Лагерь

Когда Гера была маленькой и засыпала в кресле, дед брал ее на руки и переносил на кровать. Еще ворчал, что дети должны соблюдать режим дня и ложиться спать вовремя, а не засиживаться перед мультиками до ночи. Конечно, было в этом что-то сладкое, похожее на волшебство, и Гера ничего не могла с собой поделать, иногда притворяясь спящей. Жаль, что она выросла, и подобные моменты остались в прошлом. А жених, пусть и бывший, на руки не брал, а Гера не предлагала. Ведь этого пункта не было в брачном контракте, а просить добавить его она не стала. Тут бы на другие вещи денег хватило. Да и каждое изменение стоило дорого. И потом – все равно договор был расторгнут еще до того, как его подписали. Может, и к лучшему. Гера уже не могла вспомнить лица своего бывшего жениха – оно смазалось, исчезло из памяти, оставив лишь запах табака. Он курил какие-то дорогие сигары, которые все одно воняли почти так же, как и самокрутки. Мордастый же пах творогом. И запах этот остался на рубашке, поселился там вместе с ароматом перьев, сладкой выпечки и чего-то кисловатого. Кефир? Или он прокисшее молоко на себя опрокинул? Неважно. Главное, что ее не добили, хотя могли. Или же мордастый мог просто развернуться и уйти, оставив Геру в душевой подыхать. Но этого он не сделал. Еще и на руках потаскал. Кому скажи – не поверят! Но Гера не собиралась делиться такими подробностями с окружающими. Одежду, правда, порезал. Но лучше уж ее лишиться, чем жизни. А стеклянные осколки Гера не смогла бы вытащить самостоятельно. Нет, она попыталась, но не вышло. Слишком больно, да и попробуй еще нащупай каждый. А Мордастый их вытянул. Шевелил пальцами в ранах, выуживая стекло, и не смотря на боль, Гера отчетливо слышала, как в ней ковыряются. Отвратно до тошноты. С другой стороны, рядом не стояла очередь из жаждущих помочь. Да и предъявлять претензии по поводу испорченной одежды Гера посчитала слишком мелочным. Ей тут жизнь спасали, а она про куртку ныть станет. Кости отзывались болью при каждом движении, напоминая, что их целостность – лишь видимость. И Гера с осторожностью погладила собственное запястье со следом своих же зубов, после чего вернулась к работе. Еще бы претензию выкатывать за синяки от ремня. Затяни Мордастый чуть слабее, и Гера бы освободила руки. Нет, у нее не было цели вывернуться и придушить его, но было слишком больно, чтобы сцепить зубы и терпеть. Ну, хоть ему по мордасам не дала. Вышло бы совсем неудобно. Ее спасают, а она глаза выцарапывать пытается... Но Гера осталась живой, и от этого даже остаточная боль казалась несущественной. И от этого становилось не то, чтобы радостнее – но определенно приятней. Да и рукав зашивался пусть не идеально, но вполне неплохо. Гера давно не держала в руках иголку (в лагере заключенным запрещено иметь любые колющие предметы) и теперь старательно сшивала разрезанную куртку. Хорошо еще, что ей позволили один день отлежаться, а не погнали на следующий день на работу. Во внезапно проклюнувшуюся доброту надсмотрщиков Гера не верила, подозревая, что Мордастый попросил ее не трогать. Правда, кладовщик опять облил словесными помоями, но катушку ниток и иголку выдал. Все же это было экономнее, чем достать с полки запаянный пакет с запасной курткой. Новую одежду лагерным эали выдавали строго по закону, но и тут жмотились как могли. Они куртку выдали? Выдали. Срок ношения вышел? Нет. Ну вот их и не волнует, что куртки уже нет, так что ходи без. Зима? А надо было думать, прежде чем портить ценную вещь. И не колышет, что самочувствие плохое. Врач придет через месяц. Если можешь потерпеть – то терпи, не беспокой занятых эалей. К этому Гера привыкла давно, в отличии от рубашки Мордастого. ...Она читала, что крылатые падки на всякое жалкое отребье, и стараются всячески помочь разным сирым и убогим. Что-то вроде рефлекса, чтобы ощутить себя нужными и важными. Кто-то из Охотников этим пользовался, и ловил на столь своеобразный «крючок» лиров, которые особенно ярко ощущали чужие эмоции. Ну и пусть. Благодаря этому рефлексу (или же тому, что она попросила в благодарность носки, чем возмутила крылатого) Гера могла жить. Правда, наверное, не очень долго. И отсрочки ей, похоже, не видать. Но уж лучше быть еще немного живой и шевелить ногами в новых, пусть и начавших линять носках, чем сдохнуть на свалке. Жаль только, что она не узнала имя того Охотника, что попытался с пафосом ее убить. И не обыскала карманы – наверняка бомба была где-то там. С другой стороны – как бы это знание ей помогло? Покинуть лагерь Гера не в состоянии все равно. В любом случае, туда ему и дорога. А рубашку Гера сначала хотела застирать от кровавых пятен и вернуть, но это означало, что за ниткой и иглой пришлось бы идти голой. Другие штаны, с жирными не отстирывающимися пятнами, которые она носила летом, еще могли как-то прикрыть зад, но вот запасных футболок не было вообще. Ничего, Гера зашьет куртку, потом кофту, а после доберется до футболок. Рубашку же... Она была из толстой темной ткани, в едва различимую клеточку, с кармашком на груди, и разительно отличалась по качеству от всего, что она носила в лагере. И да, рубашка была огромной (в нее же помещался Мордастый), отчего Гере пришлось чуть ли не в два раза закатать рукава. Ну, она постарается застирать от пятен и собственного запаха, и вернет, когда крылатый снова заявится. Главное, чтобы он не решил ее побить, придя к выводу, что хорошего понемножку. Как-никак, Гера Охотник. А их обычно убивают. А Охотники убивают крылатых. Замкнутый круг. Правда, у Геры как-то не появлялась жажда убийства. Да, она продумывала, куда и как ударить и с какой стороны подскочить, чтобы намотать толстую косу на шею и придушить, но вот воплощать в жизнь... Зачем? Третьего ранга ей не видать, из лагеря не сбежать, а теперь, похоже, кто-то из Охотников в курсе, что крылатые ее пока что пощадили. Правда, один едва не зашиб до смерти, но зато второй крылатый спас, примерно уравнивая ситуацию. А окажись Гера близко к взрыву, не выжила бы. И рубашкой накрыл, и на руки взял. Рубашку, наверное, чтобы Гера не перепачкала темную куртку. Правда, пятна на ней все равно не видны бы были... Пусть будет рефлекс беречь сирых и убогих. Без разницы вообще, главное ведь – результат. Гера пока была живой, и этот исход ее полностью устраивал. И что бы Мордастый не думал, Гера на него нападать не станет. Во-первых – бесполезно это, когда ты на цепи, под всеобщим подозрением и вообще на карандаше у этих отбитых из Отдела. А во-вторых – она умеет быть благодарной. Кто бы что про Охотников не говорил. Сама с собой ведь Гера была честной. А на работу все же отправили утром, пусть бы Гера и переставляла ноги с трудом. Правда, отправили в дальний от въезда на полигон конец, и пообещали разбить голову, если она опять куда-то влезет. Наверное, хвостатые поступили так, чтобы следующий желающий самоубиться о Геру устал ее искать. Ну, зато других заключенных там тоже было мало. Хоть что-то хорошее. ...А Мордастый заявился после обеда, когда воспоминание о горячем горьком чае поблекло, но еще не исчезло полностью. — Мне сказали, что ты упросила отправить тебя на работу. — То ли ворчливо, то ли удивленно сообщил крылатый, остановившись в пяти метрах на узкой дорожке между двумя мусорными кучами выше собственного роста. — Уже восстановилась? Гера потрогала мерзнущий нос, и прислонилась к деревянной тумбе, наполовину выглядывающей из хлама. Выпрямила ногу, перенеся вес с нее. — Мне просто сказали, что раз я способна дойти до навеса за завтраком, то и работать в состоянии. Умирать пока не собираюсь. Мордастый не удивился. — А я думал, что эти жуки послушают... Надеюсь, ты никому не говорила, что я несколько «облегчил» твое состояние? — Меня не спрашивали, а трезвонить о таком нет никакого желания. И так уже обвинить успели, что я под ваших легла, чтобы мне жизнь оставили. Крылатый переложил вертикальный цилиндр из одной руки в другую. — Кто обвинил? — Недоубийца этот. Пацан, который Охотник... — Гера засунула в подмышки, грея пальцы. Уточнила. — Он бомбу в пасть себе засунул? — Откуда догадалась? — Так шанс опознать гораздо ниже. И смерть мгновенная... Я хотела его скрутить и вашим сдать. Промелькнула такая идейка, только на меня твой крылатый напал. А как-то объяснить словами всю ситуацию я не успевала. — Глад тяжело пережил смерть пары. — Тон у Мордастого был не веселым, словно он не чувствовал себя вправе рассказывать чужие тайны. — Так что он поступил несколько резковато. Тебе еще повезло, что тебя с одного удара не убили. Гера кивнула. А что сказать? Тут не нужно быть гением, чтобы понять, что крылатую убили Охотники, и этот самый Глад точил зуб на всех. Ну и кто тут виноват, что Гера Охотник? — Почему он на тебя напал? Или вы убиваете и друг друга? Варианты ответа на эти вопросы Гера обдумывала все утро, потихоньку сортируя пластиковые бутылки, которых было несколько мешков рассыпано на паре квадратных метров. — Убиваем, но для этого нужен повод. Оскорбление, кража, что-то другое... Думаю, этот пацан как-то узнал, что я прогнулась под крылатых, воспылал гневом и решил меня прикончить, чтобы не позорила свой род и всех их. И либо он один такой быстрый, что узнал первым, либо послали слабака, чтобы проверить, на что я гожусь... А мне, между прочим, обидно. — Это почему? — Мордастый удивился, поднеся цилиндр к лицу. Не цилиндр – пластиковый стаканчик, прикрытый крышечкой, чтобы напиток не остывал слишком быстро. И запах оттуда Гера учуяла, поймав кофейно-молочные нотки. — Я тут восьмой год живу. — Она на миг взмахнула руками, обрисовывая это самое «тут». — Хоть бы одна сволочь почесалась. Но зато стоило появиться вам, как меня решили убрать... Неприятно, знаете. Крылатый помолчал пару секунд. — Скажи, ты всегда такая вежливая, или же просто притворяешься культурной? Гера попыталась искривить губы, но замерзшие мышцы лица поддались плохо. — Я в гостинице еще привыкла. А тут... Знаете, как-то легче. Словно я еще хоть отчасти нормальный человек, а не тварь в тряпье, которая ковыряется в мусоре годами, чтобы в итоге тут же умереть. Мордастый подумал, после чего кивнул сам себе и заглянув в стаканчик, протянул руку с ним. Гера смогла различить даже логотип какой-то кофейни на пластиковом боку. — Предлагаю обмен. Ты делишься некоторой информацией, а я отдаю тебе свой кофе. Там молоко горячее, сахар и растаявший кусок шоколадки. Ну как? — Идет. — Гера с осторожностью покинула свой импровизированный насест на тумбе, и медленно сползла по пологому мусорному склону, схваченному снежной коркой. Подошла ближе, пытаясь держаться боком. Раны схватились, и открываться не собирались, но вот боль все еще оставалась, заставляя чувствовать себя неприятно хрупкой. — На всякий случай хочу предупредить – я пришел с двумя другими оперативниками, и если ты на меня решишь кинуться или что-то в этом духе, то тебя остановят. — Мордастый позволил подойти достаточно близко, чтобы Гера смогла взять стаканчик. И правда, кофе с молоком. И растаявшая шоколадка, которая добавляла новых оттенков еще горячему напитку. А крылатый вообще пил его? Или просто сделал вид? Да какая разница. Напиток был горячим, сладким и до невозможности вкусным. — Кстати, меня Джар зовут. — Мордастый засунул руки в карманы куртки. — Очень приятно. Гера, — смысла называть свое имя на самом деле не было. Эали выдали крылатым все ее документы. Но хотелось поддержать иллюзию нормального разговора. — И спасибо еще раз за... Содействие. — Знаешь, твоя регенерация в чем-то похожа на нашу. Думаю, что это из-за того, что твое тело меняли и переливали кровь крылатых рас... Неплохо было бы взять пару образцов. Надеюсь, ты не будешь возражать. Гера покачала головой, пытаясь удержаться и пить кофе маленькими глоточками. — Не буду. Можно только сначала допью, хорошо? А то остынет. Жалко... Торопить ее не стали, и от этого напиток стал еще вкуснее. Жалко, что закончился как-то неожиданно быстро, оставив после себя теплоту и сладость во рту. А Мордастый достал из-за пазухи плоский футляр. Вероятно, подготовился загодя, и даже кофе принес, чтобы Гера не сильно отказывалась от сдачи крови. Да и без кофе она бы не стала выворачиваться. — Я рубашку могу вернуть. Правда, там пятна мылом не отстирались, но я ее не порвала. — Гера протянула руку с закатанным загодя рукавом и отвела взгляд, стараясь не смотреть на жгут и шприц. — Можешь оставить. Я все-таки тебе одежду попортил. — Игла кольнула мерзнущую кожу, и в первую секунду Гера даже не ощутила боли. Ну да, это был не эальский врач, который на нее смотрел, как на мясо. — Знаете, против нас лучше использовать не шесты. И не огнестрельное оружие – не всегда это действует. У нас же хорошая регенерация. Лучше огнемет. Вероятность болевого шока гораздо выше, а там и паралича добиться можно... А брать в заложники бесполезно – у нас даже в брачном договоре пишут, что в таком случае заложник заранее согласен умереть от руки супруга. — Серьезно? Ей не верили. — У меня был брачный контракт, стандартный. И там был этот пункт, что в случае, если меня возьмут в заложники крылатые, то мой муж меня пристрелит, даже если я останусь живой после освобождения. — Почему? — Потому что оказалась слабачкой, не способной справиться с врагом. Этот пункт можно было изменить, но нужны деньги. — Гера вздохнула, и едва ее руку отпустили, вернула рукав на место. Мордастый спрятал шприц с ее кровью обратно в футляр, и засунул его за пазуху. — А если в заложники попал бы супруг, то ты бы убила его? — Нет. Это было бы покушение. Хотя если такой пункт в контракте указан, то наказывать не будут. Но его добавляют, лишь когда у женщины есть поддержка ее семьи и финансы, превышающие финансы мужа и его семьи. — Как-то... Однобоко. Гера пожала плечами, пряча руки в карманы и рассматривая серый снег под ногами. — Главой семьи может стать только мужчина, а женщина способна лишь встать под его началом и дать здоровое потомство. — Точную цитату из свода брачных законов она не помнила, так что пришлось подбирать слова. — А если у женщины нет ни одного ранга, то она никогда не сможет найти достойную партию, и уж тем более ее дети будут слабыми. Идеально – три. Тогда женщина почти уравнена в правах с мужем. — Почему ты это говоришь? — Информация имеет ценность. Не знаю, может быть вы в курсе, но я хочу рассказать все, что знаю... Тот пацан сказал, что я легла под крылатых, чтобы выторговать себе жизнь, и потому достойна смерти. Так что пусть это будет правдой. Не хочу, чтобы меня обвинили в том, чего я не делала. Ее правда могли вытащить. Пусть бы не дед и не брат, и даже не сестра. Но любой другой Охотник – ведь нужно было лишь принести деньги Шер Ам Ваэру. Гера бы отработала долг преданностью и трудом. Но если хотят убить – пусть получат все, что заслужили. У Геры ведь и вправду не осталось больше ничего, кроме обиды. — Все Охотники делятся на несколько типов. Информацию о собственном типе мы узнаем от врача после получения первого ранга. Это что-то вроде наших особенностей. Поэтому, если случается поединок, свидетелей не зовут, а проигравшего добивают – чтобы он не рассказал, какой у победителя тип. И в семье такое спрашивать неприлично. Есть те, чью кожу почти невозможно проткнуть ножом. Есть очень быстрые, или кто видит в гораздо больше спектре, чем обычный человек. Я знаю, что есть еще тэры – они способны телепортироваться почти как эали, но на небольшие расстояния и только ограниченное количество раз за один отрезок времени. Правда, у каждого типа кроме плюса есть и минусы. Быстрее угасает разум, приступы паралича или же неконтролируемой ярости, или какие-то другие недостатки. — А какой тип у тебя? — Полюбопытствовал Джар. — Берс. Я способна имитировать способности врага и пользоваться ими безо всякой подготовки, пользуясь чужой рефлекторной памятью. Максимальное время удержания – восемь минут. Минусы – после истечения этого времени мне нужно минимум пару дней на восстановление, либо, если разница в силе слишком огромна – риск повреждения органов и разрыва мышц, и последующий паралич. Но мне нужно разозлиться, чтобы все получилось. ...Говорили, что у одной из богинь, что стояла у истоков создания Охотников, были способности берса. На уроках Гера учила имена всех десяти создателей, но теперь не помнила и половины. Кажется, ту богиню звали Сооль. Или как-то так.