Французская лилия

Т/И стоит в трёх ярдах от широкого крыльца своего особняка, закутавшись в пальто поверх ночной сорочки. Женщина готова поспорить: служанки считают её странной ещё с того самого дня, как она впервые переступила порог этого дома, и предпочитают верить, что после смерти мужа всё только усугубилось. Все обитатели втайне думают, что негоже леди, хоть и не рождённой таковой, скакать не в дамском седле, — а иногда и вовсе без седла, если уж на то пошло, — всё время ходить в брючных костюмах, водить знакомства с сомнительными личностями, вести экспрессивные беседы, не скупясь на эмоции. Люди вокруг придумали десятки правил, которые нужно соблюдать женщинам даже в период эмансипации, но Т/И предпочитает жить по своим. Не сказать, что её не любят, вовсе нет. Мадам Т/Ф всегда щедра и открыта с прислугой, с пониманием относится к их проблемам, но всё же странные по общественным меркам люди всегда мозолят глаза тем, что выбиваются из привычной картины мира. Т/И делает затяжку, выпуская кольца дыма вместе с паром. Лёгкая утренняя изморозь покрыла всю территорию поместья, а вдалеке зелёные газоны потускнели, прячась в поземном тумане. На горизонте занимался рассвет, а сна ни в одном глазу. — Мадам, — в широких дверях появляется горничная, — желаете я сделаю вам кофе? Т/И улыбается, не поворачиваясь к говорящей. Жозефина была необыкновенным человеком, добрым и искренним. Она никогда не смотрела на новую жену хозяина с осуждением или пренебрежением, как поначалу делала другая прислуга, думая, что мужчина наиграется и заменит пассию на более покладистую, но месье, упавший в амурный омут с головой, не только не бросил Т/И, но и, увидев её потенциал, переписал под неё всё завещание, которое, увы, в скором времени понадобилось. Прикрыв глаза, она делает ещё один тяг. — Лучше налей вина, будь любезна. Жози охает. — Но сейчас ведь только пять утра, а у вас сегодня были планы… — Ничто не мешает мне принимать гостей с бокалом в руках, Жозефина, — усмехается Т/И, глядя вдаль, и пытаясь в тумане рассмотреть начинающийся на границе с её землёй лес. Как же далеко от отчего дома жизнь занесла её. Горничная, оставшись стоять в дверях, с грустью вздыхает — Т/И слышит это, — но не уходит. Постояв так с минуту чуть в отдалении от своей госпожи, девушка, которая всего лет на пять моложе, вспоминает ещё кое о чём. — Мадам, простите, я чуть не забыла, — Жозефина делает пару шагов вперёд, спустившись по ступенькам перед крыльцом. — Я вышла потому, что хотела сказать: в вашем кабинете разрывался телефон, и мне показалось, что это что-то важное. Т/И улыбнувшись хмыкает и качает головой, уже зная, что прозвучит дальше. Жози не была сплетницей или интриганкой, но она крайне любила брать на себя роль секретаря, что, в принципе, иногда облегчало самой Т/Ф жизнь. — Вам звонил мужчина. Англичанин, судя по речи. Француженка сама удивилась, как резко напряглась, будто свело разом все мышцы. — Простите, я не очень хорошо знаю английский, но он много и не спрашивал. Уточнил только, кому позвонил и дома ли вы. — Ты ответила? — задумчиво спрашивает женщина, сложив руки за спиной. Жозефина кивает. — И он сразу положил трубку. Сначала лицо Т/И совершенно никак не менялось, оставаясь таким же непроницаемым, но затем медленно женщина расплылась в заговорщической улыбке, разворачиваясь на носках к двери. — В таком случае, лучше кофе, — она бодро зашагала в дом. — И принеси, пожалуйста, в мой кабинет бутылку ирландского виски. — Ожидаете гостей, мадам? — кричит вслед Жозефина, растерявшись. — Надеюсь, что ожидаю.

***

Томас выходит из арендованной машины, захлопывая дверь, и достаёт портсигар. Ему было интересно, передала ли та служанка о звонке, или предпочла не хвастаться перед хозяйкой тем, что лезет в её рабочие дела, но, в любом случае, он уже здесь. Выдыхая дым, Томми направляется сразу ко входу, не особо интересуясь фасадом особняка. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он, едва протрезвевший, позвонил сюда по номеру, который когда-то дали ему для разрешения различных деловых вопросов, но которым он воспользовался вовсе не по назначению. А затем, как последний полоумный дурак, сорвался на поезд, оставив семье решать дела, сказав, что будет чуть менее, чем через неделю, и уехал, почти ничего с собой не взяв. Только вопрос в другом: будет ли игра стоить свеч? — Месье, вам сюда нельзя! — вылетает в гостиную седая полная женщина, вытирая руки о передник. — И здесь нельзя курить. — Но ваша хозяйка курит, — безразлично бросает Шелби, снова отворачиваясь к окну с сигаретой в руках. Он ждёт. Ждёт, когда Т/И сообщат о его визите. Служанка, судя по всему, работающая где-то на кухне, с осуждением хмурится, гордо вскидывая голову. — Наша хозяйка… всегда была человеком, отвергающим правила приличия. Томас хмыкает, но сигарету так и не бросает. Франция была ему чужда и непонятна, тут словно действовали другие законы мироустройства, но им мужчина тоже отказывался подчиняться. Он заметил, что эта служанка грамотно строила предложения по-английски, хоть и с акцентом, но зато не ошиблась ни разу. Внезапно она подошла, ловко вырывая сигарету у него из рук, от чего Том опешил. — Здесь не курят, месье. — *Что ты делаешь, Амели?!* — вдруг раздаётся женский оклик по-французски за их спинами, и в комнату влетает девушка, с ужасом глядя на седую служанку. — *Этот мужчина нарушает правила дома*, — поучительно произносит Амели, складывая руки на груди, но на девушку это не производит никакого впечатления. — *К чёрту правила, мадам Т/Ф ждёт этого человека уже несколько дней, пусть хоть мебель тут поджигает!* — шипит она, стараясь сохранять улыбку, которая всё же выходит очень неловкой. Всё, что Томас может понять из их разговора: прислуга явно ссорится, упоминая хозяйку. — *Вот и веди тогда его к мадам Т/Ф, раз такая умная*. Женщина бросает гневный взгляд на Томми и быстро уходит, чтобы ненароком не взболтнуть ещё чего оскорбительного. Они с девушкой остаются вдвоём. — Простите, — с сильным акцентом произносит горничная, и Том понимает, что именно с ней тогда разговаривал по телефону. — Мадам опечалилась и уйти к озеру, я вас проводить. Томас кивает и вслед за горничной выходит на улицу. В простых чёрных балетках девушка уверенно шагает по зелёному полю, точно зная направление, и мужчина невольно думает, что она напоминает ему Т/И в восемнадцать лет. Какими-то жестами, поведением, даже походкой. Да что там говорить, даже ломанный английский навевает воспоминания о тех далёких днях — не самых лучших, но имеющих свои радости. — Почему твоя хозяйка опечалилась? — интересуется Томми, когда из-за холма наконец-то показывается чистая водная гладь. Горничная замялась, даже немного сбавила шаг. — Кажется, ей нездоровилось. Томас хочет спросить ещё, уточнить, ведь служанки имеют особенность знать всё про всех, но запинается, увидев вдалеке Т/И. Она стоит спиной к ним босиком у самого берега, закутанная лишь в удлинённый шёлковый халат, и смотрит на воду, в которой отражаются серые облачные завитки. Служанка собирается позвать госпожу, но Том вскидывает руку, прерывая немой оклик из приоткрывшегося рта. Он кивает, отпуская девушку, и дальше идёт сам. Всегда внимательная к мелочам Т/И не замечает чужое присутствие вплоть до момента, пока мужское пальто, пропитанное запахом виски, хорошего одеколона и табака, не опускается на её плечи.