Лагерь

...К концу часа желание двинуть манееру Ирмалэлю дошло до критической отметки, и если бы не Дарелин, Джар точно сорвался бы. У единственного проживающего в Отделе боевого лира была какая-то невероятная способность гасить злость одним прикосновением. Или, как сейчас – присутствием. Даже капризный и требовательный аннерг, выдающий себя за «родича» Джара и Мира, не торопился напихивать свое ценное мнение Дарелину за шиворот. И уж тем более называть его вслух «курочкой-наседкой». Курочка-наседка могла и покалечить, наплевав на разницу в силе. ...А еще Дарелин был серокрылым, кому доверяла Миа – единственный известный Джару боевой лир женского пола. Так что Ирмалэль остерегался вообще что-либо комментировать в Даре, и смиренно терпел его присутствие. Определенно, манеер Ирмалэль-надоедливый-типа-родич неровно дышал по Мие, и что-то у них там было. Но Джар с Мирославом (а так же Вольф, Лилейник, Дарелин и еще двойка крылатых, кто был лично знаком с, между прочим, очень и очень милой, крылатой) благоразумно изображали выборочную слепоту и глухоту. Единственный выживший чистокровный аннерг все же обладал отвратным характером, хорошей памятью и большой силой, и злить его не хотелось. Джар против него не выстоит и минуты, пусть бы и неприятно было такое признавать. Все же уровень силы лае и аннерга различались на порядок. ...Пусть бы и глаза ценились одинаково. Эта дурацкая мысль тоже дарила каплю успокоения. — К Охотнице своей намылился? — Вольф нагнал его у самого входа в Зал Перехода, помахивая чемоданчиком из серого пластика. — Я с тобой! — Ты же вроде завтра планировал пойти. — Слабо удивился Джар, но отговаривать хирурга не стал. Давно пора было провести нормальный осмотр, и чем раньше, тем лучше. — Планы изменились. — Вручив ему чемоданчик, Вольф вытащил из кармана куртки (и когда только медицинский халат успел сменить?) резинку. Перехватил волосы в низких хвост вместе с височными косичками. Поправил накидку, пряча под ей крылья. — И потом – мне хочется пообщаться с объектом твоего любопытства лично. И выведать что-нибудь про врача, который пересаживал органы крылатых Охотникам. Дежурный лае перенастроил координаты, что позволило открыть Переход прямо под дверью в квартиру. Ну, зато под дождем топать не пришлось. Если еще в маленькие коробчонки на колесиках, которые эали гордо называли «службой такси» Джар мог забраться, скрючившись и поджимая крылья, то вдвоем сделать это и не придавить водителя было слишком проблематично. С другой стороны, Джар подумывал захватить чего-нибудь вкусного. Хоть тех же творожных ватрушек из любимой булочной. — А что, вполне неплохо. — Вольф оценил и белые стены квартирки, и оранжевую плитку, и (что на взгляд Джара, было важнее) толстую бронированную дверь, которую взломать снаружи было ой как проблематично. Нет, конечно, будь желание, то и банк можно грабануть, не то, что усиленную дверь. Но пока желающих навлечь на всю свою расу злость «их крылачеств» не находилось. Охотница же из квартиры никуда не делась. Сидела в главной комнате в кресле у окна, завернувшись в тонкий серый плед, держала в руках книжку и очень серьезно рассматривала Вольфа. Скорее даже оценивала, с какой стороны лучше цапнуть. — Привет. — Первым подал голос Джар, закрывая за собой дверь. — Добрый вечер. — Сразу же отозвалась девушка, и закрыв книгу, положила ее на подлокотник. — Как поживаешь, дочь семьи Торку? — Весело уточнил Вольф, вешая накидку на крючок и разуваясь. — Ничего, что я вот так заявился в гости без приглашения? Лицо Охотницы смягчилось, и она чуть откинулась в кресле, расслабляясь. Вероятно, узнала хирурга по голосу. Плед ей шел, как и красная цветастая рубашка (в лучших чертах эальской моды – тысячи тонких разноцветных узоров, симметрично ползущих по треугольным широким рукавам). Да и вообще она выглядела гораздо лучше, чем в лагере. А фиолетовые пятна на шее поблекли, почти рассосавшись. Кожа посветлела, и даже тонкая паутинка морщинок в уголках глаз стала меньше. И потом, вид у Охотницы был вполне безопасным и даже безобидным. Если не знать, кто она, то и не догадаешься. — Все нормально. — Славно. Я хотел бы провести осмотр. — Озвучил Вольф цель своего визита. — Не возражаешь? Девушка не возражала ни против осмотра, ни против дополнительной формы предосторожности в виде наручников. Наоборот – первой протянула руки, где на запястьях уже выделялись полоски кандалов. Ну да, предосторожность лишней быть не могла. Если с Вольфом что-то случится, то Отдел потеряет лучшего хирурга и главного врача. А Джар себе такого не простит. Но совесть все равно осталась недовольной. Чемоданчик лег на стол, и из него появился стетоскоп и портативный сканер. Хотя второй Вольф, на миг заколебавшись, вернул обратно. Тому, кто видел болезни руками, редко пригождалась техника, пусть и передовая. — Джар, будь так любезен, свари мне чайку. — Попросил крылатый, прозрачно намекая на то, что осмотр – вещь в некотором роде интимная. И посторонние, пусть они тоже были врачами в прошлом, ему не нужны. — А мы пока с твоим приобретением пройдем в спальню, дабы никого не смущать сверх меры. «Приобретение» возмущаться не стала, молча выбравшись из кресла и первой беззвучно покинув комнату. Джар даже прислушался, но никаких посторонних звуков (ну там хруста ломающихся костей, или шелеста перьев, или вообще предсмертных хрипов) кроме болтовни Вольфа не услышал. Пришлось ставить чайник, невольно продумывая самые страшные вещи, что могли твориться в спальне. Охотница ведь опасна, пусть бы ни разу не нападала. С другой стороны, Вольф никогда не был беззащитной жертвой и постоять за себя умел. ...Минут через пять сканер все же понадобился – крылатый вышел из спальни с видом презадумчивым, и сцапав прибор (правда, вместе с чемоданчиком, в котором Джар уже насчитал парочку футляров с наборами для взятия анализов и прочей мелочевкой вроде витаминов и снотворного) удалился обратно, плотно закрыв за собой дверь. Оставалось лишь проявить все свое терпение и не ломиться в спальню. Джар пошлялся по залу-гостиной-кухне, которую архитектор вместил почти в одну комнату, и пытаясь справиться с неизвестно откуда выползшим волнением уселся в кресло. Взял в руки книжку. Страницы все еще пахли типографской краской. Обложка радовала глаз нарисованной парочкой и названием в завитушках «Его Избранная» под авторством какой-то писательницы. А стоило ради любопытства открыть книжку и прочитать первые попавшиеся строки где-то из середины, как все сомнения отпали, – это был любовный роман. Ну да, Джар ведь сам купил десяток книг на выбор, руководствуясь больше разнообразностью языков, чем сюжетным содержанием. Вот и эта книжонка попала в пакет то ли с его легкой руки, то ли с помощью кого-то из консультантов в книжном. Хотя любовная сцена была прописана вполне себе грамотно (что с анатомической точки зрения, что с грамматической) и читалась легко. Приятно даже... — Приобщаешься к человеческой культуре? — Внезапный вопрос заставил подпрыгнуть и дернуть крыльями. Джар захлопнул книжку, ощущая, как краснеют уши от стыда. Хотя было бы чему стыдиться! Вольф удовлетворенно рухнул на стул и сняв латексные перчатки (и откуда взял их только?) принялся протирать ладони влажными салфетками. — Мне начать с хорошей новости? — Как хочешь. — Буркнул Джар, выбираясь из кресла. Чайник пришлось ставить обратно – вода успела остыть. — Тогда с хорошей. — Кивнул сам себе крылатый хирург. — Поздравляю, у тебя вполне здоровый экземпляр Охотницы. Признаюсь, я немного остерегался, что у нее могут быть некоторые проблемы вот тут, — Вольф указал себе пальцем на висок, — в связи с уменьшением мозговой ткани. Это, между прочим, я замечал у всех Охотников, чьи головы смог изучить. Но у нее ничего нет, что могло бы натолкнуть на наличие психоза или шизофрению. А вот это уже было интересно. Джар был в курсе того, что Вольф тщательно изучает останки мертвых Охотников, которые все же удалось получить. — Проблемы со зрением я обнаружил, но есть вероятность того, что хирургически их не исправить. Только с переливанием, но не скажу, что эффект будет длительным, и что Лилейник даст на такой эксперимент разрешение. Но это не смертельно. Могу порекомендовать купить ей очки – тем более, твоя Охотница их раньше носила. Джар разлил кипяток в кружки, где уже одиноко болтались чайные пакетики. Поставил две из них на стол, намереваясь третью отнести в спальню. — Можешь не торопиться, — накладывая себе в чашку сахар, произнес Вольф. — Она все равно спит. Знаешь же сам, что некоторый тип осмотра требует предельного спокойствия пациента. Ну да, Джар был в курсе. Но проверить так, на всякий случай, никогда не будет лишним. Охотница и вправду спала, прикрытая краем одеяла. Сложенная одежда стопочкой лежала на прикроватной тумбе. Пристроив рядом чашку, Джар осторожно вытянул одеяло, и накрыл Геру нормально. Точно спит. — Хорошо, теперь можешь дать плохую новость. — Закрыв за собой дверь в спальню, Джар занял второй стул. — А я разве сказал, что она есть? — Вяло удивился хирург. — Между прочим, я только про хорошую упоминал. Есть и нормальная. Как бы так сказать... Глоток чая встал поперек горла. Джар закашлялся, принявшись нервно подергивать правым крылом. «Как бы так сказать» в устах лучшего хирурга Отдела звучали если не смертным приговором, то чем-то определенно ужасным. Вольф терпеливо дождался, пока Джар перестанет хрипеть и кашлять, и невозмутимо продолжил, помешивая ложечкой сахар в чай. Или чай в сахаре. — Опухоль я нашел. И да, это спайка, но у нее размер неоперабельный – меньше пяти миллиметров. Ее даже сканер не засек, настолько она мала. Ни на что не повлияет, собственной регенерации Охотницы вполне хватит на исцеление, но пару уколов я сделал. Ну и пусть таблеточки попьет, я скажу какие нужно взять. Все остальное не то, чтобы в норме – вообще удивительно, насколько организм живучий, — но никаких серьезных последствий из-за лагерного стиля жизни я не нашел. Ребра треснуты, но подозреваю, что уже через неделю я эти трещины и не найду... А пулю ты вытащил отвратно. Мне, как учителю, прямо стыдно за тебя. Джару и самому стало стыдно. Самую малость. Хотя он и вправду не Вольф, и не способен с помощью одного пинцета (и то кривого) по живому вытащить пулю так, чтобы не разворотить рану. Вольф ополовинил свою чашку с чаем (или все же сладким сиропом?) и продолжил. — А доктора, кто так виртуозно органы пересадил, я бы хотел встретить. Была бы возможность – посмотрел бы, как он работает. Да и поговорить любопытно... А потом отрезал бы ему руки. Подобная кровожадность не была в стиле крылатого, но Джар не нашелся, что ответить. ...Ирмалэль сказал, что учителем Мии и тем, кто пытался вырастить из нее боевого лира был некто Старейшина Гарм. Но аннерг думал, что этот крылатый гад сгинул вместе с другими Старейшинами и всем поселением лиров еще в самом начале колонизационной войны в его мире. И вправду, совершенно странное совпадение. И либо у Охотников есть врач-тезка, либо (что звучало вовсе невозможно) Старейшина Гарм не только сумел выжить, но и каким-то образом прижиться в обществе тех, кто крылатых ненавидел. — Если этот врач Гарм – лир, то он мог скрыть свою принадлежность к крылатым. Но зачем ему это? Есть же тысячи миров, прячься, где хочешь. Или его держат силой? Вольф доложил себе в чашку еще пять ложечек сахара. Размешал. — Думаю, довольно небезопасно держать лира в плену, и одновременно позволять ему оперировать собственных детей. Так что возможно Охотники не в курсе. Либо же это просто тезка... Сегодня я Лилейнику все доложу и отчет составлю. Кстати, ты точно уверен, что хочешь провести эксперимент с твоей Охотницей? К чаю Джар испытывал равнодушие, но от этого вопроса горячий напиток стал откровенно невкусным. Испытывать любопытство и преднамеренно заставить отравлять свой организм – вещи все же слишком разные. — Есть какие-то предпосылки к недопуску ее кандидатуры? — Никаких. — Покачал головой Вольф. — Скорее я беспокоюсь о твоем психологическом состоянии... Если хочешь, я могу попросить Лилейника, и он разрешит отодвинуть допрос на несколько недель. Джар отрицательно покачал головой, окончательно перехотев пить чай. — Точно? — В лоб дам. — Устало пригрозил Джар, желая поскорее уйти от неприятной темы. — Все с моим психологическим состоянием будет в норме. Главное, убедить себя в этом. Одно дело – принести в квартиру девушку, которую сам же (ну, пусть не сам, а через посредника) купил, одевать ее, кормить и приносить книги. С определенной точки зрения сойдет за ухаживания. И совсем другое – провести эксперимент. Пусть бы прогнозы и выкладки Вольфа сомнению не подлежали – можно получить почти чистокровное потомство, но ценой разрушения организма матери будущего ребенка. — Какие у нее шансы? — Вопрос прозвучал равнодушно. Вот бы на душе у Джара было так же. Безо всяких угрызений совести. — Смотря на что. Конечно, нужны еще тесты, но при нулевом проценте совместимости Лилейник бы это не одобрил. А у тебя почти два. Не ветер знает что, но и не совсем плохо. Организм твоей Охотницы крепкий, хорошо развиты все органы. К репродуктивной системе претензий тоже нет. Знаешь, будь она младше лет на десять, то у меня возникли бы вопросы касательно гормонов, но по всем человеческим законам и анатомии она давно взрослая. — И сколько ей? — Уточнил Джар, стараясь скрыть смущение за равнодушием. Перед Вольфом это не сработало. — Эх ты, хозяяин... — Протянул он, усмехнувшись. — Судя по ее личному делу – двадцать девять с половиной. Мало. То есть Джар знал, что тридцать – это почти треть человеческой жизни. Но в свои тридцать он занимался тем, что ловил на хлеб рыбок в пруду перед Отделом. Ну и еще вместе с братом пытались забраться на лилимское Древо – все остальные деревья уже были изучены и облазаны. Забраться, кстати, так и не вышло – для слишком плотных ветвей что он сам, что Мирослав все же оказались крупноваты, и в лилимские «дороги в листве» не пролезали. А Охотница уже и поработать успела, и почти восемь лет провела в лагере, и... И прочее. — Я, кстати, говорил с Шер Ам Ваэром. — Вспомнил хирург, допив чай. — Представляешь, наутро после того, как ты унес свою «собственность», какой-то человек заявился в лагерь с желанием выкупить человеческую женщину. Наличкой еще обещал расплатиться. Осмотрел всех, но никого не купил. Забавно, не правда ли? Ну да. Обхохочешься как забавно.