Лагерь

...Тумбочка взлетела в воздух и с громким треском развалилась, встретившись со стеной и высыпав содержимое. Подобной участи удостоилась не одна она – перед ней пострадал стул в Зале Перехода, на котором никто не сидел в тот момент, лавка и тренировочный деревянный шест. — Бесишься. — Подтверждая очевидное, произнес Мирослав, сидящий на краю собственной кровати. Джар бессильно зашипел и сделав еще один круг по палате, пнул стену. — Сам ремонтировать будешь. — Предупредил брат равнодушно. — Может, сходил бы потренировался? Пар спустишь заодно... — Да он уже оттуда. — Наябедничал Вольф, усевшись на подоконнике и с непроницаемым выражением лица попивая сахарный сироп. — Как видишь, не помогло. Захотелось дать хирургу в ухо. Какое «не помогло»?! В голову прилетела подушка от брата. — Угомонись. Ты клокочешь, как чайник, и такой же красный. Еще чуть-чуть – и начнешь так же свистеть. Ухватив подушку за уголки, Джар дернул их в стороны, выпуская подушечные потроха на пол. Мелкие белые перышки комом рухнули вниз, чтобы в следующую секунду взвиться от пинка, и рассыпаться по всей палате. Вольф, не меняясь в лице, сделал еще один глоток своего чая. Сдул крошечное перышко, норовившее приземлиться в чашку. — Я бы тебя в изоляторе запер, как главный врач Отдела. У тебя вот тут, — крылатый черенком ложечки указал себе на висок, — не в ту сторону шестеренки начали крутиться. — Ну попробуй. — Буркнул недовольно Джар, подпинывая перья и устраивая из них подобие снегопада в отдельной палате. — У тебя типичная реакция попавшего на крючок. — Ну спасибо! А я, можно подумать, и не догадывался! Вот уж и предположить не мог, что со мной творится, а ты раскрыл глаза! Джара ломало. И хотелось то ли заорать, то ли побиться головой о стену, то ли что-то сломать. И Мирослава, и его самого спасли от смерти, а он ничего не сделает в благодарность! И мало того, что не сделает – через неделю в лагерь отправится Вольф в сопровождении шести оперативников... Допрос. Суд. Казнь. Желание убить Вольфа было мимолетным и почти даже логичным. Ну, или хотя бы сломать ему обе руки, чтобы отодвинуть этот момент. — Предпочту получить перелом ноги. Или пулю в колено. — С непроницаемым видом заметил Вольф. Он был единственным из всех лае, чувствовавшим связь настолько тонко и сильно, что мог разобрать не только эмоции. Почти телепатия, если так подумать. — Это не выход. — Джар поставил на место перевернутый табурет и уселся на него. — Это лишь отсрочка на пару дней. — Ну, Охотница попросила отсрочки. Так что вроде все достаточно честно... — Начал было Вольф, но заметив чужую реакцию, покачал головой. — Ну, не хочешь как хочешь. На всякий случай – предпочту повредить левое колено. Мне руки еще для работы нужны, знаешь ли. И вместо меня временную должность главного врача придется занять тебе. Недельки этак на три. И не понятно – то ли он шутил, то ли говорил всерьез. — Послушай, ну ты же сам понимаешь, что она Охотник! — Мирослав не выдержал. — И тебя так корежит именно из-за того, что тебя грамотно поймали на крючок. И что бы она не совершила, это не изменит того факта, что она убийца. Лир, лаури и лилимы были гораздо более беззащитны, но она их убила. Да, она спасла меня и тебя. Да, согласилась что-то рассказать про свою семью и других Охотников. Но она все равно осталась убийцей, и, если дать ей свободу – она снова убьет. Не тебя – так очередного лира или лаури. А они не заслужили смерти. — Да я вовсе не про свободу говорю! — Джар вскочил, отчего перья на крыльях вновь вспушились, а рассыпанные на полу - взлетели. — Это неправильно! Она спасла жизнь тебе! Она спасла жизнь мне! За твою жизнь она получила носки, а за мою – всего лишь ответ на вопрос о том, когда начнется допрос и суд! — О да! — Прокомментировал Вольф таким тоном, что было непонятно – говорит он правду или же издевается. — И ты ей сказал, положив нечто весьма интересное на все должностные инструкции разом. Теперь у Охотницы есть время, чтобы покончить с собой до того, как я попаду в лагерь. Между нами – Лилейник в бешенстве. Я тоже, к слову, не в восторге. Пнув ни в чем не виноватую дверь, Джар вернулся на стул. Сжал ладонями голову. — Она не покончит с собой. И вообще – можно же охрану поставить. Или в изолятор ее поместить. — Ага. Вот только ты забыл, что в лагере изолятора нет. И тюремных камер тоже среди мусора не найдется. Шер Ам Ваэр предложил ее к столбу для нарушителей приковать, но она за неделю наверняка околеет. А идея с охраной была бы блестящей, если бы не непонятный стрелок, которого, не смотря на помощь королевской гвардии хвостатых, поймать не удалось. Все, что мы получили – смазанную картинку с одной из уличных камер. Но на ней даже расу стрелка определить нельзя. — Гера сказала, что это Охотник. — Глухо заметил Джар. И правда, кому еще в мире эалей захочется пустить парочку пуль в голову крылатого оперативника из Отдела? Это же не просто неприятный или случайный конфуз – а прямой путь к расторжению перемирия, и, как следствие – резкое повышение уровня радиации во всем мире и последующие за этим болезни и смерти. А еще этот неизвестный покупатель. Лилейник распорядился еще раз пересмотреть дело Охотницы, и отдал приказ опросить Шер Ам Ваэра, его сына и всех надсмотрщиков, кто работал в лагере все эти 8 лет. Да, любой желающий мог прийти в лагерь и купить заключенного, уплатив его полную стоимость плюс налоговый сбор. Дальше он мог распоряжаться «игрушкой» по своему усмотрению – вернуть рабу свободу (для этого нужно было всего лишь заполнить бланк и указать, что делает он это добровольно и по собственному желанию) либо же использовать так, как хочется. Да, законодательство накладывало некоторые обязанности на владельца. Нельзя было убивать рабов, либо преднамеренно их калечить и пытать. Морить голодом, пропускать ежегодное медицинское освидетельствование (в некоторых местах его проводили чаще) и лишать возможности поддерживать личную гигиену тоже было запрещено. Иначе – штраф. В лагере не слишком часто покупали рабов. Обычно за ними приходили в элитные салоны, на ежегодную ярмарку. Или же искали в публичных домах. Там были молодые, здоровые и красивые, на любой вкус, как говорится. В лагере же были в основном преступники, отправленные судом отрабатывать свой долг перед обществом. Продавшие себя добровольно, чтобы помочь финансами семье. Такие рабы не часто пользовались спросом. И не было ни одного желающего выкупить Геру. Кому нужна в доме неуправляемая сильная тварь, за которой рано или поздно придут крылатые? А тут получалось как-то подозрительно. Сначала Охотница обнаруживает раненого Мирослава. Потом в лагере появляется Охотник, который маскировался под крылатого (и личность парня так и не смогли установить, но вот сердце у него было пересажено, как и почки, от лира), попытавшийся убить то ли Геру, то ли ее вместе с Гладом. Теперь же еще один Охотник стрелял в Джара в тот момент, когда он был рядом с Герой. Слишком много совпадений. И в каждом из случаев Охотница принимала некоторое участие (если не самое прямое). И все же – пытались убить Мирослава, Глада и Джара или же саму Геру хотели подставить? ...А еще ее ночью опять избили. И как только шею не сломали? Уж кому-кому, но другим заключенным она ничего не делала – Шер Ам Ваэр подтвердил, что за первое же нарушение приказал бы сдать мясникам. Попросту убить. ...На Охотника закон о рабах и их содержании не распространялся. Джар со стоном постучал себе по голове. — А теперь, уважаемые зрители, мы видим классическое поведение крылатого, который, будучи осведомлен о своих слабостях, все же сумел в кратчайшие сроки попасть на крючок, и теперь трепыхается, пытаясь с него слезть. — Приложив руку к горлу и изменив голос, прокомментировал Вольф. Джар молча уставился на лучшего хирурга и собственного бывшего учителя. Шутка была весьма посредственной, и прокомментировать ее хотелось лишь с помощью пули в колено. Или вывернутой на голову чашки с растаявшим сахаром. — Понял, веселые пародии – не мой конек. — Верно истолковав чужой взгляд, произнес Вольф уже своим нормальным голосом. — Подведя итог, — Мирослав потрогал трубку собственной капельницы, – ты изо всех сил делаешь вид, что не трыпыхаешься, а всего лишь изображаешь справедливость. Да, эта Охотница молодец, что спасла меня и тебя. Но тебе не кажется, что лучше дать произойти тому, что должно случиться, а не тянуть аннерга за перья? Она убийца. И пусть даже она тебе так понравилась, что ты частично лишился выдержки, что ты можешь сделать? Только не предлагай вариант дать ей полную амнистию и свободу – за такое даже я не смогу проголосовать. Джар и не думал. В каждой семье лае кто-то погиб от рук Охотников. Родители, дети, друзья – каждая потеря была ужасной и несла боль и ужас там, где раньше были искры связи. А сколько было убито лиров, лилимов и лаури, было просто невозможно подсчитать ввиду отсутствия их в базе данных. Поэтому никакой свободы быть не могло. — Дальше, — тем же тоном продолжил Мирослав, — она Охотник, и следовательно – в курсе нашей психологии. Предположим, что, если ты почти уговорил меня, то сумеешь и Лилейника (хотя в это я верю слабо), и он позволит тебе прибрать ее к рукам, на пару месяцев отодвинув допрос. И если она еще не поняла, что ты попался на крючок, то в ближайшее время это до нее дойдет. А дальше начнется стандартное выкручивание тебе крыльев... Ты сломаешься на какой фразе? Что она сожалеет о том, кого убила, и обещает никого больше пальцем не трогать? Или на том, что она тебя любит и жить без тебя не может? А она это скажет, чтобы посильнее зацепить тебя. Она скажет и сделает все что угодно, чтобы выкарабкаться из своего положения, а ты окажешься заложником, не способным сопротивляться. Люди достаточно эгоистичны и жаждут добиться своего, но Охотники во много раз хуже. — Мне не триста лет, чтобы верить во все, что говорят. — Ну и не полторы тысячи, чтобы накопить достаточно опыта. — Снова встрял Вольф. Джар поморщился. — Уволь. Тебе всего лишь тысяча триста. — Тем не менее, я почти в два раза тебя старше. И потом – я проверял ее кровь, и к твоему неудовольствию, ты с этой Охотницей совместим на полтора процента. Крылатый вздохнул, и запрокинув голову, уставился в потолок. Был у Вольфа еще один пунктик – он маниакально составлял списки совместимых лае. Отслеживал совместимость пар и количество детей, которые рождаются. Выходило, что чем выше совместимость – тем больше шанс получения потомства. А с рождением детей у лае в последнее время возникало все больше проблем. ...А ведь этой проблемы не было еще каких-то четыреста лет. Джар, когда еще занимал пост заместителя Вольфа, обсуждал с ним один проект, который хирург все хотел претворить в жизнь. По крайней мере, на бумаге заключения были вполне обнадеживающими (а точнее, почти фантастическими). Лилейник читал проект. И даже согласился, что опыт аннергов, который первыми взялись за этот проект, весьма успешен. И да, Высшие лае проект согласовали бы и претворили в жизнь без раздумий. Но ведь тот слишком жесток. Брать лиров, полукровок и тех, в ком крови лае слишком мало (меньше четверти, ибо по меркам Высших лае они считались низшими и недостойными равных прав), использовать на них целый букет препаратов и веществ, частично отравляющих организм, и заставлять вынашивать детей – неправильно. Аннерги в этом пошли дальше – они полностью изменяли разум крылатых, отчего жили они не больше двух лет. Но дети их были почти чистыми аннергами, а после небольших корректировок не уступали в силе и чистокровным. Да, Лилейник прав. К такому нельзя никого принуждать, а добровольцев Вольф и не искал – слишком жестокая участь. И проект ушел на полку, а Вольф принялся составлять списки совместимых между собой лае, пытаясь вытянуть демографическую статистику. — Точно полтора? — Уточнил Джар, продолжая смотреть в потолок. — Ну, один и семь десятых. — Вольф скривился, словно у него заболел зуб. Мирослав внезапно оказался более чутким. Либо же он лучше знал близнеца. — Нет. Это против законов. — Каких конкретно? — Полюбопытствовал Джар, запрокинув руку за спину и почесав основание крыла. Только бы не линька. — У нас нет рабства! — Поправка – у нас не практикуется рабство и запрещено приводить рабов. Но есть старые пакты, в которых прямо написано, что Высшие лае могут забрать себе в услужение любого полукровку и низшего. — Ты мой брат, и немножко не дотягиваешь до Высшего. — Саркастично уточнил Мир. Да, это проблема. Хотя... — Мы с тобой являемся опекунами как раз одного из прямых потомков Высших. Так что, в некоторой степени... — Джар не окончил фразу, позволяя додумать окончание брату. Мирослав запыхтел, а потом ткнул пальцем в молчащего Вольфа. — Это абсурд! Скажи ему, что это абсурд и абсолютная тупость! — Это абсурд и абсолютная тупость, — послушно повторил Вольф голосом Мира, приложив ладонь к горлу. — Но я хочу посмотреть на лицо Лилейника, когда ты ему озвучишь свою идею! — Почему еще? — Возмущенно уточнил Мир. Хирург округлил глаза. — Как «почему»?! Да начальник Отдела, прошу прощения за фразу, выпадет в осадок! А мне придется приводить его в чувство после этого! — Но зачем? Джар, объясни – зачем ты все это хочешь сделать? И ты серьезно насчет этого всего? Может, тебе пойти в эти, как их там – публичные дома в мире эалей? Заведи себе новое увлечение на два-три месяца и забудь про эту Охотницу! Теперь зачесалось и под другим крылом. Или Джар подцепил каких-то паразитов на свалке? Но ведь зима, блох быть не должно... — Мне кажется, что Геру хотят убить. Нет, — он вскинул ладонь, не давая брату возмутиться еще одним «доказательством» того, что он трепыхается на крючке, — дай договорю. Смотри ведь, все получается довольно странно. Она попала в лагерь почти восемь лет назад. Опустим причины, почему это произошло, сейчас не до них. И что мы получаем? Сидит в лагере Охотник второго ранга, достаточно сильный, чтобы попытаться дать сдачи, но не нарушавший ни одного правила. Ее никто не покупает, и семья не забирает. Семь лет сидит. А тут находит тебя, закопанного в мусоре. Ей было бы выгоднее прикопать тебя обратно. Но она тебя спасла, и сразу же привлекла к себе внимание этим. Дальше – на территории свалки появляется еще один Охотник. Ну, или человек, но органы у него от крылатых. Он притворяется крылатым, и даже цепляет на себя поддельные крылья. Пытается убить Геру, но случайно там оказывается Глад и все идет наперекосяк. Сколько дней прошло с момента, как ты там появился? Три или четыре? Как-то не думаешь, что достаточно странно для совпадения? И потом – еще один Охотник появляется в лагере. Тэромер или как его там, способный телепортироваться, и со снайперской винтовкой – результаты баллистической экспертизы я уже успел почитать. Занимает самую лучшую позицию на свалке, и стреляет в меня. Кстати, я проверил – останься Охотница неподвижной, он бы в нее не попал – контейнер закрывает на нее обзор. Убили бы меня, и на кого бы подумали? Правильно, на Охотника, который торчит в лагере, потому что она на данный момент единственный известный всем враг. Одновременно с этим появляется неизвестный клиент, который хочет купить раба и смотрел досье именно на Геру Торку. И все это происходит буквально за десять дней. Не кажется странным, что почти восемь лет все было тихо и спокойно, а тут внезапно столько всего произошло почти одновременно? Должна быть первопричина всего этого. Какое-то событие, прошедшее мимо нашего внимания, но которое запустило все эти происшествия. А если Охотники хотят, чтобы Гера Торку умерла побыстрее, не будет ли разумнее сделать наоборот и отодвинуть суд? Мирослав отсоединил закончившуюся капельницу, извлек катетер и наклеил на место укола кусочек пластыря. Поочередно согнул ноги в коленях, не скрывая болезненных ощущений. — Если ты думаешь, что я поверю в то, что ты не на крючке – то ты ошибаешься. Но теория вполне рабочая, пусть мне и не нравится. — Мне не нравился твой план, когда ты отдал свой комм аннергу, но я не возмущался. — Напомнил Джар негромко. Брат протяжно вздохнул, признавая поражение. — Хорошо, уел. Как там эали говорят – «враг врага моего сослужит мне пользу»? Я попробую помочь тебе уговорить Лилейника сделать отсрочку. Все это действительно странно и частично скрывает твой новый объект для любопытства. Но все равно это против правил – защищать жизнь Охотнику.