ДРУЗЬЯ МОРЯ. Часть первая. ЭАРНИЛ

Через десять дней более-менее поправившийся Эарнил пришел в Цитадель и впервые встал на стражу в Фонтанном дворе. Через день, по словам Гвиндора, их караул должен был идти в Тронный Зал. «Может быть, там будет интересней?..» — подумал Эарнил. После окончания дежурства ему сказали, что его хочет видеть Блюститель. Юноша ни разу не разговаривал с ним с тех самых пор, как много месяцев назад был вынужден покинуть Эмин-Арнен. Ему было неловко идти к лорду Фарамиру. С одной стороны потому, что он довольно демонстративно отвергал его помощь. С другой — из-за открытой Матушкой тайны его происхождения. «Как я посмотрю Принцу в глаза, зная, что это мой отец, в то время как сам Блюститель не подозревает об этом?..» Когда юноша вошел в покои Блюстителя, лорд Фарамир уже ждал его. Эарнил поклонился. Принц любезно улыбнулся и кивнул. — Давно мы не виделись, — произнес он. — Да, милорд, — согласился Эарнил, опуская глаза. — Садись, — сказал Фарамир, указав на свободное кресло. Эарнил на мгновение взглянул на него. Казалось, Принц не изменился, словно и не было этих двадцати с лишним месяцев, и они расстались только накануне. Его благородное, красивое лицо было спокойным и приветливым. На голове привычно мерцал обруч из митрила, элегантный камзол из темно-синего бархата украшала широкая, но изящная цепь из того же металла... — Ты не захотел взять денег на хорошую кольчугу. Теперь ты на своем опыте убедился, как важна надежная экипировка на войне, — продолжил Блюститель, когда юноша сел. — Король после беседы с капитанами Минардилом и Ородретом приказал наградить тебя кольчугой. Она ждет тебя в Оружейной Гвардии Цитадели. — Спасибо, милорд, — ответил Эарнил. — Спасибо капитану Минардилу, который взялся купить ее для тебя. Деньги на покупку были выделены из казны. В последних словах Принца Эарнил почувствовал укор. — Я очень признателен капитану Минардилу за его доброе отношение ко мне, — искренне ответил юноша, — И обязательно поблагодарю его. Блюститель кивнул. — Можешь идти, — сказал он наконец. Эарнил почтительно поклонился и вышел. Встреча с Принцем взволновала юношу. Ему снова живо вспомнилась его жизнь в Эмин-Арнен, и как хорошо ему было рядом с лордом Фарамиром. «Возможно, между родными людьми есть нечто большее, чем просто сознание этого, — размышлял он. — Возможно, Принц, как и я, не подозревая о нашем столь близком родстве, все же, что-то чувствовал». Как же ему вновь захотелось, чтобы лорд Фарамир вернул его к себе... Сердце юноши болезненно сжалось. Теперь, когда он знал, что это его отец, Эарнил не мог так просто отбросить прошлое и не оборачиваться назад, как он однажды себе приказал. Расстроенный, он вернулся домой и увидел, что Матушка собирает вещи. «Пожалуйста, Матушка, не уезжайте, — взмолился он. — Если бы Вы знали, как мне одиноко… Я сниму квартиру получше, найму слугу, чтобы Вам не нужно было много хлопотать по хозяйству…» Альмариан внимательно посмотрела на него. «Хорошо. Я задержусь еще недели на три, но потом мне все же придется уехать. Ты ведь навестишь меня следующей осенью... — женщина подошла и обняла его. — И мы снова будем вместе смотреть на закат». Через день Эарнил впервые был допущен нести стражу во Дворце. Гвардейцы Гвиндора пришли в Тронный зал, сменили дежуривший там караул и заняли свои места. Юноша, оказавшийся в Тронном зале второй раз в жизни, вновь начал рассматривать его. Огромный, великолепный, целиком из камня и потому не очень уютный зал подавлял его. Он снова смотрел на мерцающее в полумраке дерево за Троном под мраморным сводом, на кресло из черного камня, стоявшее у подножия на нижней ступени... «Неужели, в течение почти тысячи лет мои предки были хозяевами этого величественного Зала и властителями всего Гондора? И немногим более тридцати лет назад здесь правил мой родной дед?» Скромному юноше было трудно в это поверить. «Не может ли Матушка ошибаться? — подумал он. — Какой из меня лорд, пусть даже лишь по крови?» Потом Эарнил с грустью подумал, что даже если он, действительно, принадлежит роду Блюстителей, то вряд ли они были бы рады такому потомку. Ведь он и на свет не должен был появиться… Мысли юноши обратились к его матери. Кто она? Из какого рода? Была ли она знатной леди или нет. Была ли девицей или супругой, дерзнувшей изменить своему мужу. В любом случае, ему казалось, что то, что после случившегося она не вытравила дитя, говорило о ней как о доброй женщине. Жива ли еще она?.. Как бы то ни было, для рождения ребенка ей требовалось немалое мужество. Для девицы подобное означало невозможность выйти замуж, только если она не была весьма знатного и богатого рода и родители впоследствии не нашли ей супруга, готового покрыть ее бесчестье. Для замужней женщины такое могло окончиться трагично. Обычно неверная жена, как высоко бы она ни стояла, в случае измены изгонялась мужем, лишалась всех прав и доживала свой век в уединении, презираемая всеми. Подобное в Гондоре случалось крайне редко и обычно кончалось тем, что несчастная накладывала на себя руки. «Как сложилась ее жизнь? — мучился Эарнил. — Если она жива, помнит ли она обо мне? Или, возможно, родные сказали ей, что младенец умер, чтобы избавить ее от последствий падения… Обрадовалась бы она встрече с ним?… Или, если ее жизнь все-таки сложилась, она и не вспоминает об ошибке своей юности… Наверное, она очень любила лорда Фарамира, раз ее не остановило ни то, что он женат, ни возможные тяжелые последствия для нее самой… И даже родила ребенка. Но Принц? Как мог столь великодушный и благородный человек безжалостно воспользоваться этой любовью?!» На этот вопрос у Эарнила не было ответа, а разочаровываться в отце, которым он восхищался всю сознательную жизнь, ему не хотелось. Наконец время караула истекло. Гвиндор с неодобрением посмотрел на грустного Эарнила, но ничего не сказал. Три недели пролетели быстро, и в назначенное время Альмариан уехала. Эарнил проводил ее в Харлондскую гавань и вернулся домой. Дома было непривычно, а вернее, вновь стало привычно пусто. Еще большую пустоту он ощущал в душе: «Опять один...» Конечно, оставался Гвиндор, и Эарнил искренне к нему привязался, но даже друг не мог исцелить его мучительное одиночество. Ближе к вечеру Эарнил пошел в лавку и купил очередную книгу. Стоили они довольно дорого, и на книги уходила немалая часть его жалования. «Как было бы замечательно, если бы мне позволили пользоваться библиотекой Цитадели», — размышлял он по дороге к дому. Но он также прекрасно понимал, что никто не позволит этого обычному гвардейцу. Юноша вернулся домой уже в сумерках, затопил печь, зажег лампу и начал читать. Гвиндор, после того, как его друг наконец поправился, перестал заглядывать каждый вечер. В отличие от Эарнила, у него было немало друзей, и их стало еще больше после последних событий. Внезапно зазвенели вечерние колокола. В трапезную гвардии было идти поздно, а сам он не подумал про ужин. Завтра предстояло дежурство во Дворце, и Эарнил решил пораньше лечь спать. — Опять у тебя постный вид, — встретил его Гвиндор, — что теперь стряслось?! — Ничего. — Почему ты тогда в очередном «трауре»? — Матушка уехала. — Что ж, жаль, конечно… Кстати, в начале апреля приедет моя мать с Фириэль. — Рад за тебя. — Слушай, Эарнил, ты уже не маленький. Уже и воином, вроде бы, стал. Пора бы тебе повзрослеть и не делать трагедию из отъезда матери. — Я и не делаю. Просто мне немного грустно. — Немного? — фыркнул Гвиндор. — Вот что, давай-ка вечером не сиди у себя в норе с книжками, а приходи к нам! Выпьем вина. Вчера Беор такие истории интересные рассказывал... И вообще, тебе лучше перебраться в казармы: у нас намного веселее. — Не сомневаюсь, но ты же знаешь, что я люблю тишину. Гвиндор вздохнул и только махнул рукой. Вновь потянулись недели. Единственным разнообразием в жизни Эарнила стал приезд Ниэнор, матери Гвиндора, и его младшей сестры Фириэль. Ниэнор оказалась неглупой славной женщиной средних лет, дочка — хорошенькой шестнадцатилетней девушкой. Они гостили у сына месяц, и Гвиндор часто приглашал к ним Эарнила. — Похоже, ты сильно нравишься моей сестренке, — однажды сказал он. — Я? — удивился юноша. — Только не впадай в свою дурацкую скромность, — сказал друг. — Еще бы ты ей не нравился со своей учтивостью и физиономией нуменорского принца. — Я очень унылый человек, Гвиндор, тем более — для юных барышень,— ответил Эарнил. — Конечно, унылый. А еще умный, красивый, воспитанный... Знаешь столько интересного из истории Гондора и Нуменора. Эарнил вздохнул. — Надеюсь, она знает про то, что я незаконнорожденный. Это должно отрезвить ее. — Почему это должно ее отрезвлять? Тем более, в мыслях она может запросто воображать тебя потомком королей. Кстати, действительно интересно, кто твои настоящие родители. Я бы не удивился, если бы ты оказался из рода Принцев Дол-Амрота или того же Итилиена, — сказал он, разглядывая Эарнила. — Кем бы ни были мои родители, они во мне не заинтересованы, — ответил юноша. — И мне суждено до конца жизни оставаться человеком без роду и племени, а это — хуже, чем быть простолюдином. «Бедная Фириэль», — подумал Эарнил, когда остался один. И хотя юноше не в чем было себя упрекнуть — он вовсе не пытался понравиться девушке и был просто добр и приветлив — ему все равно было неловко… Вскоре после торжеств по случаю очередной годовщины Коронации короля Элессара Ниэнор и Фириэль уехали. А еще через неделю друзья узнали, что гондорская армия снова отправляется далеко на юг. «Во-первых, еще не покорен Умбар, — заявил генерал Фингон, выступая перед гвардейцами Минас-Тирит, — а во-вторых, умбарцы напали на харадское царство, признавшее верховное владычество короля Элессара.» «Ага... — невесело подумал Эарнил, — опять гондорцы должны идти балрог знает куда и проливать свою кровь еще и за харадских царьков». Когда гвардейцы начали расходиться, его догнал Гвиндор. «Не пойдешь? — спросил он. — Понимаю, что ты не один месяц приходил в себя после ранения…» «Я подумаю», — ответил Эарнил. Придя домой, юноша задумался. Идти на войну ему совсем не хотелось. Он хорошо помнил, что такое смерть и боль. А с другой стороны? Продолжать быть просто гвардейцем?... Без надежды на повышение… Много лет уныло стоять часами на страже, пока не выйдешь в отставку… Через пару дней Эарнил подошел к одному из начальников караулов гвардейцу Голасгилу и попросил об одолжении. Голасгил был одним из младших внуков правящего лорда Лоссарнаха, и его происхождение и положение обеспечивали ему продвижение по службе без реального боевого опыта. «Голасгил, здесь несколько писем к моей матери в Ламедон, — начал Эарнил. — Отправляй их, пожалуйста, по одному в месяц… Они лежат в правильном порядке. Если же я не вернусь, то отправь вот это письмо. Только очень тебя прошу: не перепутай». Голасгил слегка удивился, но не отказал. Еще через несколько дней гондорская армия покинула Минас-Тирит. Снова шли они к Пеларгиру, затем пересекли окраину южного Итилиена. Эарнил впервые, с тех пор как узнал о своем происхождении, оказался в землях своего отца. И шагая мимо зеленых итилиенских рощ, юноша подумал, что это отчасти и его земля. Но тут же спохватился: «Ты-то здесь причем? Ты — никто. Ты — безродный подкидыш и им останешься. И никакого отношения к Принцу и, тем более, к его владениям не имеешь». Эарнилу стало горько. Почему ему выпала подобная судьба? Быть сыном без отца, быть лордом по крови и воспитанию, но не по положению… Почему он должен идти воевать на чужбину, чтобы хотя бы отчасти заслужить уважение и почет, которые могли бы окружать его уже с рождения? И вновь он не знал ответов на свои вопросы. Юноша тяжело вздохнул. Что ж, даже если бы он был законным сыном лорда Фарамира, то многого бы ему не причиталось. Наследником всего все равно был бы Эльборон. Да, он был бы лордом, но его дети, дети младшего сына уже не имели бы никакого титула. Он же, скорее всего, стал бы одним из гондорских капитанов. Что ж, дослужиться до капитана он может попробовать и в своем нынешнем положении. И он сделает это, чего бы ему это ни стоило. Если судьба отказала ему во всем, что могло бы полагаться ему в силу его происхождения, то он завоюет это. Впрочем, самого желанного юноша все равно не мог получить, и на самом деле ему не нужны были ни титул, ни почести, ни богатство. Ему хотелось быть сыном лорда Фарамира, хотелось иметь право любить его и чтобы тот любил его как сына. А этого Эарнил не мог ни завоевать, ни заслужить. Вскоре гондорские земли кончились, и снова начались степи Харондора. С каждым днем становилось все жарче. Поверх кольчуг на воинах были легкие белые плащи, шлемы были закрыты белыми льняными шарфами, чтобы не сильно нагреваться на солнце, но и это не спасало от зноя. Ближе к вечеру, когда стало немного легче, Эарнил и Гвиндор в очередной раз встретились. — О Небо, зачем мы идем воевать на юг летом?! — спросил Эарнил. — Пока дойдем, изжаримся так, что южане возьмут нас голыми руками. Не знаю, как ты, а я от этого пекла с трудом передвигаю ноги. А ведь дальше будет только хуже. — Мне немного легче, я Сотник и еду верхом, — напомнил Гвиндор. — Да, точно, я не подумал. — Умбарцы не ожидают гондорского наступления летом, так как нам тяжело воевать на юге, — ответил друг. — Мы нападем на них внезапно. Наша армия на суше, а королевский флот — с моря! Кстати, флотом будет командовать сам Король Элессар. — Да уж, нормально воевать в такую жару гондорцы не могут, умбарцы совершенно правы на наш счет, и потому мы полные идиоты, — ответил Эарнил. — Дойдем до их земель в таком состоянии, что они нас просто скинут в море как «подарок» королю. — Король дважды побеждал умбарцев, — напомнил Гвиндор, — они боятся его. — Первый раз — напав на спящих ночью, второй — с помощью армии мертвых. Хотя, возле столицы Умбара мы, конечно, уже несильно будем от них отличаться, но вот, боюсь, напугать никого не сможем, — сказал его друг. — И сколько раз победу одерживали умбарцы, убивая гондорских королей и дол-амротских принцев? — Не помню, — честно ответил Гвиндор. — Конечно, не помнишь. Ты ведь историю учил в Школе Гвардейцев, а там только и рассказывают про короля Элессара и его непобедимость. Я же изучал историю, читая копии старинных гондорских хроник в библиотеке принца Фарамира. И многое из гондорской истории он мне рассказал сам. — Ну, не всем повезло, как тебе, — проворчал слегка обиженный Гвиндор. «Повезло?» — с горечью промелькнуло у Эарнила. — Что происходит неподалеку от главного шатра? — спросил он вслух. — Там толпятся воины. — Действительно, — ответил товарищ. — Пойдем посмотрим. Они начали продвигаться к шатру. Воины, увидев знаки отличия сотника на Гвиндоре, расступались; за ним шел Эарнил. Вскоре им открылось неприятное зрелище. На небольшом возвышении, прикованный за руки к деревянной перекладине, в одних нижних штанах стоял совсем еще молодой воин. — Что это?! — вполголоса спросил Эарнил. — Провинился, — ответил Гвиндор. — Интересно, только постоит или пороть будут. — Что он сделал? — Не знаю. Скоро узнаем. Из шатра показался Генерал Фингон в сопровождении нескольких капитанов. Капитан Халлатан зычным голосом объявил вину провинившегося воина и приговор. Оказалось, что несчастный пытался покинуть армию, попросту — бежать. К приговоренному подошел рослый крепкий воин и спустил ему нательные штаны. Эарнил отвел глаза и пошел прочь. Гвиндор обернулся, посмотрел на него, но ничего не сказал. Раздался свист плети и стон истязаемого. «Один!» — объявил палач. Новый вскрик. «Два! Три!.. Десять!» Эарнил дошел до своего шатра, опустился на походное ложе и закрыл руками уши. Примерно через четверть часа появился Гвиндор. — А ты мягкосердечен,— заметил он. — Не лучшее свойство для капитана, если ты еще хочешь им стать. Это — дезертир, зачем его жалеть? Что будет, если все войско разбежится по одному? Ему еще повезло, что его не казнили. — По-моему, лучше отрубить голову, чем так унижать… — тихо сказал Эарнил. — Не суди по себе, — ответил Гвиндор. — Его уже унесли и передали лекарям. Те еще с ним ночь возиться будут, чтобы подлечить. Ну, а если сбежит второй раз, то останется без головы. — Он еще совсем мальчишка! Это жестоко. Вспомни, как король Элессар, идя к Воротам Мораннона, позволил уйти всем, кто страшился грядущей битвы. — Ты, конечно, уже не мальчишка, на целых полтора года старше, — усмехнулся его друг, — но ты не дрогнул в своем первом сражении. Он получил по заслугам. И одно дело — отчаянная битва у Мораннона, а другое — сейчас, когда мы идем за победой, а не за поражением. — Цена любой победы — погибшие и раненые. Не все вернутся домой. — Все мы рано или поздно умрем. И лучше умереть героем, — возразил Гвиндор. — Не все могут понести это. — Слушай, ему еще повезло: легко отделался. Вспомни, как Блюститель Дэнетор, которого ты так уважаешь, приказал прилюдно казнить нескольких воинов за побег, хотя среди них были и дети столичной знати, — напомнил друг. — Они бежали не домой, они пытались бежать в Умбар! Это были предатели, готовые примкнуть к врагам Гондора. И они получили по заслугам, так как были готовы убивать своих братьев. И то, — добавил юноша, помолчав, — лорд Фарамир, которому пришлось присутствовать на этой казни, вспоминает ее как одно из худших мгновений в своей жизни. — Знаешь, Эарнил, нелегко тебе будет… И в армии, и в жизни. Сказав это, Гвиндор откланялся и ушел. (C) 2020 murzwin