У этого ребенка не было ничего. Он мог только ходить за Мори, побитым щенком осматривая всех вокруг. Потом, когда босс
неожиданно скончался, мальчишка перестал опасаться, расправил плечи и заставил людей подчиняться.
Ты, почти на десяток лет старше, состояла в исполнительном комитете, была верна предыдущему боссу, верна нынешнему и будешь верна тому, кого назначат потом. Ответственная, серьезная, не прощающая ошибок. Идеал для этой сраной организации.
Старшая сестра, советчица, справедливая, черт бы тебя побрал.
Возможно, поэтому тебя трудно
ненавидеть.
Осаму впервые увидел тебя в кабинете Огая, кричащую на босса, словно он был не главой, а простой шестеркой. И мальчик подумал, что ты ангел, посланный с небес.
— Подбираешь детей на свалках, будто нам со взрослыми проблем не хватает, — в тебе говорили эмоции, не здравый ум, которым ты привыкла руководствоваться.
И выходишь из комнаты, громко хлопнув дверью.
— Это была Т/И Т/Ф, постарайся с ней не ругаться, — мужчина примирительно пожимает плечами.
А Дазай впервые подмечает, что у тебя восхитительный запах.
***
Дазай находит тебя на двадцать шестом этаже, курящую, судя по запаху, не первую сигарету.
— Ты извини меня, парень, не хотела тебя обидеть, — оборачиваешься к нему, взглядом предлагая встать рядом.
— Все хорошо, Т/Ф-сан, — мальчишка усаживается на высокие перила балкона.
Не хотите умереть со мной?
У Осаму этот вопрос на языке крутится, но задать его смелости не хватает. Не хочется услышать грубый отказ и обидное обзывательство.
Ты делаешь последний затяг и стряхиваешь пепел, осевший на пальцах. Бездумно касаешься макушки мальчика и ворошишь непослушные волосы.
Почему ты здесь?
Вопрос остается висеть в воздухе, Дазай никогда не сможет дать на него ответ.
Ты впервые заглядываешь в пустые карие глаза, твоя рука на его голове мерно перебирает спутавшиеся пряди, а он только ластится как котенок.
— Береги себя, — ты даже не знаешь его имени, а Осаму чувствует, как юношеское сердце бьется в сто крат сильнее.
В его голове отчетливо сохранился твой образ, понимающей, но строгой женщины. Стук высоких каблуков еще долго набатом звучал в его голове.
***
Дазай любил бывать у тебя дома. Нельзя сказать, что его кто-то туда звал, но тем не менее. В твоей квартирке царит убранство, покой и уют.
У Осаму
даже дома не было.
Ты заменила мальчику сестру и маму, следила за питанием и ругала за недосып. Но брюнет не был особенным.
Хотя, ему хотелось бы. Ты также заботилась о Чуе, Кое, маленькой Гин и озлобленном на мир Рюноске.
— Осаму, — с твоих губ обращение звучит как укор. — Ты снова пришел?
Входишь на кухню и ставишь на стол пакеты из магазина. У тебя заслуженный отпуск.
Осаму семнадцать. Осаму не ребенок. Он заслуживает серьезного отношения к себе.
Осаму развалился на твоем кресле, свесив голову вниз и закинув ноги на спинку. Точно не ребенок.
— Хочешь, я приготовлю чего-нибудь? Ты ведь голоден, — ставишь на плиту кастрюлю с водой и начинаешь чистить картошку.
— Я люблю тебя, Т/Ф-сан, — Дазай говорит уверенно, но даже не удосуживается взглянуть тебе в глаза.
— Мы ведь это уже обсуждали, — устало трешь переносицу. Этот мальчик когда-нибудь тебя доконает. — Позиционируешь себя как взрослый, а ведешь себя как школьник.
Слышишь копошение за спиной, разворачиваешься и поднимаешь взгляд на Дазая.
Он выше тебя, сантиметров эдак на восемь. Брюнет встает рядом с раковиной, берет второй ножик в одну руку и начинает резать овощи.
— Попытаешься вскрыться — вышвырну нахрен из моего дома, усек? — это не угроза, в твоем вопросе есть небольшой намек на усмешку.
— Усек, — у Дазая голос мелодичный, как у птички певчей. — Но я все равно тебя люблю.
Давишь желание громко застонать.
— Дорогой, мне почти тридцать, — пытаешься доходчиво ему объяснить. — У меня с ровесниками не особо-то выходит, а тут ты.
Вода вскипает и Дазай, ничего не говоря, выхватывает несколько картофелин у тебя из-под носа и бросает в воду. А потом обжигается, когда несколько жгучих капель касаются его кожи.
— Горе ты мое луковое, — цокаешь. — Садись на стул, я сейчас принесу аптечку. Только подержи сначала ладони под холодной водой.
Ты садишься перед ним на корточки и аккуратно разматываешь первый слой бинтов на руках.
— Новые порезы? — устало. Парню снова становится стыдно.
— Да. Прости меня, — он, конечно извиняется, но не перестанет. Вы оба знаете.
Салфеткой невесомо касаешься чужой кожи, убирая лишнюю влагу и перематываешь чистой марлевой повязкой. А потом целуешь тыльные стороны ладоней.
Дазай резко выдергивает руку и срывает бинты с правого глаза.
— Посмотри мне в глаза, Т/Ф-сан, и скажи, что ненавидишь меня.
Ты никогда не видела его таким. Открытым, поникшим и убитым горем. Если ты его не любишь — никто не полюбит.
— Дорогой, я не ненавижу тебя, — Дазаю кажется, что таким голосом разговаривают с больными в психбольницах. — Посмотри на меня.
Теперь он смотрит на тебя в упор и вздрагивает всем телом, когда ты берешь его за руки, вынуждаешь встать и ведешь к дивану.
Ты садишься на мягкие подушки и заставляешь его присоединиться.
— Можно я поцелую тебя, Т/Ф-сан? Один раз, большего не прошу, — ты больная, потому что сразу не отвечаешь отказом. Потому что даешь ему приблизиться к себе и даешь неумело поцеловать.
Через пару секунд чувствуешь соль на языке и с удивлением обнаруживаешь, что Осаму плачет.
Сразу же отстраняешься и прижимаешь его к своему плечу, давая выплакаться. Он что-то говорит о том, как сильно устал, как ему больно и как он хочет умереть. Успокаиваешься поглаживаешь ребенка по спине, а он медленно приходит в себя, вдыхая твой запах.
Влажными от его слез губами ты целуешь Осаму в лоб.
— Давай умрем вместе, Т/И.
Два выстрела раздаются в ночной тишине, распугивая птиц, усевшихся на проводах.
