Странное милосердие

      — Что тебе приказали сделать?       Они расположились на слизеринских трибунах поля для квиддича. Панси стряхнула со своего плеча опавшую листву и плотно замотала шарф вокруг шеи. Достав ланч, Драко взял немного миндаля и разбил его между пальцами.       — Ты же знаешь, я не могу тебе сказать.       Несмотря на плотный слой одежды в виде пальто и утеплённого свитера, он не мог перестать дрожать. Команда Пуффендуя, облачённая в игровые мантии, собралась в центре поля. Он наблюдал, как они поднялись в воздух и начали обмениваться наставлениями друг с другом.       — Лови...       — Следи за локтями!       — Чёрт, этот ветер...       — Когда ты выполнишь задание, об этом узнают остальные? — сомнительно спросила Панси.       — Не могу сказать. Но это будет незаконно.       Панси побледнела и уставилась на свои руки.       — Всё настолько плохо?       — Нет.       — Я знаю, когда ты врёшь. Драко, что случилось? Почему ты так плохо выглядишь?       — Я не вру, — огрызнулся он, а затем вздохнул. — Слушай, Панси, я не могу тебе рассказать. Просто не могу. Даже если бы хотел.       Панси, недовольная таким ответом, замолчала. Со стороны поля послышались звуки отбивающихся от бит бладжеров, свист которых не заглушал даже вой ветра. Панси поморщилась от неприятного жужжания. Ловец Пуффендуя казался в воздухе маленькой расплывчатой точкой, которая пролетала мимо трибун в поисках снитча так быстро, что, думалось, ещё чуть-чуть, и шапка девушки слетит вместе с её ушами. Панси крепче схватилась за головной убор и потянула его на себя.       — Ты скучаешь по квиддичу? — спросила девушка, подталкивая Драко локтем.       — Нет. Я не знаю.       — Ты так долго не играл. С тех пор, как ты ушёл, наша команда так и не нашла достойного ловца. Я уверена, стоит только захотеть, и тебя примут обратно. Это может пойти тебе на пользу.       — У меня нет времени на квиддич, — коротко ответил он. — Тем более сезон игр уже практически завершён.       И если бы я захотел, чтобы моя жизнь снова подверглась опасности, то просто бы вернулся домой.       — Я думала, ты любишь квиддич.       Драко хрипло рассмеялся.       — Любил. И люблю. Но сейчас у меня нет причин возвращаться в игру.       Для квиддича у Драко не осталось ни мотивации, ни энергии. Если его выпустят сейчас на поле, то он свалится с метлы быстрее, чем Долгопупс во время своего первого полёта.       — И тебе это не нравится.       — Да нет же. Мне нравится летать, и это иногда даже доставляет мне веселье, но любой, кто имеет глаза и немного здравого смысла, увидит, что я в этом не так хорош, как Поттер. Это правда, даже если я не хочу её признавать.       — Я всегда думала, что вы двое примерно на одном уровне.       — Не пытайся заставить чувствовать меня лучше.       — Друзья на то и друзья, что могут относиться к тебе немного предвзято, — ободряюще произнесла она, постукивая того по плечу. — И я действительно думаю, что ты ничуть не хуже его.       На несколько минут между ними повисло молчание. Панси вертела концы собственного шарфа, скручивая их между собой. Драко же пытался отыскать взглядом на поле снитч.       — Как ты думаешь, что меня заставят сделать, когда придёт моя очередь? — её взгляд скользнул по его левой руке, скрытой под слоями одежды.       Драко напрягся.       — Я не знаю.       Панси посмотрела на него, словно хотела что-то сказать, но всё не осмеливалась это сделать.       — Что?       — Это больно? Я имею в виду метку. Было больно её принимать?       Драко пожалел, что не смог сдержать последующую за её словами нервную дрожь. Панси потянулась к нему, но он быстро отшатнулся.       — С тобой всё в порядке?       — Да, — ответил он, явно смущённый такой заботой. Хотя Панси и не поверила ему, руку всё же отняла.       — Теперь уже не больно, — спустя минуту тихо произнёс он, опасаясь, что ветер подхватит его слова и донесёт до лишних ушей. Драко украдкой оглядел поле и решил говорить тише.       За последнее время он слишком часто замечал на себе повышенное внимание от Поттера, и это ему совсем не нравилось. Поттер смотрел на него слишком пристально, выжидающе, словно пытался выцепить из его поведение подтверждение какой-то одному ему известной теории.       Голос Драко звучал приглушённо, поэтому Панси пришлось наклониться, чтобы уловить слова среди потока завывающего ветра.       — Я чувствую, когда он зол. Во время этого метка жжёт так, словно кто-то разливает кипяток под моей кожей. И ещё у меня периодически возникает ощущение, что он всегда может наблюдать за мной, хотя я знаю, что это в принципе невозможно, — услышав себя, Драко внезапно понял, насколько раздражённым казался его голос. — Принимать её было не больно. Вся боль была сосредоточена на исполнении его приказов. Церемония принятия метки не предполагала собой мучения, так как считалась вознаграждением за верность и службу. Когда моя тётя принимала метку, то умоляла его проклясть её, чтобы показать свою силу и умение противостоять непростительным. И он сделал это. Трижды.       — Мерлин, — прошептала Панси, поражённая таким откровением.       Он не стал рассказывать Панси о скребущем чувстве, когда змея скользила под его кожей, словно пробираясь по венам и пытаясь пробурить путь к сердцу. Не упомянул и о том, как иногда просыпался по среди ночи и внезапно обнаруживал свою руку, полностью покрытую глубокими кровоточащими царапинами со следами от ногтей.       Панси прикрыла свой рот рукой. Он знал, насколько болезненным выглядел в её глазах, и был рад тому, что не мог видеть своё отражение.       Драко снова обратил своё внимание на поле.       — Все сетовали о том, как бы гордился мною отец, будь у него возможность присутствовать на церемонии.       — Ты хотел, чтобы он был там?       Какой отец будет гордиться сыном, который в самый важный момент своей жизни выглядел так, будто его сейчас вырвет? Какое чувство, если не отвращение, испытал бы отец, узнав, что собственный ребёнок не хочет подчиняться его воле?       — Нет.       Её руки нервно теребили края махрового шарфа, завязывая их и распуская обратно.       — Всё то, что они приказывали тебе сделать, ты исполнял по собственной воле?       Его руки начали дрожать. Он, стараясь не выдать себя, посмотрел на них и попытался замереть.       — Это не имеет значение. Я должен был следовать их приказам.       — Я боюсь, — сказала она. — Я никогда всерьёз не думала о принятии метки. Не знаю почему. Помнишь, как несколько лет назад мы говорили об этом? Что мы ответили тогда? Всё это лето отец не сводил с меня глаз, будто ждал, что в один момент я подойду к нему и отвечу согласием. Я должна была стать одной из них, но не могла это сделать. Чем больше я думала, тем сильнее понимала, что не смогу с этим смириться. — Панси глухо рассмеялась. — А ты?       — Когда я был ребёнком, то очень хотел быть похожим на своего отца. Я был уверен, что последую за ним, куда бы он ни пошёл. В тот день меня вызвал Тёмный Лорд. Ты не можешь отказать, когда зовёт именно он. Все говорили, что это будет для меня большой честью. Тогда я думал, что действительно хотел этого, — признался он.       — А на самом деле?       Драко не смог заставить себя ответить. На улице стало холодать, поэтому он встал и начал собираться.       — Скоро обед, — сказал он, протягивая руку Панси. Она приняла его помощь, и они вместе направились в замок. Её хватка на его локте приносила уверенность и тепло, и Драко был благодарен подруге за это.       — Ты не пойдёшь? — спросила она, подходя к дверям Большого зала.       — У меня болит голова, — ответил он. — Не хочу сидеть в таком шуме.       — Хорошо, — Панси открыла дверь, а затем снова повернулась. — Поспи немного, ладно?       Он вымученно улыбнулся.       — Постараюсь.

***

      На следующее утро Гермиона, сидя на завтраке между Роном и Джинни, стала свидетелем очередного разговора о квиддиче. Сейчас, в межсезонье между матчами, проводились отборы в сборные факультетов. Ребята размышляли о том, кто будет пробоваться в команду на новый сезон.       — ...что МакЛагген обязательно пройдёт, — Гермиона сосредоточилась на раздраженном бормотании Рона, который бесцельно прокалывал вилкой яичницу. — Он постоянно мечется по полю на своей грязной метле, словно ждёт, когда до его персоны снизойдут и наконец пригласят в команду.       — Ты летаешь лучше, чем он, — произнесла Джинни между глотками тыквенного сока. — И ты наполовину не так тщеславен, как он.       — Но он, в отличие от меня, редко пропускает квоффл. Меня не покидало желание скинуть МакЛаггена с метлы, когда он выпендривался этим перед Гарри.       — Мне надоело твоё нытьё, — отрезала Джинни, резко отодвинув от себя кубок с соком. — Мы говорили об этом целое утро. Если ты и дальше будешь жалеть себя, то, пожалуйста, оставайся здесь и хандри дальше. Или же ты можешь прямо сейчас поднять свою задницу и пойти со мной на поле, чтобы улучшить свои навыки игры.       Лицо Рона покраснело. Джинни встала.       — Так ты идёшь или нет?       — На улице снегопад!       — Ты хочешь попасть в команду или нет?       Рон сунул в рот последний кусок пирога.       — Хочу.       — Тогда переодевайся и жди меня на поле. Гермиона, ты придёшь посмотреть?       Гермиона поспешно сглотнула не до конца прожеванный тост.       — Да, только чуть позже. Мне нужно забрать несколько книг из библиотеки.       Закончив перепалку, Джинни и Рон удалились из Большого зала. Гермиона же осталась, чтобы закончить свой завтрак. Она опустила на стол кубок с водой и посмотрела в сторону выхода. В этот момент двери открылись и пропустили Малфоя. Гермиона, следуя странному порыву, осталась сидеть на месте и принялась наблюдать за ним.       С ним было что-то не так. Его вид изменился: на эти мысли её натолкнули и тёмные круги под его глазами, и неряшливое состояние волос (которое, судя по многочисленным шёпоткам однокурсниц, отнюдь не портило его внешность). Он выглядел так, словно вернулся из ада. Перемены в его состоянии по сравнению с прошлым годом были слишком очевидны.       С начала учебного года Гарри строил самые разные теории. Он был уверен, что этим летом Малфой принял чёрную метку. Друг подозревал его в планировании чего-то очень нехорошего, приводя в доказательство те самые изменения в поведении слизеринца: якобы новоявленный Пожиратель, прежде чем совершить что-то грандиозное, пытался затаиться и отвести от себя внимание. Гермиона скорее не поверила Гарри, чем восприняла эту теорию всерьёз.       Малфой принял чёрную метку? Её не слишком шокировало это предположение. Его отец был выдающимся Пожирателем Смерти, впрочем, таким же, как и его знаменитая тётя. Тем не менее, Гермиона всё равно не могла быть уверенной в своих предположениях. Было очевидно, что Малфой заметно поубавил свой пыл, однако раньше она связывала это с заключением его отца за решётку. Она знала, что большая часть его самоуверенности существовала лишь благодаря высокому статусу в обществе, и хотя с годами Малфой полагался на него всё реже и реже, окончательно отойти от этого не торопился. Поимка же Люциуса лишила его единственного рычага воздействия на своих неприятелей.       В первые дни после битвы в Министерстве студенты переговаривались шёпотом, поскольку по школе уже начали распространяться слухи о том, что каждый, кто осмеливался нелестно высказаться насчёт отца Малфоя, через несколько часов оказывался в лазарете, не помня о причине и месте своего прибывания. С наступлением каникул, а следом и нового учебного года, шумиха вокруг него заметно утихла, и Малфой снова остался один.       Тем не менее, Гермиона всё равно продолжала наблюдать за ним. За пределами классов, в которых у них проходили совместные уроки, девушка не замечала его присутствия, словно он и вовсе не выходил из своей комнаты. Подумав об этом, Гермиона только сейчас поняла, что он действительно не появлялся больше нигде, кроме подземелий. Если раньше она довольно часто наблюдала его самодовольную физиономию в Большом зале, то сегодняшний случай был, пожалуй, первым за этот год. И это не могло не сказаться на его здоровье. Одежда, которая раньше была ему впору, теперь выглядела свободной. Только слепой мог не заметить, как похудел Малфой. Она нахмурилась, наблюдая за тем, как он подливает себе немного тыквенного сока. Он болен?       «Это не моё дело, — одёрнула себя Гермиона. — После всего случившегося он не заслуживает моего беспокойства.»       Гермиона не могла отвести от него взгляд. Девушка нахмурилась.       Что с тобой не так?       Он доел апельсин, вытер руки о салфетку и встал. Гермиона моргнула. Он только что пришёл, а теперь уходит? Его глаза неожиданно скользнули по всему периметру зала и заметили на себе внимание со стороны гриффиндорского стола. На её лице расцвёл румянец, поэтому девушка упёрла свои глаза в пустое пространство между блюдами на столе.       Прежде чем уйти, Гермиона решила подождать минуту. Покинув пределы зала, она старалась быть осторожной, так как до сих пор на подсознательном уровне ожидала, что он снова может попытаться загнать её в угол. Он будет злиться? Технически, это она посмотрела на него. Может быть он даже не заметил этого. Но если заметил...       «О, ужас, — подумала Гермиона. Её ладони стали влажными. — Он может попытаться доказать, что это я, посмотрев первой, заставила его взглянуть в ответ.»       Некоторые студенты, проходя мимо старосты Гриффиндора, кидали краткое приветствие. Гермиона же, будучи слишком ветреной, чтобы ответить, лишь кивала в ответ. Коридор по мере продвижения Гермионы к выходу из замка, становился всё многолюднее. Свет из закрывающихся входных дверей осветил помещение дневными лучами солнца. Малфой ушёл. Гермиона почувствовала себя очень глупо. Она склонила голову и, развернувшись, ушла в обратном направлении, прежде чем кто-либо успел бы заметить её присутствие.