ID работы: 9484237

Философский камень Драко Малфоя

Гет
NC-17
Заморожен
1136
автор
SnusPri бета
YuliaNorth гамма
Размер:
785 страниц, 39 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1136 Нравится 935 Отзывы 604 В сборник Скачать

Глава 31. Стазис

Настройки текста
      Жидкость в котле почернела, и знаете что? У меня руки дрожат. От восторга.       «Гниение». Последний этап черной стадии. Я приступаю к белой — думаю добавить мышьяк или олово, чтобы свертывалось быстрее.       С каких пор у меня вообще есть способности к зельеварению? Ладно, все как обычно. Даже если берусь за что-то, чего не знаю, у меня получается. Потому что у меня получается все — такое мое наследие. Кровь не вода и все такое.       Забавно, потому что каждый день своего детства я считала иначе. Глядя на людей, которых жизнь навязала мне как родителей, я не могла взять в толк, почему между нами нет совершенно ничего общего — даже под ноготь мизинца не забьется. Похоже на то, когда ты просыпаешься после похмелья и никак не можешь понять, где ты, куда подевалась одежда и что это за люди вокруг тебя.       Только так каждое утро.       Это изменилось на зимних каникулах, после того, как мне исполнилось четырнадцать. Учтите, вы первый, кому я об этом рассказываю, так что слушайте внимательно даже если от некоторых моментов вам захочется провернуться в гробу.       Родители почему-то не смогли встретить меня и сестру на перроне (уверена, Элеонора опять выбирала нам какой-то слащавый подарок на конец семестра). Я стояла у выхода и, буквально стоически храня молчание, наблюдала за тем, как сестра пытается навязаться к своей подружке-шлюхе — погулять до вечера. Можно подумать, у той больше дел не было: ее же ждала вершина «возвышенных» стремлений их тупоголовой компашки — человек с членом парень.       В какой-то момент мне осточертело, и я вылетела сквозь эту чертову арку на платформу к магглам. Они, конечно, то еще зрелище, но в тот момент мне было плевать.       Потому что ОНА стояла прямо там, привалившись к соседнему столбу. И смотрела на меня.       Ее печатали на разворотах «Пророка» уже полгода, не меньше, и, я уверена, маггловское правительство тоже было в курсе. Не могло не быть. Но она стояла на перроне самого оживленного вокзала самого оживленного города и по совершенно необъяснимой (тогда еще) причине смотрела прямо на меня.       Я абсолютно точно должна была испытывать страх, но почему-то думала о том, что у нее красивые волосы. Даже частично спрятанные этим громадным капюшоном темного плаща, в котором в окружении магглов в ярких шмотках она выглядела как обычный человек на фестивале Марди Гра. Или как чернильная клякса на детском рисунке.       Она слегка поманила меня пальцем, и все эти тупые сравнения — вот НАСТОЛЬКО тупые, что до сих пор их помню, — вылетели из головы пинком под зад. Страшно все еще не было. Только интересно.       Я сделала буквально шаг, и она сорвалась с места — к выходу. Наверное, кто-нибудь нормальный на моем месте просто выдохнул бы с облегчением и остался на перроне ждать сестру или позвал мракоборцев, но… Это был бы кто-то нормальный. А я — по-прежнему не очень-то уверенная, что мне не показалась — поспешила следом за разлетающимися полами ее черного плаща.       Не оглядываясь, она выпорхнула из дверей вокзала, пронеслась вихрем мимо череды лавочек у подземки напротив, миновала пешеходный переход, совершенно не утруждая себя тем, чтобы оглядываться по сторонам. Я не могла похвастаться таким же безрассудством, так что медлила. И злилась, потому что она, свернув на Крестфилд стрит, уже быстрым шагом продвигалась к скверу, шапки деревьев которого выглядывали из-за кирпичных стен, будто им тоже было до чертиков любопытно. Совсем как мне.       Не знаю, лучше бы было, потеряй я тогда ее из виду.       Когда я добежала до сквера с полным ощущением, что вот-вот выплюну собственное сердце, она уже ждала меня, чинно присев на краешек лавочки. С ровной спиной. Руки — на коленях. Лодыжки мягко перекрещены.       Я тогда подумала, что если она ТАК ведет себя после Азкабана, то там, должно быть, просто какой-то частный пансион. А дементоры — всего лишь гувернантки, которые в наказание оставляют тебя на ночь без печенья к стакану теплого молока.       Я подошла к ней почти вплотную, но она продолжала молчать. Ее взгляд оставлял у меня под кожей ожоги, и я даже пожалела, что переоделась из мантии в летнее платье.       А еще я не нашла ничего лучше, как сказать ей, что не дружу с Поттером. Дура. Думала, это чертовски остроумно.       Уже тогда с нее спал весь лоск и дал дорогу дикости. Она нервно, почти крича, ответила, что ей «плевать на мальчишку». И тут же изменилась в лице. Помню, я испугалась, когда услышала, как она бормочет себе под нос. Будто… просит у кого-то прощения?       Она быстро уточнила, что это «только пока», а потом резко спросила, знаю ли я, кто такая. Ее глаза впились в меня, как два стальных крюка.       Я назвала имя, но это ее не устроило. Я решила уточнить, что не так.       После этого ей словно стало неприятно на меня смотреть. Не могу объяснить, но ощущение было такое, будто мне дали пощёчину.       Но она недолго корчила из себя невесть что: очень скоро усмехнулась сухими губами и спросила, замечала ли я, что отличаюсь от сверстников. И это не звучало как вопрос.       И конечно, я замечала. О чем речь, у меня был мозг, и больше того, я умела им пользоваться. Редкий случай в царстве бушующих гормонов и спермотоксикоза. Не то чтобы сейчас положение дел изменилось.       Кажется, ее устроила моя реакция, потому что улыбка стала шире и… Святой Салазар, забудьте все, что я говорила про Азкабан-частный-пансион, потому что там явно никто не слышал о существовании зубной пасты. Ее зубы привели меня в ужас, и я очень надеялась, что это хотя бы не отпечаталось у меня на лице.       Она попросила меня рассказать подробней. Об отличиях. И я не собиралась раскрывать все карты…       Но слишком поздно поняла, что ее губы не шевелились, когда она задавала вопрос.       Я усмехнулась и попросила ее загадать число. Любое. Кровь прилила к лицу, но вместе с ней по телу заструилась магия, и от волнения не осталось и следа.       Я сказала «семь» раньше, чем мысль как следует оформилась у нее в голове. Дешевый фокус.       Я потянулась дальше, поражаясь, с какой легкостью вхожу в ее сознание. Как нож в подтаявшее масло. Хотела шутки ради убедить ее… не знаю, навестить дантиста? Я сосредоточилась на этой идее, направляя ее мысли в нужное мне русло, формируя их. Так, как мне надо. Так, как я поступала со всеми вокруг уже на протяжении…       А потом в мой мозг будто впились тысячи игл сразу, и я, чудом не ослепнув от боли, оказалась заперта в чужой голове. Ни вперед, ни назад.       Вот почему сначала было так легко. Она сама пустила меня. А потом…       Ее мысли атаковали меня, как бладжеры. Под веками запульсировали, перегоняя друг друга, черные и белые вспышки.       Я буквально слышала, как трещат черепные кости.       Не знаю, сколько так продолжалось. Когда свет и темнота в очередной раз врезались мне в глазницы, все вдруг — на долю секунды — сложилось в образ. Темноволосого мужчину со смутно знакомой холодностью в лице.       Сразу после этого она выплюнула меня из своей головы. Я согнулась пополам в надежде, что боль удастся просто выблевать, но меня даже не тошнило. Меня — мое сознание — выворачивало наизнанку и перекручивало, будто кто-то выжимал тряпку. Перед глазами плясали звезды — остаточный эффект.       Она, поджав губы, сказала, что это было не так уж плохо. Очевидно, это приблизительно равнялось неуду, потому что потом она добавила, что у меня напрочь отсутствует настойчивость. И я не борюсь.       Ха. Вместо протеста у меня тогда вырвался какой-то сиплый лающий смех.       Она продолжала плеваться упреками с таким лицом, будто я стояла тут перед ней, обмазавшись дерьмом соплохвоста.       Итак. Я настолько уверена в себе, что не думаю ни о сопротивлении, ни о защите. Я «девчонка» — не знаю почему, но из ее уст это звучало как худшее оскорбление. Еще я сразу сдаюсь, если что-то идет не по плану, и трачу свой потенциал на идиотские фокусы.       Она на меня наорала. Или, учитывая ее тембр, лучше сказать «навизжала»?       В любом случае, я понятия не имела на черта, но у меня просто не было сил ответить. Я плюхнулась на лавку как мешок с дерьмом. Соплохвостовым. Возможно, в брезгливом выражении ее лица была крупица смысла.       Эта ситуация выглядела как бред сумасшедшего, так что я просто отпустила. Отходила от вертолетов перед глазами и делала вид, что слушаю.       Я делала вид, пока она не сказала, что в таком сыром виде не станет показывать меня ЕМУ.       В голове как будто что-то щелкнуло. Некий пазл. Я не знала и не могла знать, о ком она, но как будто… почувствовала, что это имеет значение. Для меня.       Перед глазами тогда встал образ, который едва-едва перестал пульсировать внутри черепа. Если бы я только понимала, насколько права.       Она сказала, что я получу ответы на все вопросы, когда буду готова, но сомневаюсь, что речь шла о моей психической устойчивости. Ни капли. Она имела в виду, что я получу то, чего хочу заслуживаю, как человек, которого необъяснимым образом втягивают в необъяснимую хрень, когда сделаю то, чего хочет она.       Такой вот веселый бартер…       С мамой.       Но это я узнала гораздо позже. Сама. Перерыв кучу семейных (не совсем, как оказалось) альбомов, соотнеся все даты до секунды.       Тогда она просто кинула мне в руки кулон с изображенной внутри женщиной по имени Лита. Сказала, что свяжется со мной первая и назначит первый урок.       Она растворилась в клубах черного дыма, а я просто сидела, подогнув под себя колени и пялилась на обвившуюся вокруг руки золотую цепочку. Холод металла был единственным, что напоминало мне о реальности произошедшего.       Позже она действительно связалась со мной. И я пришла. И приходила все лето.       И потом, на каникулах. И следующим летом. Я тренировалась, пока мне не стало достаточно.       А потом, спустя год, в канун Рождества, просто выпотрошила ее сознание до состояния кровавого месива и достала оттуда все, что имела право знать. Я не сдавалась, пока не вырвала последнюю крупицу. Как она меня и учила.       Ну вот и все, кажется.       Пойду добавлю мышьяк.

***

      Веки задрожали, открываясь, и картинка перед глазами постепенно обрела фокус.       Потолок гостиной Грейнджер, которую заволокло едким запахом от кипящих котлов.       Подлокотник дивана упирался Драко в затылок, а от подушки — этого крошечного декоративного квадратика — осталось одно название: она свалялась, как колтун, где-то у правого уха.       Он приподнялся на локтях, попутно разминая шею, и оглядел комнату.       Губы расплылись в улыбке. Грейнджер, уткнувшись лицом в сложенные на крышке руки, сопела над одним из котлов. К потолку от него змеилась тонкая струйка пара, и Грейнджер то и дело передергивала во сне плечами — очевидно, когда ее носа касался концентрированный аромат.       Из-за этой сущей мелочи Драко почему-то хотелось продолжать улыбаться до боли в скулах. Но он быстро привел себя в чувство.       Тебе не пятнадцать, черт возьми, чтобы умиляться тому, как спит девчонка.       Хотя… Едва ли его в пятнадцать волновало что-либо кроме собственного отражения в зеркале и вечно недовольного взгляда отца. И это была еще менее удачная тема для хорошего начала дня.       Драко рывком сел на диване и с нажимом провел по лицу руками. Сделал глубокий вдох. Выдохнул.       Видимо, непозволительно громко, потому что копна каштановых волос недовольно зашевелилась на своей импровизированной металлической подушке. Жест, который Грейнджер едва ли осознавала, скрывал в себе угрозу: пушистые кудри в движении были похожи на готовое к прыжку животное, и это не могло не развеселить Драко снова.       Он быстро поднялся с дивана и, чуть ли не на цыпочках лавируя между упорядоченным хаосом из аккуратно нашинкованных и разложенных на досточках по всему полу ингредиентов для зелий, добрался к Грейнджер.       Остановился над ней и просто… просто забил на дурацкий нервный зажим, который изначально мешал ему наслаждаться этим. Миром в каждой ее отточенной, но такой естественной грани. Тем, как она подогнула под себя ноги и упала щекой на руку. Тем, как легкий загар натянулся на острых коленках. Тем, как танцевали веснушки на ее оголенных плечах.       Тем, что у нее были поистине вездесущие волосы.       Драко склонился перед ней раньше, чем осознал это. Подхватил под коленки и поднял в воздух — так же легко, как свою новую Молнию. Замер снова, ощущая, как теплое дыхание заворчавшей во сне Грейнджер ластится к шее. Слыша, как разгоняется от этого собственное сердце.       Тело будто единолично захватило власть, пользуясь тем, что мозг еще не до конца стряхнул с себя сон. Как итог, Драко стоял столбом посреди гостиной, беспорядком напоминающей класс Снейпа после звонка на перемену, и, держа на руках сонную Грейнджер, не мог понять, куда ее теперь…       Будто чуя его смятение, она заворочалась, прижимаясь поближе. Судя по всему, спать у него на руках ей нравилось больше, чем на крышке котла.       Сомнительный, но комплимент.       Ее нос уткнулся ему в грудь так мягко, что это было похоже на удар заточенного копья, потому что дышать стало нечем.       Кажется, у Драко подрагивали пальцы.       Он критически оглядел комнату и без энтузиазма остановился на диване и измятых практически в ничто подушках.       Ладно. Это все еще лучше, чем крышка котла.       Три зигзага по минному полю дощечек и ингредиентов — и вот он уже согнулся над диваном, бережно сгружая Грейнджер туда. Попутно пытаясь поправить подушки. И заодно не шуметь.       И — совсем нехотя — отцепить от себя тонкие пальчики, держащиеся за ворот футболки. Наверное, эта ситуация была абсолютно нормальной, но он чувствовал, как по спине змеится капля пота.       Потому что еще никогда и ни с кем не обращался так… трепетно.       Максимально осторожные движения рук, разгибающих каждую фалангу. Взгляд, совершенно рабски прикованный к дрожащим длинным ресницам. Полное нежелание отодвинуться хоть на дюйм.       Но диван слишком узкий, чтобы лечь рядом, и вообще…       Вдруг теплые губы невесомо коснулись щеки, и все, о чем Драко думал, будто взорвалось в этой самой точке.       Он застыл, склонившись над Грейнджер, крепко сжимая рукой подлокотник. Раздувая ноздри. Таращась в глаза, которые оставались закрытыми.       На ее губы, которые уже расслабленно и с тихим свистом вбирали воздух. Словно не они целовали его только что. Во сне. Чистый порыв.       Первый выдох за это длинное мгновение — тяжелый и тихий. Драко оттолкнулся от подлокотника и выпрямился, чувствуя себя так, будто в спину вшили железный прут. А следом расплавили, потому что как-то иначе объяснить то, что внутри все горело, он просто не мог.       Он с тихим щелчком закрыл за собой дверь, и прохладный воздух коридора остудил агонию под кожей.       Придурок. Его девушка поцеловала его. И что? Обычная ситуация. Они целовались уже сотню раз.       Но никогда — так. С оголенной беззащитной нежностью выключенного сознания.       Как будто легкий мазок губ по щеке значил больше, чем вчерашний секс. Как будто вчерашний секс значил больше, чем все, что было между ними в библиотеке позавчера.       Драко как будто с каждым днем погружался все глубже, и до сих пор не понимал, ныряет за первоклассным жемчугом или захлебывается илом и тонет.       Он зашел на кухню и залпом осушил стакан воды.       Ничего такого. Обычная ситуация.       Только в висках почему-то выстукивал отрицание пульс.

***

      Дорогая мама!       Херня. Звучит так, словно он только что сбежал из тупого исторического романа. Написал бы еще «матушка», черт возьми.       Многоуважаемая миссис Малфой!       Ну нет. Она будет изводить его за сарказм хуже, чем Снейп — Поттера за то, что унаследовал внешность папаши.       Давай не будем ссориться?       Ведет себя, как отец.       Тот раньше так и подходил к маме, греющейся у камина после очередной их холодной войны, приобнимал за плечи и вкрадчиво предлагал перемирие. Но не мир: в их доме никто и никогда не жил с открытым забралом и без палочки, спрятанной в рукаве.       Мам,       Прости.       Точка оставила в пергаменте дырку, и Драко скрипнул зубами, удерживая руку от того, чтобы снова перечеркнуть все жирной линией.       Кое-что случилось. Кое-что очень хреновое, мам. Дома, возможно, будут обыски, так что лучше оставайся у Андромеды. Я сам все решу.       Драко довольно покачал головой, перечитав написанное. И приписал:       Подробности при встрече.       Да, он знал, что заставлять маму нервничать — паршиво. Но ничего не мог с собой поделать. Равно как и не мог заставить себя сказать главное, ради чего вообще затеялся с письмом: только идиот, совершенно не знающий его маму, мог всерьез беспокоиться, что она ступит хоть шаг из дома своей сестры, пока он не будет ползать у нее в ногах, моля о пощаде и каясь.       Причина появления слов на бумаге заключалась совершенно в другом. В другой, если быть точнее.       В волшебнице, не менее гордой и решительной, чем мама, но гораздо, гораздо более всепрощающей, когда дело касалось его дерьма. Почему — знал, наверное, один гриффиндорский Годрик. Или кто там научил Грейнджер вычеркивать из памяти чужие долги.       Хорошо, что у Драко все его долги сидели на подкорке. Плохо, что рассчитывался он по ним так же медленно, как Долгопупс учился летать на метле.       Но сейчас ему представился шанс выплатить хоть что-то — хотя бы сраную часть. Грейнджер впервые попросила его. И он выполнит, даже если для этого придется сделать то, чего он хочет меньше всего на свете. Даже меньше, чем попробовать Берти Боттс со вкусом ушной серы. Даже меньше, чем снова пережить шестой курс.       Довериться своей матери. Это же хуже, чем все перечисленное вместе.       Но волшебница, которой он задолжал полжизни… волшебница, принадлежащая ему всецело и одновременно не принадлежащая вовсе, попросила его. И это было больше его протеста.       Скрип пера был созвучен натужному скрипу зубов.       P.S. С тобой хочет встретиться Гермиона Грейнджер.       Моя девушка.       Нет. Он будет гребаным трусом, если оставит так. К черту.       Драко приписал в конце те же самые слова и, игнорируя порыв разорвать письмо в клочья, сложил пергамент и запечатал конверт.

***

      Когда он уходил на тренировку, Грейнджер еще спала.       Когда он вернулся, было около трех, и Грейнджер даже не думала покидать гостиную: поочередно помешивала булькающее варево в котлах, отмеряя время на маленьких карманных часиках.       Кажется, Грейнджер едва заметила, что он дома. Хотя Драко специально громко бросил на пол сумку с вещами.       Все, чего он удостоился, — кивок головы.       Ничто в Грейнджер не напоминало ту беззащитную девчонку, которая сегодня утром, не просыпаясь, клюнула его в щеку, цепляясь за ворот футболки. И это и радовало его, и расстраивало одновременно.       Драко не знал, сколько простоял, подпирая боком дверной проем и наблюдая за ее работой. Он насчитал двенадцать помешиваний.       — Как продвигается?       Грейнджер какое-то время молчала, а потом агрессивно сдула с лица прядь волос.       — Из хорошего — квартира пока не взлетела на воздух, — вздохнула она. — А из плохого — все остальное.       — Думаю, ты преувеличиваешь, — Драко подошел ближе. — По крайней мере, ничего не свернулось, и… — он склонился над одним из котлов, принюхался и шутливо поморщился, — почти не воняет.       Грейнджер нахмурилась и с остервенением взбаламутила жидкость в том котле, у которого он остановился. Кажется, попытка разрядить обстановку осталась без внимания, и от этого внутри у Драко заворочались соплохвосты.       Он помялся в гостиной еще какое-то время, наблюдая за тем, как кипит работа. Грейнджер сосредоточенно шинковала растения, названия которых он не помнил, должно быть, чтобы ускорить процесс настаивания златоглазок, теперь плававших в маленьком котелке у ее ног. Утром его еще не было.       Утром ей — спящей, что даже смешно, — еще было дело до чего-то другого. Кого-то другого.       Драко несколько раз открывал рот, но, не чувствуя на кончике языка ничего, кроме ругательств, беспомощно закрывал его. К черту. С каждой секундой, что его присутствие здесь было сродни ночному бдению Плаксы Миртл под потолком женского туалета, он все отчетливей видел в мыслях, как переворачивает эти котлы и устраивает здесь долбаный потоп.       Пару секунд назад он даже испытывал облегчение оттого, что между ними не витает эта слащавая всеобъемлющая нежность, из-за которой он чувствовал запах гари своей привычной жизни… ну, тех крупиц, что от нее оставались. Сейчас же у него в бешенстве раздувались ноздри оттого, что он этого больше не чувствовал.       Только слышал планомерный стук ножа о разделочную доску. Кипение жидкости. Тиканье часов. Он громко прочистил горло, намереваясь любой ценой завладеть вниманием своей гребаной девушки, которая вряд ли замечала, что он все еще здесь, но оглушительная трель звонка буквально запихнула кляп ему в рот.       Ну, зато это заставило Грейнджер наконец вытащить свою чертову голову из плеч. Она вздрогнула, выпустила из рук черпак и растерянно, будто резкий звук ее разбудил, подняла на Драко глаза.       Да, дорогая. Я по-прежнему тут стою.       Трезвон, ездивший по ушам, стих.       — Кого-то ждешь? — спросил Драко, стиснув в кулаке подкладку кармана.       Грейнджер отрицательно помотала головой, приоткрыла рот, но не успела выдавить ни слова — квартиру вновь заполнила планомерная истерика дверного звонка.       Самая гостеприимная хозяйка из всех, что он встречал, с тихим вздохом оглядела хаос вокруг себя и обратилась к Драко с почти жалобным выражением лица.       Как прекрасно, что его не нужно было просить дважды. Или вообще просить.       Сунув вторую руку в карман джинсов, он молча покинул комнату, направляясь к входной двери. Звонок разрывался так, будто какая-то сволочь по ту сторону просто зажала клавишу пальцем и не отпускала.       И с каждой секундой догадок о том, что же это за сволочь, становилось все больше. Рывком провернув ключ в замке и дернув на себя дверь, Драко убедился в своей правоте.       — Забини, — подчеркнуто спокойно произнес он. — Ты идиот?       Друг лучезарно — даже победоносно, как, в принципе, и всегда, когда делал какую-то хрень, — улыбнулся ему и убрал наконец свою гребаную руку от гребаного звонка.       — Зря ты так, я ведь мог зайти и без стука, — Блейз протиснулся в коридор; в голосе у него играло веселье. — Но решил поберечь свою психику и дать вам время одеться.       Драко захлопнул входную дверь и стиснул пальцы на ручке. Если бы Забини знал, насколько далек от истины, черт возьми, поберег его психику от таких шуток.       И не давил бы на больное.       Ну… возможно, для человека, под которым Грейнджер вчера дрожала от удовольствия, распластавшись на кухонном столе, Драко слишком драматизировал. Или нет.       Он пытался быть реалистом — концентрировался не на том, когда у него был секс, а на том, когда теперь, учитывая обстоятельства, будет.       Дверная ручка скрипнула в его мертвой хватке, и взгляд Забини стал совершенно ублюдски, совершенно издевательски сочувственным.       — Грейнджер в гостиной, — буркнул Драко, дернув головой в сторону комнаты.       — А я не к ней, — Блейз загадочно поднял бровь. — Я к тебе.       Персональный клоун, чтобы он не заскучал? Потрясающе.       — Что, тебе даже не интересно зачем?       — Какая разница, интересно мне или нет, если ты все равно расскажешь?       — У-у-у, — присвистнул Забини. — Гляжу, семейная жизнь идет на пользу твоему ангельскому характеру.       На словах «семейная жизнь» в животе родилось пугающе приятное чувство. Настолько, что Драко стало плевать на шпильку в свой адрес.       Он заставил себя закатить глаза: что ты, мол, несешь, идиот. Обошел Блейза, легко задев плечом, и толкнул дверь в гостиную.       Грейнджер, за это время не сдвинувшаяся ни на дюйм, вопросительно подняла голову. Драко привалился к дверному проему, изучая ее рабочее место. С каждой секундой ему все больше хотелось, чтобы чертовы котлы, укравшие ее внимание, взлетели на воздух.       — Поздоровайся, — кивнул он в сторону Забини, заглянувшего внутрь комнаты.       Друг оглядел кипящие субстанции и принюхался.       — Гермиона, — в голосе у него прорезались панические нотки, — умоляю, скажи, что ты не пытаешься приготовить суп.       Драко невольно фыркнул и заработал от нее угрожающий взгляд. Третий хоть какой-нибудь взгляд за сегодня.       — Блейз, — переключившись на Забини, она кисло приподняла уголок губ. — Как всегда остроумно.       — Рад, что ты оценила, — бросил друг, подходя ближе к котлам. — Так что это?       — Оборотное.       Грейнджер возмущенно уставилась на Драко, который ее опередил.       — Я сама могу разговаривать.       — До этого ты не казалась мне особо разговорчивой, — парировал он, склонив голову набок.       Дурацкий повод. Дурацкая привычка вечно подначивать ее, но это того стоило, черт возьми. Стоило минуты славы, в течение которой Грейнджер прожигала в нем дыру, наплевав на сраные котлы.       Разглядывая ее в ответ, Драко уже собирался сгрести ее в охапку, закинуть на спину и утащить к дракклам подальше от ее экспериментов. Куда-нибудь, где можно будет поцеловать ее, не опасаясь, что в процессе она вспомнит о том, что забыла добавить в зелье лирный корень или что-то вроде того.       Он оттолкнулся от дверного косяка и почти шагнул вперёд, но…       Долбаный Забини.       — Что-то подсказывает мне, что я невероятно не вовремя, и знаете, это так обидно, — Блейз сделал вид, что смахивает слезу. Чертов позер. — Я вынужден обработать душевные раны на кухне — стаканчиком огневиски. Грейнджер, ты ведь его еще не допила?       — Я?! — она округлила глаза так, будто Забини подозревал ее минимум в убийстве пары десятков волшебников. Или прогуле урока.       — Ну, если бы это сделал твой парень, ты бы вряд ли сейчас могла так… сидеть. Видишь ли, алкоголь всегда выпускает наружу животное, сидящее в нас. В случае Драко, гм… — этот уродец понизил голос до двусмысленного шепота, — змея.       Драко невольно представил, как длинный язык Блейза завязывается в Гордиев узел, который он впоследствии разрубает мечом. Грейнджер же с чувством хлопнула себя ладонью по лбу и замерла в таком положении.       — Это самый отвратительный эвфемизм из всех, что только есть! — почти жалобно простонала она.       — На твоем месте я бы не был так уверен, — хохотнул Забини. — Одна мамина подружка недавно издала свой любовный роман, так вот там…       Он выдержал продолжительную паузу, будто давая им шанс сделать вид, что это кому-то действительно интересно. Придурок.       — Трубочки с кремом ребят. Я серьезно.       Смешок не удержался у Драко внутри, хотя — для протокола — пытался. Просто лицо Грейнджер в этот момент выглядело неописуемо: будто у нее заболели все зубы разом и, чтобы справиться с этим, она резко вдохнула веселящий газ.       — Это… — прошептала она, давясь хохотом, — это очень… глубокая метафора, очевидно.       — О да, мамина подруга настоящий талант, — Забини заявил это с такой гордостью, будто сам приложил к шедевру руку мастера. — А теперь угадай, что она назвала вертикальной улыбкой?       Грейнджер накрыла рот руками и зажмурилась, покачиваясь на своем месте и делая вид, что ее сейчас стошнит прямо в котел.       Ах да, котел. Вернее даже три котла и крошечный котелок, ни на один из которых она не обращала внимания с тех пор, как харизма Блейза воцарилась в гостиной.       Драко же в свое время удостоился лишь быстрых жестов и односложных ответов.       — Грейнджер, твоя фантазия крайне испорчена, — с укором заключил Блейз. — Знаешь, это ведь могло быть что-то другое.       — Что, например? — посмеиваясь, она подняла бровь.       Забини развел руками.       — Кто сказал, что я лучше тебя?       Грейнджер уже открыла рот, чтобы продолжить шутливую перепалку, но у Драко честно больше не осталось сил на это смотреть.       — Забини! — рявкнул он, заставив Блейза и Грейнджер вытаращить глаза. — На кухню. Сейчас же.       Эти двое переглянулись, прежде чем Грейнджер осторожно, будто обращалась к ребенку, отобравшему отцовскую палочку, спросила:       — Драко, что-то не так?       — Все прекрасно, — голос едва не дрогнул от злости. — Просто не хочу, чтобы Забини тебя отвлекал. Ты ведь была занята, верно?       Грейнджер смотрела на него так растерянно, словно пыталась решить, что лучше: заплакать или сломать ему нос. Наверное, ему должно было стать стыдно, потому что каких-то пару секунд назад она беззаветно смеялась. Или страшно: у нее был хороший удар.       Наверное, должно было, но не стало. Она игнорировала его все то время, что он находился здесь.       Однако сладкое удовлетворение от маленькой победы загорчило на языке, когда Грейнджер напряженно сглотнула ком и велела Блейзу идти и дать ей отмерить нужное количество рога Двурога.       Вчера Драко осознал, что его вообще не заводит редкая ненатуральная покладистость Грейнджер, и сейчас он только убедился в этом сильнее. Сдерживаемый ею огонь буквально трещал на кончиках пальцах, и нутро сводило от желания им обжечься.       Возможно, следовало немного ее подтолкнуть.

***

      — Ты в курсе, что не обязан вести себя как маленькая истеричка всякий раз, когда Грейнджер улыбается кому-то другому? — Блейз закрыл за ними дверь на кухню. — Ну, знаешь, это не то чтобы какое-то непременное правило идеального па…       — Ты сказал, что пришел ко мне, а не к ней, — оборвал его Драко, привалившись спиной к барной стойке и скрестив руки на груди. — Говори.       — О, так ты меня ревнуешь? — Блейз произнес это, как самое идиотское предположение в мире. Что-то вроде отношений Филча и Макгонагалл.       — Я жду.       — Мне пришло письмо… — Забини выдержал эффектную — должно быть, в его фантазиях — паузу. — От твоей матери.       — Всего одно? Твоя постоянно мне пишет.       Блейз, подперев холодильник напротив, просто показал ему средний палец.       — Да-да. Вот только это была кричалка, — натянуто улыбнулся друг.       — Ты был настолько плох?       Блейз фыркнул так, будто и не ждал иного ответа.       — Точно получше, чем ты.       — Херня. Что там насчет кричалки?       Пикировка с Забини была приятна — даже странно, что раньше у Драко в такие моменты зубы сводило от раздражения. Что-то подобное он сейчас испытывал по отношению к школе: укол тоски оттого, что больше не вернется в место, которое всегда думал, что ненавидит.       — Кричалка… м-м. Вообще-то она была адресована тебе, так что, согласись, твоя шутка теперь обретает… новый смысл.       — Заткнись.       — И все? То есть ты даже не хочешь узнать, за что Нарцисса назвала тебя мелким неблагодарным засранцем?       — Она так сказала? — Драко в сомнении поднял бровь. Слишком простое оскорбление для его матери.       — Ну, в действительности, это не прямая цитата, но в общем тоне послания я как-то упустил некоторые детали.       — Почему бы тебе не остановиться на деталях, которые ты не упустил?       Блейз отлепился от холодильника и полез в угловой шкаф за огневиски; следом достал два стакана.       — Так ты пытаешься намекнуть, что мне это не понравится?       — Нет, — Забини невозмутимо отвинтил крышку и наполнил стаканы алкоголем. — Второй для Грейнджер. Это ведь ее твоя мать ждет в гостях в понедельник. Одну.       От неожиданности Драко поперхнулся воздухом.       — Что, черт возьми?       — Если я правильно понял Нарциссу, ты сам сказал, что Грейнджер хочет поговорить с ней, — сощурился Блейз. — Это обида на то, что тебя не пригласили?       — Срать. Она не пойдет одна, — Драко мотнул головой, сдерживаясь, чтобы не начать мерить шагами комнату. — Абстрагируясь от того, что моя мать совершенно беспочвенно ждет, что я буду днями вымаливать у нее прощение за какую-то незначительную хрень, Грейнджер не вернется в этот гребаный дом без меня.       Этот. Не «мой». И почему-то формулировка чертовски правильно ощущалась на языке.       — С чего ты взял, что Нарцисса приглашает ее в Мэнор? Ты же сам сказал ей оставаться у сестры.       Драко пожал плечами, скрывая облегчение. Черт знает, о чем он думал. Но даже если и так — даже если Грейнджер не грозит встретиться с местом их самых худших и, возможно, самых лучших совместных воспоминаний в одиночку — плевать, он все равно не пустит ее одну.       — Надо поговорить с мамой в понедельник, — Драко сжал двумя пальцами переносицу, жмурясь от давления. — Она устраивает какой-то цирк.       — Она ли? — уголок губы Блейза подтянулся в усмешке. — Ты написал ей, что у вас дома скоро будут обыски и… ни слова больше. По-моему, она была мягкой. Ты заслуживаешь подзатыльник.       — А ты — долгую и нудную лекцию о дерьмовом влиянии физического насилия на детей.       Забини окинул скептическим взглядом шесть футов и все сопутствующие дюймы его роста. Он явно собирался прокомментировать это, когда робкий стук в кухонную дверь завладел вниманием их обоих.       — Грейнджер, мы одеты, если ты этого боишься, — в голосе Драко появились веселые нотки. Серьезно, она стучится в собственном доме?       Скользнув в комнату, она нахмурилась в ответ на его насмешку. Ну что ж. Еще одна маленькая месть за утро, в котором его для нее не существовало.       — Будешь? — Блейз протянул ей стакан с плещущимся внутри алкоголем, и Драко на миг раздраженно сжал губы. Четыре чертовых часа дня.       Пронзительный взгляд задержался на его лице, словно она заметила эту маленькую перемену в его настроении.       — О… конечно, — Грейнджер расплылась в улыбке. Она уже тянула к Забини руку…       — Ты не будешь пить.       — Что?! — она вскинула голову; Драко буквально слышал треск молний в ее глазах.       Секунда. Две. Три. Он мечтал, чтобы Забини испарился на хрен, потому что это был лучший момент, чтобы напомнить ей, для чего именно предназначен кухонный стол.       Но Грейнджер тихонько выдохнула. Все же взяла у Блейза из рук стакан.       Она отпила глоточек, а затем — пытаясь сделать вид, что не хочет поморщиться, — швырнула Драко в лицо свою раздражающе натянутую ухмылочку.       — Еще что-нибудь? Пожелания? Запреты? Приказы?       Он и рта не успел раскрыть.       — Я с радостью их нарушу, — прошипела Грейнджер, выжигая взглядом дыру у него во лбу. Огневиски со стуком приземлился на столешницу; капли взметнулись вверх и упали следом.       Дверь на кухню захлопнулась, оставляя их с Блейзом наедине.       — Проблемы в раю?       Еще секунду назад Драко бы сказал, что нет никакой проблемы, потому что они с Грейнджер там, где должны быть. Друг напротив друга. Да, возможно, с мыслями об убийстве. Да, возможно, несколько наплевав на концепцию «лучше расхреначить мир, держась за руки, чем расхреначить друг другу мозги и нервы».       Пока она смотрела на него — неважно как, — на это было вообще насрать.       Но сейчас перед ним маячили только скепсис и сочувствие на лице друга — тот самый микс, который обычно заставлял Драко чувствовать себя идиотом.       Идиотом, который, кажется, только что проиграл борьбу за внимание Грейнджер с самим собой.       — Не знаю, — выдавил Драко. — Не думаю, что знаю хоть что-то про рай.       В глазах Забини появился странный блеск, который не имел ничего общего с выпитым алкоголем.       — Эх… я даже немного завидую тому, что именно у тебя из нас двоих есть друг, который может дать дельный совет.       Просто прекрасно. Какие унижения ожидают его на этот раз?

***

      Молоток едва не попал Драко по пальцу, и кусок штукатурки сонмом белой пыли рухнул прямо под ноги. Потрясно. Кроссовки выглядели так, будто их снегом припорошило.       Ну, зато он теперь был в курсе, что такое «молоток», хоть это и не звучало как какое-то достижение.       Еще удар, и последний державшийся на соплях обломок отвалился, обнажая напоминание об одной дерьмовой почти-истерике во всей красе.       Это давалось легче, чем он думал. Пока что, по крайней мере.       Драко на всякий случай поскреб… — шпателем, кажется? — края трещины, принимая на рукава толстовки ленивые белые облачка и мелкие осколки штукатурки.       Разогнув наконец колени, поднялся. Выплюнул застрявший в глотке воздух и пыльной рукой откинул волосы со лба.       Вытащил из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо листок с инструкцией, которую Блейзу черкнул по дружбе какой-то маггл, передав вместе с инструментами. Надо бы узнать об этом побольше: Драко в последнее время понятия не имел, чем друг живет.       Ну, не то чтобы только в последнее, но… ладно. Еще успеет.       А пока — послушно выполнил следующий шаг. Плюхнул желтую губку в ведро и на миг застыл, наблюдая за тем, как она разбухает. Выжал немного, чтобы не растерять всю жидкость, нагнулся и аккуратно, почти ювелирно промокнул края трещины. Боялся, что растечется краска, застывшая в опасной близости.       Задрав голову, он окинул взглядом стену, и не смог сдержать улыбку. Удивительно: он прекрасно знал, что увидит, когда окажется здесь, но все равно… это выглядело, словно какой-то знак.       Что все идет правильно.       Драко уронил губку под ноги, и джинсы окатило брызгами, как из-под колеса машины. Рукава толстовки, конечно, тоже успели намокнуть. Черт. Должно быть, он сейчас напоминал бездомного с улицы: весь грязный, мокрый, засыпанный белой пылью.       Хоть бы билеты на завтрашний концерт, что жгли задний карман, остались в целости. Блейз сказал, это последние.       Джаз. Блейз сказал, что таким умным девочкам, как Грейнджер, просто обязан нравиться джаз.       Так. Он отвлекся, а действовать нужно было быстро: пока вода не высохла. Драко подцепил на край шпателя раствор из маленькой баночки — вроде, Забини назвал его «штукатурным», — и шлепнул на небольшую трещину. Распределил.       Естественно, половина распределилась ему на кроссовок.       Драко чертыхнулся про себя и уже потянулся, чтобы сбросить плотную жижу пальцем, когда осознал, что палочка — чертова волшебная палочка — упирается ему в поясницу. Поднялся на ноги и одним «Тергео» очистил одежду и обувь.       Забавно: год назад ему казалось, что сердце качает кровь только тогда, когда гладкое древко палочки перекатывается в пальцах. А сейчас он просто… забыл о ней.       Всего двадцать минут как примерил на себя личину маггла и пугающе быстро с ней сросся. Хотя, когда Блейз — благо, без лишних вопросов, — вручил ему пакет с инструментами и материалами, Драко думал, что вряд ли когда-нибудь почувствует себя более неуютно, чем сегодня.       Если бы год назад кто-то сказал, что он будет маггловским способом заделывать трещины в штукатурке, он бы расхохотался и отправил в Мунго сову с контактами этого человека.       Но теперь все было иначе. Все — ради того, чтобы изменения застыли на этой стене навечно. Ну или пока какой-нибудь идиот снова все не испортит.       Он высушил раствор заклинанием и достал из пакета небольшую баночку с желтой крышкой. «Шпатлевка» — так, по крайней мере, было написано. Зачерпнул белую массу на кончик инструмента и закончил дело парой выравнивающих движений.       Выпрямился и отступил на пару шагов, оценивая. Наверное, впервые в жизни мысль о том, чтобы похвалить себя — и только себя — почти не вызывала протеста.       Пришло время возвращаться домой, где Блейз с помощью коробки кексов и собственной навязчивости пытался оторвать Грейнджер от зелий, над которыми она корпела уже третий день, изредка обмениваясь с Драко парой-тройкой слов. Перепалка на кухне была погребена под грудой из долга и ответственности.       Черт. Результат задерживается. Не угадала с раствором. Сделаешь чай?       Он еще злился, но все равно тащил чашку, неосознанно дуя на поверхность, чтобы остудить. Следил за зельями, когда Грейнджер с его подачи вспоминала, что нужно поесть. Все равно до последнего тер глаза, чтобы не проворонить момент, когда она настолько обессилит, что позволит увести себя в постель. Просто спать.       Дни тянулись как чертов Уроборос, до тошноты давящийся собственным хвостом. Но завтра — уже завтра — Драко изменит это.       Кто-то другой сказал бы, что сейчас не та ситуация. Что, когда мир вокруг замирает в ожидании бури, та часть вашей жизни, что не посвящена его спасению, тоже должна замереть.       Но это был бы гриффиндорец.       Слизеринец же знал, что чем гуще и чернее тучи над головой, тем больше нужно успеть попробовать, прежде чем грянет гром.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.