Координаты свободы

Дав себе обещание поговорить с капитаном завтра же, Джеймс провалился в сон почти успокоенный. Впервые за долгое время ему начало казаться, что он сможет наконец-то разобраться в том хаосе, который творился с ним долгое время, топя его, как в волнах, в непонятных чувствах, горькой вине и совершенно незнакомой бессильной опустошенности. Но утро свалилось на него резким криком «подъем» и ворохом работы, которой на корабле всегда хоть отбавляй, полностью уничтожив даже мысль о каких-то разговорах. А Воробей, как назло, опять был бесконечно занят, не давая возможности, даже приблизиться к себе. А в обед Джеймса придавило еще одним совершенно неожиданным событием, заставившим его начать смотреть на все совсем по-другому. Став случайным свидетелем разговора, который его не касался, и всего, что последовало за ним, Джеймс просто терялся теперь в догадках, совсем запутавшись в происходящем. Он словно попал в какой-то другой мир, где все смешалось в дикой сумасшедшей нереальности из призраков, потусторонних сил, неясных чувств и острой, прошивавшей весь корабль боли и тоски, причины которой понять не получалось.

***

- На этой бумаге есть подпись лорда Беккета, - Элизабет машет каперской грамотой, пытаясь привлечь внимание Джека, который идёт мимо неё, как мимо пустого места, что в последнее время происходит все чаще. Он словно весь сосредоточен на том, чтобы выжать из корабля максимальную скорость, забыв обо всем остальном. - Это твоё помилование, Джек, нужно всего лишь отдать компас. Он очень нужен лорду, чтобы с нас с Уиллом сняли обвинения... - Беккет? - Джек дёргает щекой, оглядывается и кривится, как от боли, потирая правое запястье. Впрочем, все это тут же исчезает под маской радушного шутовства, когда он разводит руками с самой лучезарной улыбкой, как будто собирается обнять Элизабет. - Ну надо же! Как мило. И давно он стал лордом? Дорогому моему мистеру Беккету нужен мой компас. А что ещё и кому, интересно, от меня требуется? Тебе надо спасти Уилла, поэтому ты такая любезная, Уиллу - спасти тебя, и по этой причине он решил меня разыскать. Катлеру необходим мой компас и, наверное, сердце Джонса в довесок на блюдечке, вон то убожество вообще не знает, чего хочет, но я тоже должен это дать. Он швыряет злой взгляд на Джеймса и тут же отворачивается. - И почему-то я должен всем помочь и все для всех сделать, хотя эти самые все забывают спросить, чего хочет Джек. Элизабет на секунду замирает, словно ее задевают эти слова за живое, а Джек уже идет дальше, небрежно засовывая грамоту во внутренний карман своего камзола. - Мистер Гиббс, я буду у штурвала. Будьте так любезны и принесите мне обед туда. С вашего позволения, дорогие мои, если вы все, конечно, не возражаете и великодушно мне это разрешаете на моем собственном корабле, то поем я один. Хватит с меня на сегодня хотящих всего подряд. - Джек, отдай патент! - Элизабет дёргается за ним следом, но получает только презрительный смешок через плечо. - Нет, уж. Поищи другие способы убеждения, дорогая моя. В конце концов, это же для меня грамота, вот и пусть полежит у меня пока что. Джеймс смотрит на них и чувствует, что у него брови уползают на лоб, а рот приоткрывается от удивления, и чуть не выпускает канат, который крепил. Беккет? Лорд Катлер Беккет? Влиятельный вельможа из Лондона, приближенный Его Величества, известный на Ямайке своей ненавистью к пиратам и любому хаосу. Желающий упорядочить весь мир и вычертить его по линейке, как последний фанатик. Расчетливый, холодный, не знающий, что такое совесть или честь, но хорошо разбирающийся в таких вещах, как выгода и сделка. Совершенно не-свободный, закованный в парик и условности этикета, как в кандалы, и страшно этим гордящийся, как когда-то гордился подобным и сам Джеймс. И так же, как и он, желающий уничтожить саму мысль о свободе. Джеймс видел его один раз на светском приеме. И очень много слышал. «Джек с ним знаком?» Эта мысль кажется настолько нелепой, что он даже не может воспринять ее всерьез. Пират, пусть его десять раз зовут капитаном, не может быть знаком лично с лордом. Это невозможно. «Может, он ещё и Его Величество знает? Или весь высший свет?» Это кажется смешным и нелепым… Но грамота, подписанная лично лордом Беккетом, именно для Джека, такие познания о вещах Воробья... И мисс Суонн, оказавшаяся тут явно в поисках Джека… Зачем лорду понадобился старый неисправный компас, каких полно на каждом рынке? Ему достаточно дернуть бровью, и у него будут десятки дорогих и совершенных. И почему Воробей опять говорит о сказочном сердце капитана «Летучего Голландца», да еще заявляет, что оно может пригодиться лорду? Такой человек, как лорд Беккет, совершенно точно не может гоняться за небылицами. Джеймс поднимает взгляд и начинает наблюдать пристальнее, пытаясь вникнуть в происходящее, которое пока что кажется ему бредом. Джек стоит у штурвала, смотрит куда-то за горизонт и ласково гладит рулевое колесо, что-то шепчет ему, чуть щурясь от солнца. Вид у него такой, что даже мистер Гиббс, добросовестно несущий капитану обед, останавливается на лестнице, минуту топчется, а потом со вздохами оставляет плошку на бочонке, не решившись подойти. Элизабет поднимается по лестнице, но получает что-то короткое сквозь зубы, недоуменно смаргивает и тоже уходит. Джек остаётся совсем один. Команда разбредается обедать и отдыхать, корабль идёт намеченным курсом, а Джеймс все стоит и смотрит. В тени мачты его почти не видно. Джек закатывает рукава, с какой-то мукой на лице подставляет руки ветру, ловит его, гладит, закрывает глаза и чуть ли не падает лбом в штурвал. Ветер доносит до Джеймса глухой стон сквозь зубы, полный такой боли, что у него сердце на секунду срывается с привычного ритма. Такого капитана Воробья он никогда не видел. Что может довести до крайнего отчаяния человека, шутившего с петлей на шее и у самой грани смерти? Он не понимает, что происходит, и старая привычка не лезть в чужие дела сразу же советует просто тихо уйти, пообедать и поспать, пока есть такая возможность. Но внутри сердца скребется такое странное и такое незнакомое сочувствие, что он останавливается. Это ново, но ему не хочется следовать заученному этикету, а хочется подойти и помочь человеку, которого почему-то все оставили один на один с его бедой. Джеймс со странной сладковатой радостью понимает, что волен сделать так, как ему хочется, что он свободен выбрать, как поступить сейчас. Он снова смотрит на Джека. «Что с ним происходит? Почему Гиббс ничего не делает? Почему они все попрятались, как трусливые крысы?» Медленно отлепившись от мачты, он делает шаг в сторону капитана. Неважно, что Джек не будет рад его видеть и, скорее всего, даже слушать не станет... Джеймс искренне хочет помочь ему и сказать, что ошибся, может быть, даже извиниться за все сделанное, как-то успокоить. - Не надо, Командор, - его ловит за руку мистер Гиббс, который, оказывается, пасётся тут же, умело прячась за бочками и втихаря приглядывая за капитаном. - Пусть отойдёт. Сейчас не лучшее время для разговоров. Джеймс оборачивается и минуту смотрит на старпома, чьи глаза полны острого сочувствия, как были у старика Джузеппе в каземате, а пальцы ходуном ходят. - Что с ним? Чем помочь? Гиббс качает головой. - Пройдёт все, идемте-ка выпьем лучше. Пусть один побудет. Джеймс стряхивает его руку и решительно делает ещё один шаг вперёд. Ему наплевать на мнение старпома, пусть тот и знает капитана много лет. И наплевать, что скажет сам Джек. Нельзя так мучиться и молчать - это просто не по-человечески. Это неправильно. Любому нужна поддержка, это он уже понял совершенно точно. И не для того ли он столько гонялся за свободой, чтобы теперь делать так, как считает нужным, а не так, как велят приличия и другие люди? Пусть Джек выговорится - это всем нужно иногда. Даже если боится - что ж, Джеймс постоит в стороне, но даст возможность вылить в словах то, что мучает. Возможно, сможет помочь и дать совет. Это тоже любому нужно. Даже такому человеку, как Джек Воробей. Или такому человеку это особенно нужно. Подходит он очень осторожно, не зная, как начать разговор. Решить помочь просто, а вот осуществить… Джеймс никогда в жизни своей не вёл задушевных бесед и не знает с чего начать. Джек так и стоит, упершись лицом в штурвал. Глаза закрыты, зубы скрипят, как в каком-то припадке, а руки гладят и гладят чёрное тёплое от солнца дерево. Услышав шаги, он вскидывается, мгновенно превращаясь в себя привычного - даже ухитряется вытравить улыбку. И только глаза - холодные, пустые, больные... мокрые, смотрят за горизонт, как будто Джек вообще не здесь находится или опять забыл, что вокруг него. «Да в чем же причина всего этого?» – Джеймс чувствует, что путается в паутине происходящего и никак не может нащупать выход. - Ближе не стоит, Командор, - тихим шипением выдаёт Джек. - Иначе в Вас окажется немного холодной стали. Повременим с признаниями и прочим, я занят. Одного порыва было вполне достаточно. Джеймс замирает. Джек усилием воли переводит дыхание, смаргивает и лишь после этого скашивает на него взгляд. Яркий, ещё не утопивший в себе что-то больное и страшное, задернутый, как шторами, бликами солнечной насмешки, дробящейся об радужку, как брызги дождя. - Раз уж мое слово Вам не указ, то живее выкладывайте, что хотели, и проваливайте. Джеймс делает ещё один шаг. Джек явно напрягается, как струна, но не двигается с места. Смотрит настороженно, готовый в любую секунду среагировать на попытку ещё сблизить дистанцию. - Я хотел извиниться, - Джеймс замирает, внезапно осознав, насколько просто ему даются эти невозможные в прошлом слова. – Я сожалею… - Рад за Вас бесконечно, - капитан кривится в короткой ухмылке, очень внимательно рассматривая облака. – Я великодушно прощаю все и сразу, забываю и делаю вид, что ничего не было. Вообще ничего. В зеркало на свою спину, так и быть, смотреть не стану. Устраивает? Джеймс дергает бровью. В летящих острыми лезвиями словах нет даже тени тепла или искреннего прощения, и от них не становится проще. Сейчас ему не нужна формальность пустых фраз и ответов, ему нужно понять, что Джек и в самом деле не держит на него зла. - Не лги. Джек поворачивает голову, чуть вздергивая подбородок, и окатывает его высокомерным взглядом. - Не лгу. Я уже сделал вид, что ничего не было. Иначе бы Вас вышвырнули за борт еще ночью. - Ты не простил меня, - Джеймс качает головой. - Закрой глаза и представь, что простил. Помогает, я часто так делаю, - и отворачивается, больше не удостаивая даже взглядом. Очень странно наблюдать, как он плавает между реальностью и какими-то грезами или своим прошлым, выныривая, чтобы бросить вот такую едкую фразу, и сразу же уходя на глубину, как кит. Опять этот странный взгляд, как будто он не здесь… Какие прошлые кошмары могут так накрывать, и в чем причина их возвращения? Джеймс видит сейчас, как в книге, боль и страх, и смертельную усталость, помноженную на отчаяние. И ему хочется убить того, кто сделал Джека таким. - Ты знаком с лордом Беккетом? – вопрос срывается сам собой. - Вам бы стоило получше выполнять свои обязанности и поменьше слушать чужие разговоры, - Джек скалится на него, неожиданно срываясь на грубость и вдруг выдергивая себя из собственных мыслей. Теперь он похож на касатку, взлетевшую над водой в вертикальном прыжке. - Со мной много кто знаком, если не заметили. Всех и не упомнишь. И дергает рукав рубашки, раскатывая его. Джеймс приподнимает брови, следя за ним внимательным взглядом и вспоминая, что эта джекова рука украшена не только татуировкой. «Врешь. Ты его прекрасно помнишь, видимо. И, видимо, есть причины». - Очевидно, когда забываете лорда Беккета, Вам есть на что посмотреть, капитан? Он тоже переходит на «Вы», пытаясь удержаться в поединке язвительности на равных. Иначе этот бой не выиграть, только перенимая виртуозную манеру Воробья. А выиграть нужно. Джеймс почему-то уверен, как никогда, что он может помочь Джеку, если тот позволит это сделать, главное понять, в чем и как. Джек дёргается, выдавая себя с головой. Руки на штурвале сжимаются до белых костяшек, а глаза болезненно щурятся, как против яркого солнца. - Да уж хватает, - тихим шипением выдаёт он и резко отворачивается. - Впрочем, не переживайте, Ваша памятная роспись тоже не дает Вас забыть. Он небрежно трёт стёсанные запястья и передёргивает плечами. - Как и Ваша навязчивость. Джеймс делает ещё один шаг. Он вспоминает, как Элизабет положила ему руку на плечо, вдруг дав ощутить, что он не один в мире, и позволив опереться на себя. Позволив ощутить живое человеческое сочувствие рядом. Так нужное и буквально спасшее его. И ему хочется сейчас так же помочь Джеку. С коротким шорохом из ножен вылетает сабля, ласково ложась ему на плечо у самой шеи. - Я хочу побыть один, Командор. Я хоть что-то могу хотеть на своем корабле? И взгляд, который режет хуже бритвы. Джеймс минуту смотрит на Джека без всякого страха и сдаётся. - Я просто хотел помочь тебе, - тихо оставляет он капитану, уже отворачиваясь. Говорить Джек явно не хочет, хотя стоило бы. Может, посоветовать Гиббсу перестать прятаться? Может, хоть он разговорит капитана? Или дать знать Анне-Марии, что тут беда? - Вам это не по силам, любезный мой, - насмешкой ударяет ему в спину. – Если только у Вас не завалялся ключ от нужного мне сундука или сразу его содержимое. Джеймс тяжело спускается по лестнице, признавая своё поражение на сегодня. Он вообще не понимает, что Джек несет. Ему что, сейчас срочно нужен сундук с сокровищами? - Тебя больше никто не тронет... я никогда не позволю… и не оставлю тебя в беде… На секунду остановившись, Джеймс неуверенно скашивает взгляд. Джек стоит, воткнувшись головой в штурвал, почти повиснув на нем. Его трясёт, как в лихорадке, а сквозь зубы кристально чистой мукой летят обрывки этих неясных фраз. Джеймс понимает, что ошибся в очередной раз. Джек очень хочет поговорить. Только не с людьми. Он почему-то разговаривает с «Жемчужиной».