Рost te ego moriar

      Головная боль заполняет мысли осколками помутневшего сознания, разлетевшимися резкой волной по затылку, по силе своей ничуть не слабее любого тихоокеанского шторма; кусочки памяти выплевывают в лицо едким прожигающим веществом знакомую и до одури родную фигуру в длинном сарафане с нелепым принтом у груди на тонких бретелях, улыбку, что теплее любого пухового одеяла или чашки крутого кипятка с чайным пакетиком и ложкой меда, и ее совсем ни на чей не похожий голос. Чонгук старается прийти в себя, щурясь и хмуря брови; он понимает, что происходящее нереально до мурашек по коже, и ком чего-то взрывного подступает к горлу, готовясь вырвать душу и разорвать ее одним только упоминанием этого женского имени, но Чон борется с собой, изо всех сил пытаясь разглядеть в расплывающемся разводами черно-белых акриловых красок что-то реальное, потому что девушка перед ним давно мертва. Резкое ощущение ясности приходит вместе с ледяной водой, касающейся щек точно руки спасательного круга в случае, когда соленая вода заполняет внутренности; Чонгук тупит взгляд и старается четко рассмотреть сидящего перед ним на корточках человека.       — Очухался? — каждая буква, произнесенная низким голосом, отдается режущей болью во всем теле.       — Ким Тэхен? — Чонгук трясет головой из стороны в сторону, а когда изображение становится четким, и он видит красивое лицо актера, сидящего перед ним, переводит взгляд на помещение, в котором находится. Это оказывается некоторое подобие амбара, который, судя по коробкам, служит складом Мемфиса. — Где мы?       — Для лидера Митикаса ты слишком хилый, мне хватило одного удара по голове, чтобы тебя вырубить. Чон вспоминает, как вместе с коллегой они заходят в гримерную, провожают стилиста взглядом, а потом он собирается снять куртку, после чего мутными пятнами и болью в голове отдаются моменты всего происходящего дальше – четкого понимания Чонгук не ощущает до сих пор. Шатен опускает голову, оценивая ситуацию – он сидит на деревянном шатком стуле, ноги привязаны толстой веревкой к нешироким ножкам, а руки связаны за спиной.       — Если собираешься убить меня, то поторопись, — чуть хриплым, будто ото сна, голосом говорит Чон, — рано или поздно мои люди будут здесь.       — Ну, что ты, малыш, — шепчет Тэ, приподнимая острый подбородок и вгрызаясь взглядом в чужие черные глаза, — я не собираюсь тебя убивать. По крайней мере, пока не ответишь на мои вопросы. Не переживай, нам никто не помешает. Я оставил все твои вещи на съемках, так что тебя не выследят. А теперь дава… Голос прерывает звук входящего вызова, Тэхен кряхтит «черт», достает телефон из заднего кармана брюк и отвечает. Чонгук особо не вслушивается в чужие слова – ему важнее оценить обстановку, в которой он находится. А обстановка, надо сказать, печальная до предела. Тэхен находится прямо перед носом, поэтому даже малейшая попытка раскачать стул провальная априори, а ничего, чем его можно было огреть, нет ни у шатена, ни в огромной комнате, а даже если бы было – с завязанными руками все рассыпалось бы о деревянный пол мелким отголоском отчаяния. Ким заканчивает разговаривать секунд через тридцать, с недовольным видом откладывает телефон, и возвращается к «беседе».       — Так вот, Чон Чонгук. Сможешь уйти отсюда живым, если расскажешь мне кое-что о члене вашей группировки. И о том, кто Эйрен на самом деле, — Чон, не в силах сдерживать своего удивления и некоторого страха за то, что его блеф вот-вот раскроют, приподнимает голову и округляет и без того большие глаза, — что? Думаешь, я такой тупой?       — До этого момента я в этом был уверен, — язвит Гук, получая смачный удар крупной ладонью по щеке. — Это было неприятно.       — Будет неприятно, если мой партнер по съемкам лишится смазливого личика, — брюнет оглаживает большим пальцем изгиб круглого чонова подбородка, — или, да не позволит Анубис, своей драгоценной жизни. Давай, расскажи мне про Прометея, и я тебя отпущу. Ты же знаешь, что из-за его данных один очень дорогой мне человек попал за решетку. А он из банды ушел, жениться собирался. И что в итоге? В итоге благодаря таким крысам, как Прометей, он лишился даже права на нормальную жизнь.       — За все то, что он сделал, он этого права даже достоин не был, — сквозь зубы рычит Чонгук, во взгляде которого Тэхену удается прочесть несвойственное ему ранее раздражение и разгорающуюся леденящим дух холодом злость. — Тей просто это подтвердил.       — Он подтвердил только то, что Митикас – сборище крыс, которые действуют исподтишка. Из-за Прометея, у которого смелости не хватило нам сдаться, пострадала невинная девушка, из-за него… — Чонгук с громким причмоком плюет в кимово лицо, попадая на переносицу, отчего неожидающий подобного Тэхен в удивлении открывает рот; гнев застилает его некогда горящие в голове мысли здравой установки «не трогать лицо», и брюнет резким ударом кулака о щеку отправляет Чона вместе со стулом лежать на полу, после чего смахивает ладонью слюну с лица.       — Вот сука. Ты совсем не догоняешь, в какой ситуации находишься?       Брюнет пинает лежащего парня в живот, отчего Чон сдавленно стонет от боли, пронизывающей все тело; Тэхен ставит начищенный до блеска ботинок на чонову щеку, говорит какие-то оскорбительные вещи и злится до зубовного скрипа, потому что Чонгук терпит и ничего не говорит; поведение шатена вызывает в Киме эмоции раздражения, перед которыми любые его установки и правила оказываются бессильными, застилая разум крупным и весомым «он знает, кто Прометей». А за эту информацию Тэхен готов даже вгрызаться в горло. Старший приподнимает шатена за ворот рубашки, басом рычит «говори!», и на отсутствующую реакцию бросает тело обратно на пол, замечая, как из открывшегося кармашка клетчатой тканевой одежды выпадает блестящее серебром украшение – круглый медальон на толстой цепочке. Чонгук кривится от болевых ощущений после жесткого падения на деревянный пол, замечает выпавший предмет и тянущегося к нему брюнета, который ухмыляется своей находке.       — Руки убери, — злится Чон, и от прежнего спокойствия не остается даже намека. Тэхена забавит такой расклад, и он поднимает украшение с пола, — верни.       — Что, такая дорогая штука? Голос даже подал. Что это, медальон с фото? Старомодная вещица, Чон Чонгук. Чье фото внутри? — Ким берет в руки сам круглый предмет, намереваясь открыть его. — Не возражаешь? Чонгук читает в глазах брюнета интерес, перерастающий в знакомое ощущение вот-вот найденного на члена вражеской группировки компромата, но для самого шатена этот медальон значит куда больше его подпорченной репутации, раскрытия участия в бандитской группировке, или даже краха всей актерской карьеры – все это не стоит для Чона даже малой части этого старинного украшения. Тэхен открывает медальон и видит большие глаза темноволосой девушки, которые излучают тепло даже через простую маленькую фотографию; широкая улыбка, яркие губы, выделенные красной матовой помадой, аккуратный нос и пухлые щечки, румянцем выдающие трепет мгновения, в который сделано фото. Ухмылка пропадает с заметно побледневшего лица, и Чонгука удивляет реакция лидера Мемфиса, которая буквально выдает его не безразличие к найденной вещи – Тэхен смотрит, не отрываясь, изучает каждый миллиметр небольшого предмета и вглядывается в фотографию так, словно надеется на то, что девушка на ней вдруг что-то скажет. Брюнет ведет по безжизненной картинке указательным пальцем, обводя подушечкой счастливое лицо девушки, стараясь скрывать свое отношение к этой трепетной атмосфере на чуть выцветшей фотографии. Фотографии, которую он сам лично сделал пять лет назад.       — Откуда…у тебя это фото? В последующую минуту Чонгук откровенно не может понять, что происходит, потому что мужчина не без труда возвращает его вместе с ненавистным стулом в прежнее положение, присаживается на корточки и заглядывает в глаза с таким видом, что Чон готов поспорить на что угодно, что одно неловкое слово или движение – и Ким закричит в голос, взвоет, завопит или и того больше – расплачется. Тэхен заключает чужое удивленное лицо в свои крупные ладони так, что Гук чувствует дрожь, которая проходит через все крупное тело, концентрируясь в кончиках длинных пальцев, оставляя перед шатеном вагон вопросов, связанных с такой кричащей искренностью реакцией. От удара, который Чон получил ранее, жгучей тягучей жижей растекается по щекам волна яркой боли; Тэхен продолжает спрашивать, отчего понимание ситуации утекает к самому началу этой нелепой встречи в старом амбаре, когда Чонгук только-только очнулся.       — Ким Тэхен, — серьезно обращается к коллеге шатен, — ты думаешь, я буду отвечать на такие…       — Пожалуйста, — Чонгук не может контролировать удивление, возникающее на его без эмоциональном ранее лице. — Что тебя связывает с Ю Чонхва? Это имя, произнесенное чьим-то чужим голосом, заполняет грудь теплым, даже горячим трепетом мысли о том, что кто-то, кроме Чонгука, его помнит. Тэхен умоляюще смотрит исподлобья так, будто заданный им вопрос дороже любой другой информации, даже если она о Прометее или Эйрене; Чон в какой-то момент даже ощущает, как мурашки бегут по рукам и спине от этой прожигающей скрытой где-то глубоко внутри печали.       — Она моя старшая сестра. Тэхен хватается за голову и выглядит так, будто вот-вот сойдет с ума, потому что его тело, кажется, совершенно его не слушается – Чонгук может сравнить состояние брюнета с начинающейся ломкой, когда руки живут отдельной жизнью, а разум туманит набегающими мыслями, превращенными в ком непонятной ереси. Ким не может контролировать себя от слова «совсем» - все вокруг него становится настолько чужим, что ему кажется, будто он находится в другом месте. С ней. Чонгук не понимает ровным счетом ничего, но при виде такого растерянного Уто из Мемфиса, известного своей непоколебимостью, все мысли покидают его разом, и Чон откровенно не может собрать себя в кучу и думать о скорейшем освобождении. Такой Ким Тэхен заставляет его теряться от смешанных эмоций и чувств, потому что, Гук готов поспорить на что угодно, в его ледяных миндалевидных черных глазах застывают прозрачные крупные слезы.       — Почему это должен быть…ты? — Тэхен спрашивает на таком надрыве, что Чон путается окончательно.       — Ким Тэхен, что за…       — Малейшее движение, и ты – труп, — раздается знакомый Чонгуку голос высокого силуэта, возникшего, как по волшебству, за спиной сидящего на коленях парня. На лице пришедшего безжизненная маска белой статуи греческой богини, в трещинках которой виднеются нарисованные оранжевым цветом небольшие, но пышные розы. — Живой? — спрашивает мужчина, на что Чонгук кивает и переводит взгляд на брюнета, который с силой трет глаза запястьем.       — Как ты прошел через охрану?       — Если ты называешь двух хилых псин на входе охраной – у тебя большие проблемы с восприятием мира, Уто, — высокий мужчина направляет на темную макушку пистолет, после чего стремительно обходит сидящего парня, меняя прицел на его прикрытый челкой лоб, а затем достает из кармана брюк небольшой нож, — без глупостей. Мне не хочется тебя убивать, чтобы вражда между бандами усилилась по моей вине. Принимая во внимание отсутствующий взгляд и полное безразличие к происходящему Тэхена, парень присаживается и довольно просто разрезает веревку, сковывающую руки, после чего встает и продолжает целиться в голову похитителя, давая Чону возможность освободить ноги.       — Как ты меня нашел? Все мои вещи остались на съемках, — шатен разминает ноги и отряхивает запачканные серой пылью брюки.       — Отследили с Теем телефонный звонок, который поступил на номер Уто, — Тэхен в удивлении изгибает бровь. Парень продолжает, — мы получили его от анонимного источника час назад, так что придется тебе его поменять. Если мы тебя не прикончим, Ким Тэхеееон, — язвительно тянет пришедший мужчина, будто наслаждаясь этим именем, которое много лет скрывалось за известным прозвищем бога-змея Уто.       — Не представишься? А то нехорошо выходит.       — Эйрен, — Тэхен скрипит зубами от злости, — совру, если скажу, что приятно познакомиться.       — Слишком много Эйренов на один квадратный метр, — язвит Ким, слегка улыбаясь.       — Пойдем уже, Ф…Эйрен, — осекается Чон, посылая себя за это к Аиду, но Тэхен пропускает это мимо ушей. — Не нужна нам ожесточенная вражда за убийство лидера Мемфиса. Высокий мужчина кивает, говорит «сиди ровно», обращаясь к брюнету, и вместе с Чонгуком идет к выходу, не переставая целиться в чужое красивое лицо пистолетом. Чон с чувством недосказанности, которая грызет где-то под ребрами, отворачивается от сидящего на корточках актера, думает о том, что его сестра – не просто точка их соприкосновения, а что-то более серьезное. Такую реакцию Тэхена он не просто не ожидал увидеть, он не знал, что тот вообще на нее способен, особенно, когда речь совершенно спонтанным образом зашла о Чонхва. «Что их связывало, в каких отношениях они были». За путь от лежащего стула, на котором несколько минут назад находился Чон, до открытых ворот, представляющихся спасительным кругом, в голове у шатена прокручиваются сотни вопросов, которые задавать сейчас сродни самоубийству, потому что узнай Фалло – человек, который представился Эйреном, о том, что Ким Тэхен как-то связан с чоновой сестрой – они не уйдут отсюда до утра, пока не узнают все в деталях, потому что все в группировке прекрасно знают, насколько эта тема больная для Чонгука. Из-за Чонхва он и пришел в Митикас. Фалло выходит первым в момент, когда Тэхен окликает Чона прозвищем, которое ему дала сестра:       —До встречи, Багз Банни, — Чонгук замирает, потому что то, что это прозвище известно Ким Тэхену может значить только одно – с Чонхва они были очень близки. Шатен оборачивается и видит уже стоящего на своих двух человека, который смотрит на него другим, каким-то совсем невероятным теплым взглядом. И это сводит с ума еще больше – Чонгук понятия не имеет, что у него на уме. Звук выстрела снаружи заставляет вздрогнуть обоих. Чон выбегает из амбара, сразу замечая Фалло, стоящего у своей машины. Его белая рубашка алеет в области плеча, вырисовывая разнообразные узоры на светлой ткани, а маска богини времен года, символизирующая цветение, находится в другой руке. Чонгук бежит к мужчине и оглядывается, стараясь увидеть стрелявшего – на расстоянии метров пятидесяти не летают даже птицы, судя по тишине, которая заполняет нутро и разъедает внутренности, заставляя пытаться уловить хоть малейший шорох. Чонгук рвет рукав своей клетчатой рубашки, пока раненный мужчина садится в салон, командуя: «сядь за руль». Оказываясь в машине, мужчина снимает капюшон, высвобождая уложенные волосы пепельного цвета. Чон, не мешкая, заводит машину и параллельно обводит кусок ткани вокруг раны Фалло, туго завязывая ее наверху, что заставляет парня морщиться от неприятной режущей боли; Дике давит на газ, боковым зрением наблюдая за тем, как, несмотря на болезненные ощущения, пепельноволосый отбивает сообщение на телефоне с разбитым экраном. Фалло, будто чувствуя напряженное состояние шатена, ощущая его тревожные мысли и безумнейшее желание извиняться за ранение и за то, что его опрометчивость привела дела к такому исходу, серьезным и слегка успокаивающим тоном выдает:       — Гук~а, считай, что это расплата за номер, — Чон смотрит на дорогу, выезжая на оживленный участок трассы, но он почти готов поспорить, что парень улыбается, отчего на его щеках красивыми полумесяцами сверкают ямочки. — Придется по дороге заехать в клинику.       — В последнее время меня преследуют неприятности. Прости, Намджун~и-хен.       «Намджун~и-хен» с виду похож на сбежавшего солиста рок-группы – немного пугающий, но на деле добрый и понимающий человек. Чонгук завидует его умению принимать решения по щелчку пальцев, что бы не происходило, и его способности сохранять спокойствие в любой ситуации. В Митикасе он – правая рука Эйрена.       Ким Намджун – владелец кофейни на Каннаме, в которой работает баристой в свое удовольствие. У него пепельные волосы, всегда красиво уложенные назад, выбритые виски и аккуратные небольшие уши, мочки которых украшают маленькие кольца и серебряные гвоздики – по три прокола в каждой. На скуле под левым глазом татуировка в виде миниатюрного креста – Чонгук знает, что таким образом Ким забил шрам, подаренный ему еще в детстве; в носу красуется мелкое серебряное кольцо, которое Джун меняет на более массивные под настроение, а рот украшает невероятно подходящий к его пухлым губам вертикальный лабрет.       — Обычно я за такое извиняюсь. Перед Эйреном сам будешь объясняться в наказание за неосмотрительность.       — О, нет! Он меня за твое ранение сам прикончит! Ты толкаешь меня на смерть?       — Именно, — хохочет Намджун, тут же морщась и хмурясь от ноющей боли в плече. Чонгук смотрит на дорогу, пытаясь отогнать мысли прочь, перестать выдвигать в голове теории – кто на самом деле Ким Тэхен, что его связывает с Чонхва, и что еще ему о ней и, соответственно, о самом Чоне известно. Шатен вспоминает реакцию Кима на одно только фото сестры, глаза разбитого, именно разбитого изнутри человека, и такой низкий и слегка звенящий на надрыве голос. Чонгук не понимает ровным счетом ничего, но очень-очень хочет это исправить.

***

Тэхен провожает взглядом уезжающую машину, смакуя мысль, кричащую о том, что Чонгук – брат его погибшей возлюбленной. В голове шумит телевизионными помехами, когда его плеча касается чья-та легкая, но крепкая ладонь.       — Хосок? Почему ты здесь? Темные волосы пришедшего парня развевает взявшийся откуда-то ветер, а его улыбка кажется теплее обычного. Тэхен улыбается в ответ, потому что видеть такого хена точно бальзам на душу.       — Приехал проверить склад, а у вас тут какой-то движ. Что с этими делать? — парень показывает дулом пистолета, находившимся в правой руке, на двух лежащих на земле фигур в масках доберманов. — Живые, я проверил.       — Отвезем в офис, а там посмотрим. Ты разглядел лицо Эйрена? Воображение Хосока рисует четкими линиями лицо пепельноволосого парня, прорисовывая детали до крошечных, но он разочарованно вздыхает:       — Неа. Но я его подстрелил.       — Не теряешь хватку. Я все равно отомщу Прометею за тебя, хен. И никакой Эйрен меня не остановит.       — Да-да. Я понял, что бесполезно тебя отговаривать. Грузи Сабов и поехали. Парень не перестает улыбаться, убирая оружие в чехол на поясе, наблюдает за тем, как Тэхен закидывает одно из тел на плечо, дожидается, когда тот окажется у машины, и говорит сам себе, устремляя взгляд на гладкие зеленые горы: «беги быстрее, Намджун».