***
Тьма. Она была везде: глухая, колючая, тесная — пробиралась внутрь и заполняла пустоту вязкой, липкой слизью; тянула вниз, ослепляя. Болезненная слабость связывала тело, запирая беспомощно мечущуюся душу внутри него. Дино был готов исчезнуть: раствориться в этой обездвиженной агонии — лишь бы она прекратилась, лишь бы больше не оставаться в оглушающем одиночестве наедине со своим мучением. Молчаливую тьму изредка прорезали чьи-то разговоры, звучащие рядом с ангелом и сливающиеся в бредовую какофонию. Он не мог узнать голоса, однако они отзывались в нем светлой, утешающей теплотой — мужчина молил их о помощи, заботе, прощении, но тьма заливалась в глотку, сдавливая крик. Даэль, услышав краткий стон больного, стремительно вышла из кабинета. Становясь рядом с постелью она горько взглянула на сжавшуюся, поникшую фигуру Фенцио, который почти не отходил от сына с момента, как занес того в помещение. Он смотрел на Дино, непрерывно скользя взглядом по его крыльям, которые доктор замысловато зафиксировала, дабы снизить нагрузку на рваные трещины у основания. К оставшимся целыми костям, образующим фундамент крыла, Даэль прикрепила двойной стержень с пластиной, опирающейся на спину. По словам женщины, она давно не использовала этот инструмент — не было повода. То же касалось и прочных, плохо заметных нитей, что поддерживали концы крыльев, крепя их к балкам, протянутым под потолком, — удивительно, как эта деталь интерьера ускользала от Фенцио раньше. Сдержав тяжелый вздох, Даэль положила руку на лоб лежащего на животе ангела и кратко заметила: — Жар не спадает. Будто оживающая статуя, преподаватель медленно, с трудом управляя собственным телом, выпрямился, растерянно взглянув на врача. Она, немного помедлив, коснулась плеча мужчины — он чуть нахмурился, но не отстранился. — Фенцио, едва ли сутки прошли — этого слишком мало для его состояния. Пока что его энергия слишком слаба для восстановления, однако с ним все будет в порядке, — уверенно произнесла она, чуть наклоняясь. Ангел недоверчиво качнул головой, не сводя глаз с сына. Крепче сжимая мужское плечо, Даэль произнесла: — Хватит себя мучить. Ты не мог предотвратить это. — Я бы так не сказал… Желание сына исчезнуть было очевидным — и Фенцио не мог не винить себя. Отчаяние обездвиживало, срубая один за другим столпы, на которых держалось его существование. Преподаватель был уверен, что делает для Дино все возможное, — даже после смерти Люифь мужчина пытался сохранять стойкость ради ребенка, оставшегося без матери. Строгость, порой граничащая с жестокостью, казалась отцу единственно верным способом не расслаблять мальчика, воспитывая его сильным, независимым, непреклонным. В какой момент Фенцио столь увлекся, что вслед за женой потерял и своего любимого ангела? Когда и как он сумел собственными руками заложить в эту светлую душу такую ненасытную самоистязающую ненависть? Каким образом — мужчина посмотрел на сына, отчаянно вглядываясь в напряженные черты родного лица, — он умудрился толкнуть своего ребенка в этот мрак? Фенцио неосознанно, осторожно скользнул пальцами по белым перьям и, ощутив их нежное тепло, качнул головой, сжимая губы и хмурясь. Он не мог не признать, что в словах Даэль все же была доля истины. Необходимо было выбраться из состояния немого сожаления: продолжить работу; рассудительно осмыслить почти свершившуюся потерю; набраться терпения и, наконец, пересмотреть отношение к сыну. Есть ли шанс, что возможность помочь ему все еще не была окончательно потеряна? Поднявшись со стула, преподаватель повернулся к Даэль, которая молчаливо наблюдала за ним, не желая тревожить. Сжав губы и нервно дернув щекой, он глухо проговорил: — Пусть мне сообщат, когда ему станет лучше и он очнется. Мне… мне стоит возвращаться к работе. Отрешенно взглянув на Дино, Фенцио решительным шагом вышел из кабинета. Доктор проводила мужчину с легкой, печальной улыбкой. Обернувшись к больному, она положила руку ему на голову — спокойно, заботливо, почти по-матерински. — Он всегда был таким, сколько я его помню. Так ему проще пережить тяжелые времена — зарывшись с головой в работу. Женщина нежно оглядела ангела и, обреченно выдохнув, вернулась в кабинет.***
Боль. Раны заживали мучительно медленно: будто неумелый ремесленник лениво стягивал непослушную, скользкую кожу, грубо спаивая края. Спина у основания крыльев нескончаемо ныла, и каждому перу передавалась эта глупая, кричащая боль. Казалось, ее вопль становился все громче, давя на Дино безумием. Он желал очнуться — открыть глаза, выбравшись из этого нескончаемого кошмара, — однако не мог пошевелиться. Даэль аккуратно потрепала спящую Вики за плечо — та сонливо открыла глаза и, чуть испугавшись, резко выпрямилась, поднимая голову с края постели ангела. Книга упала с ее коленей, и девушка наклонилась, подбирая ее и сжимая в руках. Доктор улыбнулась, извиняясь. — Я думаю, тебе стоит пойти к себе, милая. Ты сидишь тут целый день… — Я не могу, — перебивая, проговорила Непризнанная, пододвигая стул еще ближе к койке, словно боясь, что ее могут отвести от Дино силой. — Я читаю ему, — она уверенно улыбнулась и, не сдержав порыв, осторожно коснулась напряженной щеки ангела, чуть погладив. — Я знаю, что он меня не слышит, — предупреждая комментарий Даэль, произнесла она. — Ох, Вики, — женщина сочувственно поджала губы, чуть качая головой. — Я даже немного жалею, что позволила тебе войти к нему. Все же мне не стоило… Непризнанная боязливо поджала крылья. — Сейчас ты ему ничем не поможешь. Пока его энергия недостаточно окрепла, и раны так плохо заживают, он не очнется. Даэль положила руку на голову девушки, утешающе поглаживая. — Он сможет преодолеть это — и, когда будет готов к встрече, я обязательно пущу тебя снова. Вики слегка нахмурилась, но понимающе кивнула, поднимая глаза на доктора. Та выглядела спокойно: светло и тихо улыбаясь, она смотрела мягко, успокаивая. Непризнанная встала — рука Даэль опустилась с ее головы — и, осторожно дотронувшись до волос ангела, послушно, устало вышла из помещения, постоянно оглядываясь.***
Кровь. Тьма. Боль. Дино казалось: он заперт в мучительной адской клетке без права раскаяния. Ангел не понимал, что с ним и что вокруг: мысли путались, кружа в хаосе, цепляясь друг за друга, не давая объять до конца хоть одну из них. Эмоции скользким вихрем вливались в этот безумный хоровод, неразборчиво бросаясь на мужчину: Стыд. Тоска. Отчаяние. Тревога. Гнев. Потерянность. Усталость. Стонущая, горькая усталость. В голове то и дело вспыхивали смутные образы, тут же теряясь, стоило Дино опознать их. Солнечный смех. Плохо запомнившиеся черты светлого, нежного лица. Легкое прикосновение — шелк пальцев по щеке, навсегда затерявшийся в вечности. Ласково. Ярко. Тепло. Мама. Немое страдание в голубых глазах. Сжатые губы. Хмурые брови. Хлесткий удар — рукой по лицу. Одинокая фигура, согнувшаяся над столом в ночи. Грубо. Тяжело. Тоскливо. Отец. Теплый голос. Ровные буквы на бумаге — письма, выведенные душой. Молчаливая ясность открытого взгляда. Убаюкивающие руки, сомкнутые вокруг плеч. Спокойствие. Понимание. Чуткость. Вики. Мама. Отец. Вики. Стыдно. Так стыдно. Мучительно стыдно. Перед ними. Перед Ним. Перед собой. Но было еще — что-то еще. Кто-то. Яростный. Терпкий. Одержимость. Лю… Хватает за горло — и тут же расслабляет пальцы, нежно гладя и скользя вниз. Ци… Больно. Сладко и больно. До безумия. До слепоты. Фер… Красные глаза. Яд, разлитый по всему телу. Лю-ци-фер. Пробрался под ребра, куда-то глубоко — не достать, не вырезать, не умертвить в себе и себя. Он там: сидит, смотрит, потирает руки — ждет. Тянет. Шепчет. Манит к себе, убаюкивая и утешая, обещая что-то страшно-пьянящее, радостно-губительное. Люцифер. Пальцы — по окровавленным веригам. Снимает, позволяя дышать. Освобождает. «Дино, хватит». Голос — низкий, очаровывающий, близкий — скользит по коже вслед за губами: по щеке, шее, к ключице. Ангел тихо, неразборчиво проговорил что-то, шевельнувшись, — Даэль стремительно вышла из кабинета и приблизилась к нему. Опустилась, заглядывая в хмурое лицо. Спина болела. Крылья — тяжелые, чужие, слабые — рвано пылали, не желая слушаться. Тело предательски ныло, и воздух казался спутанно-тесным. Чья-то рука тихо легла на лоб. Энергия Дино, прежде будто скованная, тихая, еле видимая, становилась яснее, объемнее — медленно крепла: упрямая, светлая, сильная. Даэль отняла руку от теплого лба ангела и зачарованно, внимательно всматривалась в него, ловя сопротивляющиеся обездвиженности сокращения мышц по всему телу. Лишь крылья — только они одни — оставались смиренными, почти мертвыми. «Летим назад» В этот раз Дино готов был послушаться: выбраться из тьмы, наполненной его болью и страхами — тьмы, что затягивала так долго, так пленительно. Ангел не хотел оставаться в ней — уже не хотел. Не должен был. Не мог. Не смел. Но тьма манила: просила остаться, обещала негу бесчувственного забытья, давила на тело, утешая боль своим немым объятием. Все в ней было так мертво-покойно — рожденная из пустоты, тьма сулила тишину. «Летим со мной». Люцифер... «Надо возвращаться!» ...Мне больно. Боль ползла под кожей, кричала в каждом пере, пронзала дыхание — казалось, физически Дино ощущал лишь ее. Потому он так яростно, крепко ухватился за эту пытку, дабы почувствовать собственное тело: разбитое, слабое, грубое. Боль тянула его душу в стороны, и та металась, ища выход. Превозмогая мучение, Дино стиснул зубы, ощущая вязкий металлический вкус. Что-то густое мерзко переполнило рот, заставляя приоткрыть губы, и полилось вниз, липко скользя по коже. Сперто выдохнув и резко качнув головой… …Ангел открыл глаза.