Вопреки всем невзгодам

      Глеб встал около раковины и медленно, тонко смотря на меня своим непроницаемым взглядом, и начал выливать содержимое. Из-за алкоголя я сначала не сориентировалась и не поняла, что он делает, но когда увидела, как Ксюша прячет остальные бутылки, до меня дошло.  — Что… Что ты делаешь?! Перестань! — Завопила я и попыталась выхватить у него бутылку, но она быстро оказалась пустая. — Ты нормальный?!  — Хватит пить, — четко и спокойно ответил Голубин и достал из-под стола еще одну бутылку.       Боже-боже-боже, что он делает?       Я ударила и толкнула его в грудь, но Глеб оставался на месте. Я даже не поняла, как начала уже плакать из-за какого-то пива, но сейчас я так в нем нуждаюсь, что могу и позволить себе расплакаться. Глеб продолжил выливать, не обращая внимания на мои крики и избиения. Я даже пнула его и попыталась ударить по лицу, однако Голубин оказался находчивее и перекрыл мои удары.  — Ксюша, иди отсюда. Мне надо провести беседу с Оксаной. И бутылки забери, пока я их не вылил, — его брови сместились к переносице, глаза были ужасно темные из-за злости, а мои руки сильно сжаты в его ладонях, я чувствовала, как появляются красные следы.       Ксюша оказалась той еще трусихой. Она быстро собралась и ушла из квартиры, пока Глеб держал меня в своих руках.  — Сядь, — рявкнул он и бросил на стул.       Мне больно. Чертовски больно.       Я оставалась молчаливой до того момента, как он открыл мой тайничок под раковиной.  — Нет! Пожалуйста, не надо, Глеб! Умоляю! — Я вскочила со стула и пыталась отбросить его от шкафа, но он слишком силен, чтобы я справилась с ним.  — Я тебе говорил — переставай пить. Ты меня не послушала. Значит будем действовать по-плохому.       Глеб разбил бутылку об гарнитуру, и я закричала во все горло, будто передо мной убивают человека.  — Ты жалкое животное! Перестань! Хватит!       Мне плевать, что я оскорбляю его, совершенно все равно. Он трогает мой алкоголь, мои деньги, мое спасение. То, без чего я не могу нормально работать.  — Придурок! Ублюдок! — Я не заметила, как начала материться и бить его в спину, пока он пытается достать еще бутыли.       Боже, почему ему не больно?       Я отстала от него и стала наблюдать, как все разбивается и разливается. Черт. Черт. Черт! Это ненормально!       Я сама не поняла, как схватила свою куртку и выбежала из этой чертовой квартиры.       Он разбил мой алкоголь! Все это — мое! Я не могу смотреть на это. Мне плевать, как я пойду завтра на работу. Ключи от моей квартиры болтаются у меня в куртке, на телефон мне сейчас глубоко наплевать, пусть трезвонит меня сколько хочет. Это тиранство. Так нельзя поступать со мной. Он отлично знает, что я могу остановиться, я не алкоголичка, но продолжает трогать все больные точки. Зачем именно таким образом?       Я дошла пешком до своего дома. На улице уже перекатывало за полночь, алкоголь полностью опустошился в моем организме, у меня нет с собой ни денег, ни телефона, ни карточки, только ключи от машины и квартиры. Я чертовски сильно хотела выпить, потому что меня раздражает абсолютно все вокруг.       Я обрыла дома все шкафчики, ящички и старую одежду, чтобы найти хотя рублей пятьдесят на бутылочку. Клининговая компания постаралась очень хорошо и собрала весь «хлам», как это назвал Глеб, в коробки и отвезли к нему домой, поэтому в моей квартире была только отшлифованная мебель и некоторая маленькая мне одежда.       Черта с два я больше к нему вернусь. И мне все равно, что я говорю уже это сотый раз, сейчас я точно убедилась. Он поступил со мной зверски: разлил все мои деньги, толкнул и бросил на стул, будто я какая-то тряпка. Сам же клялся в любви и говорил о том, какой Андрей мудак, что делал неправильные вещи, но в итоге понемногу повторяет его. У Андрея тоже началось все с маленьких хватаний, а закончилось тем, что он чуть не убил меня последней нашей дракой. Это даже нашей нельзя было назвать. Скорее всего лишь выброс сил и злости на меня.       От мыслей об Андрее передернуло, и я закаталась получше в чистое и свежее одеяло. Все в доме так сверкает, что мне стало немного тошно от тех воспоминаний, как она выглядела до чистки. И все снова из-за Андрея.       Сейчас бы Глеба рядом, чтобы он обнял меня своими татуированными руками. Я бы гладила и проводила пальцем его тату, а он бы мило сопел у меня на груди, пока я зарылась бы в его волосы. Все происходило так всегда, пока не начался какой-то перепад в наших отношениях. Не знаю, чему вся вина. Хотя нет, знаю, Глеб во всем виноват — он соврал всем, он опозорил меня перед своими друзьями, из-за чего я выпила лишнее и разбуянилась, он выкинул мою выпивку и поднял на меня руку. Хорошо, не поднял, но моя кисть до сих пор пылает от таких резких движений. За предпоследнее обиднее всего; у меня и так денег мало, а тут еще и коньяк с цену под мой телефон разбил. О Боги, не могу об этом вспоминать.       Я еле как заснула, пытаясь перебороть в себе злость и обиду. Я не сказала ему многое, например, как я его ненавижу и какой он придурок. А, нет, сказала. Хорошо, тогда я умничка, Глеб этого заслужил.       На утро все равно нужно было идти на работу. Слава Богу, что еще два дня будут последними, и начнутся гребанные каникулы, на которых я буду отдыхать вовсю или, по крайней мере, меньше работать. И не буду видеть Глеба. Это самое главное.       Макияж прикрыл ночную ругань и пьянство, одежда не вызывала подозрений. Я впервые села за руль сама, а не увозил меня и себя Голубин. Этот мир слишком сложен, чтобы спокойно заключить отношения, работать на мечте и жить в одно удовольствие. Именно поэтому лучше всего терпеть или не внедряться в провокационные действия, вызывая все сложности. Именно поэтому сейчас я еду на работу в одиночестве из своей квартиры со странным чувством внутри, что я делаю все правильно. Мне не стоило соглашаться ввязываться во все эти игры в любовь и споры, мне не стоило прощать его и идти на поводу, когда он мог спокойно топтать меня и врать в глаза, совсем не стесняясь. Лгать своим друзьям против меня же. Это очень падко с его стороны.       В кабинет я зашла за минуту до звонка и самым быстрым способом всех впустила. Очки слетали со лба, из-за чего я раздраженно кинула их на стол. Слава с Артемом покосились сначала на меня, а потом на место Глеба.       На место… Его нет сегодня.       Я удивилась, ведь он приходил каждый день, даже если болел, а такое было. Не обратив сильного и заметного внимания, я начала урок, иногда поглядывая на дверь в надежде, что он придет.       Но он и на следующий день не пришел.       Я начала волноваться, правда, под алкоголем, когда я приходила домой, это не сильно волновало, однако меня это тревожит. Был последний день четверти, я поставила всем заключительные оценки за четверть и долго сидела в кабинете, ожидая, что придет Глеб и извинится за все, что сделал. Но он этого не сделал. Иронично, как я даже сейчас, полностью обиженная на него и заключившая точку в наших отношениях, сижу и жду, когда он придет ко мне.       Все же мне было плевать. Пусть не приходит. Так даже легче. Надеюсь, что в скором времени я совсем не буду думать о нем, потому что мысли пропадают только под алкоголем, а я уже так устала пить. Может Глеб прав, что я алкоголичка?       Он ни в чем не прав.       Я очень сильно обрадовалась, когда Голубин позвонил мне, но сразу же скинула трубку. В этот раз я точно сдержу слово и не буду поддаваться на его уловки.       Ну, надеюсь.       Глеб       Я шел по аллее, рассуждая о том, что я снова не так сделал.       Почему она никогда не ставит себя виноватой? Почему всегда извиняюсь я?       Я не появлялся в школе два последних дня, потому что знал, что не смогу сдержаться. Я знал, что прибегу к ней после уроков и снова буду пытаться убедить ее простить меня, хотя я ничего не сделал. Мне наоборот хочется сделать ей только лучше и избавить от пагубных привычек, я не могу смотреть, как она пьет каждый божий день. Это ненормально, и Оксана доведет себя так до последней стадии. Я звонил ей, чтобы спросить, как она себя чувствует и пила ли. Мне серьезно не хочется терять ее, даже сейчас, когда она снова не послушалась меня и оставила в дураках. Как она это делает?       Я не могу так. Мне нужно срочно спустить пар. Я набрал Артема и двинулся к нему, понимая, что могу натворить делов. В голове только Оксана, ее слова, ее губы, ее глаза, ее ручки, все ее тело. Я могу только вспоминать Оксану, что меня дико раздражает. Я даже вглядываюсь в девушек и ищу среди них похожую на Оксану.       Не знаю, что это за квартира. Сейчас мне не до моралей, что так не делается. Я вгляделся в лица и попытался найти более-менее знакомую и красивую девушку. К сожалению, передо мной была только готовая Алеся… Или Аселя? Или Олеся? Хрен ее знает, я не буду запоминать ее и так чертовски сложное имя, даже несмотря на то, что она с моей параллели. Зачем мне имена других девушек, если есть Оксана?       Черт. Опять она.       Сразу же мы разговорились, она рассказывала мне о каком-то неинтересном спа, а я сидел и делал вид, что мне серьезно интересно. Сейчас мне главное залезть к ней под юбку, а остальное не волнует — какие у нее там разговоры, что она там сделала, — мне глубоко наплевать. С Оксаной всегда было интереснее, нам было о чем поговорить.       Все же своего я добился, и мы пошли в комнату под предлогом «уединиться от музыки», хотя ее даже толком-то и не было.       Я впился пальцами в ее задницу, сжимая упругую плоть, уткнулся лицом ей в шею. Не глядя на ее лицо, практически мог представить, что это… — Глеб Геннадьевич, остановитесь. Не здесь. — Она заерзала против моего тела и, хихикнув, оттолкнула меня. — Я сказал тебе не называть меня так, — прошептал ей. — Хорошо, — уступила девушка. — Глеб, значит. — Но так интересней.       Алеся… или Аселя?.. обвила ногами мою талию. Я прижал ее к стене около спальни. Она приходила сюда, в эту квартиру, раз в неделю, и все парни еще давно положили на нее глаз в школе. Я не стал долго ждать, прежде чем подкатил к ней, хотя даже не знал точно, сколько ей лет. Похоже, шестнадцать или семнадцать, по меньшей мере. И она была чертовски привлекательна.       Шатенка, карие глаза, постоянно одевалась а-ля «хорошая девочка»: капри, обтягивающие футболки-поло. Полная противоположность образу, на который меня занесло в прошлом. Хотя Оксана тоже темненькая. — Нам понадобятся презервативы, — подметила Аселя.       Вздохнув, отпустил ее и потащил за собой в спальню.       Если не считать Аселю, моя жизнь бы проходила скучнее на этих каникулах без Оксаны. Занятия еще не начались, я оборвал связь с друзьями, потому что был всегда занят Оксаной и нашими сложными отношениями. Да, нравилось мне или нет, но встречи с этой девушкой являлись единственным ярким событием за целую неделю. У нее буфера были больше моей головы, а после того, как она уходила, я вновь улыбался.       Во всяком случае, хоть недолго.       Расстегнув джинсы, стал наблюдать, как Алеся… черт возьми, Аселя… сняла свою одежду, оставшись в белых кружевных трусиках и лифчике, и достала презерватив из тумбочки. Медленно подойдя ко мне, она запустила руку под резинку моих черных боксеров-брифов и погладила мой стояк.       Глянув на меня, Аселя облизала губы и улыбнулась. Шатко вздохнув, отвернулся. Не знаю почему, но я не мог смотреть на нее. Никогда. Я даже имя ее не помнил большую часть времени.       Мне не хотелось, чтобы она была настоящей.       Схватив ее за волосы на затылке, притянул к себе, поцеловал. Наши зубы соприкоснулись, и я услышал, как Аселя застонала. То ли от жесткого поцелуя, то ли от наслаждения — мне было все равно. — Я хочу тебя прямо сейчас, — сказала она, часто дыша, поглаживая меня более настойчиво.       Прервав поцелуй, сжал челюсти, схватил ее за локоть и потащил к кровати. — Не командуй мной. Я тебе не принадлежу. Поняла? — огрызнулся.       В глазах Асели, словно вспышка молнии, промелькнул восторг. — Да, сэр.       Запустив пальцы под пояс боксеров, сдернул их с себя, после чего откинул в сторону. Обхватив заднюю поверхность ее шеи, утянул девушку с собой, улегшись на кровать. — Спускайся вниз.       Прохладный воздух заполнил легкие, сердце забилось быстрее.       Все быстрее и быстрее.       Все быстрее и быстрее.       Все быстрее и быстрее.       Ее рот опустился мне между ног. Я зажмурился, наслаждаясь тем, как рьяно она действовала. Аселя облизывала, втягивала меня в рот на всю длину. Ее волосы опускались на мои бедра, согревая кожу.       Я хочу видеть тебя. Я хочу поцеловать тебя, когда ты кончишь.       Я попытался заглушить этот голос у себя в мыслях, положив руки на голову Асели и проталкивая свой член глубже в ее горло. — Продолжай, детка, — прорычал, подначивая. — Так хорошо.       Она ускорила темп. Ее голова резко поднималась и опускалась. Я изогнул бедра ей навстречу.       Кто тебя сейчас целует? Кто тебя трахает? — Еще. Сильнее, — распорядился я. Однако, невзирая на мои старания, темные волосы, которые я сжимал в кулаке, превратились в светло-каштановые. На меня смотрели карие, с поволокой, глаза. — Боже, детка. Так приятно.       Волей-неволей погрузился в фантазию, где Оксана царила в моем сознании. Я не хотел думать о ней. Не хотел желать ее, но желал.       Она была здесь. Это ее рот был на мне, и я ненавидел ее. Черт, как же я ее ненавидел. И собирался трахать ее с этой ненавистью до тех пор, пока не кончу.       Нервные окончания в ногах пылали, волна напряжения подкатила к паху. Я дернул бедрами, проникая в нее глубже и жестче, в то время как ее язык скользил по нижней поверхности моего члена.       Она отпустила меня, затем облизала, после чего обхватила рукой и стала поглаживать, посасывая теперь одну лишь головку. Глеб, пожалуйста. — Черт. — Содрогнувшись, выгнул спину, приподнял голову над кроватью.       Я кончил ей в рот, сжав волосы у основания ее шеи, и втянул воздух через сжатые зубы. Она держала меня до последнего, пока я не рухнул обратно на кровать, отпустив ее.       Мое тело всегда расслаблялось.       После.       Однако в голове творился еще больший бардак.       Оксана. Мои мысли всегда возвращались к Оксане. Теперь я не мог кончить, если не думал о ней.       Я хотел опустить взгляд и увидеть девушку с игривым взглядом, с разбросанными по коже в случайном порядке родинками. Хотел увидеть сексуальные карие глаза, обрамленные черной подводкой. Чтобы эти глаза смотрели на меня и убивали всеми секретами, которые она пыталась утаить.       Почему? Почему я так желал ее, когда она продолжала убегать? — И кого же зовут Оксана? — чей-то голос вторгся в мои размышления.       Моргнув, переспросил: — Что? — Оксана. Ты произнес это имя, когда… — Аселя не договорила.       Проклятье. — Никого. Тебе, наверно, послышалось.       Твою ж мать! Черт. Серьезно, чувак? — Ты выкрикнул его, когда кончил. Тебе нравятся учительницы? Оксана Владиславовна — это же наша учительница по русскому, да? — Сев, Аселя глянула на меня краем глаза, дразняще ухмыляясь. — Да, это она, черт побери, — прорычал я, затем посмотрел прямо на нее. — Вообще-то, это моя девушка.       Она засмеялась. Заметив, что я не присоединился к веселью, Аселя заткнулась. — Эм… ладно. — Она слезла с кровати с таким выражением на лице, словно хотела отсюда сбежать. — В этом нет ничего странного.       Быстро одевшись, Аселя вышла из комнаты, больше ничего не сказав. Из моей груди все-таки вырвался смех. Я засмеялся жалко, нырнув обратно под одеяло. Усну сегодня здесь. Если получится, конечно.