***
- У меня отчёт от коменданта тюрьмы, - Эндрю подходит к двери, собираясь постучать. - Воробей... - Командор просил не беспокоить его по всякой ерунде, - капитан вскидывает взгляд. Уставший, раздражённый, злой. Ему тоже через раз достаётся последние два дня, и совершенно не хочется, чтобы сейчас Командор вылетел, сыпля проклятиями и заявляя, что без него они не могут ничего решить. - Что, не можете справиться там с одним несчастным пиратом, лейтенант? Посадите на цепь, лишите пищи! Почему это должен решать Командор?! Или Вам только повод нужен бегать к нему с докладами и выслуживаться? Джиллет замирает, мгновенно покрываясь испариной. В словах капитана ему чудится прозрачный намёк. - Комендант прислал срочный отчёт, - тихо возражает он. - Тут сказано...***
Капитан поднялся и с коротким вздохом забрал у него бумагу. - Я передам. Идите. Эндрю постоял минуту, потом развернулся и вышел из приемной. Он был в полной растерянности, с одной стороны, опасаясь того, что совершит ошибку, с другой - искренне беспокоясь о Командоре. Он даже пробовал поехать к нему домой вчера вечером после службы, но дворецкий сказал, что господин Норрингтон не изволит принимать посетителей, и просил его не беспокоить. Теряясь в догадках, мучаясь от невозможности хоть что-то узнать и искренне переживая, Эндрю решил, что и в самом деле такие мелочи, как донесения о состоянии заключённого, вряд ли сейчас важны, если у Командора размолвка с невестой. «Ничего страшного не случится, если это донесение обождёт день или два. Не умирает. А если даже и так, то поделом ему!»***
Джеймс снова пил. Отгородившись от всех рявком «не беспокоить», он тупо смотрел в стену, пытаясь отыскать шатнувшееся внутри равновесие и вернуть себя на нормальный курс. Уже вторые сутки подряд спасаясь в алкоголе и ища в нем забытьё. И у него не получалось. «Вы даже не знаете, что это такое... свобода... вот чего Вы хотели на самом деле...» Эти обрывки фраз, как изодранные флаги, плескались в его мозгу, сплетаясь и распадаясь, всегда звуча одним и тем же насмешливо-хриплым тембром и дополняясь ярким карим взглядом. Джеймс не понимал, на каком он свете. Внезапно неважной стала служба, до того, что после визита в тюрьму он провёл бессонную ночь и явился лишь к обеду следующего дня.***
- Командор! - секретарь встречает его, вскочив по стойке смирно. – Я перенёс заседание совета... - Позже! - Джеймс влетает в кабинете и грохает дверью. Какое заседание? Какие к черту вопросы и срочные дела, когда у него пот ручьями течёт по лицу, а сердце заходится бешеным ритмом у горла. И он не понимает, что так разрывает его на части. Что с ним происходит? Почему он откладывает вопросы службы... «Вы ведь не себе служите, любезный мой...» Как он тогда купился на это?! Как?! Как он позволил в очередной раз жалкому пирату обвести себя вокруг пальца и упустил «Жемчужину» из-под самого носа?! Травмированный фрегат был легкой добычей, но нет! Весь состав «Разящего», способного утопить этот мерзкий от киля до фок-мачты галеон, дружно вылавливал из воды одного несчастного висельника! Которого ещё и не повесили к тому же! Джеймс хватает бутылку и пьёт прямо из горлышка. Руки ходят ходуном, и голову ведёт. Вино ложится на вчерашний алкоголь, но от этого не легче. Будь прокляты эти глаза, глубокие, как штормовой океан, в которых невозможно прочитать правду... Которая так нужна. Джеймс чувствует, что запутался. И впервые не знает, как поступить. Когда был четкий план, которому он следовал, он знал, что делать и как жить. А теперь... «Вы свободны, милый мой... хотя бы от этого...» Свободен. Свободен? Да разве он свободен, не понимая, как быть и куда идти, что делать... Свободен... Джеймс падает лбом в стол и почти хрипит от бессилия, зажимая рот рукой, чтобы его никто не услышал. Ему страшно. И нет никого в целом мире, кто дал бы ему совет...***
«Я люблю ее...» Фраза влилась вместе с вином, но, как и оно, не успокоила. Джеймс очень остро ощущал, что чего-то ему не хватает для того, чтобы понять, что с ним происходит. Он тыкался в белые пятна на карте своего понимания мира, не зная, как их открыть. Возня за дверью и голос Джиллета почти не отвлекли. «Пусть сами решают все дела... это не важно все совершенно... мне нужно понять...» А ещё он понимал, что ему нужно поговорить с Элизабет. Увидеть ее, как будто это могло что-то решить... Могло. Джеймс поднял голову, потерев воспалённые бессонной ночью глаза. Да. Он понял, что встреча с невестой, которую он избегал уже два дня, могла прояснись ему одну вещь. «Сердце забьётся чаще, оно не может не забиться... я должен понять, что люблю ее...» Рывком поднявшись из-за стола, он постарался хоть немного привести себя в порядок и выйти из кабинета не шатаясь. - Командор, - секретарь привычно вскочил. – Срочный доклад коменданта тюрьмы... - Срочный? - Джеймс скрипнул зубами, понимая, что только задержки ему сейчас не хватает, когда он только-только нащупал хоть призрак того, как разобраться в себе и чуть-чуть успокоиться. - Да, сэр. Заключённый Воробей... - Укоротить кандалы и оставить ещё на сутки без воды, - сквозь зубы зарычал Джеймс. - Будет много болтать - язык вырвите. Почему я должен решать вопросы с каким-то жалким пиратом? Вы не знаете, что делать по уставу?! Я все должен напоминать и лично контролировать?! Капитан дернулся, как от пощечины. Вот он же сказал лейтенанту Джиллету, что этим закончится! Лучше выполнить приказ, а с остальным разбираться потом. - Есть, сэр. Он не рискнул продолжить доклад, поняв, что последнее, о чем сейчас хочет слышать Командор, это пират, и так допекший уже половину гарнизона. И это было правдой. Джеймс не хотел ничего слышать о Джеке Воробье, чьи насмешливые глаза опять сощурились в воспалённой памяти, окатывая жалостью и издевкой.***
- Элизабет. Подняв голову от книги, Элизабет с некоторым удивлением увидела Командора, шедшего к ней по аллее. Ей доложили о его внезапном визите, заставив очень удивиться и насторожиться. - Командор? - она поднялась, с тоской ожидая светского вопроса о том, не утомило ли ее сегодня солнце. - Вы прекрасно выглядите, - он подошёл и предложил руку с едва заметным поклоном. Она согласилась. Неспешно идя по тенистой аллее, Элизабет считала шаги, ожидая вопроса. «Сейчас начнется о погоде, птицах, цветах… Господи…» Но вопроса не последовало. Командор шёл молча, хотя уже пора было начать беседу. Это удивило Элизабет до того, что ей стало тревожно. - Джеймс? - Простите, - Командор встрепенулся, глянув на неё коротко и как-то странно. - Я хотел спросить Вас... я полагаю, что Вы выслушаете...Погода нынче дивная... - Вы правы, - она немного успокоилась, решив, что он, вероятно, устал на службе и потому непривычно рассеян. - Но утомляет жара. «Господи, только бы не опять о свадьбе...» Он опять замолчал. Шёл, сосредоточенно и хмуро, что нарушало правила этикета, но Элизабет была даже рада этому, хотя такое странное поведение настораживало. Молчание затягивалось, становясь неуютным. - Вы хотели спросить. - Ах, да, - он опять вскинулся, явно вырываясь из каких-то своих мыслей. - Элизабет... как хороши жасмины в пору цветения, не находите? Она кивнула. На этот раз уже откровенно начав беспокоиться. Командор был сам на себя не похож. «Что с ним случилось? Что он пришёл мне сказать?..»***
Сердце не скакало у горла и не начинало биться сильнее. Джеймс смотрел на красивый профиль своей невесты, задумчиво шедшей рядом, и хотел заорать. Копаясь внутри себя, он находил ее прекрасной, умной, интересной, очень достойной, даже невзирая на то, что узнал, но... Он не находил ее любимой. Воробей оказался прав. «Чтоб тебе в аду гореть!» Джеймс ее не любил. Восхищался, уважал, ценил... не любил. Ему хотелось выть. От пустоты, сжимавшей сердце, от того, что он чуть ли не силком заставлял его хоть на секунду сорваться на новый ритм. И не мог. Оно не подчинялось. - Вы хотели спросить? Она остановилась и заглянула в глаза. Красивые ореховые радужки окунули в искреннюю тревогу, так нежно окаймленную в уголь иголочек-ресниц. Джеймс что-то ответил, всматриваясь в ее взгляд и покрываясь липким потом. Ему стало так страшно, что захотелось убежать. Не эти глаза преследовали его последние несколько дней. Он ошибся. Не эти... Карие, внимательные, в тени ресниц, прорезающих их дурных бесов, как лезвиями насквозь... Сердце споткнулось в груди и зашлось дробью, заставив не услышать ее ответ. «Вы даже не знаете, что это слово значит...» - Простите, Элизабет... - Джеймс чуть сильнее приличного сжал ее руку и поспешно чиркнул по ней губами. - Мне нужно идти. Долг службы... рад был видеть Вас в добром здравии... надеюсь. - Джеймс, - она внезапно удержала его, тоже против правил. - Что с Вами? Он отступил, глядя ей в глаза, поклонился и пошёл прочь. Как неприлично удаляться, не сказав комплимента и даже не попрощавшись, оставив Элизабет смотреть себе в спину и не извинившись, как положено. - Коня! Дворецкий сбежал по ступеням, едва завидев его, и поспешил доложить: - Губернатор Суонн велел передать Вам приглашение к чаю... - Коня! - Джеймс даже не обернулся. - Вынужден отклонить приглашение. Передайте мои извинения. Я постараюсь посетить Губернатора завтра... послезавтра... срочно нужно на службу... Взлетел в седло и тронул повод. «Домой! Домой, за двери и закрытые окна! Мне нужно побыть одному... это просто усталость, сомнения и... и это он один виноват во всем! Господи, пошли ему все муки ада за все происходящее...» Согнувшись, как от невыносимой боли, Джеймс пришпорил коня, едва удерживаясь в седле и молясь, чтобы умный скакун доставил его домой. «Ещё не хватало свалиться на улице у всех на виду...» Да, прав был отец - свобода была не всем по карману. И Джеймс понимал, что ему от неё страшно и холодно. И ещё от того, что он не понимал своё сердце, вдруг взбунтовавшееся в груди против него самого. Чего оно хотело, это проклятое сердце так мучившее его сейчас, отказавшееся принять ту, которую он выбрал своей невестой, бесновавшееся и заставлявшее его так мучительно переживать непонятно что? «Что тебе нужно? Что ты хочешь от меня? Успокойся, умоляю…»