Лагерь

...Вольф появился в кабинете так быстро, что Мирослав в последнюю секунду успел прикрыть папкой стакан и приобрести вид занятый. Нет, распивать чаи в собственном (между прочим) кабинете совершенно не возбранялось. Вот только у Мира был не чай. Не совсем чай. И если стакан удалось скрыть, то вот запах сердечных капель в кабинете повис, выдавая Мирослава вместе с перьями. Вольф вздохнул, по-видимому, собираясь с силами, и деловито притащив табурет, уселся на него напротив Мирослава. — Выкладывай. — Ты о чем? — Попытался уйти в непонятку лае. — О том, что кабинет провонял кефиром и корвалолом, вид у тебя несчастный и пришибленный, что, замечу, несколько несвойственно моему заместителю. А это означает, что у тебя что-то произошло, что нарушило твою воистину стальное равновесие. Так же, учитывая, что твой брат так и не возжаждал занять пост психолога, эту должность все еще занимаю я, и ответственность за твое психическое состояние так же лежит на мне. — Монотонно пробубнил Вольф, и добавил уже своим обычным тоном. — А не расскажешь, я поинтересуюсь у Джара, что с тобой произошло. Мирослав содрогнулся. — Не нужно у брата спрашивать. Я... — Он поджал правое крыло ближе к себе, словно пытаясь обнять самого себя. — Я с девушкой расстался. — А, так значит слухи, что ты все же завел себе «любопытство» были правдивы? — Нет. То есть да, но нет. Я думал, что все серьезно, и планировал Лилейника попросить допустить ее в Отдел. А она... В общем, у нее муж был. Официальный. Настоящий. Где-то вахтой работал, и сейчас вот вернулся. А Мирослав изобразил форменного осла, не поинтересовавшись, есть ли у девушки пара. Цветы носил, конфеты, в кафе приглашал. Вот даже предложение пошел делать. Правда не дошел, в итоге едва не умерев на свалке. ...Она могла бы и сама сказать. Или хотя бы намекнуть, что не свободна. Но нет, цветы принимала, за ручку держалась. Стыдно признаться, но Мир с ней даже целовался! В щеку, правда, но это ведь неприлично с замужними девами. Особенно, если девы эти замужем за другим. ...А потом еще и это. — Мне кажется, что ты несколько драматизируешь ситуацию. — Наконец ответил Вольф, заставляя вынырнуть из пучин самобичевания. — А еще – это не все, что побудило тебя влить в себя всю эту гадость. Ты не переносишь кефир. — Без него не так противно. Я себя предателем ощущаю. Обманщиком. Да и... — Мирослав махнул рукой, и убрав бумаги, подтянул к себе стакан. — Все не так. — А подробности? — Это личное. Вольф побарабанил пальцами по поверхности стола. — Ну, я могу позвать кого-то из лилимов, и они быстро перескажут мне все, что ты пытаешься утаить. ...И расскажут об этом всему Отделу. Ну уж нет, спасибо. Миру бы с самим собой примириться. — Дай угадаю – это связано с Джаром? — Почти. Вольф почти умиленно подпер лицо ладонью и уставился на Мирослава с взглядом любящего родителя. — Тебе приглянулась его Охотница? ...Джар бы вскочил и начал бегать кругами вокруг стола, раздраженно утверждая, что никто ему не приглянулся. Мир же был более спокойным, и лишь обхватил ладонями стакан, словно мерзкий кефир кусочками мог его согреть. — Она просто... Симпатичная. А еще жизнь ему спасла, пусть бы и не была обязана. Вот уж хохма будет, что и Мирослав попал на крючок. — Ну, предположим, у нее достаточно неплохие параметры и даже прослеживается приятная симметричность черт лица. — Покладисто согласился Вольф. — А учитывая твою с ней первую встречу, вполне логично, что из этого могло бы выйти неплохое увлечение на пару недель. Или великая история любви, как принято писать в романтических книгах. А еще она неплохой боец, и могла бы прикрывать тебе спину. Да и... — Хватит, пожалуйста. — Взмолился Мирослав, не в состоянии это слушать. — Это ненормально же. — Что конкретно? — Все! Джар ее взял под крыло, да и вообще – я с ней и не говорил толком! А еще Гера Торку - Охотник. И Джар положил на нее крыло. И обе эти вещи одинаково равноценны. — И потом, она не в моем вкусе. — Выговориться все же хотелось. — Мне длинноволосые нравятся, и чтобы... Не совсем люди. Полукровки. Смески людей и лиров. Мирослав прекрасно отдавал себе отчет в том, что не сможет жить с человеком – их жизнь слишком коротка и быстротечна, и справиться с утратой он не сможет. А на нем семья. Нельзя бросать младшую сестру и сводного брата. Белка сильная, и пусть бы справляется со всем – но ей нет и двадцати. ...Несколько лет назад Мирослав ухаживал за одной полукровкой, что прибилась к поселению лиров. Дарил ленты и ткани, гулял (правда, опять держась за руки и вокруг поселения, под неусыпным контролем Старейшин). А потом навалилось много чего – пропажа отца, смерть мамы, внезапно попавшийся в одном мире аннерг... Словом, Мирослав замотался, и когда пришел в поселение – узнал, что девушку уже взял в пару один из лиров. А Гера Торку – Охотница. Человек, если упростить. Она никак не должна была понравиться Мирославу. ...Но все записи брата он просмотрел десятки раз, выучив мельчайшие изменения эмоций на чужом лице. — Давай подытожим. Твоим дополнительным стимулом страдать является тот факт, что тебе нравятся смески, но Охотница – человек, и это вводит тебя в стрессовое состояние? — Уточнил Вольф. Мирослав убито кивнул, и отпил глоток из стакана. Кефир был мерзким. Впрочем, как и всегда. Без него страдание казалось лишь фарсом. На стол шлепнулась пачка бумаг. Вольф терпеть не мог электронные носители, предпочитая старую проверенную классику. — Читай. — Скомандовал лучший хирург Отдела. — Только учти, что эта информация не должна пойти дальше твоей головы. Мирослав со вздохом подтянул сероватую тонкую бумагу. Нет, все данные так же дублировались в электронном виде и отправлялась в архивы, но вот здесь и сейчас было удобнее читать с листа. Глаза меньше болели. Отчеты. Генетическое тестирование на вероятную принадлежность к крылатым видам. Анализ белков и ферментов. Анализ ядерного генома. Митохондриальная ДНК. Попытка обратного определения отцовства. Графики наползали в кучу, грозясь запутать любого, кто рискнет прочесть больше пары строк. Неустановленная частица – должно быть, именно это та самая «капля из Фонда». ...Мама Геры Торку была полукровкой. Смесок от лира скорее всего. И эти же гены были со стороны отца. Только чище. Стакан отправился куда-то на край стола. Мирослав и забыл про него, а когда сбил крылом – лишь поморщился на усилившийся запах кефира. — Так это получается... Получается... — Мир все же оторвал взгляд от бумаг, и беспомощно покачал их в руках, не в силах подобрать слова. Даже в голове мысль звучало ужасно. — Получается, что дедушка Охотницы по материнской линии – так же является ее отцом. И он определенно не человек, учитывая, что Геру Торку можно назвать лиром на три четверти. — Вольф протянул ладонь, требуя бумаги назад. А потом долго возился, любовно вкладывая по листику в вытащенный пластиковый файлик. — Так что ты можешь со спокойной совестью вылить остатки кефира в раковину и перестать себя терзать на тему того, что твой организм сломался. Тебе все так же нравятся полукровки. И Джарова Охотница – вполне себе смесок, пусть бы и без внешних признаков. У меня появились некоторые подозрения после осмотра – даже у четырехранговых Охотников остаются шрамы от трансплантаций. Да и... — Вольф кивнул собственным мыслям. — У нее слишком характерная для лиров нервная система. — Нет, такого точно быть не может. Змей бы среагировал еще во время первых анализов, он же не мог такое пропустить, если только... — Если только это не кровь боевого лира. Или Старейшины. Только их мы не изучали. — Закончил Вольф. ...Дарелин боялся иголок. — Нужно сказать Джару. — Нет. — Почему?! Успевший уже встать Мирослав рухнул обратно на стул, распушив перья на крыльях. — Ты понимаешь, как он отреагирует на ту новость, что Охотница – полукровка? А как на это посмотрят другие лае? Старейшинам же кто-то донесет, и они потребуют полукровку себе, и тут я уверен – не для того, чтобы скрестить с кем-то. Серокрылые интриганы в свое время тоже игрались с генетикой, но сейчас старательно делают вид, что ни при чем. Приплюсуй все то к тому факту, что Гера – все же убийца. А на ее руках кровь лилимов, лира и лаури. Мирослав выдохнул сквозь сжатые зубы. Тянуло сказать что-то неприличное. — То есть, Джар не должен ничего узнать? — Ты сможешь гарантировать, что твой близнец не сотворит чего-то необдуманного? — Вопросом на вопрос парировал Вольф. — Не смогу. — Вынужденно признал Мир, слишком хорошо зная суть братца. ...Он запретит всю операцию. — Но об этом все равно нельзя молчать. — Нельзя. — Согласился Вольф, и погладил с нежностью бумаги в файлике. — Лилейник запретил разглашать информацию сейчас. Через месяц-два можно будет. — И что потом? — Беспомощно спросил Мирослав. ...Брат будет в ярости. Он ведь согласился с трудом, почти вжившись в когда-то созданную им самим роль. — И еще. Я ходил к Первосозданному. — Отвлекая его от мыслей касательно будущей реакции брата, произнес лучший хирург Отдела. — Предупреждая твой первый вопрос – нет, он не говорил. Но когда я попытался дать ему эти анализы и сказал про предложение Лилейника временно не разглашать их, он только кивнул, показывая, что в курсе и согласен. Это не было удивительным. Первосозданный был созданием воистину непостижимым и неизученным, но одно знали все крылатые – любое слово, произнесенное им, обращалось в правду. ...Чего взять от существа, которое способно на создание и уничтожение миров одним лишь усилием мысли. Он знал все прошлое, настоящее и будущее, все варианты его и ответвления. Правда, в Отделе он появлялся редко. И обычно от его имени говорил кто-то из лилимов. — Так что анализы полностью верны. Мирослав мысленно пробежался по столбцам и строчкам. — Погоди, там ведь опечатка, на последнем листе была. Где перепроверка уровня совместимости. Там запятая должна быть между единицей и семеркой. — Это не опечатка. — Очень ровно произнес Вольф, и поднявшись со стула, распахнул окно, чтобы запах сердечных капель побыстрее выветрился из кабинета.