Перышко

      После уничтожения Полоцка войско Владимира, подкрепленное остатками дружины князя Рогволода, отправилось на Киев. Месть свершилась, но осталась в ней одна прореха. И Святославич яро стремился поскорее ее заделать и покончить со всем этим.       Путь был не близкий. Предстояло пуститься вниз по реке на кораблях через все Полоцкое княжество, а уж после, на киевских землях, пересесть на коней. Погрузив все злато, шелка и другие ценности на корабли, от чего те просто сияли драгоценным блеском, войско отплыло от горящего города и направилось вперед. Если же Владимир сумеет взять город, то там же они с Рогнедой и сыграют свадьбу, потому как больше такая княжна никому задаром не нужна. Теперь все всецело принадлежало Святославичу. Как и она сама.       Солнце уже высоко поднялась на чистом голубом небе, словно и не было никакого снега. Словно не было ничего. Ни нападения, ни сожжения, ни смертей. Ничего.       Княжна плыла на том же корабле, что и ее названный супруг. Была под его зорким оком. Сидя у носа ладьи, девушка закрыла голову платком, спрятав волосы, и поверх шубы укуталась в плотный шерстяной плащ. Ее трясло. Только сейчас пришло осознание того, что прошлой жизни пришел конец. Нет отца, строгого, но мудрого правителя. Нет матери, такой нежной и доброй. Нет братьев, шутливо задиравших ее порой и позволявших вместе с ними прокатиться на лошадях. Нет дома. Нет ничего.       Эти мысли заставили ее дрожать. Вжавшись в борт судна, она свернулась калачиком, подогнув ноги к животу, обняла колени руками и закрыла глаза. Пыталась поспать, чтоб скинуть с себя бремя этих мыслей, но перед глазами стояла картина, как Владимир раз за разом заносит над головой свой меч и рубит головы ее родичей. Тут же вспылили в памяти моменты, как покатились по полу отрубленные головы братьев, как глаза их, ещё живые, смотрели ей в глаза, а после навеки замерли, открыв рты, будто не успев что-то сказать. Вспомнила, как кровь рекой лилась с их шей. В ушах звенел предсмертный вопль матери. И тишина…       Рвотный комок подступил к горлу. Едва успев встать и схватиться за бортик, она перевесилась на половину за борт и тут же отпустила первый рвотный позыв. Горло пекло, глаза слезились, но вновь вспомнив трупы, княжну стало безудержно рвать.       Этот звук сразу привлек внимание команды. У некоторых даже вызвало ухмылку. Владимир, беседовавший в этот момент со своими советниками, обернулся и увидел это плачевное положение княжны. Та, подавив наконец позывы, медленно сползла на пол по стенке борта, вытирая рот уголком темного плаща. Перед глазами все двоилось, глотка пылала, а на языке осталось мерзкое послевкусие. Князь направился к своей названной супруге, снимая с пояса небольшой кожаный бурдюк с водой. Рогнеда заметила его лишь тогда, когда сапоги его оказались у ее ладони, упирающейся в землю для поддержания равновесия. Приподняв голову, немного покачнувшись от слабости, она посмотрела сначала на его руку, протягивающую ей питье, а после посмотрела в глаза, ожидая увидеть в них издевку. Но нет. В них не было ни издевки, ни жалости, ни упрека. Не уж то желание помочь? Но подумать об истинных намерениях Святославича Рогнеда не успела. Тошнота вновь резко подступила, от чего полочанка не сумела вовремя перевеситься за борт, а вырвала прямо на княжеские сапоги. Владимир, громко цыкнув, попятился назад, стряхивая рвоту со своей обуви, скалясь от омерзения. Больше никто не ухмылялся, ибо гнев новгородского князя был штукой не из приятных. Бросив княжне мешок воды, мужчина вернулся обратно к своей гриди, приказав одному молодому юноше, служившему в дружине отроком и явно прибывшим совсем недавно: — Приберись, чего расселся! — рыкнул князь, нахмурив темно-русые брови, глядя на парнишку, который тут же встал и, покорно поклонившись, тряпкой стал убирать рвоту.       Взяв бурдюк, Рогнеда медленно, на слабых ногах, встала. Перейдя к другому борту ладьи, она устроилась уже там, на чистом месте. Откупорив мешок и сделав жадный глоток, стараясь избавиться от послевкусия и першения в горле, она случайным взглядом в сторону дружинников заметила, что только варяг до сих пор ухмыляется, не боясь гнева князя. То ли глуп он был, то ли слишком уверен в себе. Но весь этот его пафос и самолюбование сильно злило полочанку, ибо никто не смеет смеяться над княгиней Полоцка! Да вот только какая теперь она княгиня, раз уж от города только пепелище и осталось. От этой мысли злость ее поугасла. Теперь ее лишь волновало дальнейшее. Поздно уже горевать по прошедшему. Нужно было справляться с настоящим.       Несколько дней сплавлялись они вниз по реке без перевала. Лишь сегодня князь скомандовал грести на берег, потому как к вечеру туман начал сгущаться, а после и совсем стал как молоко. С трудом можно было рассмотреть нос корабля. Различая остальные корабли лишь по огню факелов, ладьи пришвартовались к крутому берегу в какой-то глуши. Дружинники начали сходить на землю, вынося необходимое и разбивая лагерь. Как оказалось, остановились они в небольшом березняке. Начали разжигать костры, ставить шатер для князя.       Поднявшись на ноги, Рогнеда растерянно огляделась. Она не знала, что ей следовало делать. Жить среди армейских порядков, где у каждого было свое место, она не привыкла. Потоптавшись на месте, она двинулась к мостику, решив спуститься. Пройдясь наконец по твердой земле, девушка облегченно выдохнула, потому как легкое покачивание ее за несколько дней знатно утомило. Княжна огляделась. С кораблей вывели несколько лошадей и уже седлали их. На возведенных кострах ставили котелки. Вояки уже с нетерпеньем ждали, когда смогут отведать горячей еды, а не перекусить ломтем простого хлеба. Владимира не было видно. Всем пока командовал Добрыня, громко отдавая приказы своим подчиненным. Варяги, под началом Олафа, не особо яро располагались. Они лишь вынесли некоторую часть провизии, также подготовили котелки с огнем, а после расположились кто где, получив наконец время на отдых.       Барышня наблюдала за всем этим, сложив руки в замке на талии. Она не торопясь прошла в глубь лагеря, ближе к огням факелов, туда, где было меньше тумана. Но вдруг кто-то, бесшумно подкравшись сзади, обхватил руками бедра и уткнулся кончиком холодного носа в ее скулу, прикоснувшись губами к щеке в легком поцелуе. — Пойдем в шатер, — тихо прошептал Владимир, шарясь руками по бедрам и талии княжны. — Пойдем, отдохнем вместе…       Рогнеда тут же предприняла несколько попыток вырваться, но руки князя сжимали ее слишком крепко. — Отпусти меня! — злобно прошипела девушка, вцепившись ногтями в его ладонь, но что мужчина лишь тихо засмеялся, обдав горячим дыханием ее оголенную шею. — Идем, любовь моя. Время позднее. Спать уж пора, — Владимиру не стоило больших трудов обхватить крепко талию Рогнеды и потянуть за собой следом, не глядя на ее отпирания.       Пускай девушка и упиралась, и отбивалась, и кусалась, избежать своей участи ей не удалось. Мужчина насильно увел ее в шатер, где вновь взял силой. Кричать было бесполезно. Никто не придет на помощь. Бежать некуда, да и незачем. Все равно найдут и вернут. Биться тоже бессмысленно, только разозлит Владимира. Оставалось лишь дать ему желаемое и молиться, только б все кончилось скорее…       Владимир уснул. Накинув на голые тела меховое покрывало, он лежал обнимая свою невесту за талию, накрыв ладонью низ ее живота. Княжна же не сумела сомкнуть глаз. Использованная в очередной раз, она свернулась клубком, сжав плотно ноги, пряча истерзанное нутро, закрылась покрывалом до самого носа и лишь бесшумно роняла слезы на простыню, молясь Богу, лишь бы при взятии Киева этот ирод не выжил.       На заре все еще держался небольшой туманец. Он дымкой расползся по реке и ближайшей земле. Княгиня выглянула из шатра, осмотрелась вокруг, а после направилась к берегу, держа в руках предусмотрительно оставленное с вечера Владимиром платье для нее. Аккуратно прокравшись мимо лежавших прямо на голой земле солдат, она отошла от лагеря подальше, чтобы любопытные глаза за ней не смотрели. Оставив нарядный сарафан висеть на ветке куста, под ним же оставила сапожки, а после расстегнув пряжку плаща, полностью нагой вошла в воду. Вздрогнув от холода и поежившись, она обняла себя руками и решительно пошла дальше. Сначала до колен, потом до пояса, а после нырнула с головой. Вынырнув обратно, встряхнув головой и сделав глубокий вдох, она почувствовала, как все тело будто бы запылало, словно огонь. Она дрожала, но холод в раз перестал чувствоваться. Зачерпнув в ладони воду, она полила ее на свои волосы, отмывая их и расчесывая пальцами. Ледяная вода хорошенько взбодрила, от чего слабость от бессонной ночи в миг исчезла. Купаясь в свое удовольствие, она вдруг почувствовала, как за волосы что-то зацепилось и стало ее тянуть в сторону берега, от чего княжна взвизгнула испуганно и обернулась, закрыв ладонями грудь. — Поймал рыбку, — послышался со стороны заросшего камышами берега скрипучий голос, явно насмехающийся. — Кто ты?! Что ты делаешь здесь? — девушка тут же попыталась убрать из волос то, что в них запуталось, да только в темноте рассмотреть ничего не удавалось. — Рыбачил, пока княжна не изволила купаться, — хмыкнув произнес Олаф, все же показавшись из-за зарослей, отложив самодельную удочку. — Не барахтайся. Запутаешься сильнее. — Да как ты смеешь со мной так разговаривать?! — еще сильнее возмутилась девушка, нахмурив брови и топнув ногой, словно малое избалованное дитя. — Вот так и разговариваю. Извольте подойти, Ваша милость. Помогу распутаться, пока не поранилась.       Рогнеда потопталась на месте, но все же решила выйти на берег, дабы варяг все же помог. — Отвернись сначала и подожди пока оденусь, — скомандовала она, поднимаясь на берег и укутываясь в плащ, дабы высушить тело.       Олаф препираться не стал, потому и отвернулся, скрестив руки на груди, лишь громко ухмыльнувшись. Княжна же, быстро вытеревшись, надев через ноги сарафан, чтоб сильнее не запутаться в самодельной удочке. Поправив наряд и обув еще влажные ноги в сапоги, девушка подошла к варягу и вновь насупилась. — Распутывай, — скомандовала она, повернувшись к Олафу той стороной, где зацепился крючок.       Командный тон княгини ничуть не смущал варяга. Скорее лишь забавил. Вся эта знать походила на капризных малолетних детей, которых постоянно что-то не устраивает. Спокойно обернувшись, посмотрев на нее сверху вниз оценивающе, а после чуть потянул за самодельную леску, пытаясь понять где конец, чем вызвал недовольный писк. — Что ты делаешь, остолоп?! — возмутилась барышня, тут же ударив мужчину по ладони, от чего и заставила его начать сердиться. — Не вертись, княжна, а то еще хуже сделаешь, — варяг продолжал аккуратно выпутывать крючок, не глядя на недовольства девушки. Немного повозившись, он все же высвободил Рогнеду, после чего проверил на целостность свою удочку. Княжна прошлась руками по голове, убедившись, что ничего лишнего нет, после чего повернулась и присмотрелась к рукам Олафа. — Ты сделал ее сам? Как? — спустя недолгое молчание все же поинтересовалась она. — Из конского волоса и кольчужного кольца. Делов-то, — ответил Рыжий, устраиваясь вновь на берегу в зарослях, уже подготавливая приманку для рыбы, в виде маленького мякиша хлеба.       Девушка немного потопталась на месте, обернулась, посмотрев на лагерь, а после пары секунд раздумий, села с телохранителем своего жениха. Все же столько дней находиться без общения ей было тяжело. С Владимиром не поговорить, одна его рожа заставляла ее кровь бурлить как варево в котле от жгучей ненависти. Добрыня ненавидел ее так же, как и она его. Больше из знати она никого не знала, а с простым людом ей не о чем было говорить, да и они бы не стали. Оставался только этот самый варяг.       Сам Олаф даже немного удивился, когда заметил искоса, что княжна предпочла его компанию. Хмыкнув, он все же насадил на кончик крючка хлеб и отправил его в тьму воды. Барышня же сначала молча смотрела на воду, потом перевела взгляд на варяга. — И где же твоя рыба? — разочарованно, даже с толикой упрека спросила она, вновь посмотрев на воду. — Терпение, княжна, — ухмыльнувшись произнес варяг, всматриваясь напряженно в воду.       Громко вздохнув, Рогнеда сложила руки на согнутых коленях и положила на холодные ладони голову. Она искренне не понимала почему варяг этим занимается. Тем временем уже светало. Солнечные лучи уже немного осветили все вокруг, дав полочанке новое занятие. Девушка медленно скользила взглядом по варягу, рассматривая его с макушки и до пят. Он и его люди отличались от новгородцев. Светлые сухие волосы, видимо выгоревшие на солнце от долгих путешествий, довольно длинные, что непривычно для людей ее народа, или же людей Владимира. Грубоватые черты лица, четкие скулы и впалые щеки. Лоб, покрытый морщинами, появившимися явно из-за того, что тот постоянно хмурит свои густые брови. Нос с горбинкой с острым кончиком, ломанный в пылу битвы явно не один раз, но это даже не портило его. Густая светлая борода, уже спутавшаяся и с виднеющимися седыми волосками. Крепкая фигура с широкими плечами, мускулистыми руками и грудью, сильные ноги, закаленные пешими походами. Длинная синяя рубаха уже потеряла свой цвет и потускнела, но кольчуга, сделанная мелкими колечками словно драконья чешуя, была в идеальном состоянии. К широкому кожаному ремню крепилась петля, на которой висел его топор, а с другого боку был засунутый за пояс нож. Но больше всего взгляд притягивали глаза. Такие синие-синие. Такие холодные.       Все же, он сильно отличался от тех воинов, которых она видела и знала в стенах Полоцка. Грубый, жадный, жестокий, влюбленный в себя и собственную силу. Но на деле, только этот безжалостный варвар не издевался над ней и не глумился. По крайней мере, не со злобой. Хотя бы сейчас.       Вдруг, из расслабленной развалившейся полулежачей позы, в которой он сидел, Олаф тут же напрягся, сел ровно и намотал тонкую леску на свою широкую ладонь. Девушка непонимающе изогнула брови, чуть привстала и стала всматриваться, пытаясь понять, от чего он стал вдруг таким серьезным. По воде от нити разбегались маленькие волны. Довольно хмыкнув, варяг резким рывком руки подсек рыбешку и вытащил на берег небольшого карасика. — Оп-па! — издав довольный смешок произнес мужчина, рассматривая лежащую в своей ладони добычу. — Какая маленькая… — с грустным вздохом произнесла княжна, глядя на барахтающуюся рыбешку.       Варяг же, отцепив самодельный крючок от рта рыбки, повертел ее, рассматривая получше. — Какой-никакой, а улов, — сказал он, не скрывая довольной ухмылки, а после подкинув ее прямо в руки княжны, от чего та напугано взвизгнула и выпустила из рук скользкое тельце, которое тут же скрылось в темноте воды, напоследок лишь хлопнув хвостом. Воин рассмеялся и хотел было что-то сказать, да только топот копыт, приближающийся со стороны леса, не дал ему закончить.       Приподнявшись и осмотревшись вокруг, он увидел гонца с факелом, отправленного вчера Владимиром. Тот на всех парах мчался в лагерь, неся в своей сумке какую-то бумагу. Оставив самодельный крючок висеть на ветке, Олаф поднялся с берега повыше и подозвал Рогнеду рукой. — Идем. Тебе лучше вернуться, — уже серьезным скрипучим голосом произнес он, чувствуя явно какие-то недобрые вести.       Княжна не стала противиться. Молча поднявшись и стряхнув с юбки землю, девушка молча пошла впереди варяги, отряхивая свои ладони от слизи рыбы, недовольно из-за этого морща нос, даже не думая о ганце и предстоящей осаде Киева.