Лагерь

...Через три дня погода решила, что всего понемножку, и вместо снега сыпанула зимним ливнем. Везде, где до этого лежали хиленькие снежные шапки, принялась расползаться ледяная корка. Словно чешуя у огромной ящерицы, которая решила прикорнуть на полигоне, и теперь на пластинах ее легко было поскользнуться. Не свалка, а чертов каток. Гера уже успела привыкнуть к таким вывертам погоды в этом мире, но не сказать, чтобы подобное ей нравилось. Лучше уж снег. Дождь заливался за шиворот, затекал талой водой в ботинки, и ни одни, самые теплые носки не спасли бы ее от мокрых ступней. А учитывая нулевую температуру и отсутствие этих желанных теплых носков, день казался гадким с самого утра. Точнее, с момента, когда Гера залила в себя разбавленное подобие горького кофе и оказалась на улице. Засиживаться с остальными ей не хотелось, как и оттягивать неизбежное. От холода и работы живот снова разболелся. Ничего поделать с этим Гера не могла. Оставалось надеяться, что через месяц доктор все же придет. И что это будет нормальный доктор, а не очередная уловка эаля, который ее обманул. Гера запомнила его голос, и перед сном порой прокручивала в голове план побега, во время которого «благодарит» хвостатого. От всей души, со всеми накопленными процентами. В сущности, эали гораздо слабее крылатых уродов из Отдела, и единственный козырь, которыми они обладали – мгновенная телепортация безо всякой техники. Но и на него можно было найти управу. Жаль, что сбегать Гера не собиралась. В ее планах было жить, пусть и не счастливо, но как можно дольше. Ноги мерзли нещадно. Гера попрыгала на месте, осознавая неизбежность того, что до лета почки у нее будут работать плохо и причинять дополнительный дискомфорт. А последние носки кто-то забрал несколько дней назад, пока она отходила от ударов крылатых. Штраф они заплатят, как же. Будь у Геры возможность, она бы не стала вот так изображать игрушку для битья. Но прояви она агрессию, лае точно забили бы ее до смерти. Да и надсмотрщики вмешались бы. А у них под плащами пистолеты. И специальные пульты. Одна кнопка – и наручники на Гере раскалятся, поджарив ее заживо. Охотник в собственном соку под толстой запечённой корочкой. А мяса ей опять не положили. Пусть и было того мяса – котлетка с рисом и мясным фаршем, но Гера не отказалась бы и от нее. Повара сменялись, а вот нежелание дать ей такую же порцию, как и у других – оставалось. Договариваются они там между собой что ли? Может, если Гера пойдет к раздаче первой, ей не скажут, что котлеты закончились? Ледяная корка рушилась, открывая пласты еще не замерзшего, но уже влажного мусора. Что-то отвратно воняло ацетоном и мокрыми газетами, перебивая все остальные, не столь мощные, запахи. Гера вытащила из кучи длинную металлическую трубу, на которой раньше висели шторы. Она была вся липкой, с потеками окисления, да и воняла дикой смесью спирта и чего-то еще органического, что давно уже должно было разложиться. Поднесла к носу, принюхиваясь. Пахло не мясом. Скорее кровью, и запах этот явно пытались перебить. Пошевелив трубой мусор, Гера присела на корточки, потянув за длинную спутанную ленту пупырчатой пленки, точно так же испачканную кровью и пухом. Нащупав ботинки, потянула на себя, вытаскивая тело из горы хлама. А ведь кто-то постарался, еще и залил всю эту сторону мусорного холма всякой дрянью, чтобы даже собаки учуять не смогли. Тело было большим, мощным, и обладало парой белых крыльев, которые теперь были похожи на сломанные паруса. А стоило Гере перевернуть труп на спину, как тот открыл глаза. Уставился пустым взглядом вверх. Дерьмо. Только еще одного живого крылатого урода ей не хватало. Гера посмотрела на гору мусора, прикидывая, как бы половчее запихнуть пернатого обратно. Может, еще трубу сверху воткнуть? Чтобы точно не уполз. Ну да, а потом сородичи этого заявятся, и шкуру с Геры точно спустят. А у любых издевательств был предел. Гера наклонилась, нелюбезно похлопала рукой в грязных перчатках крылатого по щекам. Может, ему нос сломать? В отместку. Те двое не пожалели, и Гера до сих пор старалась дышать ртом. Крылатый медленно перевел взгляд на нее. Как это состояние называлось? Стазис? Анабиоз? При сильном повреждении лае, если не получалось исцелиться самостоятельно, могли замедлять все свои жизненные процессы, таким образом почти останавливая кровотечение. Это позволяло чаще дожидаться помощи. Вот только скорость реакции оставляла желать лучшего. Правда, если это состояние длилось, кажется, больше пары часов, то наступали повреждения в мозгу. Стянув перчатки, Гера зашарила по рукам крылатого, по его груди, животу, стряхивая обрывки размокших газет. Раны. Открытые. Штук семь точно. В него что, из винтовки стреляли? Тогда почему в голову не целились? — Чтоб ты сдох. — Искренне пожелала Гера крылатому. — Ты и все твои сородичи. Если перерезать ему горло, то она смогла бы получить новый ранг. А не тот, кто расстрелял пернатого. Все потому, что нужно точно удостовериться, чтобы жертва была убита, а не прикапывать в мусоре. Крылатый – не кость, может отлежаться и уползти. Особенно такой, в форме оперативника. Там они какие-то совсем отбитые были. Те, кто ее избили, тоже были в чем-то подобном. Жаль, что это не один из тех двоих. Ну ничего, от Геры он не уползет. Дождь пробирался за шиворот, стекая ледяным ручейком вдоль позвоночника. Гера облизнула испачканные бурым пальцы. Тот, кто сказал, что кровь сладкая, явно был не в себе. Обошла крылатого с другой стороны, вновь присела. Ухватилась за холодные и твердые, почти как у трупа, руки. Заглянула в глаза крылатому, скорчив самую кровожадную улыбку. И потащила в сторону лагеря. Распластанные по бетону крылья загребали мелкий хлам, мокрую грязь и ее же, но схваченную ледком, на глазах теряя белизну. Тяжелая сволочь, чтоб его... Гера оскальзывалась, ругалась сквозь зубы, скидывая накопленную злость. Но не останавливалась. Право слово, легче было перерезать ему горло и бросить там же, забросав всяким хламом. Полигон большой, вряд ли его до весны нашли бы. Обед был сорван. Если бы Гера точно знала, чем обернется ее находка – точно оставила бы ее там. И трубой прибила бы к бетону, чтобы не уполз. Надсмотрщики едва не наложили себе в штаны от ужаса. Нет, сначала они хотели ткнуть Геру лицом в землю и выпороть за уход с полигона во время работы. Потом – за убийство крылатого, к которому она уж точно была непричастна. Хорошо хоть этот крылатый не успел сдохнуть, пока Гера его тащила. Иначе было бы совсем несправедливо. Через несколько минут в лагере появился начальник, а мигом позже – сам Шер Ам Ваэр, взмыленный и мокрый. В прямом смысле – новость вытащила его из ванны, и эаль мог похвастать толстым слоем пены на синей шкуре и махровым полотенцем на бедрах, которое не сползало исключительно благодаря хвосту. А еще паром, который шел на таком холоде от его тела. А спустя минут десять, - хотя Гера не могла точно поручиться, сколько прошло времени, может, всего пять, – в лагере появились крылатые. Разом. Много. Высыпали, как горох из банки, вывалившись из внезапно открывшегося светящегося кольца в воздухе. Или это было больше похоже на арку? Гера ощутила непонятную обиду – очень хотелось посмотреть поближе на знаменитый Переход, про который ходило множество слухов. А она без очков, и издалека только и видит, что размытые фигуры и контуры. Столько крылатых разом Гера в жизни не видела. Двадцать? Тридцать? Сосчитать трудно – те мельтешили, не стоя на месте. Лучшим решением было не высовываться. Забиться в дыру подальше, чтобы ее не учуяли. Не обратили внимания на Охотника, который торчал, как пень, в двадцати метрах. С одним-двумя Гера справилась бы. Будь у нее оружие – может быть даже трех положила бы. Но тут расклад выходил абсолютно неравным. Самоубийственным. Если Гера получит пушку и пустит себе пулю в рот, шансов выжить и не стать инвалидом и то больше. И всю свалку огородили. Телепортировались эали из королевской гвардии, создавая внутреннее кольцо оцепления. Работу остановили и всех согнали в лагерь. Гера не была против такого подобия выходного, но вот только места на лавках было маловато, и она вернулась на свое место в углу, дабы никого не провоцировать. Недобитого крылатого погрузили на носилки и очень быстро унесли куда-то. То ли в здание лагеря, то ли вообще утащили через Переход в Отдел. Если в Отдел, то он точно не сдохнет. Ушла добыча, не добраться до нее больше. Провалена миссия для того, кто так старательно закапывал крылатого в мусоре. Гера сунула руки под куртку, прижала к теплому животу. Руки она отмыла с мылом и едва не содрала всю кожу, чтобы даже запаха крылатого на ладонях не оставалось. Во избежание подозрений. А они не могли не появиться. Эали подписали с крылатыми нейтралитет, и обязались соблюдать закон о ненападении, а взамен те помогали. У хвостатых были слабости – непереносимость высокого уровня радиации, токсичности и всего, что даже человека не сильно убивало. А у крылатых были полукровки от лиров и сами чистокровные боевые лиры, которые поглощали радиацию быстрее, чем Гера съедала свой обед. На свалку попадали и газеты, в которых можно было почерпнуть немного новостей. Да и надсмотрщики говорили между собой о том, что происходило за пределами лагеря. И теперь эали рвали и метали, пытаясь как можно быстрее найти убийцу и удержать пошатнувшийся мир. И вроде как недоубитый крылатый был кем-то важным, если оперативно среагировала даже королевская гвардия. Попытались скинуть вину на Геру, но у нее точно не могло быть никакого огнестрельного оружия. А место, где расстреляли крылатого, нашли у наружной стены по кровавым пятнам. Туда Гера добраться ну никак не могла, как и заполучить винтовку, или из чего в крылатого урода стреляли. И потом, Гера целилась бы в голову. Чтобы точно убить, а не играться. Молодой тупой Охотник, которого не научили работать чисто или у него не вышло забрать тело с собой? Или кто-то из эалей, кому этот крылатый чем-то насолил? Кто знает. Она вот точно без понятия, о чем и сообщила Шер Ам Ваэру, когда тот начал на нее орать. Она тело нашла? Нашла. Да. Она. Притащила в лагерь, ибо тело живое было. Или его нужно было прикопать обратно? За этот вопрос эаль ткнул ее головой в стол, разбив бровь. Ну да, Гера Охотник, ее можно не жалеть. И в бордель она не попадет, так что и лицо не жалко попортить. Зарастет все, как на собаке. Ага, как же. На собаке. К собаке и то отношение было лучше, отчего обида привычно сжимала горло. А обед не дали. И дождь, зараза такая, продолжал лить, затекая за шиворот. Уйти бы под навес, к лавкам, да другие не дадут. Начнут возмущаться, что вшивая Охотничья сучка опять лезет, куда не просят. Там и до драки недалеко – все на взводе, взбудоражены происходящим. Наверняка кто-то из лагерных ляпнет, что это Гера крылатого покалечила. Одно дело – лупить Охотника, и совсем другое – наказывать тварь, которая хорошего доброго крылатого едва не грохнула. Забьют, охваченные звериной яростью, а надсмотрщики не станут влезать. А терпение у Геры не железное. Кому-то она, не выдержав, двинет в ответ. И вот вроде бы она сделала хорошее дело, а удовлетворения не получила ни капли. Живот только разболелся сильнее. Гадство.