игра в ревность

      Они встретились в укромном баре, вывеска которого светила неоново-фиолетовым цветом. Это место привлекало их не только неповторимой дружеской атмосферой, какой-то таинственностью с запахом дешёвого табака, негромкими звуками стаканов, тихими разговорами и такого же еле слышного на фоне расслабляющего блюза, но и потому, что здесь всегда мало людей. Об этом небольшом, но уютном баре, спрятанном в переулках большого и шумного города, мало кто знал. Найти его могла только странствующая душа, бесцельного блуждающая и ищущая места спрятаться от этого жестокого мира с нереально высокими требованиями и ожиданиями. В каком-то смысле бар «Вой волка» — собрание привилегированных.       И нашёл это место и пригласил всех остальных друзей именно Феликс, который сбежал из дома после очередной бешеной и бурной ссоры с Чанбином. Тогда они за день умудрились поссориться раз пять — и всё по глупым, абсурдным мелочам. Последний скандал Феликс не выдержал: психанул и убежал. Он, обреченно склонив голову, пиная несчастный камушек, думая о расставании, так и дошёл до бара. С того прохладного, свежего после дождя летнего дня это местечко стало самым любимым. Сюда всегда можно сбежать от проблем и душевно, открыв душу нараспашку, рассказать обо всём наболевшем. Главное — быть честным с собой.       Когда Хан вошёл, Феликс уже ждал его за их столиком: в уголке, около окна. Он пил алкогольный мохито через трубочку и, как обычно, листал Тикток, кивая головой в такт музыки. — Хаюшки, — довольно хмуро поздоровался Джисон, присаживаясь напротив лучшего друга. Феликс присвистнул — Хан закатил глаза и отмахнулся. — Да, я в полном дерьме, поэтому сегодня бухаем жёстко, — он позвал официанта и заказал самый крепкий алкоголь.       Феликс удержался, чтобы не свистнуть во второй раз. — Что у вас там произошло? — наконец-то заговорил он глубоким голосом. — Вы не из тех пар, как мы, — Феликс горько усмехнулся. Самоирония — штука хорошая.       Прежде чем ответить, Хан тяжело, протяжно, отчаянно вздохнул. Феликс напрягся: мрачный вид обычно жизнерадостного, вечно угорающего с тупой шутки, друга означает, что ситуация действительно хуёвая. Он отложил телефон, чтобы внимательно выслушать. Этот жест очередной раз доказывает Джисону — его друзья самые лучшие; они всегда выслушают и протянут руки помощи, никогда не осудят, даже если с чем-то не согласны, и придут к тебе в любую минуту, не обращая внимание на стрелки часов. — Я хочу расстаться с Минхо, — как приговор. Беспощадный и жестокий.       Феликс застыл, не веря в услышанное — Хан смотрел на него решительно; он уже всё обдумал, пока сидел в пустом вагоне, бессмысленно пялясь на карту метро и прокручивая в голове совместную с Минхо жизнь.       Всё это вызывало в нём лишь одно чувство: усталость и желание со всем этим покончить. Болит шея, затекли мышцы — хочется сбросить эту ношу и свободно расправить плечи. Хочется снова тусить до утра, хаотично танцуя под техно, веселиться с друзьями и знать, что прекрасное будущее впереди.       Теперь же он плачет под техно. — Что?.. — единственное, что смог произнести Феликс. Слышать такое больно, потому что Феликс по-детски верил в их любовь и искренне надеялся на счастливый итог, но… кажется, все мечты рано или поздно разбиваются вдребезги. — Ты уверен? — он надеется услышать отрицательный ответ, услышать в его голосе неуверенность и сомнение, но прямой взгляд Хана рушит последнюю капельку надежды. — Но почему?       Официант приносит заказ, и Джисон тут же глотает алкоголь. Нужно напиться. Как можно быстрее. Хотя бы на пару часов забыться, отключить геолокацию в карте «жизнь» и пропасть с радаров — исчезнуть. — Кажется, я его больше не люблю. Как и он меня, — холодно, жестоко, но зато правдиво. — Я пытался спасти отношения, но этим занимался только один я, — говорить такое Хану нестерпимо больно; каждое слово, словно острый нож, оставляющий глубокие кровоточащие раны, которые, видимо, уже никогда не покроются коркой.        Феликс молчал — он внимательно слушал, горестно смотря на друга. — Если вы вместе, то вам должно быть хорошо, так? — Феликс кивнул. — С ним я такого не чувствую. Никакой радости… — меланхолично прошептал Хан. — Только опустошенность и раздражение. Нет никакой поддержки, никакого эмоционального контакта, нежности, теплых прикосновений… Ничего, — Хан немного помолчал, снова выпил алкоголь и добавил, нанося нокаутированный удар: — Я не чувствую себя нужным.       Джисон взглянул на него влажными глазами — разбитое сердце, разрушенная любовь. Не так Хан всё представлял, не так… Феликс присел к нему, крепко обнимая, без слов, прижимая к груди, давая ему возможность выплакаться. Хан не любил плакать на людях, но сейчас ему настолько херово, что ему абсолютно плевать на мнение чужих да и вообще на свою жизнь. Он тихонько шмыгает носом, дыхание прерывистое; лицо влажное, хрупкое тело немного трясётся. Феликс поглаживает по спине, как бы говоря: «Я разделяю твоё горе. Мне тоже плохо. Я понимаю тебя.» — С завтрашнего дня начну уносить вещи, — сказал он, успокоившись. — И завтра же подам на развод, — Феликс сжал губы. Всё-таки Хан не оступится, не посидит один в комнате и не подумает. — Уеду на время к родителям, там найду работу и уже перееду на свою съёмную, — Хан говорит голосом смирившегося человека, чья боль в груди немного затвердела, и благодаря этому безразлично смотришь на вещи, до этого заставляющие плакать. А может, это такая защитная реакция психики: перенос, блокировка и замораживание эмоций.       Феликс хочет спросить: «Что ты скажешь Минхо?», но его перебивает сообщение на телефоне от Хёнджина.