Дела сердечные

В Смурфидоле стояла ночь. Необычная ночь — рожденственская. Недавно на центральной площади подошёл к концу шумный весёлый праздник, и все смурфики уже нежились в своих тёплых кроватях в предвкушении рождественского утра, такого же радостного и яркого, как прошедший вечер. Только один смурфик, по крайней мере, он был уверен, что он один, стоял на улице возле своего домика, всматриваясь в снегопад. Его живот забит до отказа сладким пудингом Сластённы, внутренности ещё греет выпитый тёплый пряный пунш, а душу — воспоминания о недавнем празднестве. Рождество в этом году смурфики отпраздновали даже с большим размахом, чем в прошлом. Музыка была громче, танцы бодрее, смех звонче, а в сердцах было столько любви и счастья, что эти чувства выходили за края и разливались вокруг, не оставляя никому, даже Ворчуну, возможности остаться в стороне от праздника. Смурфик не думает ни о чём конкретном, голова его полна каких-то абстрактных и чудесных образов. Ночь красива и ощущается волшебной, так что идти домой ему не хочется. Хочется только стоять и быть частью этого волшебства. Небо да и всё вокруг чёрное и густое, в другой раз можно было бы сказать мрачное. Но сейчас такого ощущения нет. Фонарь у двери освещает лишь небольшое пятно снега, и в этом свете, словно напоказ для своего одинокого зрителя, танцуют сцепленные между собой снежинки. С его места видно, как над центром Деревни возвышается рождественская ель, даже в темноте её силуэт с едва различимыми украшениями вызывает внутри ощущение праздника и радость. Он сильнее кутается в теплый шарф, потому что узкий навес над дверью уже не спасает от снежных хлопьев, и они осыпают плечи и шею. Они мягкие и рыхлые и не обжигают льдом, как огнём обжигает расплавленная сталь, но от холодных капель, в которые они превращаются на коже, всё равно не очень приятно. Ветра нет, и он не чувствует ни холода, ни тепла, только покалывают немного кончики пальцев. Он не знает, сколько уже так стоит и сколько простоит вообще, но вскоре в воздухе появляется какая-то настороженность, он слышит, как хрустит под чьим-то весом снег и всматривается в тёмный переулок, до которого не достаёт грязно-желтый свет его фонаря. Спустя несколько недолгих мгновений проявляется силуэт смурфика в таком же как у него ярком широком шарфе. Он не знает, как к этому явлению относится. С одной стороны, покой нарушен, с другой — он этого не ощущает. Смурфик замечает его, останавливается в пятне света и шмыгает носом, как будто в знак приветствия. — Чего мёрзнешь? Он пожимает плечами. — Хорошая ночь. Пришелец соглашается с ним коротким кивком, и какое-то время они молчат, выдыхая в холодный воздух облачка пара. — Не против? — неопределенно спрашивает смурф наконец, но его вопрос понимают. Он смещается чуть ближе к деревянному брусу справа, позволяя своему нежданному ночному гостю встать рядом. Смурфик ничего не говорит, и это хорошо, потому что очень не хочется осквернять эту прекрасную ночь пустыми разговорами. Они стоят так и молчат довольно долго. Неловкость не чувствуется, они сливаются с темнотой, со снегом, со светом фонаря и невидимыми в ночи праздничными украшениями. Так и должно быть, всё правильно. Через некоторое время пришедший смурф шумно и с наслаждением вдыхает зимний воздух и произносит тихим хриплым голосом: — Пахнет елью. И чудесами. А он неожиданно смеётся с этих слов, и к его счастью, особенное чувство никуда не исчезает. Он встречается взглядом с яркими глазами слева от себя, которые блестят, как снег на свету. Как же хорошо, когда тебя понимают. Смурфик вдруг передёргивается и складывает руки на груди. — Ух, холодно становится, не находишь? Думаю, я пойду домой. Жаль, конечно. Его присутствие вписывалось в эту ночь идеально, как недостающий кусочек пазла, без которого картина всё равно понятна и красива, но неполная. Смурфик разворачивается, чтобы уйти, но неожиданно подходит ближе, кладёт холодную ладонь на плечо и тянется к его лицу. Он рефлекторно поворачивает голову так, что они едва не сталкиваются носами, и осторожный поцелуй, который должен был остаться на щеке, отпечатывается на уголке рта. Смурф отстраняется и широко улыбается: — С Рождеством. И теперь действительно уходит. Ошеломленный смурфик стоит, не в силах и слова сказать в спину тому, кто растворяется в снегопаде. Поднимает глаза — прямо над ним свисает маленькая веточка омелы. Он усмехается и шепчет в темноту: — С Рождеством. Становится холодно. Пора домой.