Мой дом - общага Мультифандомщика (Слэшные хроники)

- Мой господин!.. С губ Чана сорвался стон. Внизу живота он почувствовал сильнейшее давление, все его нутро сжалось, живот сдавили болезненные спазмы. Поясницу обжигало холодом, смешанные с болью. Джун не реагировал на происходящее - он продолжал спать. - В-ваше благородие... АААА! - Вскрикнул Чан, вновь хватаясь за живот. Он скатился на пол - теперь его тело наполняло жаром, словно огонь разливался у него по венам, и прохладный пол был единственным спасением. Джун проснулся от пронзительного крика мужа, и испуганно озирался по сторонам. Он приоткрыл бумажное окно, и взглянул на небо: полная круглая луна окрасилась в ярко-красный цвет, пока зловещие черные облака плавали в небе. Джун удивился еще больше: обычно дети русалок появлялись только в новолуние и в тихую спокойную погоду, когда не было шторма. Они ожидали появление ребенка несколькими неделями позже: значит, если началась преждевременная родовая деятельность, с ребенком что-то не так. - Джунхи... - Выдохнул Чан, превозмогая боль, - отнеси меня в священную пещеру. Я должен разродиться. - Нет, любовь моя, - Джун бросился к своему мужу, - слишком опасно! Я позову лекарей и повитуху. - Нет, - решительно схватив императора за полы нижних одежд, - мой дорогой муж... Вы должны помочь ребенку родиться... - Нельзя... Слишком рано! Лекари помогут тебе, вот увидишь. - Если ты не отнесешь нас, - прошипел Чан, на мгновение теряя контроль над собой, - тогда я сам уйду! Джун слегка отстранился: на мгновение ему показалось, что Чан сошел с ума, и его глаза покраснели, как у... Как у магических существ, древнейших созданий на земле, наряду с подводными жителями, только обитали они высоко в небесах. Джун помотал головой: нет времени думать о том, что там привиделось ему в темноте. Сам не понимая почему, он послушался своего мужа, и подхватил его на руки, ощущая, каким легким тот стал. Его бесконечное недомогание, отказ от еды сильно сказалось на теле Чана: теперь он был легче тростинки, а его кости заострились и уродовали его когда-то прекрасное тело. Тайком, укрываясь от любопытных глаз охраны, император Джунхи и его возлюбленный муж покинули покои, а вскоре и двор. .................. Они шли несколько часов: Чан ощущал острую боль, и поэтому не мог идти быстро, из-за бесконечных спазмов внизу его живота, он сгибался пополам, поэтому Джун не мог нести его. Из его отверстия сочилась полупрозрачная жидкость, смешанная с кровью, его нижние одежды испачкались. Лоб Чана покрылся испариной, а дыхание с каждой минутой тяжелело. Они взбирались на холм - именно там и находилась Священная Пещера - место, куда знатные женщины клана приходили давать начало новой жизни. Такие пещеры были у каждого клана - обычно они находились отдаленно от поселения людей, и приходить туда было принято заблаговременно, дабы подготовиться к родам. Когда они вошли в пещеру, Чан сразу упал, обессилев, и крепко схватил своего мужа за плечи. - Не вздумай утопить ребенка, - произнес Чан, его голос прохрипел от прилагаемых усилий, чтобы проговорить эти слова. Джун ужаснулся от происходящего: если его мужу даже говорить сложно, как же он сможет самостоятельно родить? Император тут же пожалел о том, что послушался Чана и тайно покинул двор. - Что ты такое говоришь, любовь моя? - Спросил Джунхи, вкладывая в каждое слово как можно больше любви. - Разве я могу поступить так с нашим ребенком? - Ему нельзя в воду, - прошептал Чан, справляясь с очередной схваткой, - это убьёт малыша. - Нет, дурачок, - тихо рассмеялся Джун, не подавая виду, что ему больно из-за того, что Чан вцепился своими пальцами молодому императору в плечи, пока переносил очередную волну спазмов. - Русалки рождаются в воде, - произнес Джун, - яйцо, которое появится из твоего чрева, треснет только в том случае, если опустить его в воду. Это традиционное появление всего клана синеволосых людей. - Я СКАЗАЛ, НЕТ! - Голос Чана изменился: вмиг огрубел, стал чужим, гортанно-низким. - ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ УБИТЬ МОЕГО МАЛЫША! Джун нахмурился: он понимал, что Чан сейчас подобен медведице, защищающей своего медвежонка, но ведь это ребенок клана Синего Лотоса, и вода - лишь природное место обитания тех, кто входил в него. Чан в его руках сделался жгучим, все его тело словно горело в огне. На его лбу то и дело проступали капли пота, а самого юнца потряхивало от лихорадки. Вскоре его одежды полностью пропитались потом. - Любовь моя, - изо всех сил сдерживая свои стоны, Чан нашел в себе силы прикоснуться к щеке императора, - обещай мне одну вещь: ты оставишь его в живых. Джун не успел ответить: Чан вскричал, схватился за твердый, словно камень живот, и подался вперед: его ноги были широко разведены, из отверстия сочилась густая кровь. Первые потуги прошли в боли и крике, и когда схватка отступила, Чан откинулся назад, Джун едва успел его подхватить, чтобы тот не ударился головой о землю. В пещере внезапно стало жарко, так, словно Чан был источником тепла. Он отдышался несколько секунд, и когда началась новая схватка, то вновь стал тужиться: его тело подалось вперед, руки вцепились в нижние одежды, а из уст вырвался отчаянный вопль боли. Его тело разрывало, отверстие пылало от боли, пульсируя, постепенно его нутро расширялось, показывая наружу яйцо - намного большее, нежели птичье. Джун приподнял полы нижних одежд Чана и ужаснулся: яйцо было красным, омытым кровью. И отверстие Чана покрылось трещинами, из которых сочилась красно-белая жидкость. - Любовь моя! - С отчаянием вскричал император. - Прошу тебя, мой дорогой муж! Ты должен выжить, слышишь? Ради нашего ребенка ты должен держаться изо всех сил!! Чан не ответил: очередная схватка заполнила его тело, и он, подаваясь вперед, постепенно выталкивал яйцо наружу. - Почти! Еще чуть-чуть! С новым вскриком Чан подался вперед, напрягая живот, выталкивая из своего нутра яйцо. В этот раз его крик был особенно громким: он вскричал так, что его голос пронесся по пещере, по каменным сводам, отдаваясь эхом в нерукотворных стенах. Его тело вновь затряслось, и он вскричал еще - нутро расширилось, сочащихся трещин стало больше, мышцы вокруг отверстия натянулись, и яйцо, наконец, покинуло прежнее место своего обитания. Внезапно вокруг Чана и императора зажглось кольцо из пламени: огонь жег каменистое дно пещеры, сжигал сухую почву. Джун подхватил яйцо в свои ладони - оно было невероятно горячим и обжигало кожу. Чан, не в силах больше сидеть, откинулся назад - его голова коснулась земли под собой. Постепенно его дыхание восстанавливалось, и волны боли по всему телу отступали назад. - Ваше благородие, - прошептал Чан, обращаясь к своему мужу, - я прошу вас... Сохраните ребенку жизнь. Джун понимал, что яйца русалок всегда были синими, и от них веяло холодом, и огонь, охранявший ребенка, который вот-вот должен увидеть свет - был не русалочьим. Внезапно до императора Джунхи дошло, что именно так рождались драконы - в полнолуние, когда небосвод украшала кровавая луна, они рождались в крови и страдании, принося с собой огонь. Осознав это, Джун почти выронил яйцо, но вовремя успел подхватить его: скорей всего, это было интуитивно. - Ты... ты вынашивал... дракона? - Одними губами прошептал Джунхи. - Мой господин... - Чан побледнел, силы постепенно покидали его изможденное тело, но он боролся с собой, выговаривая каждое слово, - я прошу вас... я умоляю... я бы встал на колени, если бы мог... - Ты не просто встанешь на колени, ты поднимешься, и тотчас покинешь клан! - Прошипел Джунхи. - Заберешь своего выродка и забудешь сюда дорогу! Гнев оголял его нервы, зудом прошелся по коже, выливаясь в грязную ругань: Джун не мог стерпеть такого предательства и лжи. - Нет, мой господин, - прошептал Чан, - я умру, и это последнее, что я сделаю. Вся ненависть к нему вмиг исчезла: когда Чан закрыл свои глаза, и его губы в последний раз дрогнули, дабы прошептать: "Назови его прекрасным именем". Джун схватил в охапку недвижимое тело Чана, и, тряхнув его пару раз, с ужасом осознал: его возлюбленный муж больше не распахнет свои глаза. А его прекрасные губы больше никогда не произнесут слов любви. Их руки не соединятся вместе. А сердце не забьется в одном ритме с ним, с Джуном, императором клана Синего лотоса. - Ч-чан... - шептал Джун, рыдая, сжимая в охапку тело любимого. - Прошу тебя, Чан... очнись! Очнись же! Но Чан больше не повиновался: вместо этого он отошел в загробный мир, где встретился с предками. ................ Когда отчаяние Джуна отступило, и он нашел в себе способность мыслить трезво, он наконец-то отпустил тело Чана. Бледный, измученный, но с умиротворённым выражением лица, юноша казался просто спящим. Джун решил для себя: он никому не позволит увидеть его мужа таким, ведь для него память о Чане оставалась …священной. Огонь постепенно разгорался в пламенное кольцо вокруг тела Чана, и Джунхи, все еще державший яйцо, не препятствовал этому, а просто наблюдал, как постепенно вся его любовь сгорает в огне. Яйцо, вышедшее из чрева юноши, постепенно остывало - жизнь утекала из него, и Джун боролся с самим собой: бросить его в пламя и дать ему шанс на выживание, или оставить так, пока оно окончательно не остынет. "Нет, черт подери, и пусть ребенок не мой, но он ведь от Чана!" - Мелькнула мысль в голове императора, и он, справившись с собой, схватил яйцо крепче: - Живи, дракон! Я, император Синего Лотоса, Пак Джунхи, дарую тебе жизнь! Он бросил яйцо в пламя, и оно не разбилось, когда ударилось о пылающую каменистую землю. Вместо этого оно приземлилось в самый очаг, и, как только языки огня достаточно прогрели его, треснула скорлупа. Трещины испещрили домик того, кто находился внутри, и постепенно верхний слой яйца раскололся, рассыпался на кусочки. Сперва показалась маленькая ручка, в слизи, которая служила питательным веществом тому, кто жил внутри яйца, а после и другая, и вскоре из яйца высунулось тельце. Джун не мог подойти к ребенку - огонь сожрал бы его в один миг, но, похоже, его малыша пламя совершенно не пугало. Вскоре показалась крошечная головка, с каштановыми волосами. Когда младенец распахнул глаза, Джун схватился за свое сердце: на него смотрели не красные драконьи глаза, а зеленые глаза, доставшиеся ему от Чана. У него был взгляд, слишком тяжелый для такого маленького мальчика, но такой же пронзительный, как и у того, кто даровал ему жизнь. Джун пал на колени перед младенцем: его грудь сотрясало в рыданиях. Вся его боль в мгновение вырвалась наружу. - Пёнгва-а-ан! - Позвал Джун малыша. - Ко мне, малыш! Пёнгван! Младенец, словно понимая, что происходит, быстро выбирался из пламени, и полз сквозь него: его кожа оставалась невредимой. Джун гордился своим сыном и с трепетом ждал, когда же тот приползет. А после, подхватив его на руки, он разорвал полы своих одежд, и укутал ими ребенка. - Пёнгван, - ласково улыбался Джун, - наследный принц клана Синего Лотоса… Ребенок взглянул на отца зелеными глазами и, словно найдя в них ответные любовь и трепет, постепенно провалился в сон. Безмятежный крепкий сон. Он спал и не знал, что он - дитя слияния двух могущественных кланов, как и не знал о том, что будет воспитан третьей стороной. Он не ведал, что ему суждено вырасти в могущественного полукровку - в его крови текло драконово пламя, а в руках находилось средоточие магии Целителей. Он спал и не знал, что однажды Пёнгван обнаружит в себе такую мощь, которая сделает его самым великим императором, объединившим все кланы в одно Королевство. Он спал и не знал, что ему уготовила судьба, как и не знал, сколько превратностей судьбы ему еще предстоит преодолеть, прежде чем он, пройдя свой тернистый жизненный путь, наконец-то встретится с предками. Конец.