Nosce Te Ipsum

Четыре ночи. Всего лишь четыре ночи прошло с того рокового вечера. Дино нервно ворочался из стороны в сторону, сжимая челюсти, не в силах расслабиться. Мысли, успешно контролируемые в течение всего дня, будто взрывались, стоило ему лечь в постель. Хаотичными обрывками они носились в голове, путанно перебивая друг друга: — Кому сказать? — А стоит ли говорить? — Больше тренируйся! — Ты отвратителен. — Люцифер… — Что сказала бы Вики? — Ничтожество! — Что мне делать? Пытка. Самая настоящая пытка. Сомнения, ужас происходящего раздирали изнутри, и желание, каждую ночь охватывающее его тело, было самым кровожадным из палачей. — Почему он? — Выбей из себя грех! — Что мне делать? — Куда мне идти? — Как же низко, как отвратительно низко ты пал. Дино впервые чувствовал себя столь неуютно в собственном теле. Ему было противно ощущать себя, осознавать собственное физическое присутствие в мире. Все казалось другим: чужим, отталкивающим, грязным — хотя изменился лишь он сам. — Нет, нет, нет, все это пройдет, все забудется. — Да, все забудется, все исчезнет. — А если нет? — Никаких «если». «Ты падешь передо мной, Дино. Падешь для меня». Дино поежился. Эти слова все чаще звучали в его голове; глубокий, хриплый голос демона раз за разом напоминал об истинном значении сделки. Люцифер был слишком искусен и самодоволен, чтобы просто воспользоваться положением. Ему нужна была не только физическая неприкосновенность ангела — демон жаждал записать в свои трофеи чистоту его души и стойкость духа. Дино сел, обхватывая себя руками и лишь на секунду посмотрел вниз, с тошнотворным чувством подмечая выпирающий из-под ткани возбужденный член. — Омерзительно. Это омерзительно. — Выбей из себя грех! — Больше тренируйся! Ангел вскочил с постели; нервно зашагал из одного конца комнаты в другой и обратно. Сознание, измучанное бессонницами, было затуманенным; голова казалась тяжелой, и тело ломало от усталости. Дино и раньше был безжалостен к себе, но в прошедшие дни был особенно изощрен в самобичевании. Занимая каждое мгновение свободного времени изнурительными физическими нагрузками, он истязал, мучил свое тело, желая заглушить все греховное, низкое, пугающее. Крылья рвало от яростных полетов, и на талии отпечатались следы от вериг, с каждым разом затягиваемых все туже. Ангел ненавидел себя жгучей, пожирающей злобой; ненавидел каждый сантиметр глупого тела, так чувствительно откликнувшегося на Люцифера; ненавидел свой слабый дух; ненавидел все свое существо. Это душило, бесконечно ранило, пытало изнутри. Вместе с тем все казалось Дино бессмысленным, даже смешным. Он был просто «недостаточен», чтобы справиться с искушением: недостаточно силен, чист, властен над самим собой. Оттого терзавшие его страхи и боль становились еще более мучительными: он не имел право испытывать подобные эмоции в отношении такого простого дела. Будь Дино стойким, верным себе ангелом, эта ситуация даже не стала бы для него проблемой. Он бы смахнул с себя наваждение, будто пыль, и Люцифер никогда бы не смог взять его под контроль. Как еще себя наказать? Как покарать? Как усмирить мерзкую, грязную плоть? — Господи, — Дино вскинул голову, вглядываясь в молчаливое, ночное небо. — Шепфа, я больше не могу.

***

Люцифер по достоинству оценил внешнее спокойствие ангела. С того вечера Дино вел себя так, словно ничего не случилось, но этого было мало, чтобы демон ничего не заметил. Белые крылья за короткое время стали чуть потрепанными: возможно, для других пока что это было не столь очевидно, однако Люцифер за долгие годы тихой вражды исчерпывающе изучил противника. Всегда ухоженные, опрятные, перья немного огрубели внешне, словно часто сталкивались с жестким потоком воздуха от агрессивных взмахов; раннее натянутые, выправленные, гордые, крылья чуть поникли от усталости и, судя по всему, не прекращающейся боли. Сам ангел был менее сосредоточен, что было заметно по глазам, которые порой начинали бездумно блуждать по пространству, ища, за что бы зацепиться. Рядом с Дино преданно вилась Вики — вот уж кто не умел скрывать эмоции. Она выглядела обеспокоенной, и следить за ее уморительными попытками достучаться до ангела было особым видом извращенного удовольствия. Любимыми моментами прошедших дней были резкие уходы Дино сразу после окончания последних занятий: на лице Вики раз за разом появлялась все более глубокая, загнанная печаль — и он, Люцифер, был истоком всех этих волнений. Однако помимо восторга и всепоглощающего ощущения собственной власти, в эмоции демона подмешивалось что-то еще. Это «что-то» болезненно кольнуло сердце, когда Люцифер впервые заметил истерзанность крыльев; неприятно сковало, когда равнодушный взгляд Дино скользнул по его фигуре на следующий день после случившегося. Это чувство вновь заныло где-то в голове, когда демон неприязненно подметил, как ангел спокойно, почти дружелюбно кивнул Ости в ответ на ее приветствие. — Здороваешься с ним, будто вы клятые друзья, — огрызнулся мужчина, когда они оказались на улице. Ости остановилась, всматриваясь в Люцифера, и от странного выражения, застывшего на ее лице, ему стало не по себе. Он нервно повел плечами, чуть вздергивая голову. Девушка закатила глаза. — Тебе не кажется, что то, что он сделал для тебя, достойно как минимум нормального приветствия? Демон нахмурился и неприязненно сложил руки на груди. — Ты ведешь себя, как маленький человеческий ребенок, Люци. Я… не хочу дружить с ним или сближаться, если ты этого боишься. — Я не… — Но вместе с тем, — перебила его Ости, — я благодарна ему за помощь тебе. Может быть, ты и не просил этого, — девушка тяжко выдохнула и отвела взгляд, чуть опуская голову. — Но я просила. Мне была нужна его помощь. Потому его святость, которая все еще кажется мне тупой и скучной, уже не так сильно смешит. Не будь он таким Святошей, он бы тебе не… Люцифер усмехнулся, и в его глазах появилось знакомое масляное, терпкое выражение — столь неожиданное в настоящий момент, что демоница осеклась, не договорив. — Ости, он далеко не святой. — Что?.. — Не сомневаюсь, что он хотел бы быть святым чистоплюем, но в конце концов он просто ангел, падкий на демонические уловки. Девушка вопросительно уставилась на него, но через мгновение ее лицо приняло обычное спокойное, чуть озлобленное выражение. — Захочешь — расскажешь. — Сделаю — увидишь. Ости повела плечами и кивнула. Вопросительное сомнение лишь слегка тронуло ее сердце и было тут же задавлено привычным равнодушием. Все это ее не касалось.