Лагерь

Ужин все же раздали. А повар, то ли смущенный, то ли тоже перепугавшийся присутствия стольких крылатых и возможной ревизии, засунул в недоваренную картошку недельную порцию сливочного масла. Если не больше. Ну да, он это масло тщательно прятал, и собирался унести домой в конце смены. А тут выход что из лагеря, что со всей территории свалки оказался заблокирован. Да и котлеты нашлись, и Гера по одному запаху из кухни смогла определить, что мяса в них больше, чем в тех, что не достались ей утром. Вот только котлет не выдали. Ни ей, ни остальным. Сложили на плоское блюдо, украсили зелеными листиками салата, свежими луковыми перьями (откуда только взяли посреди зимы?), и унесли в главный барак, где скрылась добрая половина крылатых вместе с Шер Ам Ваэром (успевшим переодеться в яркий оранжевый махровый халат) и его приемным сыном, бывшим главным после отца в лагере. Туда же ушла корзина с хлебом, и кофемашина, до этого обретавшаяся в будке у надсмотрщиков. А Переход так и не погас, продолжая источать белый свет. По обе стороны встали четверо крылатых, успевших облачиться в дождевики. И где только достали их так быстро? Хотя... Может, у них в Отделе был целый склад с кучей разной одежды, которая подошла бы к каждому сезону и на любой размер? А учитывая, что многие крылатые по фигуре были более-менее одинаковыми (Гера так и не смогла найти различий в расплывающихся контурах), наверное, легко нашить сразу целую партию одинаковых вещей. И дождь перешел в мелкую моросящую стадию, которая могла не останавливаться еще очень долго. Гера давно промокла до нитки и замерзла, как цуцик. И из всех эмоций у нее осталось лишь раздражение. И на себя, что все же притащила недоубитого в лагерь. И на дурака-Охотника, или кто там был еще, что дело свое не закончил. Лишь бы эти крылатые полудурки побыстрее нашли убийцу и убрались в свой Отдел. Картошка оказалась твердой (если кинуть в кого, то убить не выйдет, конечно, но синяк оставить можно), но в качестве поганенькой компенсации плавала в растаявшем желтом масле. Гера, конечно, молоко и все производные из него любила, но это был перебор. И на фоне этого недополученные котлеты, уплывшие пернатым, казались сущей несправедливостью. Схлопнулся воздух, и под навесом оказался один из взъерошенных надсмотрщиков. Он был нервным настолько, что не нацепил на морду респиратор, и защитный плащ не надел. И даже дурацкий чехольчик, по-видимому, остался где-то в другом месте, показывая мягкий кончик хвоста, по форме напоминающий лопатку для песка. Вялые разговоры под навесом утихли. — Где эта охотничья падаль? — Повертевшись, требовательно уточнил эаль. Гера наколола на вилку кусок картофелины, обмакнула в масло и отправила в рот. Задышала сквозь зубы. Горяченькая. Но это даже хорошо – хоть согреться получится немного. Да и не пряталась она. Как и всегда, сидела на резиновой шине у неровной стены из них же, отделяющей внутренний лагерь от одного из полигонов. Формально она вообще в столовой сидела, пусть бы до ближайшей лавки было метра два. Надсмотрщик ее все же заметил. Или ему подсказали, указав пальцем, пожалуй, даже слишком поспешно. Хлопнул еще один телепорт – эаль не стал тратить силы на ходьбу, переместившись прямо к Гере. — Тебя на допрос вызывают! Быстро встала и пошла! Гера насадила на вилку еще один кусок. — Дайте поесть сначала, ладно? Зашипев, эаль хвостом снизу вверху ударил по глиняной миске. Гера разжала пальцы одновременно с толчком, и вся картошка в море масла выстрелила вверх и вправо, чтобы рухнуть на мокрый скользкий бетон. Следом приземлилась миска, с противным звуком разбившись на несколько крупных и кучу мелких кусков. Ну да, продолжай Гера цепляться за нее, картошка оказалась бы на ней самой. Не слишком хорошее завершение ужина. Вздохнув, Гера отправила в рот второй и последний кусочек. Ну хоть что-то. Все равно добавки ей не дадут. Надсмотрщик зашипел еще громе. Схватился за висящий на поясе пульт с кучей кнопочек. Щелкнул длинным когтем по одной из них. — Да я тебя... — Окончания чужих слов Гера не расслышала, рухнув со своей шины вслед за картошкой и миской. Боль длилась секунду, но была столь оглушающей, что Гера еще секунд пять пыталась понять, кто она и что тут делает. А это наручники дали один импульс, лишь затронувший несколько миллиметров кожи. Оскальзываясь, пришлось подниматься, пока взбешенный эаль не ткнул в кнопку повторно. А потом хвостатый ухватил ее за волосы (поскорей бы весна, когда ее наконец обреют!) и телепортировался. Кажется, это был кабинет Шер Ам Ваэра, в котором большую часть времени работал его приемный сын. Учетные книги. Бесчисленные папки. Полка с респираторами и масками. Большой широкий диван, на котором, как курицы в курятнике, в рядок сидели трое крылатых в черных формах. Два занятых стула. Огромный мощный стол из красной древесины неизвестного Гере вида. Кресло, которое принесли из другого помещения – или оно появилось тут после того, как Гера была тут первый и последний раз семь лет назад. Складной стульчик у двери. Окна с плотными шторами. Рамы укреплены, а на самих окнах установлены специальные фильтры, как и на всех в этом помещении. Кажется, в углу еще кварцевая лампа стояла когда-то. А еще в кабинете было тепло и душно, особенно после холодного и влажного воздуха на улице. И пахло котлетным духом, хлебом и кофе. Эаль отпустил Геру и как-то быстро испарился. То ли удрал в угол, то ли телепортировался. Как-то она не обратила внимания. Крылатых тут было восемь. Слишком много. Шансов отбиться не было. Конечно, помещение им неудобное – слишком тесное, да и потолки невысокие для хорошей защиты. Но и Гера в заведомо проигрышной позиции. Посередине кабинета. Ничего нет под рукой, даже захудалой табуретки. Лае смотрели. Молчали. И даже крыльями не шуршали, что напрягало особенно сильно. У всех было оружие в руках. Гере не уйти, можно даже не пытаться. И собственное бессилие тоже раздражало. — Ты Гера Торку, Охотник? — Спросил крылатый, сидящий за столом. Лица его Гера рассмотреть не смогла, но кивнула утвердительно. — Какой твой ранг? Ничьих лиц не получалось рассмотреть. Можно было не даже не предполагать – Шер Ам Ваэр отдал пернатым все документы, касающиеся Геры. А в них стояло ее настоящее имя, ее ранг и все, что касалось ее личности. — Второй. — Это ты обнаружила лае? — Да. — Ты причастна к покушению на убийство? Значит, и вправду крылатый полутруп не помер. Ну хоть это на нее не повесят. Гера ощутила, что ее начало потряхивать. Сказывался день на улице. — Нет. — Тебе может быть известно имя того, кто совершил покушение, или его мотивы? — Голос у говорившего был... Никакой голос. Абсолютно незапоминающийся. Приходилось концентрироваться, чтобы просто запоминать слова. Ну да, крылатые на такое были способны. — Нет. — Что ты делала этой ночью и до восьми утра? А часов у Геры давно не было, так что поминутно рассказать свой режим было просто невозможно. — Спала. В бараке с остальными. Побудка в шесть. Потом позавтракала. Выпила кофе, - хотя очень хотелось сказать, что пила она коричневую бурду, которую нещадно разводят кипятком в целях чертовой экономии. Но вряд ли крылатые вообще в курсе, что такое пить можно, - пошла на свалку. — Почему ты пришла на этот участок свалки? Какова причина выбора? А пернатый его знает. — Подальше от остальных. Не люблю скученность и толпы. Как вот в этом кабинете. Кислорода не хватало. — Значит, ты чисто случайно нашла лае? — Да. — Почему ты приняла решение доставить его в лагерь? Ты же Охотник, а насколько нам известно, вы не испытываете жалости к другим. Особенно к крылатым расам. В чем причина подобного альтруизма? Гера медленно перенесла вес с одной ноги на другую. Хоть бы присесть предложили. И вообще, кто бы говорил о жалости. — Все равно тело нашли бы. И меня обвинили бы в этом. И сейчас уже обвиняют, хотя тут Гера действительно была ни при чем. Делать ей больше нечего – выслеживать крылатого и пытаться убить. За пределы свалки ей никогда не выйти, а в сложившейся ситуации попытка убийства (и без разницы, удачная или нет) – прямой путь помереть быстро и больно. А в планах Геры есть пункт жить долго. Другие почему-то любили лае. Ну да, конечно, крылатые их к доктору пропустили. И не избивали до сломанных костей. Если Гера выносливая, то это не значило, что боли она вообще не чувствовала. — Значит, ты поступила так исключительно из эгоизма? — В целях самосохранения. Да. Или этот крылатый, лица которого так и не удалось рассмотреть, думает, что те, кто жертвуют на благотворительность крупные суммы – делают это из любви к ближнему? ...Гера однажды перечислила деньги в фонд помощи брошенным животным. Немного совсем, буквально стоимость чашки кофе и шоколадки. Но ей было пятнадцать, и это были ее первые официально заработанные деньги. Хотелось приобщиться к чужому благому делу. И удовлетворение от сделанного поступка продержалось несколько дней. — Когда ты нашла лае, он был в сознании? Он что-то сказал тебе? Гере захотелось пощелкать пальцами – так было легче вспоминать забытое слово. Но делать этого она не стала – напряжение в кабинете было слишком сильным, и за этот невинный жест (а им она действительно на могла никого не убить, ни ранить, ни напугать) ее вполне могли убить. У кого-то наверняка сдавали нервы, если не у всех крылатых разом. — У него было пограничное сознание. Реакция заторможена. Он ничего не сказал. Сначала смотрел вверх, потом увидел меня. — И все? — Теперь Гера не была уверена, что вопросы задавал тот, кто сидел за столом. Голос его шел одновременно со всех сторон, мешая определить источник. — Да. Все. А теперь наступила тишина, разрушаемая лишь ее собственным сопением и чьими-то пальцами, которые постукивали по деревянной поверхности. Звук получался неожиданно гулким, и отдавался прямо в голову. Раз-два-три. Пауза. Раз-два-три. Пауза. А ведь до идиотизма глупо все получилось. Не подпиши она тогда документы своим настоящим именем, не будь в контракте ее ранга и рода занятий – никто в этом кабинете и не узнал бы, что Гера Охотник. И может, Шер Ам Ваэр отправил бы ее в бордель. Или полы мыть. Гера-то не против, ей ведь даже нравилось убирать. Честная работа, опять-таки. Раз-два-три. Пауза. Раз-два. Третьего стука не было. — В данный момент это все. Можешь идти. Из кабинета Геру выставили. На улицу. Под мелкий моросящий ледяной дождь. Где не было этого давящего на мозги перестука, от которого хотелось побиться головой о стенку. Или о тот самый стол из красной древесины. Раз-два-три, чтоб его.