***
- В самом деле? – Джонс вскидывает безволосые брови, неспешно закуривая, пока его щупальца вытанцовывают по плечам легкий вальс раздражения. – И кто же столь отважен и безумен из Ваших напыщенных хлыщей, что посмеет ступить на борт «Летучего Голландца»? - Адмирал Норрингтон, - Беккет дергает пальцами, даже глаз на него не подняв. – Это Дейви Джонс, капитан флагмана моей эскадры. Познакомьтесь. Капитан – это тот, кому Вы будете подчиняться. Джонс вскидывает глаза и впивается взглядом в застывшего у окна офицера. На вид ему не больше 30 лет, молодой совсем, особенно для такого звания. «Сопляк, видимо, папашиными стараниями получил пост. Это будет забавно». Адмирал медленно оглядывается и встречает его взгляд. Смотрит спокойно, холодно, ясно, без тени испуга или удивления, как будто человекоподобный спрут нисколько его не шокирует. В 30 лет редко у кого бывают такие глаза. И такое спокойное лицо. Джонс едва заметно хмурится – забавность ситуации начинает таять, как туман. - Капитан, - равнодушно бросает ему Адмирал. – Мне нужен полный отчет о количестве пушек на борту флагмана, их калибре, запасе пороха, ядер, численности команды и свободном месте в трюме для продовольствия. Новый офицерский состав корабля малочисленный, но все же нуждается в пище и пресной воде. Полагаю, что при Ваших взаимоотношениях с морем мне не нужно спрашивать давно ли днище корабля чистили от ракушек и в каком состоянии сейчас парусные полотна. - Что? – Дейви Джонс минуту смотрит в глаза этому человеку, пытаясь понять степень его безумия. Соображает ли он, с кем разговаривает? С духом моря. С тем, кто топит корабли по одной лишь своей прихоти, кто может поднять шторм или цунами одним щелчком клешни. - Я неясно выражаюсь? – Адмирал едва заметно приподнимает брови. – Или Вам плохо знакома терминология? Я жду ответ к вечеру. С отливом мы выходим в море. Вам отлив не нужен, но мне так привычнее. Глаза Джонса сходятся в две горящие холодом щелочки, а по губам против воли расползается легкий оскал. - Вы, кажется, не настолько глупы, - цедит он ледяным тоном. – Чтобы не понимать очевидного. На борту «Голландца» командую только я, и Вас там терпеть не намерен. - Уверены? – Норрингтон открывает небольшой сундучок на столе Беккета, который с явным любопытством наблюдает за происходящим. – А если мы продолжим диалог в ином ключе? В его руках коротким пульсом сжимается сердце, заставив Джонса отпрянуть. - Уберите это, - тихим рычанием выдает он. – Я не собираюсь… - Вы собираетесь выполнить мой приказ, - глаза Адмирала становятся ледяными. – И как можно быстрее. И прежде чем Дейви Джонс успевает возразить, он совершенно равнодушно протягивает руку к свече. - И да, я забыл сказать Вам, капитан, - Норрингтон чуть кривится, рассматривая шипящее и пузырящееся в пальцах сердце, которое сжимается, как будто хочет отодвинуться в сторону от огня. – Ваш милый Кракен. Извольте избавиться от этой твари раз и навсегда. Она больше не потопит ни одного судна. Никогда. Джонс хватается за грудь, понимая, что жадно лижущее его сердце пламя отдается непереносимой болью. Как? Как это проклятие, вырванное давным-давно из груди, все еще имеет над ним такую власть, что он чувствует всю его боль и тоску и все еще слышит его стук внутри себя самого?***
- Я приказал оставить троих пиратов в живых, для допроса, - Адмирал подошел к нему вплотную, заглянув в глаза. – Что в этом было неясного? Вы опять утопили всех до единого. - Я выполняю приказ лорда Беккета, - Джонс резко вскинулся, раздраженно дернув головой. – Будьте довольны этим, Адмирал, я уничтожаю пиратов… - Еще один раз я не смогу допросить хоть кого-то с пиратского судна, и наш разговор с Вами вернется к первому дню, - голос Норрингтона дрогнул легкой насмешкой, хотя лицо осталось бесстрастным. Он подошел совсем близко и тихо-тихо бросил капитану «Голландца»: - Я же сказал Вам – свобода для Вас закончилась. Вы будете делать то, что я прикажу Вам, даже если мне взбредет в голову требовать, чтобы именно Вы носили мне чай и бренди. И, поверьте, я Вас заставлю даже это делать. Даже чистить мне сапоги. Чистейшая ненависть в его взгляде была настолько читаемой и холодной, что Джонс подался чуть назад. Он не знал, почему этот человек настолько его ненавидел, но это было абсолютно взаимно. Он отвык от того, чтобы с ним так разговаривали, зная страх любого, кто его видел, и привыкнув к этому страху. Адмирал его не боялся, он ненавидел его до помутнения сознания, и, будь его воля, без сомнений уничтожил бы. И у него была власть над духом моря, которой невозможно было противостоять. - Да, Адмирал, - Джонс сделал еще шаг назад. – Я постараюсь учесть это Ваше пожелание в другой раз. - Постарайтесь, - Норрингтон отвернулся. – А я постараюсь учесть тот факт, что в Вашем дражайшем сердце еще не зажила рана от моего ножа, и не причинять ему еще большей боли без необходимости. Джонс вздрогнул, вспомнив, каково это было. За годы без этого ненавистного сердца он позабыл, что такое боль… А теперь приходилось с ней жить, не имея возможности отомстить за себя и за свой корабль. - Нам дан приказ преследовать судно Сяо-Фэня, - Адмирал едва заметно дернул плечом, складывая за спиной руки. - Пирата из Сингапура, будьте так добры, капитан, и извольте нагнать его, как можно быстрее, и в этот раз осадить свою команду. Убивать только по моему приказу и только тех, кого я скажу. Капитан мне нужен живым. Он направился к выходу из капитанской каюты, не снизойдя даже до вежливого кивка. Джонс бессильно всадил клешню в стену и скрипнул зубами. Это было невыносимо. Он был тем, кого когда-то выбрала морская богиня, кого она полюбила. Он был духом моря, его боялись и пираты, и военные, и торговцы. Любой моряк в священном ужасе замирал, едва только увидев истрепанные паруса его «Голландца»… Как случилось такое, что он стал игрушкой в руках людей? - Будь ты проклят, Джек Воробей, - прошипел он, в очередной раз вспоминая того, кто был виной его мучениям. – Прохлаждаешься на том свете, превратив меня в ничтожество! Как же я поторопился топить твой корабль. - Вы совершенно правы, - Адмирал остановился в дверях, услышав эту тихую брань. – Вы изрядно поторопились. Вам стоило понимать, что, убивая свободу, Вы лишитесь ее в первую очередь. Век нереального, загадочного, сказочного и мифического закончился. Лорд Беккет прав – теперь выбор прост – погибнуть или стать тем, что еще пригодится в веке людей. Вы пока пригождаетесь. - А что потом? – Джонс дернулся за ним следом, но потом остановился. – Прикажете мне выбросить на берег «Голландца» и подохнуть на суше?! Когда я стану не нужен Вам и Вашему лорду. Норрингтон на секунду обернулся через плечо. - Да, - кивнул он. – Так и будет, будьте уверены. Именно так я и сделаю, и буду смотреть, как Вы таете под солнечными лучами, пока Ваше сердце будет запекаться в раскаленном песке. Джонс скривился в злой усмешке. То немногое, что еще осталось у него – право язвить и хоть так оставаться собой. - А чудовищем без сердца называют меня, - хмыкнул он. – Да я рядом с Вами образец милосердия и добродетели. Что Вам-то за дело лично до Воробья? Адмирал ничего ему не ответил, но тот взгляд, которым он окатил Джонса, ясно дал понять тому, что бывает и так, что сердце осталось биться в груди, но остыло. Его собственное, вырванное и запертое в сундук, осталось живым и горячим, а сердце Норрингтона остыло у него внутри. Джонс не знал почему, но именно по этой причине видел в этом человеке угрозу, которая вынуждала его бояться. А он отвык от этого давным-давно. «Сложно сказать, что хуже, - Джонс передернул плечами и коротко отдал приказ команде о преследовании. – Знать бы мне – в чем причина. Я бы изжарил этого Адмирала на углях его же собственной слабости». «Голландец» громко хлопнул парусами и ушел носом в воду, торопясь на самое дно, где пролегали лишь ему доступные пути, способные перенести корабль из одной точки моря в другую в считанные минуты. В кают-компании, специально переоборудованной для живых людей, у окна стоял Адмирал Норрингтон. Каждый раз уходя с этим проклятым кораблем в толщу моря, он против воли искал среди волн черный остов. Почему-то ему казалось, что все еще можно исправить…***
Пиратское судно было захвачено быстро. Всего один бортовой залп заставил не слишком храбрую команду сдаться и сложить оружие. - Где Ваш капитан? – Джеймс неспешно перешел по доске на борт небольшого и, с его точки зрения, убогого корабля, невольно сравнивая его с «Жемчужиной». «Как грязно… Паруса в дырах, даже покрасить борт не удосужились. А лорд Беккет рассказывал, что это личное судно одного из баронов этого сброда». Он едва заметно дернул уголком губ, оглядывая команду, которую выгнали на палубу матросы «Голландца». - Сколько убитых? – поинтересовался он, оглядываясь на рыбоподобного старпома, который топтался рядом. – Мне нужен капитан этого корыта… - Капитан – она, - внезапно взвизгнул один из оборванцев, тыкая пальцем куда-то в сторону. – Она! «Она? – Джеймс обернулся, приподнимая бровь. – Сяо-Фэнь стал женщиной? Или эти жалкие ничтожества не способны нормально говорить на английском?..» Он проследил за дрожащей рукой пирата и замер. С загорелого лица в толпе пленников на него смотрели знакомые, почти родные глаза. - Элизабет?..