Осколки души

Павел.

Всё уже позади. Пусть ещё слабо, но я в это верю. Потихоньку начинаю осознавать всё, что случилось, принимаю неопровержимые факты… Соня недавно заснула у меня на руках, и я, понимая, что сон у Светлячка несколько беспокойный и чуткий, не рискую Её от себя отпустить. Особенно после того, что мы пережили несколько часов тому назад, по пути сюда – в Израиль. … Всё шло по плану. Я договорился об аренде специального медицинского вертолёта, переговорил с лечащими врачами Сони и её отца, получил нужные инструкции, и каким-то чудом заставил себя подремать два с половиной часа в минувшую ночь. Понимал, что мне нужны силы. И никоим образом не предполагал того, что мне самому медицинская помощь потребуется. Но обо всё по порядку. В назначенный час мы отправились в путь. Сопровождали поездку врач реаниматолог и его ассистент. Соня спала, и перед самым вылетом невролог вколол Ей успокоительное, так как любая тревожность могла дать Её ослабленному организму определённые осложнения. Иными словами лучшим вариантом был именно сон. А сразу по приезду (прилёту) в Израиль, я планировал обратиться за консультацией к местному психиатру, с которым предварительно вёл вчера вечером переписку по электронной почте. Но случилось непредвиденное. Едва вертолёт набрал нужную высоту, как Светлячок стала задыхаться. В прямом смысле слова – Она, без того жутко бледная, буквально начала белеть у меня на глазах, при этом издавая неестественные едва слышные хрипы. Врач незамедлительно ринулся проводить экстренную реанимацию, задавая мне при этом какие-то вопросы… А я выдавить слово из себя не могу. Крепко сжал руку Сони, и молился мысленно, понимая, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди… Четыре минуты. Это мне потом уже сказали, что именно столько времени длился тот ад. А мне казалось, что минула вечность. Но при этом тот миг, когда я чётко на Сонином запястье уловил пусть и слабый, но пульс, на всё жизнь запомню, наверное. Она боролась за жизнь, Она смогла выкарабкаться… А вот со мной, после всего, стало что-то странное твориться. Всё тело будто волной ледяной дрожи атаковало, перед глазами появилась жуткая пелена, в горле всё пересохло. Хорошо помню, что врач мне говорил, что всё позади, что Соня дышит и больше мне тревожится не о чем, но я не воспринимал серьёзно его слова. Меня насквозь пробивало тревогой. Тревогой, за моего Светлячка… В результате, успокоительное пришлось вкалывать не только Соне, но и мне. После укола стало чуть легче, хоть и явная заторможенность появилась. Но по крайне мере, я осознал, что всё относительно обошлось. Впрочем, это не мешает мне чувствовать вину за то, что я так и не сумел предусмотреть всё досконально и не проконсультировался с кардиологом по поводу состояния Сони.       Так или иначе, но мы благополучно совершили посадку в Израиле. На специально отведённой под медицинские вертолёты парковочной зоне, нас уже ждали врачи, которые незамедлительно забрали в клинику Яна Вячеславовича. Операция назначена на этот же день, так как все анализы и необходимые выписки из медицинской карты больного, кардиохирурги ещё вчера получили в электронном виде и проанализировали. У Сони же, местные психиатр и невролог посмотрели должные показания – измерили давление и сняли кардиограмму сердца. Советовали мне Её поместить в стационар, но я отказался. Предварительно, обо всём позаботился – снял квартиру в двух кварталах от медицинского центра, дал врачам и самому себе слово, что буду заботиться о Светлячке круглые сутки, и о малейших изменениях в Её состоянии, незамедлительно сообщу докторам. Я занёс на руках спящую Соню в съёмную на неопределённый промежуток времени Израильскую квартиру, ровно в ту минуту, в которую в больнице хирурги начали оперировать Её отца… Обратный отсчёт был запущен… – … Я сделал небольшую уборку в съёмной квартире, осмотрелся в общих чертах; в очередной раз просмотрел лист назначений Сони, и раз пятнадцать проверил, всё ли в порядке со Светлячком. Она по-прежнему спала, и это было для Неё лучшим решением – организм набирался сил во сне, ограждая Соника от всех внешних факторов и тревог. Мне же самому, с точки зрения физического здоровья, стало значительно легче – седативное прекратило своё действие, и ясность в голове восстановилась. Но тревога не уменьшалась… Пару раз я не выдерживал и набирал общий номер медицинского центра, просил диспетчера соединить меня с нужным отделением, и задавал наводящие актуальные вопросы о ходе операции Яна Вячеславовича дежурной медсестре. Но ответом, ожидаемо, было угнетающее молчание, разбавленное скупым «как только операция завершиться, хирург вам сам обязательно позвонит». Это я и без напоминания знал – мы договаривались с врачом именно о таком раскладе событий. Но время всё шло, а тревога в моей душе нарастала… Самым муторным и томительным было то, что мне нечем оказалось себя занять. Все бытовые вопросы я решил относительно быстро, Соня спала, а я тихонько сидел рядом, пытаясь отвлечься проверкой рабочей почты, но не получалось. Мысли снова и снова возвращались на свои исходные позиции, и хотелось просто-напросто лезть на стену, от собственной беспомощности. Но вместе с тем, я понимал, что нужен Соне. И крепко сжимая Её тоненькую ладошку, снова и снова зацеловывал женственные пальчики, при этом шепча (словно Светлячок меня слышала), что всё будет хорошо. А спустя где-то ещё сорок минут, наконец-то короткий сигнал входящего вызова (включен беззвучный режим) издал мой мобильный – врач бодрым и оптимистичным голосом сообщил, что операция прошла успешно. Отец Соника будет жить…       Светлячок проснулась минут через пятнадцать после важного и решающего звонка – словно почувствовала. Вначале беспокойно пошевелилась, сжимая едва заметной хваткой мою руку в ответ; после чего несмело открыла глаза. Я с улыбкой погладил любимую по волосам, торопливо сообщая, что всё хорошо, и что Ей больше не о чем переживать. Потом слегка настоятельно заставил сделать Соника несколько глотков чёрного чая с мятой. Я видел, как Она растеряна и ещё заметно слаба, но при этом не смог удержаться. Зачем-то ляпнул, что Соня меня сильно напугала… Вроде бы ничего страшного, но именно эти мои слова заставили Светлячка горько заплакать. Сердце снова стало непроизвольно сжиматься, но уже не от угнетающей безысходности, а естественного страха за любимую и от…переполняющей душу нежности к Ней. Крепко обнимая Соника, я понимал, что снова могу свободно дышать. Что всё самое страшное уже позади. Я пообещал Ей, что всегда буду рядом и что больше Её никуда от себя не отпущу. И не сдержать данное слово любимой, я не могу. Соня для меня – целый мир. И я сделаю всё возможное и невозможное, но Она будет счастлива.