Nosce Te Ipsum

Поток воздуха разъяренно бил в лицо и терзал перья — Люцифер почти сразу вырвался вперед, однако ангел летел прямо за ним: демон слышал его рваное, сбитое дыхание и шумные взмахи больших, белых крыльев. Траектория полета испытания, давно отработанная за первые соревнования, позволяла двигаться почти по идеальной прямой без необходимости совершать лишние, отбирающие силы маневры и без риска столкнуться с парящими островками. Лишь они, мелькавшие то тут, то там, наполняли пространство жизнью, хотя и были безмолвны и тихи. Чистое небо казалось теплым, успокаивающим. Оно раскидывалось во все стороны и не становилось ближе, сколько бы соперники ни летели. Напротив, оно будто углублялось, стремясь все дальше, — звало, манило, обещая умиротворение своим мерцающим серо-голубым сводом. Люцифер спешил выше, как можно выше, пытаясь окунуться в привычный азарт соперничества и насладиться гонкой, — но внутри лишним, замедляющим грузом висело тревожное ощущение, тянувшее демона вниз, заставляющее его непроизвольно, кратко оглядываться. Мужчина уверял себя: это лишь нежелание проиграть, стремление оторваться от Дино — и все же каждый раз сердце сжималось, когда, опуская голову, Люцифер видел устремленный на него взгляд напряженных глаз; растрепавшиеся волосы, беспокойно дрожащие на ветру; полураскрытые губы, через которые шумно вылетал воздух; белые, отражающие свет крылья, — и общее выражение преодолеваемой боли, застывшее на лице. Это немое страдание притягивало Люцифера, а потому он старался не смотреть, не думать, и все же не мог прекратить изредка бросать на ангела быстрые взгляды. Скоро воздух стал тяжелее и плотнее; парящих островков было все меньше, и небо будто теряло голубые оттенки. Демон помнил о вчерашнем состоянии Дино, и образ запачканных в крови вериг упорно кричал о себе, то и дело возникая в сознании. Люцифер злился: все это мешало ему наслаждаться столь долгожданным соревнованием. Словно бросая вызов собственным сбитым впечатлениям, мужчина сделал несколько мощных взмахов крыльями, увеличивая дистанцию между ним и ангелом. Движение отозвалось легкой болью в спине. «Тогда как же он справляется с этим?» Мотнув головой, Люцифер сделал еще несколько сильных рывков: нет, это его не касается. Ему все равно. Дино ощущал мучительную, раздирающую боль, которая усиливалась игнорируемым призывом Руфь, покалывающим тело. Дышать было все сложнее: каждый хаотичный глоток воздуха царапал горло и, казалось, врезался в стенки легких, распространяя ощущение разрыва по всей груди. В ушах было глухо, и все более расширяющееся зрительно пространство не освобождало, а абсурдно сдавливало. Крылья норовили вырваться из плена мучавшего их тела: мощный поток встречного сопротивляющегося воздуха рассекал их у основания, желая отодрать от спины. Мучительно больно, раздирающе резко и… Заслуженно. За слабость и трусость; за все ошибки и промахи; за страдания, что он причинял другим, — и за те, что причиняли ему; за все поражения — и все победы; за то, что его всегда было «недостаточно»; за дистанцию от тех, кто ему дорог; за желания и страхи; за ненависть и счастье, которого он был не достоин. Кара за существование, запачканное несовершенством. Очевидно, Руфь не сдавалась и послала более мощный, кричащий о необходимости возвращения энергетический толчок: по телу распространилась затормозившая Дино дрожь, и он увидел, как Люцифер завис в воздухе, смотря вниз. Ангел усмехнулся и, вновь игнорируя призыв, рванул к сопернику. Демон изумленно застыл, следя за приближающейся фигурой. Несколько мощных взмахов дрожащими крыльями — и Дино оказался рядом. Люцифер вдруг ощутил обещанное Руфь покалывание, призывающее вернуться. Каждый рывок, действительно, уже давался с ощутимым усилием; дыхание было затруднено, а зрение словно становилось затуманенным. Однако ангел был, очевидно, куда более истерзанным с учетом его жестокого обращения с собой. «Вероятно», — догадывался демон, — «он попросту игнорировал призывы Руфь. Как давно это длится?» Дино на мгновение завис рядом с Люцифером, и отчаянное выражение, застывшее в голубых глазах, напугало мужчину. Он схватил ангела за запястье, когда тот приготовился взлететь выше. — Пора спускаться, — сбивчиво произнес демон, прерывисто дыша. Соперник сделал попытку вырваться — Люцифер грубо взял его за подбородок, сдвигая пальцы другой руки на предплечье ангела и плотно сжимая его. — Дино, хватит. Летим назад. Летим со мной. Тот упрямо дернулся вверх, вырываясь из хватки демона. — Надо возвращаться! Дино поднял глаза: заметно поредевшие парящие островки; серая бесконечная гладь неба, казавшаяся зияющей дырой в самом мироздании, — и посмотрел на демона, еле слышно произнеся: — Так возвращайся. Люцифер взмахнул крыльями, равняясь с Дино, — тот тяжело выдохнул: соперник был упрям, а потому нужно было задеть в нем струны, звучавшие сильнее упорства. — Не можешь смириться с проигрышем, да? — намеренно зло ухмыльнувшись, произнес ангел. — Не потерпишь моей победы? Будешь умолять меня вернуться с тобой, лишь бы не услышать, что я смог доказать свое превосходство? Последовав примеру Люцифера, Дино схватил его за подбородок и, приблизившись, вкрадчиво проговорил, наклонившись к его уху: — Подавись своим провалом. Демон непроизвольно отшатнулся, всматриваясь в изменившееся лицо. Мгновение назад отчаянное, загнанное, потерянное, сейчас оно горело разъяренной ненавистью, и один взгляд голубых глаз отталкивал, будто выедая изнутри. По телу Люцифера вновь прошелся призывающий импульс Руфь. Его состояние меня не касается. Не касается. Не касается. Взглянув на ангела, демон нахмурился. — Да поебать, — неприязненно процедил он. Резким движением он взлетел чуть выше и, прижав к телу крылья, нырнул вниз. В голове панически заметались сбитые мысли: — Останови его! — Приволоки на землю силой! — Не оставляй! — Неважно, — перебил собственное сознание Люцифер, подогревая разливавшуюся в груди злобу, и еще плотнее прижал к себе крылья, ускоряя приближение к земле. — Неважно. Казалось, прямо за ребрами что-то оборвалось — Дино, еле дыша, смотрел вслед быстро удаляющемуся демону. Его фигура, только что бывшая рядом, стремительно превращалась в точку, пока, наконец, не исчезла, словно растворившись в бесцветном воздухе. Где-то в глубине души ангел хотел, чтобы Люцифер остался; чтобы крепче сжал его руку; чтобы разглядел его боль. Это было неправильно, так тошнотворно беспомощно — и все же Дино жаждал, чтобы демон увидел его. Ангел направил взгляд вверх. Пустота притягивала, манила, обещая успокоение, — и больше ничто не могло удержать от ответа на этот тихий, убаюкивающий зов. Тело переставало слушаться, предавало Дино, словно наказывая за жестокое обращение: крылья двигались медленно, каждый раз поднимаясь с невыносимым усилием и спеша скорее опуститься; глаза то и дело наполнялись слезами от встречного потока давящего воздуха; малейшее сокращение мышц отзывалось мучительной пыткой, и, казалось, сами мысли причиняли боль, грузно перекатываясь в сознании. Призывы Руфь прекратились: возможно, потому что были бессмысленными, — или же она попросту уже не могла достать его. Дино пролетел мимо последних парящих островков, скромно повисших в безбрежном пространстве, — впереди было лишь серое, пустое ничто. Оно будто приветствовало ангела, отзываясь в его душе, откликаясь саднящим чувством в груди и звало ближе, все ближе, заставляя не прекращать мучительные взмахи ослабленными крыльями. Казалось, само бытие замерло, вглядываясь в непрошенного здесь гостя и обнимая его глухой, всем телом ощущаемой тишиной. Дино посмотрел вниз: несчастные, одинокие островки медленно мельчали, и ангел сделал еще несколько рывков вверх, пока те не исчезли. Он замер в воздухе, распахнув белоснежные крылья и поддерживая себя редкими взмахами. Спертый воздух схватил за горло, и мужчина дышал медленно, ощущая режущую боль в легких. Каким образом небо, один вид которого мог поддержать его в минуты отчаяния — всегда прекрасное, казавшееся близким небо — могло быть столь безжизненно пустынным? Как что-то светлое и сильное одновременно могло быть душащей пустотой? Рассказы очевидцев об этой высоте, до которой они в итоге не долетали и, лишь завидев ее, спешили вернуться на землю, Дино помнил обрывочно: его никогда не тянуло сюда, и гораздо больший азарт он испытывал от поиска тайных уголков, интересных летающих островов, нежели от наблюдения за пустотой, представившейся тем, кто ее видел, страшной, невыносимой. Однако это серое, молчаливое одиночество, это безбрежное, мертвое ничто — ангел непроизвольно поднял руку к груди, сжимая ткань рубашки в области сердца, — было знакомым. Сперва давящий и стискивающий, грузный воздух теперь казался теплым: будто укрывая Дино, он утешал, успокаивая сознание и усмиряя смутные, тревожные мысли. Мужчина закрыл глаза — и темнота дополнила ощущение безбрежного, приятно-мертвого молчания. Прекрасно. Так пронизывающе, так наполняюще великолепно. Он понимал. Понимал эту бесконечную тишину; всеобъемлющее одиночество; негу отсутствия. Пустота, поднятая и спрятанная за высотой яркого, наполненного красками неба, будто вскрыла сердце Дино, выпуская оттуда саму себя, и сладостное, глухое ничто разливалось по телу ангела, утешая боль, хороня тревоги. Отец и его странная, жестоко-отчаянная любовь; демоны и их жалкие попытки унизить; люди и бесконечная, порой казавшаяся напрасной борьба за них; бережно собираемые книги — отголоски тревожного, быстро текущего времени и растворяющихся жизней; Вики и ее теплые, мягкие руки, нежно сжимающие плечо в утешении; Люцифер и его подчиняющие, сладостные движения, смешавшиеся в памяти с покоряющей, внезапно открывшейся заботой; наконец, собственное разъедающее изнутри несовершенство — все было уже неважно. Внутри было тихо — и окружавшая Дино пустота вторила этой мирному, освобождающему молчанию. Ангел открыл глаза, смотря в раскинутую, серую пелену. Если это все, что скрывалось за видимой с земли синевой, то стоила ли та облаков, гоняемых по ее глади; дождей, хмуро проливавшихся вниз; бурь, гневавшихся без ведомой причины; теплых, ярких, умиротворяющих мгновений? Что это? Глупый, фарсовый спектакль? К чему столь богатый, детально собранный Шепфа фасад, если за ним было лишь ничто — всегда тихое, безнадежно равнодушное, разъедающе спокойное ничто? Крылья рвануло резкой, прорезавшей все тело болью, и в голове вдруг мучительно зазвенело — но ангел лишь слегка поморщился. Вглядевшись в бесконечно тихую небесную пелену, он тихо улыбнулся ей. Это так похоже на Небытие… Нехватка воздуха тянуще разливалась в голове, увеличивая дребезжащий звон, сильнее сжимая горло и впиваясь в легкие. …Которым все пугают не меньше, чем этой бесконечно мирной пустотой… Сердце резко сжалось, отдаваясь терзающей болью во всей груди. …И если Небытие действительно таково… Тело отказывалось слушаться: голова ангела запрокинулась, и крылья, отчаянно дернувшись последний раз, мучительно замерли. …Оно прекрасно.