и с глаз долой, из сердца вон неужто вправду не осталось ничего? забвенью предано, отчуждено и в самый дальний ящик спрятано давно метель стирает линии с холста гудит в оледеневших проводах и я ищу во тьме последнюю строку как зыбкий след в изменчивом снегу
— Джейми. Её голос. Её голос. Её… Джейми думает, не задохнётся ли она здесь, не растворится ли в пыль от тяжести гранитной плиты, опустившейся внезапно ей на грудь. Ей хочется ответить — она должна ответить, но слова, грубые, как наждачная бумага, не желают выталкиваться из горла. Да и что она может сказать? «Извини, извини, извини», бесконечное «извини» — это всё, что осталось внутри неё. Она почти готова позволить себе утопиться в этом. Но Эллен вдруг чихает прямо в трубку, смешно и громко, и этот звук, такой живой и настоящий, неожиданно выталкивает Джейми на поверхность, где можно дышать, где можно жить. — Прости, — голос смеётся. Джейми закрывает глаза, не позволяя своему воспалённому сознанию остаться в этом смехе навсегда. — Мне крайне неловко. Я хочу с тобой увидеться, Джейми, но мне не хочется подстерегать тебя в кофейне, как маньяк. Она делает паузу, словно давая Джейми возможность высказаться, но Джейми молчит. Все её силы уходят на то, чтобы не провалиться в трещину между прошлым и настоящим. Чтобы не видеть вместе с этим мягким голосом мертвенно-бледное лицо Эллен на фоне цветной больничной подушки. — Я приду ещё раз в твою кофейню, если ты сейчас скажешь «да», — Эллен легко выдыхает, будто выпускает дым из лёгких. В её голосе больше нет смеха, лишь спокойная уверенность в своих словах. — Или ты можешь сказать «нет», и тогда я больше тебя не побеспокою. Джейми судорожно сжимает пальцами телефон. Это не выбор, а необходимость, от которой невозможно убежать, как бы быстро ты не бежал. — Да. Я заканчиваю в три.***
— Какой странный сентябрь, — говорит Марта, глядя, как маленькие хлопья снега оседают на окнах кафе и превращаются в быстрые дорожки капель. — Никогда не видела, чтобы снег шёл осенью. Её рыжие волосы собраны в тугой высокий хвост, а под глазами залегли фиолетовые круги: она работает третью смену подряд из-за того, что их напарник Майк неожиданно заболел. Это одна из причин, почему Джейми тоже здесь, в двенадцать часов дня, прогуливает свои пары по социологии. Она задумывается о последствиях этого лишь на минуту, потому что вторая причина быть на работе давит её к земле непреодолимой силой. «Я скоро её увижу». Каждое слово из этой мысли вонзается ей в сердце холодной иглой. Холод спускается ниже, оседает где-то в животе неприятным комком. Она никому не сказала о телефонном звонке, даже Адаму, потому что часть её не верит до конца, что это реальность. Реальность вообще больше не представляется Джейми прочной: прошлое проникает в её жизнь через закрытые двери, через вытяжку над головой, через чужие взгляды. Чьи-то лица из детства насмешливо скалятся: «Что с тобой стало, Джейми Келлер? В кого ты превратилась?» Джейми устало закрывает глаза, потому что сама ищет ответ на этот вопрос — и не находит. В кафе сегодня шумно: группа студентов Колумбийского университета решила провести тут обеденный перерыв — они сдвинули пару столов, заказали почти все десерты с прилавка и теперь смеялись и громко переговаривались, обсуждая свою учебную жизнь и Нью-Йорк, в который многие из них, очевидно, приехали из маленьких городов, как и Джейми. Она смотрела на них с болезненным вниманием, чувствуя, как глаза почти жжёт от секундной фантазии: будто она сидит рядом с ними не тенью, а живым, целым человеком, смеётся их шуткам и верит, что все старые двери надёжно закрыты, а новые легко откроются, стоит ей только захотеть. Фантазия уходит так же быстро, как и пришла. Рядом с Джейми вдруг раздаётся голос Марты, тоже смотревшей на студентов с выражением мрачной задумчивости: — Это всегда немного напрягает: видеть этих молодых ребят, только что приехавших сюда и ожидающих прекрасных возможностей каждый новый день, знаешь… А всё, что мне хочется им посоветовать — это чтобы они не вздумали ложиться спать в час ночи ради сраной работы, как все делают в этом городе, — она невесело усмехнулась. — Чёртово клише, если подумать, но я сама всё ещё жду какое-нибудь чудо, которое избавит меня от всего дерьма. Джейми удивлённо повернулась к ней. Эта неожиданная откровенность — такая прямая и искренняя, словно Марта открыла им возможность говорить о чём угодно, даже о том, что упорно тянет людей на дно. «Чудо случается, — хочется сказать Джейми. — Только это может быть очень больно».***
Слух разнесся по Дейви пугающе быстро. К концу августа уже половина города знала о том, что Роберт Макбин — совладелец фирмы «Юнайтед Солюшенс», обманувшей своих вкладчиков на несколько миллионов долларов и объявившей о банкротстве ещё в марте этого года. К началу сентября, когда Эллен Макбин появилась в классе Джейми с поджатыми губами и тревожной складкой на лбу, об этом уже знали все, и слух обрастал подробностями каждый новый день. Говорили, будто Роберт Макбин избежал ответственности из-за связей с мафией, что его жена ушла от него из-за его тёмного прошлого и, ко всему прочему, он точно бьет свою дочь: «Посмотрите, какой затравленный у неё вид!» Прошла неделя с тех пор, как мама Джейми рассказала ей обо всём, и всё это время Джейми не общалась с Эллен. Дело было не столько в слухах, хотя они и будоражили воображение, сколько в подготовке к школе, из-за которой неделя превратилась в бешеную гонку. Когда Джейми наконец увидела Эллен на пороге своего класса математики, её будто пронзил разряд тока от того, насколько иначе Эллен теперь выглядела: напряженная, ссутуленная, смотрящая на остальных детей исподлобья. Мысль о том, что всему виной были обыкновенные разговоры людей, не могла уложиться у Джейми в голове. Она старалась поймать взгляд Эллен, но безуспешно: та словно намеренно совсем не смотрела в её сторону. — Вот вам и защитница, — хмыкнул Билл, с наслаждением вытягивая ноги и пиная впереди сидящего мальчика. — А сама небось купается в ворованных деньгах. Джейми раздраженно взглянула на него. В последнее время он всё чаще пытался ставить ей подножки, забирать лидерство в их группе себе. За лето Билл вытянулся, и Джейми с липким холодком обнаружила, что теперь он, пожалуй, выше неё. — Заткнись, ладно? Она одна из нас или ты забыл, что я сказала? — Я всё помню, — буркнул Билл, поворачиваясь к ней всем корпусом. — Ты не пойми из-за чего прониклась к ней любовью после её истерики у тарзанки. Очень умно, Келлер. Джейми вскочила как раз в тот момент, когда в класс вошла учительница. Под её строгим взглядом ей пришлось сесть обратно, ощущая, как быстро бьется в груди сердце. Среди детей недавно поползли слухи, будто Джейми не та, что прежде, что она слабее и трусливее, чем кажется. Кто их распускал, ей уже было ясно. Джейми не понимала, почему дети готовы так охотно поверить в эту чушь, не понимала, потому что не имела понятия, какое влияние её злая воля оказывала на других и как сильно они боялись её. Глупость, смешанная с жестокостью — страшное сочетание, но это было про Билла, а не про Джейми, ведь она не была глупой и совсем не считала себя жестокой. Всё, что она делала, ей казалось простым баловством, шуткой, не несущей в себе никакого зла. Если бы она знала, какой страх порой вызывала в других, то, может, не сказала бы им больше ни слова. Но сейчас она вовсе не собиралась давать им возможность сомневаться в себе. На перемене, дождавшись того, чтобы учительница скрылась из поля её зрения, Джейми встала со своего места и размашистым движением влепила Биллу подзатыльник. Он покачнулся на стуле, вскрикнул и уставился на неё с видом побитой собаки, удивленный и уязвлённый. — Не смей называть меня Келлер, ясно? Она окинула взглядом притихший класс. Из всех, кто был в нём, только Эллен смотрела ей прямо в глаза. Джейми не могла разобрать, что выражало её лицо: грусть или понимание. Это было не важно.***
Иногда Эллен казалось, что город пульсирует вокруг неё. Она шла, ощущая каждый свой шаг, а он жил, светясь и гудя, обещая ей что-то, что она никогда не была в силах разгадать. «Так шумно, — морщится в уголке её памяти отец. — Может быть, ты всё-таки хочешь вернуться ко мне? Я смогу следить за твоим здоровьем». «Красиво, — возражает ему мысленно Эллен. — Шумно и красиво». Она не погружается ни во что слишком глубоко, не позволяет себе чувствовать слишком много. «Дорога ведёт, куда нужно», — так она думает, когда открывает дверь кофейни с глупым названием «Лало».