — Ты тоже выпил. Почему?       Блейз сцепил руки в замок, и от внимания Драко не укрылось то, как на миг напряглось его лицо перед тем, как вернулась легкая улыбка. Он понял, в чем дело.       Нет. Просто… нет.       — Ну выпил. А что такого? — Забини пытался говорить удивленно. Невозмутимо. Будто даже не догадывался, к чему он клонит.       И это было ни хера не в стиле Забини.       — А то, что из лучших друзей у тебя только я и Нотт, который не встречался ни с кем, кроме этой Беатриче. И да, пусть мы с ним не особо-то хорошо общались, но я уверен, что он разукрасил бы тебе физиономию и на милю бы потом не приблизился, попытайся ты подкатить к ней свои яйца.       — Логично.       Вечно болтливый Забини вдруг стал таким немногословным, будто на него наслали заклятие Немоты.       — А значит, остаюсь только я, — выдавил Драко, сжав пузырек в кулаке. — И Грейнджер.       — То есть ты не отрицаешь, что она была твоей девушкой? — Забини выгнул бровь, но в этом жесте не было почти ни капли насмешливости.       — Суть не в этом.       Драко помнил, как открещивался тогда от этого «статуса». Как говорил маме, что у них «не отношения».       Каким идиотом он был… Отмотать время назад, и он целовал бы ее прямо посреди Косого переулка. Он заплатил бы каждой газетенке за репортаж о них. Он бы гордился.       — У вас что-то было? — сквозь зубы. С пониманием, что, если да…       Он просто убьет Забини. Взаправду.       И ее убьет.       — Нет, — покачал головой Блейз и, наверное, увидев что-то в его лице, серьезно добавил: — Я клянусь тебе, Малфой, у нас с ней вообще ничего не было. Только дружба.       — Но ты хотел?..       Вторая ладонь тоже сжалась в кулак.       — Не так, как ты думаешь, — Блейз снова потянулся за кофе и сделал глоток.       И было в этом жесте что-то… Какая-то такая обыденность, будто они не сидели здесь сейчас и не говорили о том, что жизненно важно. Для Забини — физически. Для него — морально.       Это разорвало его самообладание к херам.       Рывок — и он выхватил у Блейза кружку из рук, заставив того поперхнуться. Бросок — и кружка полетела вперед. Со звоном разбилась об окно во всю стену и стекла по нему коричневыми разводами и мелкими осколками.       — На хер твой сраный кофе! — заорал Драко, спрыгнув со стула.       Почти кинулся на Забини. Почти, потому что тот, вскочив, крепко-накрепко вцепился ему в плечи, удерживая.       Встряхнул.       — Угомонись, Малфой! Ты можешь хоть раз, блять, хоть раз дослушать меня до конца?!       Он попытался оттолкнуть руки, но Забини держал крепко.       — Да успокойся, мать твою!       Выдох. Вдох. Выдох. Еще раз. Глубже.       Сука. Блятьблятьблять я просто убью его.       Забини снова встряхнул его за плечи.       — Угомонись, черт возьми! Сядь обратно, и я все тебе объясню.       Вдо-о-ох. Выдох.       Пелена ярости начала спадать.       — Отпусти, — сквозь зубы, но уже гораздо спокойней.       — Если отпущу, не убьешь? — усмехнулся Блейз, напряженно изучая его лицо.       — Зависит от того, что ты скажешь.       Секунда — и к нему вернулась свобода движений, а Забини шагнул назад и залез обратно на стул.       Драко последовал его примеру, заняв оборонительную позицию: сцепил руки в замок и вдавил локти в поверхность стола.       — Я тебя слушаю, — немного хрипло, потому что истошный ор не прошел для связок бесследно.       — Только сейчас ты реально слушаешь, Малфой. До конца, даже если тебе сначала не понравится то, что я скажу. А потом можешь делать, что хочешь.       Он молчал.       Забини вытер рукавом кофе с подбородка и выжидающе на него взглянул.       — Мы договорились?       — Ладно, — выдавил Драко. — Валяй.       — Я начну с самого начала… С Паркинсон, — Блейз почесал затылок и на мгновение замолчал, видимо собираясь с мыслями. — Что б ты знал, я дико ее… В общем, то, что было со мной тогда… Скажем так, ты сейчас злишься раз в десять меньше. И можешь считать меня каким угодно херовым человеком, но мне ужасно хотелось сделать тебе что-то такое же… То, что заставит тебя понять.       — При чем здесь она?       Драко начинал жалеть, что согласился слушать: теперь он легко мог представить себя на месте Блейза, и это…       Это мешало ярости, которую он копил в себе, будто чертову фамильную ценность.       — При том, что я догадывался, что ты к ней чувствуешь, — заметив, что он уже открыл рот для протеста, Блейз покачал головой, усмехаясь. — Не надо. Я слышал, что ты бормотал в школе по ночам до того, как додумался поставить Оглохни на полог кровати. «Грязнокровка, подружка гадского Поттера, книжный червяк, и волосы у нее отвратные…» — и так по кругу раз двадцать, пока не уснешь.       — Я…       Драко не знал, что сказать, и челюсть его, казалось, вот-вот встретится со столом. Он понятия не имел, что разговаривал во сне. Просто понятия не имел. Он был уверен, что конкретно этот виток помешательства закончился еще дома, на пасхальных каникулах, когда он перечислял все «недостатки» Грейнджер осознанно, будто мантру, изо дня в день.       — Ты делал это, Малфой, каждую ночь. А потом были газеты, пишущие про ваши «отношения». А потом ты сам заявился ко мне после встречи с ней с этим своим «она не так плоха, когда не ведет себя как сука» перед тем, как вывалить на меня все про вас с Паркинсон. Тут только идиот бы не понял. И я…       — Не идиот, — сдавив пальцами виски и в ступоре уставившись на стол, заключил Драко.       Единственный идиот здесь — он сам. Это стало болезненным открытием для него — то, какими очевидными с самого начала были его чувства к Грейнджер. Для мамы, для Блейза.       Для всех, кроме него самого.       То, о чем он думал как о внезапном помутнении рассудка на фоне перенесенных потрясений, считал чем-то, что скоро отпустит…       Выходит, со стороны это изначально казалось чем-то бо́льшим.       Просто он не видел.       — Эй, все нормально? — обеспокоенный голос Блейза и стук по плечу вывели его из ступора.       Драко вздрогнул и принялся массировать виски после сильного давления на них.       — Не-а, — тихо сказал он. — Но ты продолжай.       — Не знаю, как ты отнесешься к тому, что услышишь дальше, но я по-любому скажу как есть. Еще тогда, когда ты вышел от меня, я подумал: что, если сделать с Грейнджер то же самое? Даже представлял, какое у тебя будет лицо, когда ты узнаешь. Но… я постоянно отговаривал себя, что ли? По сути, начать общаться с ней было легко: я тысячу раз потом видел ее здесь, в Косом, и знал, что мы живем буквально через несколько домов друг от друга. Но каждый раз, когда я собирался «случайно» столкнуться с ней на улице или сделать что-то в этом роде, мне прям блевать хотелось от себя самого.       Слышать это было… стыдно. Да, определенно стыдно. Злость на Блейза больше не сжирала его изнутри — ее заменила злость на себя. То, чему он в свое время придавал значения не больше, чем обычному траху в туалете, для Забини оказалось чем-то, от чего тошнило.       — И когда я уже смирился с тем, что так и останусь неотмщенным, — с иронией хмыкнул Блейз, — чтобы отвлечься, согласился вернуться в школу. Я читал газеты и потому был уверен, что не встречу тебя там, а Грейнджер… Если честно, мне к тому моменту уже было срать. Хотя я почему-то думал, что она со временем переедет к тебе. Понятия не имел, что вы расстались.       Если Забини преследовал цель добить его окончательно — он ее достиг. Вот прямо в эту самую секунду.       «Переедет к тебе».       «Грейнджер переедет к тебе».       Отличное воображение — худшая из его способностей. Потому что картинки моментально замелькали перед глазами, будто кто-то в бешеном темпе тасовал перед ним колдографии, что колоду карт.       Грейнджер с растрепанными после бурной ночи волосами и в его рубашке на голое тело готовит завтрак, а он приближается сзади, потому что смотреть издалека на ее стройные загорелые ноги выше его сил. Целует ее в шею, сжимает мягкую кожу ее бедер, и понимание, что на ней нет белья, вышибает из головы все мысли, заставляет яйца гудеть от желания. Заставляет упереться в нее колом стоящим членом. Потереться об нее, впитывая ее рваный выдох и это насквозь фальшивое «Драко, ну дай мне закончить!».       Взамен он отодвигает ее от плиты, нагибает над столешницей и дает кончить. Ему насрать на завтрак, если честно.       Салазар, а он ведь даже не знает, умеет ли она готовить… И почему-то отсутствие этой информации сейчас ощущается чертовой пропастью.       — Малфой? — Блейз снова ткнул его в плечо. — Алло, Земля вызывает Малфоя.       Драко зажмурился и больно закусил губы изнутри, пытаясь отогнать эти… фантазии? Пальцы опять впились в виски, и теперь он вынужден был убрать их подальше и сцепить на столе в замок, потому что, возможно, следующие слова Блейза заставят его и вовсе захотеть продырявить башку.       От досады. От злости. От понимания, сколько же он просрал…       — Продолжай, — так вымученно.       — Точно? Ты выглядишь паршиво. Мы можем вернуться к этому по…       — Продолжай! — низким рыком.       — Ладно, — выдохнул Забини, барабаня пальцами по столу. — Так вот, я решил вернуться в Хогвартс и встретил на платформе… Грейнджер. Просто представь, как я тогда охренел. Ну и решил, что это, походу, судьба. Нашел ее в купе, а она… В общем, настолько никакой я Грейнджер никогда не видел. Как ты понимаешь, лучшего момента, чтобы «утешить даму»… — заметив, как он дернулся вперед, Блейз быстро добавил: — Ничего не было, Малфой. Ни-че-го. Большую часть нашего разговора она просто молча смотрела в окно, а потом вдруг повернулась ко мне и спросила, почему это ты не со мной. Забавно, учитывая, что у нее из сумки торчал «Еженедельник ловца».       Драко с силой сжал пальцы. Сука. Она спрашивала о нем. Она беспокоилась. Она ничего не понимала.       Какой же ты все-таки урод.       — Нетрудно было догадаться, что вы больше не вместе. И, пожалуй, на этой ноте мне стоило просто встать и выйти, но, черт, Малфой, она тогда едва тянула на призрак Грейнджер, которую мы знали! И я не смог. Стал подсаживаться к ней потом на уроках, болтать ни о чем, и как-то… В общем, через пару месяцев она ожила. И кстати, оказалась потрясающим другом. Она меня слушала.       То, чего он сам никогда не делал. Никогда не давал Забини рассказать, что у того стряслось. Ему было пофиг — неосознанно, но до крайности. Теперь, спустя год, он понимал это.       И чувствовал непередаваемую благодарность к Блейзу за то, что он все равно не оставлял его, начиная с того момента на пятом курсе, когда нашел в ванной старост. Во время приступа. Этот случай был точкой отсчета их дружбы. Непонятной — Блейз никогда не пресмыкался перед ним, как Крэбб с Гойлом, — неправильной — Драко никогда не делал для него ничего, что положено делать другу, — но почему-то все равно начавшейся.       — Я вообще не планировал, чтобы ты или она об этом узнали, — вздохнул Блейз, кажется закончив. — Надеюсь, это останется между нами. Можешь считать это сраным лицемерием, особенно учитывая, что я растрепал Тео про тебя и Паркинсон, но Грейнджер… Я не хочу потерять ее.       Драко ответил коротким кивком — ему трудно было сейчас подбирать слова. Конечно, он не расскажет Грейнджер — это вообще не обсуждалось. И, Салазара ради, дело было не только в ее дружбе с Забини, потому что какой-то его части их общение все еще казалось противоестественным. Пожалуй, оно его даже бесило.       Но рассказать ей про «план» Забини — то же самое, что рассказать про себя и Паркинсон. Неважно, что это случилось задолго до нее. Неважно, как легко он к этому тогда отнесся. Грейнджер — не он. И теперь, осознав все, что сказал Забини — об очевидности его чувств к ней, о том, сколько крышесносных возможностей он упустил, по-идиотски сбежав, — Драко хотел одного-единственного: не испортить то, что вчера вроде как наладил.       — Она спрашивала обо мне потом? Пока вы были в школе, она что-то еще говорила?       Единственное, что он смог произнести сейчас. Единственное, что его по-настоящему волновало.       — Да так… Жаловалась пару раз, что твои умения в сексе сильно преувеличива…       — Смотрю, тебе снова весело? — Драко послал ухмыляющемуся Забини разъяренный взгляд исподлобья.       Их первый раз — совершенно не то, о чем он хотел вспоминать. И все-таки… Он ни секунды не сомневался в том, что слова Блейза были просто дерьмовой шуткой. Пусть Грейнджер тогда и морщилась поначалу от резкой боли — он помнил, — но после… Черт. Девушка не смотрит на тебя так, будто ты с каждым толчком даришь ей целый гребаный мир, когда ей не нравится.       И тут чертово зелье уж точно ни при чем.       — Я разряжаю обстановку, не дуйся, — шутливо отмахнулся от его выпада Забини.       Видно, Блейза действительно гложило то, что он весь год проносил в себе, потому что теперь, выговорившись наконец, он моментально вернулся в приподнятое расположение духа.       Слез со стула и, прихватив палочку, отправился ликвидировать весь тот бардак из кофе и осколков, который он, Драко, устроил. Попутно рассказывая:       — На самом деле она правда особо о тебе не говорила. Так, спрашивала изредка что-то, вроде даже случайно. Ну, «случайно», ты понимаешь, — Блейз изобразил в воздухе кавычки, повернувшись к нему. — И только недавно — каюсь, пришлось применить хитрость — она рассказала мне, что у вас стряслось. Кстати, я считаю, что ты идиот.       — Не припомню, чтобы спрашивал твое ценное мнение, — буркнул Драко.       Забини не обратил на него ровным счетом никакого внимания — только усмехнулся.       — Не думал, что секс с девушкой испугает тебя настолько, что весь следующий год ты проведешь в окружении голых мужских задниц в душевой.       — Салазар, ты такой придурок… — скривился Драко.       Блейз шутливо развел руками.       — Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.       Забини говорил так, будто ни секунды не сомневался в том, что он должен был поступить иначе, и это вывело его монотонно зудящее под кожей раздражение на новый уровень.       — Да что ты знаешь? — враждебно зыркнул на него Драко. — Можно подумать, ты бы, блять, прыгал от радости, если бы узнал, что твоя ненаглядная Паркинсон спала с тобой, накачавшись зельем похоти и ни черта не соображая.       Блейз вдруг, прищурившись, стал тщательно изучать его лицо. Странно пристально. Даже с какой-то обидой.       — Я ведь думал, что мы друзья, Малфой… — наконец вздохнул он с тонной патетики, заставив его нахмуриться в замешательстве. — А у тебя, оказывается, есть с собой травка, и ты мне не сказал?!       — Что ты несешь… — закатил глаза Драко, тут же заработав легкий тычок в плечо.       — Нет, это ты что несешь? — Блейз смотрел на него одновременно насмешливо и разочарованно. Будто он в сотый раз пытался бежать из Мунго, но споткнулся прямо у выхода и потерял сознание. — Какое к черту зелье… Для меня, конечно, не новость, что ты патологически не умеешь признавать свои ошибки, но… Серьезно? Придумать настолько бредовую историю, лишь бы оправдать то, что ты просто испугался?       Смешок в конце.       Этот. Блядский. Смешок.       «Ты просто испугался».       Ты. Просто. Испугался.       — Возможно, Грейнджер тебе не сказала, — Драко едва не рычал, — но перед тем, как я трансгрессировал к ней тогда, она экспериментировала с зельем гребаной похоти. Улавливаешь логику?       — Откуда ты взял эту хрень? — вытаращился на него Блейз, с отвращением кривясь.       — От рыжего ублюдка, который наутро заявился к ней в квартиру, — он был уже на грани.       — Уизли? — Забини поморщился еще сильней. — Да она даже не общается с Уизли.       — Да? — Драко удивленно поднял бровь. Рука, сжатая в кулак, дрожала от напряжения.       — Уже давно. И, Малфой, ты несешь чушь, серьезно, — настаивал Блейз, с каждой секундой все пристальней и настороженней вглядываясь в него. — Грейнджер не знает ни про какого Уизли у нее в квартире. И ни про какое зелье, гриндилоу его задери, похоти. Вообще. Она понятия не имеет, почему ты свалил во Францию.       Забини говорил с ним, будто с умалишенным: короткими предложениями, делая внушительные паузы между словами, чтобы смысл точно ввинтился в мозг.       «Грейнджер не знает».       Пожалуй, Забини был в этом прав.       «Она понятия не имеет».       С ним и стоит, видимо, обращаться так. Как с больным. Как с чертовым идиотом. Как с имбецилом Гойлом, который никогда не мог правильно отсчитать два долбаных сикля за сливочное пиво.       — Можешь сказать Нотту, что я пропущу тренировку?       Драко ронял слова, как в полубреду. Толком не осознавая их, не осознавая вообще ничего, кроме:       — Мне нужно к ней. Срочно.

***

      С самого утра Гермиона с головой ушла в дела. Нет, буквально — кипа бумаг на столе была чуть ли не выше нее! Помимо рутинной работы вроде подготовки материалов о деятельности Министерства для публикации в «Ежедневном Пророке» или контроля за тем, как исполняются распоряжения Кингсли, на нее свалилась новая — экстренно важная! — задача.       «Мисс Грейнджер, двенадцатого июля президент Магического Конгресса прибывает в Англию с дружеским визитом. Миссис Флеминг пробудет здесь неделю, и в наших интересах сделать ее пребывание максимально комфортным», — гласил бумажный самолетик, прилетевший утром от Кингсли.       По этой причине она и закопалась в нескончаемые каталоги, буклеты, выпуски журнала «Магический Лондон и его чудеса» — во все, что могло помочь ей с выбором приличного отеля, ресторанов с хорошей кухней и вообще подать хоть какие-то идеи для развлечения американской гостьи. Благо с организацией деловых встреч проблем у Гермионы почти не возникало.       Зато проблем в голове было полно.       Во-первых, та все еще болезненно шумела после вчерашнего, и даже при мимолетном воспоминании об алкоголе к горлу тут же подкатывала тошнота. Во-вторых, этой самой головой хотелось с размаху врезаться в стол. Лучше несколько раз.       Потому что оказаться настолько глупой… Нет. Гермиона не станет вспоминать о своем поведении, иначе…       «Один-один», — улыбается она.       И впивается в губы Драко. Расстегивает молнию на его толстовке. Даже не соображая, как высоко задралась юбка, трется об него, как последняя…       Годрик, она пыталась залезть ему в штаны!       Дыши, Гермиона. Просто дыши.       Будем считать, что ты не пала ниже некуда, а просто… присела отдохнуть. На дне.       С другой стороны, Драко — после вчерашнего глупо было бы продолжать бороться с собой и называть его «Малфой» — совершенно не выказывал недовольства ее моральным обликом. Аморальным, если быть точной. Судя по всем этим словечкам вроде… — нет, она решительно отказывается воспроизводить их, пусть и мысленно! — ему даже понравилось.       Больше чем понравилось, если вспомнить, обо что именно она терлась, как последняя…       — Стоп, — простонала Гермиона, спрятав лицо в ладонях и искренне надеясь укрыться так от позора. — Стоп-стоп-стоп!       Безрезультатно.       «Я не собираюсь уходить».       «Если я не хочу похерить все во второй раз, я хочу, чтобы был третий. И четвертый. И так далее».       Пожалуй, ее алкогольные эксперименты — с которыми необходимо уже заканчивать, потому как они становятся слишком частыми — все же принесли свои плоды. И эти плоды были подобны спелым манго, выросшим на полузасохшей яблоне, ведь…       «Уточняю, это совсем не значит, что секс — это все, чего я хочу. Это ни черта не все».       Драко, кажется, тверд в своем намерении быть с ней. Не с ее телом, не просто для удовлетворения каких-то мимолетных желаний, а именно с ней, по-настоящему, о чем красноречиво свидетельствуют и его вчерашние слова, и отказ от…       Ее порыва.       Пьяного. Развратного. Сумасшедшего.       Годрик, как же стыдно вспоминать…       Подняв лицо от ладоней и окинув взглядом показательно рабочую обстановку кабинета: все эти бесконечные рекламные буклеты, пестрящие названиями отелей и ресторанов, прячущихся у магглов под носом в самых неожиданных местах Лондона; отчеты о проделанной работе; краткие сводки информации для «Пророка»; блокнот, в котором содержались записи о зубодробительно раздражающем ее Люциусе, до встречи с которым оставался от силы час, — Гермиона пришла к выводу, что Вселенная просто издевается над ней.       Ведь это так несправедливо, посреди кипы бумаг и простирающегося на многие мили вперед фронта работ вынуждать ее сжирать себя изнутри, мучаясь угрызениями совести за свою пьяную выходку и — самое главное — вопросом.       Огромным таким ВОПРОСИЩЕМ, обжигающим желудок драконьим пламенем не переставая еще со вчерашнего вечера. С того момента как Драко пригласил ее на ужин.       Ужин. Сегодня. Вечером.       Это… свидание?       Они теперь… вместе?       Дверь кабинета с грохотом распахнулась, и Гермиона вздрогнула. Моментально вскочила с кресла. Рука уже потянулась к палочке, но…       — Драко? — облегченный выдох.       Он стоял в дверном проеме, самый реальный из всех возможных ответов. Тяжело и глубоко втягивал в себя воздух, как после быстрого бега, а серые глаза горели каким-то совершенно несвойственным ему диким огнем. Взъерошенные волосы только подтверждали ее догадку о том, что он очень спешил.       — Драко, — непонимающе нахмурилась Гермиона, оббежав его взглядом. — Почему ты… Почему ты в старой одежде? Ты не ночевал дома?       В ней буйной волной поднималось беспокойство. В сознании моментально вспыхнуло его потрясенное «Твою мать… Гринграссы», и это в сочетании со вчерашним зеленым костюмом, сбившимся дыханием и тотальным игнорированием ее вопросов заставило Гермиону нервно скомкать пальцами ткань брюк.       Вдруг Драко тряхнул головой и шагнул вперед, захлопнув за собой дверь с новой силой. Пара секунд — и он уже оказался к ней вплотную.       — Грейнджер, — дрогнувший голос.       А дикий взгляд прикован к ее губам.       От неожиданности она стукнулась о подлокотник кресла, дернувшись назад — инстинктивная реакция на слишком резкие движения со стороны Драко.       — Что?.. — она едва успела открыть рот.       Потому что лицо тут же обхватили прохладные ладони. Крепко. Надавив на скулы и челюсть. Так, будто Драко боялся, что, если не будет держать ее, она куда-то исчезнет.       Он медленно поднял глаза, сталкиваясь с ней взглядом, и от этого по телу пробежала горячая дрожь. Испуг и желание. Казалось, Драко не осознавал, что они в Министерстве, что сюда в любой момент может кто-то войти. Казалось, Гермиона и сама больше не осознавала.       Ни-че-го.       Глубокий вдох — Драко будто собрался с мыслями. Он зажмурился и еще крепче сжал в ладонях ее лицо, привлекая к себе.       Влажный мазок языком по нижней губе — первое, что Гермиона по-настоящему чувствует сегодня, прежде чем Драко целует ее.       Глаза закрываются в предвкушении.       Но она не ожидает того, что случается дальше.       Его пальцы грозятся оставить синяки на ее щеках — настолько сильно он вдруг вдавливает их в кожу. В каждом движении его губ сквозит такой горький вкус отчаяния, что ее пробирает дрожь — сковывает низ живота испугом.       Не за себя. Совсем нет.       Пара мгновений — и она не может даже вдохнуть. Драко вдавливает ее лицо в свое.       Она вслепую цепляется одной рукой за спинку кресла, царапает другой стол, чтобы просто держаться. Просто не падать, потому что, кажется, еще чуть-чуть, и от такого резкого напора позвоночник хрустнет. Надломится, как обычная шариковая ручка.       Драко хватает губами ее язык, словно задыхающийся — спасительный воздух.       С ним что-то происходит. Она уверена в этом каждой клеточкой своего безостановочно работающего мозга — что-то не так.       В голове носятся в панике сотни возможных объяснений его поведения, но…       Его зубы вдруг впиваются в кожу так неожиданно сильно, что у Гермионы вырывается тихое шипение, унося прочь все мысли.       И это работает как стократный Реннервейт — Драко будто приходит в себя. Отстраняется от нее на секунду и позволяет сделать глубокий вдох. Лишь один — Гермиона не успевает открыть глаза, как он вновь накрывает ее губы своими.       Осторожно и мягко. Словно он…       Просит прощения?       Это пугает ее еще больше. Это и протяжный звук, который она никогда не ожидала услышать от Драко. Это и солоноватый привкус, который проникает к ней в рот вместе с его языком.       Теперь ей самой будто ввинчивают древко палочки под лопатки и орут «Реннервейт» прямо в ухо — Гермиона вдруг понимает, почему он был груб сначала. Ему нужно — все еще нужно — заглушить что-то, что жрет его изнутри.       Ему больно.       Она осознает это в полной мере, когда обнимает Драко, прижимаясь ближе. Он дрожит — спина, твердый живот — все в нем сжимается, как от спазма. Прерывисто. Коротко. Рвано.       Ему больно.       И она должна заглушить это.       Щеки расслабляются, потому что его ладони больше не давят — гладят. Так непривычно бережно. Губы все еще покалывает от глубокого укуса, но Гермиона отпускает это ощущение — она раскрывает рот и позволяет ему…       Все.       Все, что ему только нужно, чтобы стало легче.       Стоит ей поступить так, и все меняется. За секунду. Драко больше не пытается достать языком до ее нёба, он вообще не целует ее в полном смысле этого слова. Просто прижимается к ней мокрыми сомкнутыми губами.       Крепко. Будто это все, что ему необходимо сейчас.       Она осторожно приоткрывает глаза и убеждается: в искусственном солнечном свете, который падает на них из окна, на его темных длинных ресницах блестит влага.       Гермиона замечает, как его веки трепещут, и крепко зажмуривается. Он не должен догадаться, что она видела.       Еще пару мгновений они стоят так, сплетаясь всем, что у них только есть: руками, телами, губами. Кажется, даже душами.       А потом Драко отстраняется.       Он резко отвернулся от нее, демонстрируя напряженную спину. С нажимом провел ладонями по лицу — очевидно, пытался скрыть минутную слабость — и оглянулся через плечо.       — Ну привет, Грейнджер, — невесело улыбнулся он.       Голос звучал как-то хрипло. Будто до этого Драко много кричал.       — Мы теперь всегда будем так здороваться? — улыбнулась в ответ Гермиона, надеясь разрядить обстановку.       — Не хотелось бы.       Он присел на край стола спиной к Гермионе и поманил ее рукой. Проглотив всевозможные реплики о неприличности его позы — это сейчас было совсем не к месту, — она приблизилась и оперлась ладонями о столешницу по бокам от него.       Заглянула в глаза цвета грозовых туч. Они были буквально созданы для того, чтобы смотреть так: серьезно и напряженно. Чтобы заставлять ее нервно сжиматься внутри и теряться в догадках.       — Что произошло? — тихонько спросила Гермиона, аккуратно коснувшись пальцами его бедер, робко погладив сквозь ткань брюк.       Взгляд напротив стал еще более пронизывающим. Он словно просвечивал ее рентгеном, жаждал что-то найти.       Драко шумно выдохнул и накрыл ее руки своими, крепко прижав к себе. Как если бы боялся, что иначе она уйдет.       — Ты что-то пила перед тем, как я остался у тебя?       Когда смысл вопроса дошел до нее, Гермиона поняла, почему Драко держал ее: соблазн дернуться назад и спрятать лицо в ладонях оказался слишком велик.       Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, окрашивая их смущением. Поэтому он вел себя так? Как… абсурдно. Неужели он думал, что она могла быть…       — Я… После, — выдавила Гермиона, опустив глаза.       Драко молчал, так что, мысленно посчитав до десяти, она вынудила себя опять встретиться с ним взглядом.       Его точеные черты искажало полнейшее непонимание.       — М-м? — вопросительно, закусив изнутри губы.       — Я… пила, — выдохнула Гермиона. — После. Правда, на третий день, и не то чтобы это было необходимо, но… Как видишь, — она стыдливо кивнула вниз, — нет н-никаких проблем.       Она точно не собиралась вдаваться в подробности и объяснять, что в первые два дня была не в состоянии не то что выпить противозачаточное — нормально передвигаться по квартире.       Только пить вино и плакать.       Пить вино. И плакать.       Хотя… кажется, к красному сухому тогда примешался еще и огневиски. Ну, в небольших количествах.       Когда глаза Драко молнией устремились к ее животу, в них вспыхнуло понимание, смутившее ее еще больше. Наверное, со стороны ее лицо сейчас больше напоминало переспелый помидор.       А Драко… он все сверлил взглядом застежку ее брюк в районе пупка и выглядел так, будто погрузился в самые глубины своего сознания. Будто что-то представил.       И Гермиона боялась уточнять, что именно.       Он встряхнулся, придя в себя, и еще сильнее сжал ее руки.       — Я… — он неловко прочистил горло. — Понял тебя. Но я спрашивал о другом. Ты пила что-то до? Какое-нибудь зелье?       Конечно, это могла быть всего лишь иллюзия, но Гермиона видела просьбу в его глазах.       Скажи «нет».       И пусть никакого отношения к происходящему та ситуация не имела, воспоминания о кофе со странным запахом и настойчивой руке Рона на плече оцарапали грудную клетку острыми когтями.       — Я ничего не пила, — нахмурилась Гермиона. — А почему ты спрашиваешь?       Его реакция — очередная неожиданность. Пора было уже привыкнуть, что Драко Малфой просто создан не соответствовать ее ожиданиям, но… Когда он рывком выпустил ее ладони и вцепился своими в лицо, приглушенно зарычав: «Сука!» — все, что она могла, — молча хватать ртом воздух.       Не понимая. Не догадываясь. Не соображая.       — Что происходит, Драко? — Гермиона попыталась дотронуться до него, надеясь успокоить, но он резко дернулся по столу назад, как от смертельной заразы.       — Не надо, Грейнджер.       От обиды на то, что он опять беспричинно отталкивает ее, Гермиона тоже отпрянула, стукнувшись лопатками о стену. А Драко, воспользовавшись тем, что она больше не преграждает ему путь, боком слез со стола.       Направился к двери.       Если он сейчас оставит ее так… Если уйдет, ничего не сказав…       Гермиона ввинтит в горло своим фантазиями острый каблук, заставит их задохнуться к чертям, но ни за что и никогда не простит его.       Ни за что и никогда.       Драко прошел мимо двери не глядя, и она не сдержала вздох облегчения. Но убедила себя не донимать его вопросами и теперь молча наблюдала за тем, как он большими шагами меряет ее кабинет.       До дальней стены. Разворот. Обратно к ней. Разворот. И по новой.       Гермиона краем глаза поглядывала на часы, тикающие на рабочем столе, и прикидывала, как много времени осталось до встречи с его отцом.       Минут тридцать пять.       До дальней стены. Разворот. Обратно к ней. И еще один разворот.       — Драко! — окрикнула она, не выдержав.       Ноль эмоций.       — Драко Малфой!       Он даже не остановился.       Разворот. К ней.       — Драко Малфой, если ты сейчас же мне все не объяснишь, я за себя не ручаюсь!       Это подействовало. Он замер как вкопанный и вскинул голову, сталкиваясь с ней взглядом, полным всеобъемлющей ярости.       — Хочешь знать, почему я спрашиваю?       Голосом, похожим на болезненное рычание, он напоминал Гермионе зверя, который попал в капкан.       — Правда хочешь знать?       — Хочу, — решительно.       Когда его пальцы сомкнулись на спинке кресла, она невольно пригнулась. И тут же захотела с размаха влепить себе пощечину, потому что…       Драко спокойно отодвинул его в сторону, вытаращившись на нее.       — Ты, блять, серьезно подумала, что я собирался кинуть в тебя креслом?       — Я? — ты несдержан, когда сильно злишься! — Я нет.       Он обреченно вздохнул, опять уселся на стол — будто это было единственным местом во всем кабинете! — и с нажимом провел рукой по волосам, качая головой.       — Знаешь, Грейнджер, ты все же очень… необычная. И мне, наверное, пора к этому привыкать.       Сейчас Гермиона разрывалась между тремя вариантами: обидеться на все то, что он подразумевал, назвав ее «необычной»; обрадоваться, что он собирается привыкать к ее характеру, поскольку это исчерпывающе отвечало на мучавший ее вопрос о том, что между ними; или, наконец, узнать…       — Так почему ты спрашивал? — как только последний вариант полноценно оформился в мыслях, выбор стал очевиден.       Драко сразу занервничал — принялся барабанить пальцами обеих рук по столу. А стоило Гермионе сделать несколько шагов к нему, беспокойные движения только участились.       — Это связано с тем, почему я уехал.       — М-м? — деланно безразлично.       Словно расшатанная, как видавший виды стул, нервная система, позорные слезы и год, проведенный в тумане, — так, пшик.       Пустяки.       — Я знаю, что ты думаешь, — начал он, когда Гермиона тихо оперлась спиной о стену напротив него. — Что я уехал, потому что испугался. Что я бросил тебя.       — Я не…       Драко остановил ее, выставив вперед руку.       — И знаешь, ты права.       Внутри что-то обрывается. Но черта с два — она дослушает это до конца. Впитает до капли.       Она ненормальная, потому что верит: всему найдется свое объяснение. Даже если она его не просила.       — Все так, как ты думаешь. Как любой нормальный человек бы подумал. Но есть одна вещь, Грейнджер.       Если эмоция, которая светится в его глазах, не отчаяние, то Гермиона захлебнется надеждой.       — Я не хотел.       Облегчение. Радость. Почти счастье.       И дикая злость на себя, потому что эти слова могут удовлетворить только тряпку.       — Объясни, — она заставила голос звучать холодно и вдавила ладони в стену за спиной.       Зря она была так резка — Драко удивленно вздернул брови и отодвинулся дальше, поерзав по столу. Носки его кроссовок уже не касались пола, а сам он — мистер Идеальная осанка — сутулился, упираясь локтями в колени.       Эта поза в последние дни будто преследовала его.       — Моя мама была очень разговорчива в том году, так что ты помнишь, что снилась мне, верно? — она кивнула, и Драко невесело усмехнулся. — Потрясающе. Значит, разговор выйдет на час меньше.       — Скоро приведут твоего отца, — напомнила Гермиона, когда он уже открыл рот, чтобы продолжить.       — Я все равно останусь.       — А тренировка?       — Плевать, — Драко передернул плечами. — Я на нее не пойду.       — Нет, пойдешь, — упрямилась она, понимая, что зря вчера под влиянием алкоголя «обижалась» на его отсутствие: не получится откровенно обсудить с Люциусом фильм, если здесь будет его сын. — Ты профессиональный игрок, и это неправильно, так безразли…       — Я не уйду отсюда, пока мы все не обсудим.       — Так не будем же терять время?       Гермиона попыталась выдавить из себя улыбку, но это оказалось чертовски сложно сделать, когда совершенно не понимаешь, что происходит. Но Драко хотя бы не спорил — согласно кивнул ей и сглотнул перед тем, как продолжить.       — Помнишь, что именно было в моих кошмарах?       — Да, ты меня… — она замолкла под тяжестью его взгляда.       — Спасибо, достаточно.       И тут Драко произнес абсолютно неожиданное:       — Тогда, утром, у нас были гости.       Он пару мгновений изучал ее лицо, наблюдая за тем, как брови удивленно ползут вверх, а рот приоткрывается.       — Уизли заходил, — в ответ на безмолвный вопрос. — Сказал, что до моего прихода ты была у них в Дыре и протестировала на себе зелье чертовой похоти.       — В Норе, — машинально исправила Гермиона, а потом…       До нее дошел смысл.       О… Годрик.       Наверное, Драко не ожидал того, что она оттолкнется от стены и налетит на него с объятиями, — он покачнулся. И удивленно прокряхтел: «Эй, полегче…»       Наверное, она напугала его, когда обхватила руками в районе лопаток и крепко-крепко сжала.       Наверное, он мог решить, что она сумасшедшая.       Но ей точно было все равно.       От осознания того, через что он — неустойчивый, колючий, закрытый — целый год вынужден был проходить совсем один, по щекам покатились слезы.       — И ты поверил? — дрожащим голосом, уткнувшись мокрой щекой в теплую шею. — Зачем ты ему поверил?       Драко тоже прижал ее к себе. Одной рукой мягко надавил на поясницу, а другой зарылся в волосы.       — Не надо, Грейнджер.       — Зачем ты ему поверил? — все, что сейчас имело значение для нее.       Зачемзачемзачемзачем?       — Ты ведь в курсе, что мне нечего на это ответить? — Драко внезапно рассмеялся ей на ухо, остановив ее бессвязный шепот.       — Почему ты смеешься? — Гермиона шмыгнула носом, вывернувшись из-под руки, державшей волосы, и недоуменно уставилась на него.       Она, должно быть, отвратительно выглядела сейчас, потому что глаза ощущались щелочками, а нос — огромным, распухшим и красным.       А этот гад улыбался.       — Ты обнимаешь меня, плачешь, задаешь бессмысленные вопросы и, кажется, даже не хочешь убить. Это считается достаточным поводом для веселья?       Когда она открыла рот и молча закрыла его, так и не подобрав достойного ответа, Драко засмеялся вновь.       Искренне и легко.       — Ты потрясающий собеседник, Грейнджер, ты знала?       — Конечно. А еще я знаю, как превратить человека в червя.       Гермиона надеялась, что ответила едко, но что-то в широкой улыбке Драко подсказывало ей: надежда умирает последней прямо сейчас.       — Все-таки хочешь меня убить?       — Но никто еще не умирал оттого, что становился червем, — она совершенно не понимала, что, во имя Годрика, несет, но почему-то упорно продолжала: — Я могла бы даже посадить тебя в банку, только вот, наверное, это не очень безопасно, потому что я не уверена, что черви могут выжить без воздуха в закрытой емкости, хотя… По-моему, на рыбалку — это такое маггловское развлечение, если что — принято брать с собой червей, но я не знаю точно, живых или мертвых…       Она осеклась, когда заметила, что Драко смотрит куда-то сквозь нее.       — Извини, кажется, я снова…       — Ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько мы просрали?       Сожаление, сквозившее в каждом его слове, жгло горло. И одновременно приводило в чувство: она не могла и дальше растекаться здесь истеричной лужицей, когда Драко говорил так.       Будто… Будто правда нуждался в ответе. Нуждался в ней.       «Сколько мы просрали?»       Еще пару дней назад она и сама травилась фантазиями о скомканных простынях, французском луковом супе и поцелуях на Рождество. Они были ядом. Смертью долгой и мучительной.       Были.       — Мы ничего не потеряли, Драко, — она мягко отбросила назад его челку, игнорируя удивленный взгляд. — Да, сейчас ты представляешь, как все могло бы быть, но это сейчас. На самом деле никто из нас не думал об этом тогда.       Драко качнул головой, нехотя соглашаясь.       — Знаешь, в том году нас как будто бросили в море, чтобы мы научились плавать. И мы… У нас получилось держаться на воде, но мы, кажется, сами не поняли почему. Нам нужно было время, чтобы осознать, как двигаться правильно.       — И ты считаешь, что мы научились?       — Мы не узнаем этого наверняка, если не зайдем в воду снова, — улыбнулась она.       — Что ж, для начала мне придется утопить там Уизли, — на челюсти Драко заходили желваки.       Рон.       Злость вспыхнула в ней как спичка. А пришедшая следом догадка раздула в груди настоящий пожар.       Гарри и Джинни. Они… Они знали.       — Думаю, я хочу сделать это сама, — ответила Гермиона. — Он заслужил мой фирменный хук справа за свои поступки.       — Поступки? — Драко требовательно впился в нее глазами. — Эта падаль посмела сделать что-то еще?       — Не привязывайся к словам.       — Грейнджер, — рычание.       Возможно, потом она пожалеет. Но сейчас злость бурлила слишком сильно, чтобы сдерживаться.       — Зелье, про которое Рон тебе сказал… Он правда добавил его мне в кофе тем вечером.       С ужасом заметив, как стремительно меняется лицо Драко, Гермиона выпалила:       — Я его не пила!       Он закрыл глаза, сжав челюсти.       Секунда.       Две.       Три.       — Я убью его нахуй.       Гермиона успела вцепиться ему в плечи за миг до того, как он дернулся вперед.       — Отведи меня в эту блядскую Дыру, Грейнджер, и я убью его! — проорал Драко ей в лицо.       — Я тебя никуда не пущу.       — Я не спрашиваю у тебя ебаного разрешения!       — Прекрати так ругаться!       Она усилила хватку, когда Драко попытался вырваться. Даже смешно — он был гораздо сильнее и мог сбросить ее руки одним движением. Но почему-то не делал этого.       — Я прекращу, когда Уизли захлебнется слизняками и сдохнет на хер, — выплюнул он.       Уже спокойней. Хорошо.       — Я хочу сделать все сама, Драко, — отчеканила Гермиона. — Я тоже пострадавшая сторона. И ты не можешь у меня это отобрать.       Поразительно, но ее слова подействовали: его плечи немного расслабились.       — Ты слишком добрая.       — Если результат моих действий тебя не удовлетворит, ты волен поступать так, как считаешь нужным. Но учти: я не хочу наблюдать в своем кабинете еще одного Малфоя в одежде заключенного.       — Уверен, наша «беседа» будет гораздо прия…       — Черт! — прошипела Гермиона, спохватившись. — Твоего отца приведут с минуты на минуту!       — И что?       — И тебе пора.       — А как же «ты бы знал, как все прошло, если бы пришел»? — передразнил ее Драко.       И Гермиона даже обрадовалась: это означало, что он вернулся к своему обычному саркастичному настроению.       — Времена меняются, — ответила она в тон. — У нас с твоим отцом намечается «девичник». Сам знаешь, как это бывает: косички, пижамы, слезливые мелодрамы и разговоры о мальчиках.       Драко громко фыркнул.       — Я так полагаю, об одном конкретном мальчике?       — Кто знает, — пожала плечами Гермиона, оторвавшись от него и направившись к двери. — Возможно, он предложит мне кого-то еще.       Тут на плечи легли сильные руки, а шею обжег насмешливый шепот:       — Ты получишь свое наказание после ужина, несносная ведьма.       Видит Годрик, его «угроза» не должна была вызвать тянущее предвкушение внизу живота.       — Об ужине. Его… М-м, придется перенести, — Гермиона ненавидела себя за то, что говорит это, но руки Драко внезапно спустились на талию, обещая еще тысячу… ужинов. — Мне нужно кое с чем разобраться.       Разгромить к чертовой матери двенадцатый дом на площади Гриммо. И «Всевозможные волшебные вредилки» тоже.       Драко резко вжал ее в себя, прикусив шею.       — После того как боль Уизли станет невыносимой, я жду тебя у Забини.

***

      В коридоре первого уровня не было ни души, и это только подогревало желание Драко, размашистыми шагами направлявшегося к лифтам, остановиться здесь, на жалком расстоянии от министра, мать его, магии и заорать. И продолжать до тех пор, пока не сорвется голос.       От радости. От гребаной радости и понимания, что он самый…       Восхитительнейший ублюдок.       Драко хотел кричать об этом на каждом углу. Будто выхватил у Поттера из-под носа снитч в заключительном матче Кубка школы. Будто сам заработал каждый галлеон в семейном хранилище. Будто…       А впрочем, к черту эти сравнения.       Не было ничего лучше Грейнджер, у которой сбилось дыхание, когда он пообещал ее наказать.       Не было ничего лучше Грейнджер, которая прижалась к нему, когда могла выставить за дверь со словами о том, что он сам все просрал.       Не было ничего лучше Грейнджер, которая спала с ним, потому что хотела.       Не было ничего лучше Грейнджер.       И если вдруг Забини плюхнул ночью лошадиную дозу «Феликс Фелицис» ему в чай, то Драко готов прямо здесь и сейчас поклясться больше никогда не вести себя с ним как последняя свинья.       — Уровень первый. Министр Магии и обслуживающий персонал.       Мелодичный голос звенел в ушах несколько секунд, прежде чем Драко понял, что не вызывал лифт.       Золотая решетка отъехала в сторону, и первым, что он увидел, было суровое лицо Сэвиджа. Мракоборец, сдвинув кустистые брови к переносице, кивнул ему, шагнул в коридор…       И будто наслал на Драко невербальный Петрификус — он замер, держа спину прямо, что натянутую струну. Все, что ему осталось, — отстраненно наблюдать за тем, как двое в черных мантиях выводят из лифта отца, подталкивая палочками между лопаток.       Он бы сравнил весь этот «квартет» с дементорами, серьезно. Потому что радость, буквально секунду назад взрывавшаяся в нем мощным гейзером…       Пшик — и испарилась.       Драко чувствовал себя жалким идиотом, но он, черт возьми, ждал. Ждал от отца хоть чего-то: кивка, взгляда, да даже обычно-презрительного «сынок».       Хотел заорать: «Я здесь, мать твою!» — ему в спину, когда отец прошел мимо, не глядя.       Но вдруг:       — Подождите.       Услышав надтреснутый голос отца, Сэвидж сделал мракоборцам знак остановиться.       — Десять секунд, Малфой. Время пошло.       Когда отец развернулся к нему, лед сковал Драко по рукам и ногам. Страх. Иррациональный, совершенно идиотский, не позволяющий двигаться.       В последний раз они очень хреново поговорили.       «Мисс Грейнджер забывает моргать, когда наблюдает за тобой».       «Что бы она сделала, если бы прочла то письмо, сынок?»       «Тебе стоит беспокоиться не о ней, отец. Грейнджер сегодня вернется к себе домой, а ты — обратно в камеру».       Очень. Хреново. Поговорили.       — Сын? — негромко кашлянул отец, привлекая его внимание.       Драко поднял глаза, и ему показалось, что он неизвестным образом провалился в какую-то параллельную реальность.       Или отец за те два дня, что они не виделись, окончательно слетел с катушек в Азкабане. Или он сам все еще пребывал не в адеквате после разговора с Грейнджер.       Но это «сын»… Оно звучало так просто.       Так обыденно.       Без пресловутого «что-то в тебе не так».       — Отец? — объясни.       — Надо полагать, у мисс Грейнджер сегодня удачный день, — отец собрался молниеносно: натянул на постаревшее за год лицо фирменную усмешку.       Поморщился, когда в спину с силой ткнулись две палочки, но покорно развернулся, позволяя мракоборцам увести себя дальше по коридору.       Когда дверь кабинета Грейнджер захлопнулась за ним, Драко отмер. Ударил по кнопке лифта.       Каждого из двадцати.       Хотелось убраться отсюда как можно скорее — тренировка уже началась, и ничего, кроме свиста ветра в ушах, не могло заглушить мысли о том, какого черта здесь только что произошло.

***

      — Подождите!       Едва Драко влетел в первый открывшийся лифт, его окрикнул звонкий голос.       — Да постойте же!       Закатив глаза, он нехотя нажал на кнопку, мешая золотой решетке закрыться, и обернулся.       Ни минуты покоя.       Вот о чем свидетельствовали запыхавшееся лицо и довольная ухмылка темноволосой девушки, привалившейся к стене лифта.       — Фух! Я уже думала, не успею, — выдохнула она и, оправив рубашку, прошлась по нему изучающим взглядом. Приподняла тонкую бровь. — Ты Драко Малфой, верно?       — Мы знакомы?       Он попытался прикинуть, знает ли эту девушку. Определенно, в правильных, но резких чертах ее лица было что-то знакомое…       Картинка вспыхнула в мозгу внезапно, будто по волшебству.       — Так, — прищурился Драко. — Чемпионат? Могу ошибаться, но, кажется, я видел тебя неподалеку, когда болтал с тем надутым мистером из Отдела магических игр и спорта.       Она прыснула в кулак.       — Лучшее описание Слаймена, что мне доводилось слышать. И да, Чемпионат, ты прав. Только вот какое дело… До него были еще шесть лет в слизеринской гостиной.       Драко закашлялся от неожиданности, а девушка, глядя ему прямо в глаза, протянула руку.       — Астория Гринграсс.       Ох, твою ж… мать. Нет, Забини явно не подливал ему в чай никакого Зелья удачи.       Машинально ответив на рукопожатие и проигнорировав мысль о том, что ему стоило подать руку первым, Драко улыбнулся ей краем рта.       — Тогда, пожалуй, мне стоит принести свои… кхм, извинения за вчерашний ужин. Ну и за то, что не сразу узнал.       До сих пор не узнал, если честно. Нет, правда, он мог быть каким угодно невнимательным засранцем в школе, а образ Астории — каким угодно расплывчатым, но сейчас она явно выглядела как-то иначе.       Возможно, дело во всех этих девчачьих штучках?       — Какая честь, — фыркнула Астория. — Помню, в школе ты говорил, что Малфои не извиняются.       Драко лишь пожал плечами, четко осознав, что после того, как его понесло в кабинете у Грейнджер, никакие извинения уже не становятся поперек горла, будто рыбная кость.       Он стиснул зубы, запретив себе думать о тех первых минутах абсолютной слабости.       Нет.       — Мы ждем кого-то еще? — полупрозрачные глаза Астории были деланно вопросительно направлены на его ладонь… так и застывшую на кнопке удержания лифта.       Вот черт. Драко выругался про себя и быстро нажал восьмой уровень.       — А тебе куда? — бросил он.       — Туда же, куда и тебе, — Астория потянула уголок рта вверх и склонила голову набок.       Ее взгляд вдруг показался Драко слишком пронзительным. Раздевающим его, но не в физическом смысле, — вскрывающим ему мозг. И это было убийственно странно, потому что реального присутствия чужой магии в голове он не ощущал.       — Что, тоже играешь за «Паддлмир Юнайтед»? — съязвил он, надеясь перебить беспокойное чувство.       Наверное, он был просто перегружен. Эмоциями. Впечатлениями. Блейзом и «я хотел сделать с Грейнджер то же, что ты с Паркинсон», самой Грейнджер и ее «я не пила никакое зелье», отцом и его странным приветствием…       Слишком многое свалилось на него за утро.       — Нет, а жаль, — Астория издала нарочито печальный вздох, и пугающее наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. — У вас отменные душевые.       Вот теперь он будто говорил с Забини. И нет, Драко, блин, ни хрена не нравились такие шутки от девушки, которую он осознанно видел впервые, но это было хотя бы лучше, чем ее странный взгляд.       Так что он понимающе присвистнул, изогнув бровь.       — Ну и кто же провел тебе экскурсию?       Если она скажет «Нотт», Драко будет издеваться над ним до конца своих дней.       — Ой, он уже не играет, — отмахнулась Астория, поджав губы.       Как будто чувствовала, что он не в восторге от беседы. Хотя, возможно, это всего лишь было написано у него на лице, ведь после эмоциональной мясорубки, через которую они с Грейнджер только что пропустили друг друга, выдержка явно не могла считаться его сильной стороной.       «И самое худшее, с чем мне приходится сталкиваться каждый день, — дурацкая, слышите, абсолютно раздражающе дурацкая Астория Гринграсс! Иногда мне кажется, что она не человек, а натуральная змея, у которой для каждого собеседника припрятано десятка по два разной чешуи. И только для меня — одна. Хамоватая, лицемерная, злая…»       В голову ворвался недовольный заплетающийся голос Грейнджер, а следом — ее лицо с густыми насупленными бровями и обиженно надутыми щеками. Смешная.       Его.       Впервые за эту неделю Драко радовался тому, что ее приставили к отцу, будто няньку. Если бы Мисс Я-не-ревную-но-без-волос-ей-будет-лучше сейчас увидела его просто находящимся в одном лифте с ненавистной ей Асторией…       Она бы расстроилась. И как бы идиотски это ни звучало, он не собирался расстраивать Грейнджер.       «Мы не узнаем, научились ли плавать, если не зайдем в воду снова».       Он собирался окунуться с головой.       — Эй, Малфой… — нотки раздражения, прорезавшиеся в голосе Астории, сбили его с мысли.       Крылья ее носа почему-то возмущенно трепетали.       Не успел он спросить, в чем дело, как лифт остановился, объявив мелодичным голосом: «Отдел международного магического сотрудничества», и внутрь вошли трое работников Министерства, горячо обсуждавших между собой приезд какой-то важной шишки из Америки. Один из них, очкарик, тощий и высокий, как фонарный столб, не прекращая говорить, бесцеремонно пихнул Драко локтем и нажал на кнопку второго уровня.       — Этот лифт. Едет. Вниз, — процедил Драко, буравя его взглядом.       Но тот, кажется, вообще не заметил, что к нему обратились: повернулся к своим коллегам, продолжая сетовать на то, что некая миссис Флемминг должна прибыть буквально через пару недель, а они все еще не готовы представить мистеру Брустверу готовую концепцию будущего сотрудничества Министерства и Магического Конгресса.       Показательно зевнув, Драко обратился к Астории, подобравшейся к нему ближе по стенке лифта:       — Здесь всегда так интересно?       — Ну, могло быть и хуже, — фыркнула она. — Какая-нибудь стандартизация котлов, например.       Драко скривился.       — Это звучит еще скучнее, чем восстания гоблинов в исполнении Бинса.       — Бинс был не так уж плох, если задуматься, — насмешливо протянула Астория. — На его парах о-о-очень сладко спалось.       Неопределенно пожав плечами, Драко вспомнил, что действительно записывал лекции по Истории магии. Возможно, он был каким-то херовым слизеринцем?       — Я шучу, на самом-то деле, — немного погодя, добавила Астория. — Тяга к знаниям вынуждала меня изо всех сил бороться со сном.       — Ага.       Когда уже этот чертов лифт приедет в Атриум?       Желание Драко сбылось всего через пару мгновений — золотая решетка отъехала в сторону, и он со вздохом облегчения встретил огромный холл, где сновали толпы людей.       Министерство Магии — долбаный муравейник.       — Рад был поболтать, — бросил он Астории и не удержался: выходя, «случайно» задел плечом того очкастого урода.       Как только Драко оказался в суматохе Атриума и направился к веренице каминов, то и дело вспыхивавших зеленым пламенем, ему сразу стало легче дышать. Забавно, вроде Астория не была какой-то особенно отталкивающей, да и разговор с ней язык не поворачивался назвать пыткой, просто…       Пожалуй, он понял, что вчера имела в виду пьяная Грейнджер, бормоча, что у Астории припасена змеиная кожа на все случаи жизни.       — Малфой, подожди!       Это уже начинало надоедать.       Драко остановился в паре шагов от Фонтана Магического Братства и обвел страдальческим взглядом золотые статуи волшебных существ — теперь, кстати, стоявших вровень с самими волшебниками, — словно они могли чем-то ему помочь.       Секунда — и перед ним возникла Астория, демонстрируя ошеломляюще невинное выражение лица.       — Ты так быстро вылетел из лифта, что мне даже показалось, будто ты пытаешься сбежать. Мне ведь показалось, правда?       Быстрый трепет ее накрашенных ресниц в такт с его мысленным рычанием.       — Что ты. Я бы не смог, — выдавил Драко.       Борясь с неимоверным желанием ткнуть пальцем Астории за спину, запищать в экстазе: «Салазар, это же Ведуньи!» — и исчезнуть в зеленом пламени каминов, как только она отвернется.       — Ты что-то хотела?       — Я не договорила, да, — кажется, у него скоро начнет дергаться глаз. — Это вообще неимоверная удача, что я встретила тебя наверху, потому что иначе мне пришлось бы направить к вам в поместье официальное письмо…       — Астория, — напряженно вздохнул Драко. — Не хочу показаться грубым, но у меня уже минут десять как идет тренировка.       Она будто не слышала.       — Дело в том, что вчера с Министерством связался исполнитель завещания Николаса Фламеля. Думаю, нет нужды объяснять, кто такой Николас…       — Фламель… умер? — осекся Драко.       Потрясенно уставился на нее.       — Да, пятнадцатого июня. Говорят, тело обнаружили только через три дня, когда оно разбухло, и запах… — Асторию передернуло одновременно с ним. — В общем, полная жуть, но я не об этом собиралась ска…       Ее губы продолжали шевелиться, но Драко не мог разобрать ни звука — в ушах стоял шум.       «Пятнадцатого июня».       Вторник. А в понедельник они встречались на кладбище.       «Тело обнаружили только через три дня».       Полный пиздец, неужели никто за все это время даже не зашел к нему?       «Оно разбухло».       Случайная мысль — ты мог бы зайти и сам, видел ведь, в каком Фламель был состоянии — обожгла затылок. Но Драко моментально встряхнулся, послав к черту этот абсурдный порыв. Он не знал адреса, у него были ежедневные тренировки на другом конце Франции и вообще…       Голос Астории стал громче, нагло ввинчиваясь в сознание:       — Вы общались с ним, да?       — Нет, — на автомате ответил Драко. — Мы виделись всего один раз.       Перед глазами мгновенно встал тот вечер на Пер-Лашез. Прихрамывающий старик с теплым взглядом и волосами, похожими на одуванчик, такими же бесплотными на вид, как и он сам.       «Мне жаль, что ваша жена умерла».       «Стоит жалеть лишь о том, что можно исправить. А об этом… пустое. Мы с ней очень скоро встретимся».       Драко уже подбирал в уме слова, которыми сможет описать маме смерть ее друга по переписке, чтобы не сильно ранить.       Если она перестанет вести себя как ребенок и соизволит вернуться домой, конечно.       — Тогда по меньшей мере странно, что он выбрал тебя наследником, не находишь? — задумчиво произнесла Астория.       — Повтори?       — Если что, я повторяю это уже в четвертый раз, — она цокнула и закатила глаза. — В Министерство обратился исполнитель завещания мистера Фламеля и сообщил, что ты являешься одним из его наследников. Повезло, что это завещание составлено таким образом, что от тебя не требуется никаких заявлений о принятии наследства и прочих формальностей — достаточно устного согласия, и уже завтра тебя навестит сотрудник Министерства, чтобы огласить текст завещания и передать имущество.       — Я… Да, я согласен, — выдохнул Драко, все еще пребывая в некой прострации.       — Потрясающе, тогда я зайду завтра после работы.       Ни. За. Что.       Это сформировалось на уровне ощущений — отторжение. Нежелание впускать Асторию в свой дом, пусть она и была там не далее чем вчера.       — Каким образом секретарь министра связан с вопросами наследства?       Очевидно, его слова звучали грубо — Астория удивленно приподняла темные брови-ниточки.       — Не помнишь, как я выгляжу, но помнишь, кем я работаю?       — Это не ответ на мой вопрос.       Оглянувшись через плечо, Драко мазнул взглядом по огромному циферблату над лифтами.       Он опаздывал на пятнадцать гребаных минут. И будь его капитаном Солид, а не Вуд, ему бы пришлось научиться летать с метлой, торчащей из задницы.       — Видишь ли, завещание мистера Фламеля составлено довольно необычно, но, поскольку находится в рамках закона, должно быть исполнено так, как оно есть. И одно из его условий — вручить тебе завещанное имущество именно у вас поместье.       Не было никаких сомнений в том, что Асторию не устраивала его манера разговора: тонкие крылья носа возмущенно раздувались, а сама она периодически стреляла глазами по сторонам, будто проверяла, не обратил ли кто на них внимание.       — Полагаю, ты в курсе, что твой дом по-прежнему является одним из самых магически защищенных мест во всей Англии, — подчеркнуто деловой тон. — И раз принять наследство ты должен именно там, предполагается, что исполнять завещание должен либо сотрудник Министерства, который уже бывал у вас, либо тот, кому ты, как хозяин, дашь на это разрешение.       — И почему об этих потрясающих правилах никто не задумывался, когда мой дом в прошлом году обыскивали мракоборцы, которых я, как хозяин, не звал?       — Ты не понимаешь, это дру…       — Впрочем, плевать.       Драко почти сразу одернул себя: если он опять ввяжется в бессмысленный спор о том, как по-идиотски все устроено в Министерстве, они простоят здесь до утра.       А утро он планировал провести с Грейнджер. Возможно, с обнаженной Грейнджер. Возможно, с обнаженной Грейнджер, опускающейся на него сверху и издающей охуительно долгий стон.       Это если совсем не сдерживать свои фантазии. Хотя…       У него появилась еще одна идея. Пиздец какая соблазнительная.       — Я ведь могу выбрать любого сотрудника, так?       — Да, но я уверена, что безопасней будет выбрать того, кто уже бывал в поместье, — какого-то черта Астория настойчиво предлагала свою кандидатуру, держась при этом до странного напряженно.       — Абсолютно согласен.       Драко послал ей широкую усмешку, собираясь насладиться ее преждевременной радостью. Но полупрозрачные глаза Астории почему-то сузились раньше, чем он добавил:       — Я хочу, чтобы этим сотрудником была Грейнджер.

***

      За то, что у них появился хотя бы призрачный шанс пережить сегодняшний вечер, «друзьям» Гермионы стоило поблагодарить Люциуса Малфоя — днем он до глубины души поразил ее поведением нормального человека.       Саркастичного. Упрямого. Лишь немного отвратительного.       Как и все люди, в общем-то.       На большее Гермиона и рассчитывать не смела, а потому на радостях отвергла первоначальный план — появиться на площади Гриммо эффектно: из камина, посреди языков изумрудного пламени, с палочкой наизготовку, бормоча все известные ей проклятья…       Сейчас, терзая звонок в виде львиной головы, она сожалела о своем решении. Отчасти. Хотя поприветствовать того, кто наконец откроет ей эту чертову дверь, Летучемышиным сглазом тоже казалось недурной идеей.       Шаркающие шаги в прихожей нанесли плану-номер-два непоправимый удар — Кикимер был ни в чем не повинным, разве что несколько сварливым существом, волей случая оказавшимся в подчинении у таких злых, бессердечных, эгоистичных…       Дверь скрипнула, открываясь.       — Мисс Гермио-о-она, — прокряхтел Кикимер, плутовато глядя на нее снизу вверх. — А мы только вас вспоминали.       — Здравствуй, Кикимер, — быстро кивнув ему, она почти что влетела в коридор. — Гарри и Джинни. Где они?       От приказного тона его уши-лопухи затрепетали в экстазе.       — Хозяева в гостиной на втором этаже, — услужливо ответил Кикимер. — С ними еще…       Гермиона не дослушала — бросилась к лестнице. Ей было наплевать, даже если Гарри и Джинни пригласили на ужин самого министра магии. Да хоть профессора Макгонагалл! Это не помешает ей привести в исполнение как минимум половину жутких угроз, которые она мысленно посылала им с того момента, как Драко покинул ее кабинет.       Вторую половину она собиралась приберечь для Рональда.       «После того как боль Уизли станет невыносимой, я жду тебя у Забини».       Скорее всего, больше, чем половину.       Взбежав по ступенькам на второй этаж, она уже кинулась было к двери гостиной, как услышала яро спорящие голоса.       — Да успокойтесь вы, две истерички! Я уверена, у нее была причина!       — Что ты несешь, Джин, какая еще к черту причина?! Так нагло врать своим друзьям?!       — О Годрик, серьезно?! Это ты-то собрался говорить о вранье?       — Хватит, Джинни! Мы делаем это ради ее же блага!       Последний голос — палач, обезглавивший ее самоконтроль одним ударом.       Не слышав его около года, Гермиона могла разобрать каждый чуть хрипловатый звук. Как будто его обладатель всегда был немного сонным.       Рон.       Животная ярость внутри нее обернулась Венгерской хвосторогой и, раззявив клыкастый рот, обожгла все волной огня.       Рывок — Гермиона толкнула дверь и влетела в гостиную.       — Прекратите скармливать мне эту чушь про «благо», я прекрасно знаю, что вы просто тру… — Джинни осеклась на полуслове, заметив ее.       Подорвалась с кресла.       — Гермиона? — карие глаза шокированно расширились. — Что ты здесь?..       — Гермиона?       Рон, напряженно согнувшийся на диване рядом с Гарри, оборачивается, и мир сужается до размеров удивления на его веснушчатом лице.       Секунда зрительного контакта, и удивление застилает испуг, а во взгляде голубым цветом мелькает вина.       Рон сглатывает — понимает.       Медленно встает с дивана, обходит его и становится к ней лицом. Нервно одергивает край застиранной красной футболки.       Той самой тряпки для быка.       Судорожный выдох, и Гермиона делает первый шаг вперед. А дальше — все в тумане.       Ровно до момента, когда ее ладонь с размаха впечатывается в щеку Рона.       Гермиона била по лицу всего однажды — Драко на третьем курсе. И она до сих пор помнит, как от столкновения с твердым носом тогда болели костяшки пальцев. Как заложило уши, когда хрустнула кость.       Но щека Рона мягкая — удар легко сминает ее, и все, что сейчас ощущает Гермиона, — силу. Силу, с которой его голова дергается в сторону, а сам он отшатывается назад, жмурясь от боли.       Правая ладонь горит, и Гермиона встряхивает ее. Тяжело дыша, вглядывается в лицо Рона, наливающееся краснотой в месте, где она его ударила.       Краснел ли он так же от стыда, когда скармливал Драко ту наглую ложь?       — Ты! — рычит она и снова замахивается.       Кажется, Гарри кричит, чтобы она перестала, но не приближается. Потому что знает, Годрик, знаетзнаетзнаетзнает…       За миг до удара Рон зажмуривается еще сильней и ведет подбородком чуть влево.       П-подставляет ей щеку?       Ладонь замирает в нескольких дюймах от его лица и безвольно падает вниз. Это… Это неправильно. Он ведь даже не пытается защититься.       Гермиону трясет — она чувствует во рту соль, чувствует, как вниз с подбородка срываются капли, но лучше по-прежнему не становится. Облегчение не приходит с одной, даже сильной пощечиной, злость продолжает царапать горло и требовать:       Выпусти меня!       Выпусти. Выпусти. Выпусти.       Рука Гарри ложится на плечо, а Джинни громко шепчет: «Оставь ее в покое!»       Это спускает курок.       — Ты… — Гермиона цепляется за ворот футболки Рона и шипит ему прямо в лицо: — Я жалею о каждой секунде того времени, когда называла тебя своим другом!       Гарри все равно просит ее успокоиться и тянет назад — пальцы разжимаются от неожиданности. Не глядя, она рывком сбрасывает с себя его ладонь.       — Не трогай меня!       Приглушенно рычит от бессилия, потому что ей все еще не становится легче.       Фокусируется на Роне, который так и стоит столбом, и выкрикивает:       — Как ты мог?!       Не. Становится. Легче.       Руки дрожат от желания вцепиться ему в лицо и разодрать к чертовой матери каждую веснушку. Она нервно вертится по сторонам в поисках хоть чего-то, что сможет унять нестерпимое жжение злости в груди, и находит: отпихивает Гарри и бросается к дивану.       Сжимает в руках подушку, представляя на ее месте этого подлеца, и пытается разорвать ткань ногтями. Не выходит. Ничего не выходит. Не становится легче.       Сдавленный истеричный стон — и подушка летит в Рона. Бьет прямо в голову, но он даже не шевелится.       Просто стоит.       И эта дурацкая лживая покорность добивает Гермиону окончательно.       Она падает на диван, обнимает руками колени, утыкается в них лбом и больше не сдерживается — отпускает себя. Комната наполняется рыданиями, и Гермиона без понятия, как долго это продлится.       В какой-то момент она понимает, что Джинни сидит рядом и мягко поглаживает ее по спине. И у Гермионы просто не хватает сил ее оттолкнуть.       Успокоение приходит только тогда, когда брюки на коленях промокают насквозь.       Она поднимает голову и глубоко дышит, пытаясь прийти в себя. Находит глазами Гарри и Рона, которые так и не сдвинулись с места, и злость опять ревет внутри.       Уже тише, но все еще различимо.       — Съешь, тебе полегчает, — Джинни берет со стола маленькую вазочку с конфетами и протягивает ей. — Ты успокоишься, и мы сможем поговори…       Молниеносный бросок — и в Рона летит горсть конфет. Мимо. Следующая — в Гарри. Она снова промахивается.       Чертыхается про себя.       — Как вы могли?! — громкий всхлип.       Гермиона вытирает нос рукавом рубашки. Шарит по вазочке в поисках новых снарядов, но нащупывает лишь один. Это никуда не годится, так что она шуршит оберткой и запихивает в себя оставшуюся конфету.       Разгрызает зубами. Гоняет во рту кусочки карамели.       Это парадоксально, но…       Стало действительно легче.       — Вкусно, — со вздохом констатировала она.       Грудная клетка задрожала, расслабляясь, и Гарри будто почувствовал это, потому что отмер: сделал осторожный шаг вперед. Затем еще один. И еще.       Он опустился в кресло рядом.       — Теперь мы можем поговорить?       — Можем. Если он, — процедила Гермиона, ткнув в Рона пальцем, — будет стоять где стоит.       — Я и не…       — Лучше молчи, Рональд! — зарычала она.       Выдохнула.       — Вы все знали, ведь так?       Гарри забарабанил пальцами по подлокотнику.       — Так, — нехотя.       — Об этом ты пыталась мне рассказать? — Гермиона повернулась к Джинни, виновато убравшей руку с ее спины.       Подруга — а подруга ли она теперь? — еле заметно кивнула, и Гарри тихо выругался, чем только подбросил дров в затухающий костер ее злости.       — Не смей, — холодно, как будто не она только что тряслась здесь в истерике. — Даже не смей, Гарри Поттер. Она хотя бы пыталась сказать мне правду.       Услышав последнее слово, он недобро прищурился.       — Правду, значит, — усмехнулся он и вдруг спросил: — А ты, Гермиона? Ты сама-то пыталась сказать правду нам?       — Что? — растерялась она.       — Представь себе, весь долбаный мракоборческий центр знает, что ты…       — Давай не сейчас, Гарри… — попыталась вклиниться Джинни.       — Нет, блин, сейчас! — он впечатал кулак в подлокотник кресла. — Все вокруг знают, что она помогает папаше Малфоя выйти из Азкабана, а мы, ее друзья, нет! Так что ты там говорила по поводу правды, а, Гермиона?       Рот приоткрылся от шока — осознания, что она действительно забыла им рассказать.       — Я никому и ни в чем не помогаю! — Гермиона выпалила первое, что пришло на ум. — Я беседую с отцом Драко по указанию министра!       То, как его передернуло на «Драко», заставило ее крепко стиснуть зубы.       — Выходит, это Кингсли дал тебе указание держать все втайне от лучших друзей?       Какого черта?!       Гермиона быстро взяла себя в руки. Гарри, как обычно, пытался перекрутить ситуацию в свою пользу, чтобы не признавать вину, и сейчас она решительно не собиралась ему этого позволять!       Она поперхнулась нервным смехом.       — Ты хоть осознаешь, насколько абсурдно звучат «лучшие друзья» в твоем исполнении?       — Не больше, чем упреки во лжи — в твоем.       Гарри упорно продолжал гнуть свою линию, будто и не замечал то, как Джинни, сидевшая сбоку от нее, отчаянно жестикулировала, показывая, что лучше бы он заткнулся.       И лучше бы он правда заткнулся, потому что от нелепости этих претензий терпение Гермионы вновь приблизилось к критической отметке.       — …вообще не понимаю, как тебе пришло в голову умолчать о чем-то настолько важном! Отец Малфоя — это не то же самое, что сам Малфой, Гермиона! Он не просто засранец, он… — Годрика ради, убери ты этот взгляд! — он реальный Пожиратель Смерти, он, черт возьми, пытался убить нас в Отделе тайн!       Закипая, Гермиона попыталась возразить, но Гарри не дал ей вставить и слова.       — Ладно, ты вынуждена делать это по приказу Кингсли, но неужели было так сложно просто сказа…       — А тебе? — не выдержала она. — Тебе было так сложно рассказать мне про Драко?       Его глаза за стеклами очков неуверенно моргнули, а сам он захлопнул рот. Пару секунд просидел в молчании. Вздохнул. Попытался что-то сказать, но выдавил лишь: «Э-э, я…»       И сдался.       — Я не знаю.       Этот его обреченный тон еще больше вывел Гермиону из себя — буквально вырвал у нее из груди истеричный смешок:       — Думаешь, этого достаточно? Достаточно просто сказать «не знаю», и плевать, что кто-то другой потерял целый год своей жизни только потому, что Рональд захотел назад свою игрушку?       — Хватит винить во всем Рона! — вдруг крикнул Гарри. — Если бы мне Малфой сказал то, что тогда сказал ему, я бы отреагировал и похуже!       — И что же такого он сказал? — ядовито.       — Пусть Рон сам тебе расскажет, — отмахнувшись от удрученного вздоха Джинни, Гарри повернулся к нему.       Гермиона повторила его движение — выжидающе уставилась на Рона, который так и стоял у стены, будто перед расстрелом. Казалось, он сам только сейчас вспомнил, что вообще находится в этой комнате, потому что поднял на Гарри взгляд, полный замешательства.       — Давай, скажи ей! — нетерпеливо воскликнул Гарри.       Тишина в ответ.       — Ну же, Рон! Расскажи ей про Малфоя!       Он шумно сглотнул.       — Не надо, Гарри, — задушенным голосом. Избегая ее взгляда.       — Да что за бред?! — возмутился Гарри. — Ладно, раз ты не хочешь, я сам. Знаешь, что случилось тогда, Гермиона? Когда Рон спросил, какого черта у вас происходит, Малфой посоветовал ему узнать у Фреда, что мужчина может сделать с женщиной в спальне!       Гермионе понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное.       — Во-первых, он мог быть не в курсе, что Фред…       — Малфой знал, о чем говорил.       Рон.       Видит Годрик, лучше бы он и дальше молчал, потому что Гермиона не могла выполнять эти два действия одновременно — слышать его голос и не стискивать зубы от подступающей ярости.       Она вскочила с дивана, уверенная, что ее глаза сейчас метают угрожающие молнии.       — Бедный. Несчастный. Рональд! — быстрые шаги по направлению нему. — Да ты прямо доблестный рыцарь: защитил и память своего брата, и честь девушки! Просто блеск! О, я бы рассыпалась перед тобой в благодарностях, если бы не знала, что всего за несколько часов до своего подвига ты подлил мне в кофе дурацкое зелье похоти и пытался заставить себя поцеловать!       На фоне темно-коричневой стены бледность Рона выглядела пугающе мертвенной.       За спиной раздалось потрясенное оханье.       — И после этого ты, — шипела она, войдя в раж, — еще посмел соврать ему, что я выпила эту дрянь?!       Рон инстинктивно отшатнулся от нее и налетел на стену, но Гермиона продолжила наступать.       — Ты всю свою жизнь терпеть не мог слизеринцев, не так ли? Хочешь знать почему? — указательный палец уперся ему в грудь. — Потому что ты такой же, Рональд. Или нет… Ты даже хуже!       Его шея пошла красными пятнами в цвет футболки.       — Что б ты знал, Драко, судьбой которого ты так легко распорядился, никогда не прикрывался благими намерениями! И не искал себе оправданий! А ты даже сейчас продолжаешь прятаться за его спиной, и это… Это самая. Настоящая. Подлость!       Тут лицо Рона противно скривилось.       — Не сравнивай меня с этим…       Кажется, она замахнулась. Ненамеренно. Гермиона поняла это, только когда Гарри перехватил ее запястье. Опустил руку вниз.       Резко обернувшись, она наткнулась на сжатые челюсти и серьезный взгляд.       Направленный мимо нее.       — Выйдем?       Гермиона оглянулась через плечо — Рон кивнул ему и впервые за вечер сдвинулся с места.

***

      — Мы правда понятия не имели, что он пытался напоить тебя этим ужасным зельем! Да я бы убила его, если бы знала! — Джинни бушевала, как самый настоящий ураган.       Но потом останавливалась. Опускала руки и с надеждой заглядывала ей в глаза.       — Ты веришь мне, Гермиона?       Она задавала этот вопрос уже в третий раз. А Гермиона в третий раз отвечала:       — Верю. Но это не имеет значения.       — Почему? — в третий раз.       Чтобы разорвать порочный круг, вместо «Я не объясню, если ты сама этого не понимаешь» Гермиона со вздохом произнесла:       — Потому что вы уже мне соврали.       — Ты же знаешь, что я пыталась… — Джинни потянулась к ее рукам, сжимавшим подушку у живота, но Гермиона моментально отодвинулась по дивану назад.       — Пытаться и сделать — разные вещи.       — Ты даже не представляешь, как мне жаль.       — Я представляю.       Говорить с Джинни было легко по одной простой причине — та быстро осознавала свою вину. Опускала глаза и нервно дергала за ткань джинсов, когда получала от Гермионы очередную порцию холода, и это беспрекословное принятие работало как тройная доза Умиротворяющего бальзама.       Кричать больше не хотелось. Плакать — тоже.       Это был идеальный момент, чтобы попрощаться. Напомнить себе, что ее ждут Драко и ужин.       Однако невысказанные мысли продолжали жалить Гермиону, словно рой разозленных пчел.       — Ты хоть раз задумывалась, каково ему? — тихо спросила она. — Рядом со мной был Блейз, вы с Гарри писали мне каждую неделю, а кто был рядом с ним? Ты задумывалась об этом? Хотя бы раз?       Джинни отрицательно покачала головой, неловко отведя взгляд в сторону двери. Отсутствие даже намека на какие-либо звуки за ней наводило на мысль, что на самом деле между Гарри и Роном сейчас происходит нечто оглушительно громкое.       Рон.       «Покорность» в глазах. Знакомый голос.       И бессильная ярость, опять зудящая под ногтями.       — Знаешь, то, что Рон сказал ему… — Гермиона на секунду прикрыла глаза, прежде чем выдохнуть: — Это худшее из всего, что он мог сказать.       — Почему?       — Не могу объяснить, это касается не только меня. А если бы даже и могла… Не стала бы.       Резкие фразы, которые она вынуждена была выдавить из себя, прошлись по горлу наждачкой и погрузили мрачную гостиную в тишину.       Идеальный момент, чтобы попрощаться…       — Ты его любишь.       Джинни вдруг пробормотала это, и желудок скрутило в обжигающий узел.       Три слова. Три пожара внутри.       Они звучали тихо, но их было ни с чем не спутать.       — Это… Это вопрос? — голос испуганно дрогнул.       Джинни усмехнулась, фокусируясь на ее лице.       — Не-а.       — С чего ты это взяла? — до смешного упрямый вызов.       Жалость — вот что отразилось в глазах Джинни. Как если бы она была профессором Флитвиком, а Гермиона даже с сотой попытки не смогла заставить перо оторваться от парты.       — Начнем с того, что ты беспокоишься о Малфое гораздо больше, чем о себе, — медленно, делая между словами большие паузы, в которые так хотелось кричать. — Стоит кому-то не то что слово о нем сказать — просто не так двинуть уголком рта, и ты вспыхиваешь, как по щелчку пальцев. И знаешь, если сначала это можно было хотя бы списать на всплеск эмоций, то сейчас ты спокойна, Гермиона. Но все равно говоришь только о нем.       — Нет, я не… — она растерялась окончательно. — Я просто…       Такой человек.       Переживаю за него.       Все не так, как ты думаешь.       Не эти три слова. Слышишь? Не эти.       Беглый трепет ресниц, острожный взгляд вверх — и сочувственная улыбка Джинни почему-то отозвалась в ней знакомым голосом с долей издевки и разочарованием:       «Ты так отвратительно врешь».