Перышко

      Лагерь постепенно начал пробуждаться после сна. Солдаты вставали и сходились ближе к шатру князя. Гонец, прибывший только что, пытался отдышаться после долгого пути и все еще крепко держался за повод коня, с трудом стоя на уставших от сидения в седле ногах. В другой руке он крепко сжимал сумку со свитком. На нем виднелась большая красная печать. Рогнеда, подошедшая к навесу в сопровождении Олафа, не сумела разглядеть герб на печати. В любом случае, это не предвещало ничего хорошего. Ни для кого.       Владимир вышел из своего укрытия в длинной ночной рубахе, недовольный шумом. Осмотрев собравшихся вокруг солдат, он протянул руку, требуя свиток. Гонец сию же секунду вынул сверток из своей сумы, взял его в обе руки и с низким поклоном передал князю. — Всем разойтись! Гонца напоить и накормить, лошадь расседлать, — голос Владимира, звонкий и раздраженный, разнесся на весь лагерь, заставив дружину тут же разбрестись по всей территории и заняться своими делами, пока князь не отдаст приказ.       Сам предводитель скрылся. На поляне остались стоять только Олаф с Добрыней, ожидавшие того, что князь вызовет их для переговоров, и Рогнеда, вовсе не знающая, куда ей податься. Растерянно оглянувшись по сторонам, княжна, сделав пару несмелых шагов вперед, сжала тонкие пальцы в кулак и все же двинулась к княжеской палатке. Откинув полотнище, она заглянула внутрь, ожидая брани, криков, но встретила ее лишь глухая тишина. Осторожно войдя, все еще не сводя взгляда с князя, сидящего в самом дальнем углу повернувшись спиной ко входу, девушка прошла к центру, где стояла опорная балка шатра, взялась за нее рукой и тихонько, стараясь не раскрыться, заглянула за плечо Владимира, желая рассмотреть свиток, что принес гонец. Печать была разломана, так что герба было не разобрать, текст, написанный на скорую руку, тоже. Пытаясь выцепить хоть крупицу информации, она наклонялась ниже и ниже, пытаясь рассмотреть получше. — Не суй нос не в свое дело, — грубая осечка князя заставила ее нервно отшатнуться и мгновенно перестать читать.       Молча отойдя к постеленному на земле покрывалу, Рогнеда присела, сложила руки на коленях, но наблюдать за князем не перестала. Пускай она и не видела его лица, она всем нутром чувствовала витающее в воздухе напряжение, злость и ярость новгородского князя. Наблюдала за тем, как мышцы его рук напрягаются, сжимая грубую желтоватую бумагу, как на открытой шее выступила и запульсировала венка. Видимо, не все шло так, как он планировал.       Спустя пару минут, он встал, разорвал свиток на мелкие кусочки и принялся одеваться. Ни разу за это время он не кинул и краткого взгляда на свою названную жену. Собравшись, он остановился у выхода на секунду, кивнул какой-то своей мысли, и только после отправился к людям.       Дальше — сбор. Князь недолго пошептался со своими дружинниками, после чего те стали командовать своими отрядами. Владимир приказал седлать свою лошадь, и пока ее вели, молча наблюдал за суетой солдат. Он явно задумал что-то неладное. По всей видимости у него был новый план, где цельное войско было не нужно. Княжна растерянно смотрела на то, как солдаты натягивают кольчуги, шлемы, пояса с мечами и кинжалами. В лагере должно было достаточно много вояк, но и они оставались наготове. Войско разделилось на шесть групп. Все они разъехались и на резвой рыси направились не прямо на Киев, а вокруг, по всей видимости собираясь взять его в кольцо, в осаду. Изначально осада не планировалась. Владимир собирался сразу ударить по городу и взять его штурмом в тот же день. Не уж то не захотел лишних жертв? Кто его знает… В становище наступило затишье. Все ждали чего-то. Но чего? Оставшиеся нервно перешептывались. Те, кто был в дозоре на вопросы о том, видно ли войско, лишь растерянно пожимали плечами. Княжна же предпочла это время отсидеться в шатре. Да и с приставленной к ней стражей особо не нагуляешься. Она лишь садилась поближе к выходу, чтобы подслушать их разговоры и быть в курсе того, что происходит.       Лишь только спустя несколько дней по лагерю пробежался шепот о том, что Киев взят. Что люди сами открыли главные ворота перед войском, пропуская их на свои улицы. Отныне Владимир новый князь Руси. Братоубийца, насильник, чудовище для одних, и великий герой и спаситель для других.       В середине ночи объявился Олаф в компании пары солдат. Он приказал всем сворачивать палатки и готовиться к отправлению в Киев. Собственно, он и должен был доставить княжну во дворец. Мужчина вошел в княжеский шатер, поднял спящую барышню на руки и поволок к своей лошади. Не ожидавшая таких событий, Рогнеда, как и полагается, подняла панику и стала вырываться. — Пусти! Пусти меня, ирод! Как ты смеешь? — брыкалась еще сонная девушка, пытаясь в темноте рассмотреть, кто и куда ее несет. — Успокойся, княжна. Целее будешь, — словно не замечая всех этих трепыханий, мужчина спокойно нес барышню к своему рыжему жеребцу, порой перехватывая ее покрепче, чтобы та не свалилась.       Но Рогнеду такой расклад мало радовал. Взяв себе передышку, она почувствовала под левой рукой рукоять в ножнах. Не дав себе никакого отчета, она вынула кинжал, прижала острый конец к боку мужчины и надавила посильнее, желая, чтобы через кольчугу он почувствовал холод лезвия. Варяг резко встал. На грубом бородатом лице заиграла какая-то затворническая ухмылка. — Ишь, какая дикая. Варяжка, — ухмыляясь произнес он, после чего перехватил ее одной рукой, словно она и не весила ничего, после чего свободной рукой схватил кинжал за лезвие, не боясь ни ран, ни крови. — Что же ты? Давай, режь.       Растерявшись от такого жеста, Рогнеда подняла голову и встретилась с мужчиной взглядами. Он ждал от нее действий, своей рукой словно надавливая на кинжал, чтобы тот впился в его тело, напился его крови из рук княгини. Но девушка не решилась. Убрав руку с рукояти, она сверлила его взглядом, не в силах смириться с поражением. Олаф, подкинув слегка нож и поймав уже за рукоять, спрятал его в ножны, а кровь с руки лишь стряхнул, окропив свежий белый снег красными пятнами. — Не гоже княжне в крови руки пачкать. Запомни. Особенно — по дурости, — сказал он это на удивление беззлобно, продолжив идти к коню. Второй рукой он так и не взял девушку, не став пачкать ее наряд. Рогнеда остаток пути просидела тихо, лишь удивляясь, с какой легкостью он может нести ее одной рукой.       Устроившись в седле, ухватившись за косматую гриву, невольно поежилась от холода. Следом сел воевода, натянул повод, от чего жеребец недовольно мотнул головой, перетягивая его на себя. От этой борьбы девушка невольно прижалась к груди варяга, поежившись еще сильнее от холода стальных колец его брони. Заметив это, Олаф подозвал к себе солдата, который нес в руках какую-то ткань, после чего забрал ее у него, накинул на плечи барышни и вновь взялся за повод. Рогнеда приняла этот жест. Тут же укуталась с головой, накрыв в довесок еще и ноги. Теперь, когда сонливость окончательно спала и голова мыслила трезво, она осматривала эти поспешные сборы и думала лишь об одном. — Как он его убил? — послышалось из-за вороха тканей. — Чего? — не ожидав услышать того, что княжна к нему обратится, Олаф даже чуть наклонился, чтобы слышать ее. — Как он убил Ярополка? — вновь тихо, но произнесенное через зубы.       Варяг молчал. Посмотрел на сжатые губы, едва видные в тени капюшона, крепко стиснутое в пальцах покрывало. Она старалась это скрыть по княжеской привычке, но то ли из-за неопытности, то ли из-за сильных эмоций, не могла. — Завел его в ловушку. Заставил выйти из своей конуры и бежать. А там поджидали мы. Ему предложили мирно разойтись, отдать Киев в обмен на его жизнь и жизнь его беременной жены. Он выбрал смерть. Зарезали как свинью на праздник. — мужчина говорил бесстрастно. Убийства давно перестали вызывать у него какие-либо эмоции, что не скажешь о княжне. — И женщину тоже? — Нет.       Тихий облегченный выдох вновь невольно приковал взгляд воеводы к скрытому лицу. Рогнеда словно почувствовала это, потому мгновенно потянулась рукой к краю ткани и натянула ее чуть сильней на лоб. — С чего это вдруг тебе так заботят неудавшиеся женихи и их барышни? — Не твое собачье дело, — прошипела злобно девушка, лишь сильнее укутавшись в ткань, нервно поерзав в седле. Ответом на тот жест был лишь смешок.       Больше до отправки на Киев они не разговаривали. Войско было в приподнятом настроении, от чего их усталость сразу отошла на второй план из-за победы. Все надеялись наконец отдохнуть, потому как поход был долгим, многие уже хотели вернуться к семьям. Княжна лишь редко оглядывалась назад, рассматривая ряды конницы и пехотинцев, освещенные редкими огнями факелов. — Не крутись. Натрешь коню спину, — над ухом раздался хриплый голос, от чего девушка нервно дрогнула, после чего подняла голову, посмотрела на мужчину, но все же села вновь прямо. — Не тебе мне указывать.       Вновь смешок в ответ. И все же молчание надоело, а темнота вокруг лишь нагнетала. — Откуда ты, варяг? — спустя какое-то время вдруг спросила девушка, став перебирать пальцами запутавшуюся черную гриву. — С севера. — А селение? — не унималась молодая княгиня. — Не знаю. Я ребенком был, когда мать моя бежала от убийц моего отца. — Убийц? Почему? — Слишком много людей желают смерти своим правителям. Ты сама это не понаслышке знаешь.       Рогнеда вновь подняла голову, посмотрела на лицо варяга, ничуть не изменившееся от ее вопросов, после чего снова опустила глаза. Его слова опять открыли уже немного затянувшуюся рану. — Так значит, ты тоже князь? — Нет. И никогда им не был.       Светало. Солнечные лучи начинали проклевываться из-за горизонта мягким розовым светом. Войско постепенно тушило факела. Топот копыт и тяжелых шагов, казалось, разносился на всю округу. Тяжелый жеребец лениво плелся вперед, кивая косматой головой. Убаюкивающе скрипела кожаное седло. Тепло накидки согревало и настойчиво утаскивало собой в сон. И только княжна закрывала глаза, утомленная походом и переживаниями, как кошмар вновь и вновь отбрасывал ее в реальность. В очередной такой раз, она осознала, что бескрайние поля и рощи сменились на село, а впереди на холме возвышался Киев. Ни сожженных домов, ни трупов на улицах. Лишь сейчас она осознала, что варяг не врал. Только крестьяне, осторожно выглядывающие недобрым взглядом из своих жилищ, были прямым доказательством узурпирования Владимиром.       Проехав городские ворота, шум начал увеличиваться. Слышались негромкие разговоры, шепот. И подъезжая все ближе к замковому двору, шум нарастал. Горожан сгоняли к крепости. Видимо, Владимир хотел речи молвить. К горлу неожиданно подступил рвотный позыв. Стоило ей только представить его лицо, красное от гордости, зломерзкий блеск его глаз, грудь колесом, словно у петуха перед несушками, все это лишь сильнее заставляло ее опустошить и без того пустой желудок.       Дружина оцепила двор в кольцо, не давая никому выйти. Конь Олафа продолжил путь перед расступающимся народом. Теперь за толпой можно было рассмотреть лестницу, на которой стоял князь с Добрыней, а за их спинами виднелся женский силуэт, покрытый черным платом. Почему-то княжна не могла отвести от нее взгляд. Измученная женщина стояла не шевелясь, словно пытаясь слиться со стеной. Невысокая, пухловатая, болезненно белая, с красными от слез щеками и небольшим, но уже заметным животом. От этого полочанка скривилась еще сильнее. Ее ожидала такая же, неминуемая судьба. Делить ложе придется столько раз, сколько того потребует Владимир, вынашивать в собственном теле его детей, заботиться о них и пытаться хоть немного полюбить. Но сильнее задуматься ей об этом не позволили. Олаф натянул повод, конь недовольно мотнул головой, но остановился. Владимир спешно спустился вниз по лестнице и подошел к лошади, посмотрев на Рогнеду с недобрым огнем в глазах. — Позволь помочь, княжна моя, — голос его, такой сладкий, заставил девушку сильнее стиснуть зубы в попытке успокоить трясущееся от злобы тело.       Это напряжение сумел почувствовать даже варяг сидящий позади. Девица стянула с головы и плеч покрывало, оставив его на седле, сама же протянула руки к Владимиру, который, крепко ухватив ее за талию, снял с седла и поставил на ноги. Взяв невесту за руку, князь помог ей подняться на крыльцо, откуда и начал речи молвить. Рогнеда его не слушала. Она не смотрела ни на него, ни на народ, ни на стоящих рядом дружинников. Она смотрела на жену Ярополка, крепко обнимающую свой живот. И чем сильнее княгиня всматривалась в эти напуганные карие глаза, тем страшнее ей становилось самой.       Дальше — подготовка к пиру. Владимир приказал народу нести дары новому правителю, а следовательно, желал устроить гулянье, чтоб потешить уставшее войско, да и себя. Рогнеда же старалась как можно реже попадаться ему на глаза. Пока князь был в главном зале и разбирался с обустройством, княжна отправилась исследовать свое новое жилище. Хотелось поскорее обустроиться в каких-нибудь покоях и отдохнуть от всего этого в одиночестве.       Бродя по темным коридорам, княгиня передвигалась медленно, держась рукой за стену. Шум остался где-то позади. Мрак и холод заставили поежиться. Заметив вдруг тусклый свет из-за едва приоткрытой двери, девушка решила проверить, что там. В небольшой узкой комнатке горели свечи. У небольшого алтаря с иконами сидела вдова Ярополка и очень тихо, но уверенно, молилась. Осторожно войдя во внутрь, чтобы не напугать беременную, полочанка постучала по стене, привлекая к себе внимание. Женщина вздрогнула от неожиданности, но испуг на ее лице так же быстро исчез, как появился. — Могу я помолиться вместе с тобой? — неуверенно спросила Рогнеда, все еще не понимая как ей стоит обращаться с бывшей хозяйкой этого дома и наложницей будущего мужа. — Конечно, — тут же ответила монахиня, пододвигаясь, а после осеклась и добавила: — … госпожа.       От этого княгиня почувствовала себя не в своей тарелке, но от просьбы отказываться не стала. Все же, эта женщина, хоть и не была из знати, но некоторое время пробыла княгиней Киевской. Подойдя к ней ближе, Рогнеда опустилась на колени, трижды перекрестилась перед иконами и сложила ладони перед собой. — Я хочу помолиться за упокой близких, — тихо произнесла юная сирота.       Закрыв глаза, она зашевелила губами, беззвучно произнося молитву. Монахиня смотрела на нее беззлобно, глазами полными печали. Она еще не знала что перенесла эта дева, но видела по ссадинам и синякам на лице и руках, что дорога ей пришлась не сладкая. Женщина повернулась к иконам, сложила так же руки, склонила к ним лицо. С дрожью выдохнув, она так же зашептала, иногда вздрагивая, едва сдерживая слезы. Вот только долго им наедине со своим горем побыть не удалось. — Рогнеда!       Обе девушки невольно вздрогнули. С тяжелым вздохом Рогволодовна опустила руки на колени и крепко сжала их в кулаки. От собственной слабости было тошно. Бессилие лишь сильнее распаляло в ней ненависть. Идти не хотелось. Одновременно было страшно и мерзко. Она понимала, что ничего хорошего ее там не ждет. — Рогнеда!!!       Третьего раза она ждать не стала. Смиренно поднялась, поправила сарафан. Убрала спутанную косу назад и тихо поблагодарила женщину за компанию. Еще раз перекрестившись перед иконами с поклоном, она быстро вышла из комнаты и аккуратно закрыла за собой дверь, чтобы, не дай Бог, Владимир не увидел этот единственный островок спасенья.       Идя по коридору на носочках, стараясь не касаться каблуком сапог пола, Рогнеда слышала впереди тяжелые шаги и хлопанье дверьми. Будущий супруг уже явно терял терпение, ища свою обещанную. Девушка молча вышла из тени и встала перед князем. Тот, уже изрядно разозленный, взлохмаченный и взбудораженный, посмотрел на нее презренно сверху вниз. Волосы его были растрепаны, усы и борода влажные от медовухи, запах которой так и разносился от него. Темно-бордовый кафтан был расстегнут, открывая вид на белую рубаху с развязанным шнурком, открывшим вид на тяжело вздымающуюся грудь. На рубахе виднелось свежее пятно от медовухи. — Что же ты, любушка, бегаешь от мужа? — с издевкой произнес он, подойдя ближе, покачнувшись. — Негоже от князя скрываться.       Он положил свою широкую шершавую руку на белую шею полочанки, большим пальцем обвел выразительную косточку челюсти. Дева вздрогнула, отвела лицо, чем только вызвала довольную зубастую ухмылку на его лице. Князь медленно коснулся ее плеча, наблюдая за тем, как вновь ее тело вздрагивает, словно пытаясь сбросить его ладонь. Провел пальцами от плеча к локтю, все еще не отрываясь глядя в глаза княжны. Но так и не смотрела. Стояла молча, потупив глаза в пол, сжимая кулаки и стискивая зубы. Взяв ее за запястье, Владимир потянул ее следом. Шел он уверенно, иногда лишь позволяя себе качнуться. Княжна лишь только и поспевала переставлять ноги, плетясь за ним, сверля гневным взглядом спину.       Мужчина втянул ее в просторные покои. Девушка по инерции сделала два шага вглубь комнаты, когда он отпустил ее руку, чтобы закрыть тяжелые двери, украшенные узорами. Стало совсем темно. Только сквозь щель закрытых ставней пробивались лучи рассветающего солнца. Рогнеда невольно поежилась и обняла себя за плечи, когда почувствовала, что князь подошел сзади. Запах меда, тяжелое горячее дыхание над ухом, сильные руки опустившиеся на талию и так нагло изучающие девичье тело. Княгиня же стояла смирно, почти не дыша. Порой нервно ерзала от того, что терпеть эти пытки становилось совсем невыносимо. Вот только это было лишь началом очередной пытки. Медленно стянув одно плечо сарафана, князь прижал деву себе вплотную, опалив ее плечо поцелуем. Рогнеда рефлекторно начала вырываться, чем лишь сильнее раззадоривала своего мучителя. Он только настойчивее стягивал платье, касаясь голого тела и смеясь с ее дерганий. В один момент, он отпустил ее, прошел к кровати, стянул кафтан, бросив его на пол и похлопал по своему колену, подзывая девушку. — Иди ко мне, — довольно произнес он, ухмыляясь, рассматривая в полумраке тело невесты. — Давай же, сними сапоги со своего мужа. — Не муж ты мне. И никогда им не будешь, — прошипела княжна хмуря брови.       Владимир устало потер переносицу, резко поднялся и схватил деву за предплечье, притянув к себе ближе и заглянув в глаза. — Я же пытаюсь с тобой по-хорошему, паршивка. Что ж ты не успокоишься никак?!       В гневе мужчина швырнул полочанку к кровати. Споткнувшись о собственную одежду, она упала на пол, зацепившись руками за покрывало застилавшее кровать и крепко сжала его в кулаках, боясь последующего удара. Князь гневно прошел по комнате, круша все подряд, но после опять вернулся к невесте, схватил ее за горло и поднял. — Дрянная девка! Как ты посмела унизить меня? Отвечай! — алкоголь заставил князя буквально озвереть. Он кричал на княгиню, тряс ее в своих руках, оставляя на бледной коже синяки, замахивался, но не бил. — Ты заплатишь за свои слова, премерзкая сука! Будешь молить тебя зарезать, как свинью! Как твою паршивую семейку!       Удар. Владимир замолк, отведя лицо в сторону от звонкой пощечины. Он так и оставался нависать над испуганной и разъяренной Рогнедой, в истерике посмевшей поднять руку на князя, а теперь в ужасе трясущейся из-за его возможной расправы. С глаз рефлекторно полились слезы, но она не издала ни звука. Только лишь прижала пылающую ладонь к груди и отползла к изголовью.       Мужчина отступил. Уселся на край кровати, провел руками по лицу. Больше он не проронил ни слова. Все так же молча разделся, стянул сапоги и улегся на бок, отвернувшись от невесты. Та же, оцепенев от ужаса, еще долго не могла прийти в себя. Трясясь от холода и ужаса, она не могла найти в себе силы хотя бы накрыться. Неизвестно сколько она так просидела, но в конце концов, все это лишило ее всяких сил. Свернувшись клубком, она вся сжалась, накрыв себя уголком одеяла, лишь бы не потревожить уже уснувшего князя, после чего и сама без сил уснула.