Лагерь

Джар провел мокрым полотенцем по лицу Глада, вытирая алые потеки. Кровь из рассеченного лба прекратила идти почти сразу, но вот красный ручеек из уха не останавливался, и это несколько настораживало. Сотрясение, определенно. А ведь окажись Глад ближе к эпицентру взрыва, не отделался бы так легко. Повезло. ...Джар проведывал брата, когда его выдернули сирены, оповещавшие о нападении на крылатого и полной боевой готовности. Еще самую малость расстроился – он как раз принес брату творожные ватрушки из центральной булочной в центре эальского города, и теперь выходило, что доесть свою Джар не успеет. Да и Мир к своей не притронется, пока опасность не будет устранена. А ведь с Гладом они вдвоем отправились через Переход, только вот Джар вернулся буквально сразу. Порывался пойти Вольф, но в Отделе был обязан остаться один из лучших врачей, во избежание, так сказать. Так что Лилейник взял Джара. Обошлось. Глад был жив, вполне себе цел, и выпив пару стаканов воды, вполне внятно объяснил, что произошло. ...Он решил воочию увидеть Охотника. Отчеты отчетами, но доверять никому из охотничьего племени Глад не стал бы. Так что эта самая Гера Торку, отсрочки для которой просил Джар, вызывала лишь двойное подозрение. Полигон на свалке был воистину огромным, но надсмотрщик, которого Глад поймал около въезда, согласился указать примерный квадрат, где работала Охотница. И даже телепортировал Глада поближе к нужному месту, вероятно, пытаясь подлизаться. ...Переместившись между очередными мусорными горами, он на миг оцепенел. Охотник, плотоядно скалясь, пыталась оторвать кому-то белое крыло, неестественно измятое и тонкое. Шест словно сам оказался в руке, удлинился. По серебристому металлу скользнули искры заряда. И Глад атаковал. Он ведь видел уже такое раньше, только с его собственной парой. И ее спасти не удалось. ...Тогда ведь Глад пришел слишком поздно, когда та, кого он любил, уже была мертвой. Тварь каким-то чудом успела отдернуть голову, и удар пришелся не по затылку, а вскользь по виску, сдирая кожу. Но руки разжала, отпуская безжизненное измятое крыло. Ярость была так велика, что Глад ударил снова. И опять. Пнул ботинком под ребра, отбрасывая тварь от крылатого. Все Охотники притворяются! Конечно, она сделала вид, что бедная и несчастная, а только представилась возможность – напала на крылатого! Эаль, который перенес его на этот квадрат полигона, подскочил к лежащему крылатому. Ухватил за плечи, приподнимая, пытаясь нащупать пульс. И заорал. Глад занес шест для последнего удара, в голову, и обернулся на этот крик. Если крылатый еще жив, он сможет его спасти! А кости на крыльях срастутся, да и Вольф подправит разорванные сухожилия и мышцы – главное, что Охотник его не уби... Пострадавший крылатый был жив. И судорожно пихал себе в рот сломанными пальцами странный круглый предмет. А крылья его, вдруг ставшие какими-то жутко неправильными, лежали на мусорном склоне отдельно от тела. Эаль, продолжая орать, телепортировался. И одновременно с этим бомба взорвалась, отбрасывая Глада ударной волной. Хорошо еще, что он стоял так далеко от эпицентра, и успел заслониться собственным крылом. Но протащило Глада все равно пару шагов по мусору, пачкая форму и заставив выронить шест. Ну, шест – не голова. Можно и новый достать, если этот сломается. А потом откуда-то то появились эали, Глада перенесли в кабинет директора лагеря, вручили полотенце, чтобы остановить кровь из уха, и сообщили, что уже связались с Отделом. Это же невероятный скандал – повторное нападение на крылатых представителей за десять дней, и почти на одном и том же месте! Репутации Шер Ам Ваэра и его семьи грозил грандиозный скандал и угроза быть обвиненными в терроризме. Приятного мало. К чести эалей, сообщение действительно дошло мгновенно, и Джар с Лилейником оказались в лагере спустя семь минут после взрыва. Почти одновременно с королевскими гвардейцами, которые опять с хлопками появились и оцепили часть полигона. Честно говоря, Джар опасался гораздо худшего. Но Глад отделался парой ссадин и синяков, которые затянутся ближе к обеду. Да и сотрясение не так страшно, но профилактически все равно стоит крылатому отправиться на день-другой на больничный. Кто-то из эалей осторожно притащил изрядно покореженные крылья, которые окончательно смяло взрывной волной, и положил на стол из красной древесины, аккурат на ровные стопочки определенно важных бумаг. Лилейник склонился, потыкал пальцем конструкцию. На рюкзак прицепили какие-то деревянные планки, куски пластика и проволоку, и обильно заклеили длинными широкими перьями, которые покрасили из баллончика белой краской. — Муляж. Глад шмыгнул носом, продолжая держать у уха смятое полотенце. Вид он имел побитый и виноватый. — Я не заметил. Все так быстро произошло, просто времени не было присматриваться. Увидел только, что эта тварь пытается крыло оторвать, и все. Сорвало тормоза. Тот же, кто притворился крылатым, опознанию не поддавался. Нет, Джар попытается собрать то, что осталось, но как выглядит притворщик, теперь оставалось только догадываться. Но зачем человеку выдавать себя за лае? И зачем запихивать бомбу себе в рот? — Еще кого-то задело взрывом? — Убедившись, что Глад не намерен начать умирать прямо сейчас, и вполне доберется до Перехода собственными ногами, Джар повернулся к сыну Шер Ам Ваэра, который испуганным сусликом маячил у дверей в собственный кабинет, всем своим видом излучая смесь скорби и ужаса. Ну да, попробуй тут не испугаться, когда на подвластной тебе территории дважды напали на представителей крылатой расы, что грозило разрывом всех мирных договоров. — Никто из охраны не пострадал, уверяю вас! Сойер телепортировался на крышу барака и подвернул лодыжку, поскользнувшись, но это мелочи... Джар кивнул, подтверждая. Ну да, мелочи. — Больше никого? Точно? А Охотница? Эаль заморгал, растеряно переводя взгляд с лица Джара на остальных крылатых. Сглотнул. — Я немедленно распоряжусь проверить! Охотничьей сучки на полигоне не обнаружилось. Но кровавый след тянулся, ясно указывая, куда нужно идти. Недалеко, в бараки, где располагались лагерные душевые. А дверная ручка оказалась измазана бурым, словно ее пытались ухватить, но несколько раз промахивались. Гера Торку обнаружилась в углу душевой, под единственный включенным вентилем. И розоватая лужа расплывалась под ней, оставляя на старой плитке разводы. А сама Охотница скулила и всхлипывала, как раненая собака, не способная больше защищаться, и потому забившаяся в угол. Как умирающая собака. Джар замер в дверях, сглотнул непонятно откуда взявшийся комок в горле. Глад сказал, что не сдерживался. Увидел того человека, перепутал его с крылатым, подумал, что Охотник хочет оторвать ему крылья, и кинулся в атаку. Кинулся убивать. Безжалостно. Без вопросов. Без раздумий. По сути, он ведь не был виноват. Глад просто попытался предотвратить еще одно убийство, вот и все... А ей полотенца никто не дал. И в кабинет не перенесли. Не озаботились физическим состоянием и ранами. Да, целенаправленно убивать собственных рабов эали не могли. Но в любом документе купли-продажи всегда стояли сноски о форсмажорных обстоятельствах и несчастных случаях. Наверное, бомба была как раз таким случаем... И человек бы умер. Люди вообще более хрупкие, чем лае, да и регенерация у них отвратная. Да и Охотники, пусть бы и были очень сильны и выносливы благодаря чужой силе и энергии, бессмертными не являлись. Вот и что делать? Джар ведь понимал, что может развернуться, закрыть за собой дверь и уйти. И тогда Охотник истечет кровью. Удивительно, как она вообще еще в сознании. — Добивать пришли? — Голос у нее был сиплым, неразборчивым. — Почему ты напала на того человека? Гера закашлялась кровью. Определенно, органы брюшной полости были травмированы. Глад ведь не жалел силы для ударов. — Он... На меня сам... Первым напал. — Слабо верится. — Джар покачал головой, закрывая за собой дверь и перекрывая поступление холодного воздуха с улицы. Охотница оскалилась, прижимая руки к животу. Заскулила. Кровь текла у нее из носа, из уха, размазывалась вокруг рта, затекала за шиворот. Разбавлялась водой из душа, и розовым пятном растекалась вокруг тела. — Чтоб вы все... А я хотела его вашим сдать. Он Охотник. Первый ранг кажется... Слабак совсем... Сказал, что я под крылатых легла, чтобы мне жизнь оставили. А крылья его... липовые. Маскировка. Джар поплотнее прижал собственные крылья к спине. А ведь... Если все так, то становились понятны некоторые моменты. Если Охотник пришел на свалку, чтобы убрать Геру, то отчасти понятна его маскировка и самоубийство, когда он увидел Глада. Зачем человеку убивать себя? И тогда, выходит, Гера не виновата? Она просто защищалась? А Глад все неправильно понял, и в приступе ярости напал на того, кого посчитал виновным. И ведь убил бы, не помешай взрыв. А Джар? Как бы он поступил, увидь такую картину? Вряд ли стал допытываться, что произошло, стоя в сторонке. Охотница снова закашлялась, захлебываясь собственной кровью. Можно было сесть и подождать, терпеливо дожидаясь момента, когда она либо умрет, либо все же оклемается. ...Вольф рассказывал, что иногда, после «охоты на курицу» Охотники спорили на время, которое нужно, чтобы израненный крылатый наконец сдох. Сам Вольф сумел выжить, и благодаря чуду отправил на тот свет вместо себя собственных мучителей, но такой исход был редок. А ведь она спасла Мирослава, хотя тоже могла оставить там, среди мусора, и тоже наблюдать за чужой агонией. И чем же Джар сейчас лучше всех этих Охотников, которые веселятся от вида чьей-то смерти? В конце концов, он врач, пусть бы и предпочитал работать оперативником. Подойдя ближе, Джар выкрутил вентиль, перекрывая воду. Присел на корточки, растопырив крылья. — Давай руки. — Охотница с трудом повернула голову. Вблизи она выглядела еще хуже – кровопотеря была обширной, и прекращаться не собиралась. Удивительно, как она еще в сознании находится. — Я так понимаю, что эали тебе врача не вызовут. А ты можешь не выкарабкаться самостоятельно... Давай я сделаю вид, что это дополнительный бонус к носкам. За моего брата. Даже к смертельно раненой собаке следует подходить с опаской, если неохота потерять пальцы. Неизвестно, что может сделать Охотник при смерти. Рисковать Джар не собирался, как бы ему не было стыдно за действия Глада. А стыдно было. Обычно тех, кто спасал крылатого, благодарили не так. Не носками за несколько монет. Не побоями, от которых можно было умереть. Не ремнем, стянувшим чужие запястья. Стыд за чужую ярость и злость заставляли чувствовать себя виноватым. Джар ведь мог сходить в лагерь вместе с Гладом, а не возвращаться с творожными ватрушками к брату. Может, и всей этой ситуации не было бы. Куртку пришлось резать. Нет, Джар мог бы распутать ремень и снять ее нормально, но ветхая мокрая ткань сама начала расползаться под лезвием карманного ножа. Растянутая кофта и серые окровавленные майки повторили ту же участь, открывая багровые пятна кровоподтеков и глубокие раны, в некоторых из которых что-то торчало. Такие же были на бедре, превратив штанину в лохмотья безо всякого ножа. ...Стекло. Видимо, от удара Охотницу отбросило на мусорную кучу, как раз на разбитую раму или зеркало. А ткань не спасла. Ребра сломаны с обоих сторон. Видимо, их ломали совсем недавно, и потому так легко пошло смещение, повлекшее травму легкого. Почки... Ну да, человек бы умер сразу. А Охотница зажмурилась, заскулила, когда Джар начал тянуть стеклянный осколок из раны. Засучила ногами, пытаясь поджать колени к животу и перевернуться на бок. Пришлось прижимать крылом ей ноги и фиксировать корпус. Мелькнула мысль вернуться в кабинет, где остался Лилейник и Глад, а так же - походная аптечка с пинцетом, бинтами и лекарствами. Мелькнула и утихла. Кто позволит ему лечить Охотника, который убил четверых? — Пожалуйста, потерпи. Нужно вытащить все осколки, — попросил Джар, ощущая себя мучителем. Гера поднесла связанные руки к лицу, вцепилась зубами в собственную ладонь. Завыла сдавленно, когда Джар потянул второй кусок. Но выворачиваться не стала. За вторым последовал третий. Четвертый. Пятый, длиной почти в ладонь и узкий, как клинок. Чудо, что он не обломился внутри. Потеряй она сознание, Джару было бы легче. Но почему-то этого не происходило, пусть бы кровь и не останавливалась. А натекло ее много, гораздо больше, чем может вместить человеческое тело. И Джар принялся считать вслух, складывая стеклянные кусочки на мокрую розовую плитку. А когда они закончились, положил испачканную ладонь на холодный мокрый лоб. ...Гораздо легче лечить своих же. Чуть труднее – лиров, лилимов и любые другие виды крылатых. Хуже обстояло дело с людьми и эалями. В них не было столько энергии, и порой приходилось прибегать к переливанию крови. На самом деле ее нужно немного, и чем опытней врач – тем меньше. В Охотнице же крови крылатых рас было больше. Гораздо, гораздо больше, чем того требовалось, чем могли вместить человеческие сосуды. Больше, чем в самих лилимах. И пусть бы вытекла она почти вся, оставались еще измененные органы. Сердце. Легкие. Мышцы. И энергии, питающей тело, было с избытком, пусть бы противоречило это всему, что знал Джар. ...Кто бы ни делал Охотников такими, он в совершенстве владел скальпелем. И делать почти ничего не пришлось. Джар лишь добавил каплю своей энергии, чтобы удержать тело, которое отказывалось умирать. И глубокие раны запечатались хлипкими кровавыми корочками, а кости медленно вернулись на свои места. Они не срослись, и любого удара будет достаточно, чтобы едва скрепленные осколки вновь разошлись. Наполненное кровью легкое распрямилось, спеша избавиться от сгустков, и Джару пришлось силой выворачивать Охотнице голову, чтобы она не захлебнулась ими. Сильная, зараза. И выворачивалась, как мокрая рыбина. Или как змея. Не свяжи Джар ей руки, мог бы и не удержать. Судороги продолжались еще несколько минут, и только потом постепенно прекратились. Джар разжал руки, усевшись прямо на мокрую плитку. Откинулся назад, прислонившись к стене. Перья набрались влаги и испачкались чужой кровью, но на подобное ему было уже откровенно плевать. Под кожей Геры Торку перекатывалось слабое свечение, вырисовывая контуры перьев. Они виднелись на животе, на нижних ребрах, осколки которых сложились воедино, но еще не срослись. На кровоподтеках по всему телу, становясь чуть тусклее. Но еще минута – и свечение иссякло. Лаури лечили не песнями, а прикладывая к больным местам крылья. Поэтому их перья так ценились. И Джар для этого не сделал ничего особенного. Всего-то и нужно было, что на секунду воспользоваться анабиозом, замедляя одновременно и свое, и чужое сердцебиение, синхронизируя их в одном ритме. У этого, правда, был один минус. — Забавно... А я уж думал, что Охотники не чувствуют боли. Как звери... Хотя нет, они-то как раз боль ощущают. Как машины какие-то. А ты, получается, как бы и не машина. Этого Джар никак не ожидал. Как и того, что за эту секунду успеет-таки хлебнуть этой чужой боли, и теперь она отзывалась в его теле фантомными огнями. И как эта Охотница вообще выдержала ее, не потеряв сознание и не получив болевой шок? Тут бы и Джар отрубился, а она вон – лежит и сопит, сжавшись на плитке в комок. И лицо мокрое. Реакция замедлена на самом деле, или она оклемалась и притворяется? От Охотников всего можно было ожидать. Но победить она не сможет. Кости не срослись до конца, и на полное восстановление понадобится еще много времени, но тут уже и без Джаровой помощи можно справиться. Джар ведь не сказал, что исцелит полностью. Но теперь Охотница точно не умрет. Правда, совесть сразу же зашептала, что так нельзя, что нужно довести дело до конца. Но переливание будет слишком заметно. Нельзя спасать убийц. — Я бы предпочел сделать вид, что ничего не сделал, а ты сама справилась. Ладно? — Дождавшись вялого кивка, Джар поднялся на ноги. Пошевелил влажными крыльями, стряхивая розоватые капли. Дома придется отмываться. Собственная рубашка тоже окрасилась, пусть бы на темной ткани кровавые пятна были не видны. Джар расстегнул пуговицы спереди и липучки под крыльями, снял рубашку. Надел обратно куртку, которую до этого успел повесить на крючок. Осторожно присел на корточки. — Слушай, ты ничего не подумай, но я думаю тебя перенести куда-нибудь в другое место. Тут не очень тепло. Только если ты брыкаться начнешь или еще что решишь сделать, то я тебя сразу брошу и уйду, ясно? — Угу. — Ну и отлично. — Правда, что тут было отличного, сам Джар не мог сказать, набрасывая рубашку на чужие плечи. Против собственных опасений, Гера Торку не издала ни звука и не шелохнулась, когда он поднял ее на руки. Замерла тяжелой куклой, прижимая опутанные руки к солнечному сплетению и согнув ноги в коленях. Вроде и крови сколько вылилось, а все равно тяжеленькая. Ну зато будь по фигуре она тростинкой (а эалям нравились стройные и худые, чтобы кожа прямо просвечивала) точно умерла бы. В жилом бараке никого не было, а койки располагались друг к другу близко, разделенные лишь крошечными тумбочками с наклеенными скотчем именами. Нужное имя Джар нашел в углу. Панцирная сетка, прикрытая старым матрасом и серой простыней, прогнулась под телом Охотницы. Посопев, Джар накрыл ее тонким одеялом, подоткнул под ногами. И только потом распутал ремень, после сразу же отойдя к проходу. На него не бросились. Гера осторожно спрятала руки под одеяло, предусмотрительно не делая резких движений. — Спасибо. — Ты спасла моего брата. Так что теперь я отплатил. — Раздраженно ответил Джар, и застегнув ремень, развернулся к выходу. Охрипший голос догнал уже у двери. — Все равно спасибо. На улице, сложив руки под крыльями, стоял Лилейник. Длинное узкое его лицо со светлыми волосами, собранными в высокий хвост, не выражало никаких эмоций. Ни раздражения, ни недоумения. — И что же это было? — Злости в его словах не было. Лишь спокойствие. — Ничего. — Пробурчал Джар, поджимая грязные крылья как свидетельство этого самого. — Ну, я уже понял, что ничего. — Миролюбиво согласился начальник Отдела. — Но может, я узнаю какие-либо причины, побудившие тебя так поступить? Джар засунул испачканные руки в карманы куртки. — Гера сказала, что этот... Поддельный, на нее напал. И что он вообще Охотник. А она защищалась. Так что Глад зря на нее бросился. — Возможно, что так. А может, это неправда. — Возможно. — Согласился Джар, не в силах спорить с Лилейником, но все равно злясь. — Но пока что это звучит правдоподобно. Ни одному нормальному человеку не придет в голову убивать себя, когда его почти спасли. Да и потом... Она должна дожить до суда. И... И допросов. Злость не унималась. И начальник Отдела не был этому виной. Джар злился на себя. Все равно все, что он сделал – ничтожно мало по сравнению с жизнью брата.