Лагерь

...Гера уснула. Держалась изо всех сил, цеплялась за реальность, но усталость победила. И когда сон отступил, запах вновь подсказал – она не одна. ...Джар сидел тут же, на стуле, сложив руки на кровати и уткнувшись в них лицом. Толстая светлая коса соскользнула с крыла и свернулась рядом с ладонью Геры диковинной змеей. Безобидной, но большой и длинной. Гера провела по ее «ребрам» пальцем, не зная даже, зачем так делает. И зачем крылатые себе такие шевелюры отращивают? Им что, мороки с крыльями мало, хочется еще помучаться? — Он спит. — Чужой голос разрушил уютную тишину. Гера чуть скосила взгляд вниз, чтобы обнаружить лилима, что сидел на кровати у нее в ногах. Лилим определенно был другим. Не Гэри. — Верно. Я Астор. Но ты все равно говорила со мной. — Лилим качнул кудрявой головой, делающей его похожим на цветок одуванчика. Поправился. — С Гэри. С нами. Будешь конфетку? Гера отрицательно покачала головой. Обойдется она без конфеток. У нее возле изголовья тумбочка, а на ней в бумажном пакетике – шоколадные орешки в золотой пудре. — Не бойся, Джар не услышит нашего диалога. Ты ведь тоже спишь. Задавать вопрос не хотелось. Но Гера уже смирилась с тем, что избавиться от лилима, если он не хочет – невозможно. Особенно если он пробрался в ее сон. — Вы... Ты знал, что я полукровка? Кудряшки качнулись. Ну точно одуванчик. — А что изменится от моего ответа? — Астор качнул головой, и волосы его выпрямились. Легли золотыми нитями на маленькие плечи, крошечные крылышки. Протянулись паутинками на одеяле. — Ничего. — Тогда мне нет смысла отвечать. — Лилим свернулся клубком, что огромный кот. Обхватил ладонями лодыжки Геры, нащупав их под одеялом. Обнял. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это. — Врешь. — Сил у Геры не хватало, чтобы поджать ноги к животу. Или лягнуться. — Нет. Чтобы что-то получить, необходимо что-то отдать... Иногда цена слишком высока, но мы согласны ее платить. — А вы вообще умеете говорить внятно? — А ты умеешь убивать понарошку? — Вам нужен был меч? — Напрямую спросила Гера, устав от недосказанности. Лилим кивнул. Вздохнул тяжело, словно раздумывал, какую еще загадку произнести. — Не только он. Не сколько он. Меч без руки, держащей его, бесполезен точно так же, как сосуд без воды. Тут нет ни одного крылатого, кто способен с ним управиться... Ты хочешь отомстить? Ненависть поднялась комком к горлу. Гера повернула голову, рассматривая продолжавшего спать Джара. Он выглядел на диво спокойным и мирным. Красивым. Дарящим безопасность. «Я тебя люблю». А она растерялась таким словам, ожидая разного, но не этого. ...Как дура, право слово. Хотя ей прежде не приходилось слышать таких слов. — Хочу. Но я хочу остаться... С ним. — Даже если его слова – обман. Гера все равно в них верит, потому что... Она выбрала, кому верить. И будет это делать. — Почему я? Вы не могли этот меч вытащить из кого-то другого? Лилим снова сел. — Не могли. Ты – единственная, кто выжил после переливания этой крови... Просто мы думали, что все закончится раньше. В больнице у эалей. А ты... — Какой конкретно крови? — Последнего представителя вымершей расы. Всех остальных отправили в машины аннергов, а от него осталось лишь несколько капель крови. Доктор Гарм Эуфо нашел ее в Фонде. Он много чего интересного нашел там, знаешь... Я понимаю, что поступаю плохо. Но я прошу тебя, потому что больше никого нет. Мы можем попросить лишь тебя. Гера коснулась кончиками пальцев пушистых прядок, что выбились из косы Мордастого. Прикосновение подарило толику тепла. — Внятно скажи, чего вы все от меня хотите. Я устала от загадок. И просто устала. ...Запах изменился. Кто-то плакал на самом краю восприятия. По лицу лилима поползли слезы. Закапали на кремовую рубашечку, намочили одеяло. — Тогда смотри. — Астор поймал ее взгляд и удержал. Гера успела заметить, как зрачки у маленького крылатого расширились, и она тонет в них, как в пустоте. ...Эта пустота была иной. Пронизанной сотнями светящихся нитей, связанной одна с другой, она оплетала всю темноту, и стремилась к бесконечности. ...Нити обрывались. Опалялись пламенем, разрезались, разрывались, истончались. Свет тускнел, и темнота накрывала уцелевшие обрывки, чтобы поглотить. Переварить. ...Плач доносился отовсюду. Каждая обрубленная нить несла боль от потери. Запах крови. Одиночества. Ненужности. ...Все это было Гере знакомо. — Если оставить все, как есть, то мы будем последним поколением. Да, мы можем спрятаться, забиться в щели и углы, но все равно это приведет к вымиранию. Охотники украли много чего. И если ты не поможешь, то это нельзя будет вернуть. Охотники стали способны заражать своим безумием, и это может стать нашим концом. Уже становится. Астор в пустоте выглядел таким же лилимом, что и на кровати в палате. Разве что волосы стали еще длиннее, и смешиваясь с нитями, растекались вокруг. ...По ним, как по проводам, текла чужая боль, которую лилим забирал себе. Чтобы оградить оставшиеся целые нити. Спасти от угасания. — Ты сама решаешь, как поступить. Ты вольна ничего не делать – ты не наша должница... — Астор вздохнул. — Но послезавтра в Отделе будет прорыв. Его давно задумали, и вот-вот воплотят в реальность. Множество Охотников погибнет, чтобы только взломать Переход, но им это удастся. Ненадолго... Только вот этого хватит, чтобы многие из лае, что живут тут, погибли. — Я ни при чем. — Гере захотелось закрыть руками уши, только чтобы не слышать. Не слушать. Это не ее война. Да, она Охотник, но она ни при чем! И что бы этот чертов лилим не говорил про возможность выбора, этого самого выбора у Геры не было! Ей его не предоставят, можно спорить на новую капельницу. — Возможно, среди погибших окажется и Джар. Он старший оперативник, и не станет прятаться за крыльями других. Он постарается защитить их... и тебя. Предсказуемо. Ну да, Герка, вот тебе иллюзия выбора. Подавись ею. — Я тебя ненавижу. Ненавижу вас – мелких гадостных крылатых. Чтоб вы все... — Гера не договорила, понимая, что фраза и так понятна чуть более чем полностью. — Я просто хочу жить. Просто жить и никуда не лезть! — Мы тоже. ...Мордастый тоже. Черт с ними, с другими крылатыми, Гера не начала испытывать перед всеми ними благоговейного пиетета из-за внезапно вскрывшегося родства. Чтоб они этим родством тоже подавились. Но Джар... Он сказал, что любит ее. ...А она предаст, если ничего не сделает. Его. Себя тоже. — Если... — Гера сглотнула, подавив дрожь в голосе. — Если я все сделаю, Джар останется жить? Если прорыва не будет. Астор молчал долго, а потом очень медленно кивнул. — Множества жертв удастся избежать... И у лиров снова будут детеныши, и матери не будут оплакивать детей. Это ударило по-живому. Прижало, вдавило в пустоту, и Гера едва сдержалась, чтобы не завыть. ...Сожрет. Сдохнет, но сожрет. Вопьется зубами деду в глотку. Отомстит. — Твоя сила сейчас на пике. Если оперировать цифрами, то в данный момент твоя эффективность как Охотника составляет сто процентов от твоего номинального ранга. Фактически ты обладаешь последним рангом. Учитывая, что ты берс, и тебе несколько раз сами крылатые переливали кровь, то твой максимум использования собственных сил сейчас превышает обычный в двести семьдесят раз. Я присмотрю за твоим сердцем, чтобы оно билось до конца. Так что у тебя есть чуть меньше сорока часов, во время которых ты можешь использовать свои силы. — А если я откажусь? Просто... Не знаю, сбегу. — Рано или поздно пик закончится. Ты станешь слабее, и в конечном счете погибнешь. Если будет разрушен Купол мира крылатых, то ты умрешь в течении пары часов. Сбежав, ты сможешь прожить несколько лет. Возможно, десять, или двадцать. Но от себя сбежать не выйдет. ...И Гера не сумеет отомстить. И сдохнет, как собака, где-то под забором. Или в очередном лагере. Хреновый выбор. Она хочет жить. Просто жить тихо и спокойно. Без ненависти. Без обиды. Злости. — Я верно понимаю, что у меня два варианта? Сбежать и сдохнуть, или сделать то, что вы от меня хотите, и сдохнуть очень глупо? — Выбрав второй вариант, ты сможешь отомстить. Защитить Джара... — Астор помолчал мгновение, и добавил негромко. — И получить прощение за тех крылатых, что ты убила. Не наше – Гэри давно тебя простил, а семьи лира и лаури не способны хранить ненависть под сердцем. Но перед самой собой. ...Если бы Гера могла отмотать время назад, то не стала бы Охотником. Не стала бы убивать крылатых в попытке получить новый ранг и заслужить дедушкино одобрение. Жаль только, что только в сказах бывает возможность отмотать время назад. — Хорошо. Я согласна. А теперь объясняй детально, что мне нужно сделать, чтобы я ничего не испортила. В подробностях и без загадок. Лилим вздохнул, и закрыв глаза, тихо заговорил. ...Гера проснулась. А потом проснулась снова. Открыла глаза. Осторожно села. Отцепила катетеры капельниц. Согнула и разогнула колени. От повреждений, оставленных разрывной пулей, не осталось и следа. ...Всего-то и нужно было, что скопировать способность к регенерации у крылатого, который лучше других ей управлял. Благо, его запах был и в палате, и сам он находился где-то относительно недалеко. Собственное сердце принялось отстукивать нужный ритм. Три удара. Чуть более длинная пауза. Три удара. Быстро. Еще быстрее. Двести сорок ударов в минуту. ...При необходимости Гера может ускорить его. Но пока необходимости не было. Встать с кровати. Выдернуть шнур питания от прибора, что принялся вдруг пищать, оповещая, что Гера отцепила от себя датчики. Снять больничную рубашку с дурацкими завязочками на спине. Переодеться. Одежда лежала внутри тумбочки. Кажется, ее Джар принес. Или кто-то из крылатых. Белье с тем желтым кружевом, что так впечатлило Геру когда-то. Тонкая цветная рубашка с узким вырезом. Легкие, совсем не на зиму штаны. Носки с рисунком кошачьих лапок. Домашние чешки, которые она так и не успела поносить. ...Стало обидно. Выходит, это ее последняя одежда. Очки были на тумбочке. Рядом с бумажным пакетом, в котором, перемазанные золотой пудрой, лежали орешки. Гера взвесила пакет на ладони, и забросила один из орешков в рот. И правда, с кремом. Шоколадом и орехами. Вкусные. ...Джар продолжал спать, сложив на скрещенные руки голову. И во сне чуть подергивал правым крылом, что опало, кончиком своим лежа на полу. Рядом валялось несколько выпавших перьев, да и сами крылья Мордастого выглядели плешивенькими. Лилим молча наблюдал за ее действиями, не торопя, но и не давая призрачной надежды на то, что Гере все просто приснилось. Длинные волосы вновь завились кудряшками, отчего мелкий крылатый изображал одуванчик. А она ведь ничего не ответила Джару. И, получается, уже не скажет. Осторожно, страшась разбудить, Гера коснулась губами воздуха рядом с макушкой Мордастого. Не поцелуй, просто... ...Может, она и не знает ничего, что касается любви крылатых. Она Охотник, и может дать только то, что есть у нее самой. Преданность. И ее любовь – тот кусочек, на который она способна. ...Джар выживет. Плевать на них, на всех остальных. Но Гера сделает все, чтобы Мордастый остался живым. А это значит – нужно достать как можно больше противников. Успеть до прорыва. Предотвратить его. ...Может, ему в следующий раз попадется кто-то нормальный, кто сможет его любить так, как это принято у крылатых. И будет у него много маленьких детишек... Астор протянул маленькую ладошку, предлагая Гере ее коснуться. Самого момента проваливания в другой мир она не ощутила. ...Вольф разговаривал сам с собой. Такое с ним случалось, особенно, если не находилось подходящих слушателей. Или собеседников. Вот и сейчас он снова просматривал бумажные документы, помешивая левой рукой сахар в чае. Негромко бормотал, споря сам с собой и с собой же соглашаясь, и полностью погруженный в это занятие. Что-то не складывалось. Вольф не мог найти, что именно, и этим был недоволен. Словно какая-то деталь общей картинки спряталась от его взгляда, и теперь паззл не собирался. ...Страшный, дикий вопль прокатился по всему медицинскому крылу, срывая все ограничители и блокировщики звуковых колебаний. Окна в коридоре посыпались крошкой, чтобы через миг вновь стать цельными. Чашка опрокинулась, выливая сладкий сироп и на бумаги, и на медицинские карты лилимов, которые десятью минутами ранее Вольф аккуратно закончил заполнять и сложил стопочкой. Снизу лежали листки с данными самых молодых лилимов, а сверху – самых взрослых. Самая верхняя карта оказалась полностью испорченной, и даже имя – Астор – было трудно прочесть. ...Правда, Вольф обнаружил это уже позднее. Гораздо позднее.