Nosce Te Ipsum

Люцифера тянуло назад, сколь бы сильно он ни пытался заткнуть отчаяние. Оно металось, вгрызалось в демона, молило раскрыть крылья и устремиться туда — вверх, к ангелу; к его одиночеству и боли, расплескавшихся в голубых глазах. Однако Люцифер упорно летел к школе. Страх, беспокойство, сочувствие — заталкивая их глубоко внутрь себя, мужчина привычно накрывал уязвимые эмоции плотной пеленой внушаемого равнодушия, граничащего с презрением. Несмотря на старание, они — эти глупые, мерзкие чувства — шевелились где-то в голове и груди, напоминали о себе давящей тягой и тоже просили остановиться, отбросить гордость, пренебречь собой ради другого. Оттого Люцифер только отчаяннее стремился вниз, все чаще, агрессивнее уверяя себя: все это его не касается; ему все равно. Все равно. Все. Равно. Завидев землю — полет вниз показался неправдоподобно долгим — Люцифер начал раскрывать крылья, замедляя падение и, наконец, полностью распахнул их, затормаживая перед самой поверхностью и аккуратно вставая ногами на почву, которая показалась до странности мягкой. Демон оглядел толпу, смыкающуюся вокруг, и остановился на фигуре Руфь, которая стремительно приблизилась к нему и начала что-то говорить. От усталости казалось: девушка лишь бесшумно шевелит губами — разобрать слова не удавалось. Краем глаза демон уловил движение — к нему подскочили Вики и Ости. «Они стояли вдвоем, или просто вдруг оказались на одной стороне?» — подумал было Люцифер, упорно отводя сознание от разъедающих мыслей об ангеле. Плечо вдруг пронзила резкая боль, и демон посмотрел на Руфь, которая вцепилась в него, привлекая к себе внимание. Он смог понять конец фразы: — …до сих пор не вернулся? Шумно выдохнув, мужчина вопросительно поднял брови — Руфь повторила: — Я посылала Дино призыв прекратить подъем чуть ли не с самого начала состязания. Почему он до сих пор не вернулся? — Да откуда мне знать? — огрызнулся демон. — Не захотел — вот и не вернулся. — Люцифер, — голос Вики резанул слух. Он перевел на нее взгляд и с отвращением нахмурился. — Что с ним было? Он что… полетел дальше? Пелена равнодушия, столь тщательно ткавшаяся Люцифером с детства, под давлением общего волнения медленно сползала с прикрываемых ею чувств, и те грязно разливались внутри, заполняя все тело вонючей уязвимостью. — Разумеется, он полетел дальше, Непризнанная. — Люци, — Ости вцепилась в другое плечо мужчины и намеревалась что-то сказать, когда тот нетерпеливо дернулся, скидывая с себя руки демониц, — хотелось укрыться и выдохнуть, освободившись от груза режущих чувств. — Вы издеваетесь?! Я не ебу, что происходит в этой тупой ангельской башке! Вики потянулась к нему, явно желая задать очередной тревожащий вопрос, и Люцифер с неприязнью отшатнулся: — Отстаньте от меня! Если вы так беспокоитесь, летите, возвращайте его — что вы меня-то допрашиваете? — Мы не знаем, где он, — неожиданно тихо произнесла Руфь. Вокруг висков словно сомкнули плотные, грубые клешни — Люцифер нахмурился, ощущая, как к горлу подбирается тошнота. Он рассеянно посмотрел на Ости, и та, будто подтверждая слова девушки, кивнула. — Не знаете? Как это? — не сдержавшись, спросил демон. — Я думаю, — Руфь устремила глаза в небо, — что Дино забрался далеко в пустоту. Я потеряла его, и Кристоф тоже его не видит. Он пошел к Мисселине, но не думаю, что она вообще тут может как-то помочь. Да и кто может… Все в мгновение показалось глупым — тошнота стала невыносимой, и Люцифер чуть склонился, желая освободиться от тянущего дискомфорта в теле: выплюнуть все это грязное, вонючее, ранящее, что забиралось вглубь сердца и пытало сознание; забыть обо всем, вернуться к себе — такому, каким демон был прежде. Не думать об ангеле, не тревожиться за него — просто ненавидеть: низко, агрессивно — как было всегда. Люцифер не знал другого пути помимо постоянного, обжигающего соперничества, которое пожирало обоих. Держаться от Дино далеко — и в то же время подпускать достаточно близко, чтобы обратить на себя его внимание, вызывая в ангеле хоть что-то помимо самоуверенного равнодушия. Демон отрешенно уставился на Руфь. Ему всегда казалось, что он ненавидит ангела всем своим существом, желает его поражения — поражения, которое отравит Дино, и тот начнет исчезать: его будет все меньше, меньше, пока, наконец, презрение к себе не выжжет его до тла. Это желание было привычным, простым и очевидным — Люцифер не сомневался в нем с самого начала знакомства с ангелом; не сомневался в нем и во время заключения низкой сделки. Когда же зародилось сомнение?.. В глазах Руфь появилось удивление, в мгновение сменившееся на ужас осознания, — она уставилась на небо с отчаянием, и ее тело задрожало, когда она протянула руку вверх, на что-то указывая. Люцифер обернулся, устремляя взгляд ввысь. Страх стянул мерзкие нити прямо к мыслям — они завопили от ужаса и тяжело упали куда-то вниз, пронзая тело оцепенением. Мужчина услышал прошедшие по толпе вскрики, и рядом, будто вторя состоянию демона, встрепенулась Вики, отчаянно позвав Дино по имени. Она потянулась вперед и хотела было взлететь — Ости схватила ее за плечо. — Ты и себе все поломаешь, и ему не поможешь! Не поможешь… — повторила демоница и, кажется, только сейчас осознав происходящее, подняла голову, в ужасе закрыв рот свободной рукой. Толпа окаменела, и тишина глухо схлопнула пространство, смыкая его на одной единственной фигуре, — казалось, само время замедлилось, позволяя захлебнуться тьмой. Дино падал спиной вниз — безмолвно и кротко, будто пережеванный и выплюнутый пустотой мертвец. Крылья, подчиняясь потоку сопротивляющегося воздуха, частично скрывали тело по бокам и неестественно дрожали. Красиво и страшно — будто воплощение неизбежного ужаса самого мироздания, заставляющее смотреть на себя и растворяться в ощущении рокового кошмара. Люцифер хотел сорваться, остановить этот дурной сон, будто поднятый с самых глубин Ада и разлитый по всему телу; хотя бы закричать: о беспомощности, об отчаянии, о боли и слабости — но не мог. Невыносимо. Вина и осознание скорой потери, которые все глубже вгрызались в сердце с приближением Дино к земле, выжигали душу. Тело все сильнее стремилось вверх: сделать хоть что-то, хотя бы самую ничтожную попытку спасти — но Люцифер стоял, не отводя взгляд от падающего тела, ощущая, как что-то внутри бесконечно натягивается и обрывается: снова и снова, будто в зацикленной, сумасшедшей пытке. Демон вздрогнул: в сжавшееся пространство ворвалась еще одна фигура, перетягивая взгляд на себя. Белые широкие крылья рассекли воздух, и Люцифер узнал в стремительно двигавшемся ангеле Фенцио — кажется, впервые мужчина видел того в полете, что усиливало ощущение тяжелой, кошмарной иллюзии. Преподаватель замер в воздухе, и Люцифер обратил внимание на посох в поднявшейся руке: ангел взмахнул им и резко направил вперед. Поток заметного воздуха рванул к Дино и будто обнял его, замедляя падение, — так, что отец смог приблизиться к сыну и взять того на руки, не рискуя сломать их. Люциферу показалось, будто крылья Фенцио ослабли. Дрожаще взмахивая ими, он обессиленно опустился вниз, прижимая к себе замершее тело — так крепко, словно желал раствориться в нем с болезненным, душащим отчаянием. Первой освободилась от оцепенения Вики — она рванула к преподавателю, но тот предостерегающе сомкнул вокруг себя крылья, будто защищая лежащего в руках сына: от лишних взглядов, от всего мира, от ощущения мрака, что сквозило в воздухе. Фигура Фенцио, казавшаяся чужеродной в замершей, следящей за ним толпе, направилась к школе — и все молча проследили за этим стремительным, рваным шагом, боясь шевельнуться. Люцифер сперто вдохнул, когда дверь здания шумно закрылась, пряча Фенцио и Дино, — и все вдруг освободились от каменной немоты: сперва тихие и сбитые, разговоры все больше разливались среди оживающих ангелов, демонов и Непризнанных. Казалось, оковы ужасающего кошмара потихоньку спадали. Мужчина знал: скоро эта история всеми забудется — затеряется в вечности, как и прочие поражающие сознание события. Обычно подобное быстро оставляло и самого Люцифера, находя лишь слабый отклик в его душе. Однако сейчас, казалось, все его существо наполнилось свинцовым грузом сбитых эмоций. Образ падающего Дино стоял перед глазами, и в беспокойной памяти то и дело мелькали болезненные мгновения: сделка, прикосновения, изрезанный веригами живот ангела и его робкий, краткий поцелуй. На сердце давила их вечная борьба, которую Люцифер так рьяно ненавидел — но и страстно, безудержно желал. Он хотел унизить Дино, ранить, заставить его злиться — и подчинить, покорить его. Голубые глаза должны были смотреть на демона с гневом — и в то же время он жаждал увидеть в них желание, страсть, близость и низкую, инстинктивную похоть; он всегда хотел оттолкнуть Дино от себя — и прижать к себе, растворившись в ангельской чистоте. Демон оглядел толпу. Наткнувшись на наблюдающий, беспокойный взгляд Ости, Люцифер расправил крылья и, последовав примеру некоторых учеников, вспорхнул ввысь, немедленно направившись к себе в комнату, которая временно спрячет его в Аду. Демон не мог позволить себе обнажить перед кем-то свою слабость — слабость, которая бурлила в крови и, казалось, подрагивала в самих перьях напряженных крыльев. Никто не должен был видеть его таким — никто, пока сам Дино не узнает, что делает с ним; как глубоко, как едко пробрался в него всем своим существом; как запутал мучительной чистотой и хрупкостью, которая взывала к свету в демоне — к свету, которого тот не был достоин. Состояние, похожее на испепеляющее сумасшествие, охватывало Люцифера — ему было тесно: в мире, в Аду, в собственной комнате, в самом теле — тесно до исступления, до щемящей, обгладывающей тоски. Осознание возможной потери варилось внутри, душа и ослепляя, — хотелось остановить время или просто выпорхнуть из реальности, забыв обо всем: лишь бы не проверять состояние Дино, рискуя убедиться в действительности предполагаемого кошмара. Люцифер казался себе глупым, чувствительным, слабым мальчишкой — и все же не мог вынырнуть из потока безумного, страшного отчаяния. Нежность и сила духа; красота и отчужденность прекрасного тела — этого было так много и мало одновременно. Люцифер ненавидел Дино за слабость, которую тот пробуждал в нем, — но, кажется, она уже давно охватила его, и было невозможно отрицать ее обволакивающее присутствие. Слабость пробралась в глубь самой сути демона и поселилась там для ангела. Только для него. Для него одного.